"Свет обратной стороны звезд" - читать интересную книгу автора (Петров Александр)

Глава 6 МЕРТВАЯ ЭЛАНКА

Первое, что бросалось в глаза, когда Конечников открывал дверь — это траурная темнота неба, густо пересыпанная сияющим жемчугом светил. Федор щелкнул выключателем и выкрутил регулятор освещения на полную мощность. Тьма отступила на семь шагов, убралась в плоскость окна. Шторы в комнате не предусматривались, и от забортной черноты, усеянной острыми иглами звезд, спрятаться было невозможно.

Федор привык тому, что в родной деметрианской империи прозрачные стены встречались только в официальных помещениях.

По правде говоря, после маленьких окошек жилого сектора родной Базы, Конечникову было и раньше не по себе от невозможной открытости космосу в Небесном Городе. Сразу же приходили мысли о том, что прозрачный композит хуже переносит ударные нагрузки и может быть пробит даже выстрелом из старинного порохового ружья.

Федор тоскливо подумал, выдержит ли оконный материал то, что он видел вчера в холодной пустоте по ту сторону герметизированного пространства.

Стараясь не особенно пугать себя размышлениями, от которых становилось только хуже, Конечников разделся, сбросив ботинки и летный комбинезон. Впопыхах отшвырнутая одежда сразу же создала беспорядок, нарушающий безликость помещения. Федор проворно юркнул под одеяло. Оказавшись в постели, Конечников расслабился. Он предположил, что скорее всего все, что с ним стало происходить в последнее время — следствие расшалившихся нервов. Такая жизнь могла доконать и более крепкого человека.

И было от чего.

Последние месяцы жизнь была потрясающе однообразной, лишенной всяческих впечатлений. Заграница угадывалась только по шумам, программам визио, обрывкам разговоров на чужом языке, запахам.

Каждое утро Конечников просыпался в узком пенале индивидуальной каюты в койке с серым одеялом. Каждый вечер он возвращался в стандартный безликий угол со столом, двумя стульями, стенным шкафом.

Каждый день он смотрел в компании таких же немногословных призраков визио на большом экране в холле отсека с тремя десятками кают.

Каждое утро, кроме выходных, ко входу погонялся транспорт внутренних коммуникаций, «мыльница» без окон. От транспорта до жилого отсека в ангарах испытательного полигона перемещение допускалось только строем, под началом горластого лейтенант-полковника, с курсирующими по бокам особистами в штатском.

Считалось, что на испытателей может быть оказано давление, оттого все разговоры записывались. Во всех углах офицерского общежития, не таясь, горели глазками индикаторов активированного режима видеодатчики.

Операторы по ту сторону экрана подмечали малейшие попытки контактов. Любой разговор мог окончиться в кабинете у начальника по режиму с написанием объяснительных, разборками и угрозами.

Это не располагало к откровенности, оттого военные специалисты даже за вечерним чаем ограничивали общение просьбами передать заварочный чайник или блюдо с пирожными.

Был универсальный способ снятия напряжения — шумные пьянки по выходным до зеленых чертиков перед глазами с клятвами в вечной дружбе и верности своим собутыльникам или отвратительными нетрезвыми разборками на тему: «Ты меня уважаешь?»

Мордобоем они никогда не заканчивались. Угроза вылететь из техперсонала комиссии с оргвыводами, безо всяких заграничных надбавок и валюты, остужала даже самые хмельные головы.

Но выяснение отношений растягивалось на долгие дни, не улучшая и без того тягостную психологическую атмосферу.

Начальство даже поощряло такое времяпрепровождение, полагая, что иначе, запертые в своей комфортабельной тюрьме офицеры просто сойдут с ума. Но оторванные от реального живого дела, всунутые в душную атмосферу всеобщей подозрительности, люди чувствовали суррогатность такого способа разрядки.

Единственной отдушиной были субботние танцы, когда офицеры получали увольнительные и на законных основаниях уходили на вечер в миссию, удовлетворять сенсорный голод лапаньем в медленном танце сотрудниц секретного отдела деметрианской колонии.

Часто танцы заканчивались траханьем тех же «особисток», которые позволяли делать это в обмен на жалобы дошедших до ручки мужчин на собственные проблемы и рассказы о «грязном белье» своих коллег.

Именно так особый отдел вычислял «неблагонадежных болтунов», нарушителей «режима секретности» и «воинской дисциплины», после чего высылал офицеров с позором на родину.

