"Костер для инквизитора" - читать интересную книгу автора (Мазин Александр)

Глава четырнадцатая

Три человека сидели в демонстрационном зале ТОО «Шанкар». Короед, Кныш и мужчина лет пятидесяти, при галстуке, костюме и зеркально поблескивающих ботинках. Все трое – очень серьезные. А в холле ТОО «Шанкар» разместилась «активная группа», восемнадцать боевиков и шестеро детективов Кныша. Там царила атмосфера более непринужденная, хотя кое-кому из присутствующих оставалось жить всего ничего.

– Если бы это был взрыв, мы бы имели не целые трупы, а фрагменты,– спокойно объяснял обладатель черного костюма.– Поэтому тела следует извлечь и обследовать.

– Тела… – недовольно проворчал Короед.– Куча головешек. На хрен их вытаскивать, полковник? На хера?

Лоб обладателя черного костюма прорезала вертикальная морщина.

– Я сказал: трупы надо обследовать,– сухо произнес он.– И не называй меня полковником, ясно?

– Ясно, Витальевич,– язвительно буркнул Короед. Он и обладатель черного пиджака сразу не понравились друг другу. А это означало: в скором времени останется кто-то один. Кто именно, зависело от «папы», от Гришавина.

– Найди подходящий морг и обеспечь транспортировку,– проигнорировав тон Короеда, приказал полковник.– Кныш, сколько у тебя машин?

– В агентстве три. Но у каждого парня есть своя тачка.

– Обеспечь непрерывное патрулирование. Ориентировку знаешь. При положительном результате никаких самостоятельных действий. Только наблюдение. Это волк, и брать его будет специальная группа. Живьем. Группу я сформирую сам. Короед! Твоя задача – организовать в заданном районе сеть постоянно действующих приманок. А также предупредить всех ваших… сотрудников, чтобы при любом контакте, похожем на искомый, вели себя без борзости и немедленно докладывали мне. Непосредственно. Вопросы?

– На хрена он нам живой? – буркнул Короед.– Перемочит прорву народа.

– Личное распоряжение Гришавина,– отрезал полковник.– Еще вопросы? Тогда свободны. Я буду здесь до двадцати ноль-ноль. Потом – дома. Действуйте.

– На хрена он Грише живьем сдался? – пробурчал Короед, когда он и Кныш покинули демонстрационный зал.

– Казна,– прояснил Кныш.– Представляешь, сколько этот отморозок нахапал? То-то!

– Ты любишь джаз? – спрашивает Альбина.

Она сидит на ковре в мужском купальном халате, а вокруг, кучками, валяются дорогие лицензионные компакты.

Вошь глянул на нее – как просканировал: отдельно – голые ноги; отдельно – руки, пальцы, сжимающие коробочку си-ди; отдельно – облупившийся (нечем подновить) лак на ногтях; затем вверх – грудь, шея, черные взлохмаченные волосы, круглый подбородок, губы, нос, глаза…

– Нет.

– Тогда зачем тебе это?

– Раньше любил.

На ковре перед похитителем Альбины – желтая вощеная бумага. На бумаге – железный смертоносный монстр. Здоровенный, намного больше автомата. Черные металлические куски монстра разложены в строгом порядке. И в этом же строгом порядке Вошь их обрабатывает. Ветошки, сухие и смоченная жидкостью, щеточки, терочки… Смотреть на Воша Альбине приятно. Он сосредоточен и аккуратен, как женщина, делающая маникюр. Голова немного наклонена, губы плотно сжаты, круглый бицепс натягивает трикотажный рукав футболки, мышцы предплечья все время в движении – от локтя до широкого запястья. Альбина смотрит. Часами может смотреть. Что бы он ни делал. Мысли о том, что наверху: отец, дела, фирма, брошенная машина,– почти не напрягают. Приходят и уходят.

Вошь собирает механизм. Не торопясь, но как-то очень быстро. Раз, два, три – и вместо разложенных деталей возникает длинноствольная боевая машина на растопыренных лапках-рожках. Вошь вытирает руки, запихивает ветошь в пакет.

– Это пулемет, да? – уточняет Альбина.

– Да.

Альбина ловит себя на мысли, что чувствует себя почти ребенком. Маленькой глупой девочкой.

«Ни хрена себе детка,– думает она.– Четвертый десяток пошел, мать-перемать!»

Не помогает. Ощущение не проходит.

Вошь уносит пулемет. Проходит минута, две, пять… Не возвращается. Альбина встает, открывает круглую дверь. Вошь – в предбаннике. Серый засаленный ватник, тускло-зеленая вязаная шапочка, кирзовые ботинки с заклепками. В руке – пластмассовая баночка с зеркальцем. В баночке – черный порошок. Вошь окунает в баночку палец, проводит по щеке. От скулы к подбородку – грязная полоса.

– Ты уходишь? – глупо спрашивает Альбина.

– Да.

Коробочка отправляется в карман. Вошь открывает железный шкаф, вынимает большой вороненый пистолет, оттягивает затвор. Альбина видит латунный бок патрона. Затвор с лязгом возвращается на место. Щелчок предохранителя. Из шкафа извлекается узкая коробочка с металлическими цилиндрами. Вошь вынимает один, тщательно осматривает, затем навинчивает на пистолетный ствол. Кладет пистолет в карман. Альбина удивляется – пистолет кажется намного больше кармана. Шапочка отправляется в другой карман – наступает очередь защитного костюма. Резиновый шлем-маска – с аккуратными прорезями. Для ушей.

Вошь гасит лампу, коротко взмахивает рукой: то ли прощается, то ли предлагает вернуться в большую комнату. Альбина остается на месте. Смотрит, как он уходит по тоннелю, как прыгает по стенам белое пятно фонарного луча. Возвращается только, когда Вошь исчезает за поворотом. Возвращается, садится на ковер, между рассыпанными дисками. Сидит и смотрит в пространство. Альбине хорошо. Но тревожно.

Вошь идет по тоннелю. Под калошами УЗК хлюпает вода. Луч фонаря вспарывает темноту. Черная копоть на стенах. Трупов нет. Убрали. Это хорошо, думает Вошь. Тех, кто убрал трупы, он не боится. Он вообще никого и ничего не боится. Отбоялся. Когда бежал от очереди в спину. А очередь догнала. Вошь хорошо помнил слитный удар пуль, оглушительную боль, кирпичную стену, на которую его швырнуло… И последняя мысль: «Мама!»

Теперь больше нет никого, кто оплакал бы его смерть. Даже он сам. Поэтому Смерть оступилась от него. Он, Вошь, бессмертен. Но это не имеет значения.

– Мы его засекли,– возбужденно пробубнили в трубке.– Прям из той же дыры и вылез. Брать?

– Нет,– сухо сказал полковник.– Вести и держать меня в курсе. Конец связи.

– Он что, псих? – изумился Кныш.– Просто внагляк лезет. Нормально, блин!

– Псих, это, по-твоему, легче? – спросил полковник.

– По-моему, да. Если просчитать.

– Ты где раньше служил?

– ВДВ. Потом в угро.

– Просчитать, это правильно,– одобрил полковник.– Только это тебе не маньяк-насильник, а грамотный убийца. Раз. У психов всегда есть чутье на опасность. Получше, чем у нормальных. Знаю, потому что сам психами командовал. Это два.

Кныш понял: полковнику хочется поучать. Пусть. Кнышу даже интересно.

– И третье, самое главное…

– Да?

– Мы его не просчитали.

Полковник взялся за телефон:

– Зубарев. Собирай группу. Объект засекли.

– Капитана Супника. Это Мотылек. Поступил сигнал на выезд.

– Понял. Возьмем на контроль.

– Только осторожненько,– обеспокоился Мотылек.– У Витальича еще те волчары.

– Не трухай,– успокоил Супник.– Тебя не засветят.

– Саэтдинов, ты?

– Я. Супник?

– Угу. Поступил сигнал по Гоблину. Братва его засекла. Будут мочить.

– На здоровье. Нам работы меньше.

– На этот раз его сделают. Наняли чистильщиков из УБ.

– Юра, ты не обижайся. Я сейчас занят. Добро?

– Ты просил – я звоню. Дело твое. Мое ведомство вмешиваться не будет. Есть негласное указание, мать их…

– Спасибо, Юра. Отзвони, чем кончится, лады?

– Без проблем. Бывай.

– Бывай. Спасибо!

– Ну, еще по стопке? – майор Саэтдинов, не дожидаясь ответа, взялся за бутылку.

– Ростик, снизь темп,– попросил Ласковин.– Я могу сойти с дистанции.

– Слабакам – скидка,– снисходительно произнес Саэтдинов.

Плеснул Андрею грамм двадцать, а себе – по ободок.

– Ну, за дружбу!

Опрокинули. Зажевали.

– Под генерала косишь? – спросил Ласковин.

– Не понял?

– «Ну, за встречу!»

– А… Угу. Мне понравилось. Тем более мы и на рожу похожи, не заметил?

Ласковин пригляделся.

– Что-то есть. Только ты посвежее малость.

– Так я по жизни и выпил меньше. Это, брат, поправимо.

– Я заметил,– усмехнулся Андрей.– Слушай, вам же, татарам, по закону никакого винопития?