Чтобы народ имел хоть какой-то стимул продержаться до конца, начальство обещало, что в «мертвый» промежуток времени от завершения ходовых испытаний до вынесения решения комиссии, когда от самих испытателей уже ничего не зависит, офицерам устроят большую культурную программу с экскурсиями по знаковым местам Аделаиды — Небесного Города № 1 торговой федерации. Разумеется, в нее войдет шопинг на заработанные иностранные дензнаки в зоне беспошлинной торговли.

Работа на полигоне, обеды, ужины, и неестественная тишина по вечерам… Федор давно утратил чувство реальности происходящего в этом аквариуме.

Такая жизнь расшатала нервы всем. Офицеры жаловались на отсутствие аппетита, головные боли, апатию.

Но симптомы, которые проявились у Конечникова, напугали его настолько, что он не стал обращаться к медику.

Дело было после полетов. В этот день Федор, как специалист широкого профиля, попал к пилотам, и наравне с прочими гонял «торгашеский» MARSS на мерной миле, крутил виражи на слаломной трассе, змейкой облетая пульсирующие бело-голубым огнем буи.

После нудных ходовых испытаний даже такие несложные задания показались Конечникову и другим пилотам посещением парка аттракционов. На удивление вечером не было традиционных ссор, когда офицеры ходили с надутыми мордами и шипели в спину оппонента ругательства.

Настроение у Федора было прекрасным, он уже подумывал, как проведет в миссии ближайшие выходные.

Уже лежа в кровати и готовясь отойти ко сну, Конечников бросил взгляд в окно. То, что он увидел ночным зрением среди звезд, повергло его в шок. Темнота космоса, глянцево-черная, непроницаемая, казалось жила своей собственной жизнью. Она колыхалась, антрацитово поблескивая, точно за слоем звезд шевелились куски углей. Потом этот колышашийся слой съежился, в нем проступила некая структура, в которой Крок к своему ужасу разобрал короткое и емкое слово — «УБИЙЦА». Эта надпись, сделанная черным на черном и угадываемая по отблескам граней слагающих ее мелких кристалликов, стала медленно приближаться.

Фантом двигался с тихим звуком, напоминающим шелест. Конечников с криком включил свет, а потом и вовсе загородил глаза ладонями, но это слово, издавая тихое шуршание, еще долго стояло перед закрытыми глазами.

Трясущимися руками Федор достал из заначки «мерзавчик» дурно пахнущего «торгашеского» бренди, выдаваемого здесь в качестве винного порциона. Выпил не чувствуя вкуса, запаха и жжения в горле. Только после этого Конечников натянул на глаза модную у «торгашей» светонепроницаемую повязку и уснул, так и не рискнув посмотреть, что творится вокруг.

Сегодня, оставив зажженный на полную мощность свет, Конечников надеялся, что это поможет отогнать вчерашний кошмар. Или просто не даст включиться ночному зрению. В голове крутились самые мрачные предположения.

В глубине души Федор знал, что дело скорее всего в выходе неконтролируемого нервного напряжения. Он долго пытался понять, что такого за ним числится по линии злодеяний, но так и не сумел найти. С этим Конечников задремал, провалившись в неглубокий тревожный сон.

Женский, весело смеющийся голос звал его по имени. Федор сдернул повязку с глаз, и страх пронзил его до кончиков пальцев. В комнате было темно. Когда он успел погасить освещение, он не помнил. Голос шел из-за прозрачного окна.

Активировав ночное зрение Конечников, к своему ужасу, увидел за окном лицо мертвой эланской девушки, которая являлась ему в кошмаре в камере смертников.

Она внимательно наблюдала за Кроком своими невозможными глазами, которые казались омутами тьмы, более черными, чем темнота космоса.

Зазвучала недобрая, зловещая музыка и черная фигура начала медленный, постепенно ускоряющийся танец. Тело призрачной танцовщицы двигалось чувственно и стремительно, движения можно было бы назвать красивыми, если бы не холод, который охватывал Конечникова от этого зрелища. Вдруг фигура девушки закружилась и упала в зрачки Федора.

Конечников очутился в лесу. Было темно, что для человека, видящего ночью почти так же хорошо, как и днем, казалось совсем непривычным. Стылый туман висел между осклизлыми, серыми, лишенными листьев деревьями. Временами налетал пронизывающий ветер, который гнал рваные, белые полотнища этой белой завесы, которая не давала видеть дальше двух — трех десятков шагов.

Федору чудились в молочном облаке тумана обрывки невнятных разговоров, тихие стоны и невнятное бормотание, шорох ног по опавшим листьям и тихий скрип, сопровождающий эти шаги. Он понял, что оказался на своей родной планете. Холод заполз в тело.