– Это ж не вино – клюковка,– пояснил Саэтдинов.– Насчет клюковки у пророка ничего не сказано.

– Еще бы. Откуда в пустыне клюква!

– А вообще, Ласка, я и не мусульманин вовсе. Необрезанный. Корана нет. Только и мусульманского, что в паспорте – «татарин». А снимут пятую графу – и того не останется. Нет, фамилия останется. Ну, за веру!

Выпили. Зажевали.

– Понимаешь, Ласка, жизнь – говно. Работа – говно. Ни хрена не могу. Вот неделю тому стрельнули гендиректора «Монтана-плюс». Знаю, кто заказал. Знаю, почему. Даже исполнителя знаю, потому что почерк характерный. А доказательств нет. И не будет. Херово, Ласка. Раскрываем одну бытовуху.

– Ну, не так уж все мрачно… – сказал Андрей.

– Тебе хорошо,– хмуро произнес Саэтдинов.– Ты – Спортсмен, ты – с другой стороны.

– Угу. Вот, Ростик, привлекут тебя за контакт с преступной группировкой. В моем лице! – Ласковин захохотал.

– Нечего ржать,– буркнул Саэтдинов.– Захотят – и привлекут. Как думаешь, откуда эта клюковка?

– Из Финляндии.

– То-то. Зарплата у меня – восемьсот на круг. И ту уже месяц не видел. На такую зарплату – только местные чернила покупать. Так откуда у меня клюковка?

– Хороший вопрос.

– Звали меня тут в одну адвокатскую контору. Охранником. В свободное от работы время. Десять баксов в час. А что! И пойду! Пусть бандиты сами себя мочат! Вот сейчас мне корешок звонил. Наняли спецов Гоблина мочить. Слыхал про Гоблина? Хотя откуда? Это мы его Гоблином окрестили. Ну, за все хорошее! Отморозок. Прикид – под работягу. Стопит кабанов и снимает бабки. А если кто возбухнет – чпок! – Саэтдинов изобразил пальцем.– И в гроб. Сначала это дело Чувало тянул, из Невского, на той неделе назад нам кинули, на город.

– И что? – Ласковин напрягся.

Саэтдинов ничего не заметил, слишком много уже на грудь принял.

– А то. Отследили его частники, которых Гришавин прикармливает…

Ласковин слушал, а внутри все кипело. Когда Ростик упомянул про люк, Андрей ничуть не удивился. Только уточнил, где, покивал: дескать, идеальное место. Завод, можно сказать, стоит. Помещений – море. Охраны – никакой.

Саэтдинов все больше пьянел; Андрей же, наоборот, совершенно отрезвел. От возбуждения.

Возникла Ростикова жена. Молча поставила перед мужем и гостем глиняные горшочки, встала в сторонке, сложив на груди руки.

Андрей попробовал – восхитительно.

– Очень вкусно,– похвалил он.

Женщина вежливо улыбнулась.

– Ну, за нас! – провозгласил Саэтдинов.

Новая бутылка появилась на столе. Его жены в комнате уже не было. Словно в воздухе растворилась.

Проклюнулся телефон.

Ростик послушал, засмеялся.

– А что я говорил! Ну бывай, спасибо! Вот,– сообщил Ласковину.– Молоток он, а не Гоблин!

– Облажались спецы? – спросил Ласковин.

– В самое яблочко, старик. Вели по правилам, а ему на правила насрать! Он нырк в люк – и свободен! Прямо посреди дороги. Между метро и ДК Горького. Орел, мать его! Ну, за успех!

Вошь почувствовал наблюдение, едва вылез из люка. Но сразу забыл об этом – смертью не пахло. Через дыру в заборе Вошь выбрался на улицу, двинул к Балтийскому вокзалу. Балтийский вокзал – хорошее место. Много разных людей. Много таких, кто должен отдать Вошу деньги. Вошь не спешил, спешить надо после. Он шел, слегка приволакивая ноги, слушал, как шуршат по асфальту кирзовые башмаки. Ему нравился звук. Сам не заметил, как оказался у вокзала, справа, где киоски. Обошел кругом, присмотрелся. Трое давят бутылку. Вялый подросток посасывает косяк, пьяная, очень грязная тетка пытается поднять еще более грязного мужичка. Ага. Новая гладкая «БМВшка», припаркованная впритык к киоску. Два сонных качка, крашенная в три слоя девка. Вошь подошел. Встал рядом с машиной. Стекло опущено. Сантехнический запашок беспрепятственно просочился внутрь. Качки не восприняли – флегматично жевали резинку под негритянский рэп. А вот девка встрепенулась.

– Э, мужик, ты, пошел отсюда на хер! – завопила она, мгновенно определив источник.

Качки встрепенулись, задвигали стрижеными головами.

– Тишка, скажи ему,– потребовала девка.– Это ж, он же, бля, в говно нырял! Тихон!

Качок Тихон, тот, что сидел на водительском месте, высунул башку в окно.

– Уё отсюда, мудила,– буркнул он.– Ты чё, не понял?

– Понял,– ответил Вошь.

И выдернул левую руку из кармана. Широкое лезвие прижалось к шее Тихона. Поперек сонной артерии. Тихон попытался втянуть голову, но лезвие совершило легкое движение вдоль его кожи, и струйка крови потекла под воротник рубашки. Тихон зашипел. А у его приятеля отвалилась челюсть, и из пасти выпал недожеванный «чуингам» – дырка глушителя смотрела прямо в глаз. Девка на заднем сиденье завизжала.

– Молчи, дура! – рявкнул Тихон.– Мужик, ты чё, сдурел?

– Медленно открыл дверь, медленно вынул ствол и очень медленно отдал мне,– спокойно произнес Вошь.

Тихон в точности выполнил указания.

– Теперь ты.

Второй качок тоже не стал рисковать.

– Теперь бумажники.

– Чего?

– Лопатники мне, живо!

Получив требуемое, Вошь убрал нож.

– Без глупостей,– посоветовал он напоследок и отправился прочь.

– Во бля! – изрек Тихон, прижав руку в шее и обнаружив на пальцах кровь.– Бля буду, он, говнюк!

– Думаешь, это он был? – спросил его приятель.

– Нет, моя жопа! – заорал Тихон.– Ёшь твою мать, звони давай!

Вошь обогнул вокзал со стороны платформ, прошел мимо цветочного ряда к метро. Прежде чем войти в вестибюль, натянул поверх ватника оранжевую безрукавку. Затем спокойно миновал контроль, бросив:

– Привет.

– Здорово,– отозвалась бабка с красной повязкой.

Вошь ее не интересовал.

Человек в оранжевой безрукавке покинул станцию метро «Нарвская» и, спустившись по лестнице, направился в сторону бывшего НИИ жиров. Его появление не осталось незамеченным.

К двоим, которые вели его от Балтийской, присоединились двое, дежурившие снаружи. Еще двое вышли из машины, припарковавшейся позади автобусной остановки. Не ограниченный в расходах полковник задействовал в операции почти четыреста человек. Правда, лишь немногие из них были настоящими профессионалами, но чтобы сидеть в тачке и ждать, пока тебя ограбят, или высматривать в толпе нужного человека, особого профессионализма не требуется. Что же касается приманок, то трое психологов-аналитиков, занимавшихся разработкой психологического портрета «хищника», уже через шесть часов выдали рекомендации по организации оптимальных приманок.

Предполагается, что государственный силовой аппарат значительно превосходит любую мафиозную структуру, как численно, так и уровнем подготовки и обеспечения. Хотя бы потому, что обложил налогами всех. Но прожорливость далеко не всегда сопутствует охотничьим качествам. Особенно если это прожорливость псаря, а не псов. Половина людей, привлеченных полковником к операции, числились в государственных силовых органах. И не только в прошлом, но и в настоящее время. Что делать, не от хорошей жизни следователь прокуратуры или мастер боевых искусств подается в частные охранники. В этой стране…

Вошь почуял Смерть, как только вышел из метро. Он не остановился. И не стал вертеть головой в поисках врага: вокруг слишком много людей, врагом может быть каждый. Вошь двинулся туда, где никто не помешает ему убить убийц,– на «дикую» территорию позади ДК Горького.

Те, кому приказано было его убрать, столкнулись с той же проблемой. Ликвидировать вооруженного, пребывающего начеку человека лучше всего издали. Но палить из пистолетов над головами десятков людей они не рискнули. И воспряли духом, когда объект решительно направился туда, где разобраться с ним будет нетрудно. Ликвидаторы так же, как и Вошь, верили в свое абсолютное превосходство.

Вошь повернул налево и вдруг почувствовал: драться не следует. Следует укрыться. И быстро. Ближайший люк – в двух шагах. Вошь нагнулся, поддел ножом крышку, прыгнул вниз, ухватился на лету за железную ступеньку, разжал руки, приземлился тремя метрами ниже асфальта. Дохнуло вонью – Вошь наступил на полуразложившийся труп кошки. Вонь – дело привычное. Пригнувшись, Вошь нырнул в тоннель.

Преследователи сорвались с места и бросились к люку.

Вид мужика в рабочем прикиде, лезущего под землю, никого из прохожих не удивил. А вот когда полдюжины мужчин столпились вокруг открытого люка, это заинтересовало многих.

Внутрь, впрочем, ни один из преследователей не сунулся. Экипировка не та.