В то же время Конечников осознавал, что все происходящее — это разновидность сна или бреда, который однажды догнал его в камере смертников. Он решил, что несмотря на выключенное ночное зрение, жить в этой иллюзии можно — дома и стены помогают.

Конечников продолжал двигаться, пока не вышел на знакомую поляну.

За многие годы на месте посадки С-29 образовалось небольшое озеро. Оно вплотную приблизилось к одинокой могиле похороненного здесь звездолетчика.

Федор подошел к знакомому месту, где часто бывал ребенком, размышляя о небе.

Он вдруг увидел, что рядом выкопана вторая могила. В яме горел неяркий свет, точно там лежали раскаленные угли. Оттуда доносились какие-то странные звуки, точно кто-то плакал или мелко хихикал. Конечников осторожно заглянул туда и увидел полуразложившийся труп, который скалился сгнившим безгубым ртом, выбивая мелкую дробь желтыми, раскрошенными зубами, сотрясаясь в припадке чудовищного, неестественного смеха.

Черты лица лежащего, обезображенного следами пыток и гниением, показались Федору странно знакомыми. Бросилось в глаза, что на мертвеце деметрианская военная форма, а к шее прикручен проволокой небольшой кусок картона, на котором написано «Конечников Ф. А. — палач Гало».

Федор в ужасе шарахнулся назад и увидел, что на фотографии на обелиске, вместо артиллериста экспериментального С-29 Бориса Лугового, таращит глаза омерзительный, щелкающий пастью монстр.

Это его напугало не меньше, чем вид собственного трупа в открытой могиле.

Конечников повернулся, и был схвачен черным обугленным существом, которое, судя по рассыпающейся в прах одежде, когда-то было человеком.

Оно схватило Федора холодными как лед руками, приблизило то, что когда-то у него было лицом к лицу пакадура и голосом, полным скрытой издевки сказало:

— Здравствуй, Федор Конечников. Как я рад тебя видеть.

— А я не очень, — морщась от зловония горелого трупа, ответил Конечников.

— Ну как же, — продолжил мертвец. — Теперь мы так: куда ты, туда и мы. Каждый день, каждый час мы будем напоминать тебе о том, что ты сделал.

— Отпусти меня, — рявкнул Федор. — Ты, паленая эланская вошь.

Он попытался вырваться, но мертвое тело держало непоколебимо крепко, хоть и крошилось под руками пакадура.

— Смотрите-ка, — труп скроил на лице подобие усмешки. — Он не боится.

Ответом ему был тяжелый гул, который пришел сразу со всех сторон поляны. Туман разошелся, и Конечников увидел, что мертвые, скрюченные тела стоят везде, со всех сторон, блестя чешуйками угля на сгоревшей плоти.

— Понял теперь, убийца? — спросил держащий его покойник.

— Что вам надо? — спросил Федор, теряя самообладание. В этот момент он забыл, что все это просто сонная греза, сформированная уставшим от недостатка сенсорных впечатлений мозгом.

— Скажи… — Это слово пролетело, дробясь и множась в сотнях тысяч мертвых глоток. — Скажи, зачем ты убил нас?

— Я? На моем месте мог быть любой.

— Нет, — сказал мертвец, который держал Конечникова. — Если бы ты пошел на таран, «Эстреко» превратился бы в обломки и не рухнул на поверхность тлеющим костром бомбы полного распада.

— Так вы что, хотите меня осудить за то, что я победил, но при этом спас свой корабль и людей, которые мне доверились, — прохрипел Федор, пытаясь разжать пальцы мертвеца на горле.

— Именно ты мечтал отомстить, именно ты думал и рассчитывал. Ты даже совсем не сожалел о содеянном. Но скажи, за что? — мертвец приблизил свое сгоревшее лицо к глазам Конечникова. — Посмотри на меня. Я был красив. Меня любили женщины, у меня были дом, жена, дети, работа. Я многие воплощения добивался именно такой жизни, сытой, богатой, беззаботной. А теперь я — замороженный кусок паленого мяса под снегом. Что я сделал тебе? Зачем ты вечера напролет рассчитывал, как половчей уронить линкор или рейдер на поверхность моей планеты?

Говоря это, мертвец тряс Федора, точно хотел вытрясти из него душу.

— Может быть, я изменял жене и не каждую неделю ходил на исповедь и обманывал клиентов на работе… Но ведь моя жена, она была святая… А мои дети? Что они сделали тебе?

По обугленному лицу побежали слезы.

Конечников изловчился и ударил удерживающий его труп носками тяжелых армейских ботинок по предплечьям, отчего руки мертвеца отломились. Федор оторвал и растоптал душившие его куски угля. Покойник упал и отчаянно пытался подняться.

— Да, — крикнул Конечников. Он вдруг почувствовал, что страх ушел, а его место заняла гневная, уверенная, жестокая радость. — Я убил всех вас. И буду убивать снова и снова за то, что вы сделали с моей планетой. За всех моих предков, за всех людей, которые сгорели, когда ваш корабль рухнул на Амальгаму. За всех тех, кто замерз, задохнулся, умер от голода в недрах горы за 300 лет ядерной зимы и столетия холода и бескормицы. Я рад, что исполнил то, о чем они мечтали. Каково вам самим, подонки, попробовать это на своей шкуре? Жрите, почувствуйте в полной мере, как было нам.

Тяжело ступая, мертвые тела стали приближаться, со стонами и проклятиями расправляя скрюченные руки, протягивая их к пакадуру.

Вдруг мертвецы попятились, бормоча невнятные проклятия. Поляна осветилась светом факелов. Конечников оглянулся и увидел людей, знакомых и незнакомых, одетых в домотканые одежды и тулупы, заплатанные комбинезоны и термокостюмы, всех, умерших на Амальгаме с проклятием врагу и пожеланием выжить своим.

«Наши», — с чувством облегчения подумал Федор. — «Вовремя».

Кошмар закончился. Конечников очнулся. Несмотря на страх, который не отпускал его, пакадур чувствовал гордость. Чтобы защитить Федора от паленых эланцев, все жители Амальгамы пришли ему на помощь.

Давно умершие родные люди дали ему, ныне живущему, свою любовь, одобрение, поддержку и помощь. От волнения на глазах пакадура выступили слезы, а в груди разлилось теплое чувство благодарности и облегчения.

В комнате горел свет. Федор встал, бестрепетно взглянул в окно. Несмотря на пережитый ужас, где-то внутри засела уверенность, что эланская паленая нежить ничего ему не сделает.

Он повернулся и увидел, что на стуле, который только что был пустым, сидит мертвая эланка Лара, с которой все началось.

— Справился? — грустно спросила она. — И все же, зачем ты нас убил?

Почему-то Федор не нашелся что ответить.

— Я могла бы быть тебе хорошей женой, мои соседи добрыми друзьями. Мы были созданы друг для друга.

Девушка поднялась, подошла к Федору, обняла его…

Что было дальше, Конечников не помнил. Вернее, не было ожидаемого продолжения. Мир вдруг поплыл перед глазами, будто при нуль-транспортировке.

Когда серое ничто разошлось, Конечников увидел, что стоит в лаборатории, наполненной каким-то старым, допотопным оборудованием. Вспыхивали лампочки, жужжали механические приводы, светились люминесцентные экраны мониторов, древние, какие можно увидеть лишь в музеях, с нечетким, из точечек составленным изображением.

Впрочем, Федор, а вернее тот человек, глазами которого он смотрел, на краю сознания держал мысль, что он один из немногих избранных, удостоенный чести работать в суперсовременном закрытом институте квантовой психофизики. Эта мысль была где-то очень далеко.

Федор был занят другим. Он шел через громадный зал, пряча за спиной букет цветов, сорванных на институтской клумбе при входе.

Девушка, любимая, нежная, норовистая, недоступная и дразняще близкая, сидела за пультом компьютера. На экране, по данным приходящим из спрятанной глубоко под землю установки, строился график структурирования физического вакуума в микроячейках специальной керамики.

Он аккуратно коснулся ее плеча. Девушка подняла голову и решительность и независимость в ее глазах сменилась нежностью… Он прекрасно помнил, что Лара сказала тогда, но картинка померкла и Федор, а вернее этот человек повторил эти слова, когда темнота закрыла все перед ним…

Мир снова приобрел очертания. На этот раз Федор наблюдал происходящее как бы со стороны, поражаясь, какие они с Ларой несуразно огромные, особенно он, ростом около 2,5 метров.

Им уже было под девяносто календарных лет, но сознание Конечникова отметило, что выглядит и чувствует как человек лет 30–35. Как и многие супружеские пары, они забрались в выходные далеко в лес на мощном колесном мобиле, где и провели день до вечера, паля костерок и гуляя между деревьев. Она сидит напротив человека, которым был Федор.

Тот с тревогой и любовью глядит на ладную, крепкую фигуру жены, лицо, на котором сейчас застыло выражение непреклонной, нерассуждающей убежденности.

— Вчера у нас в лаборатории арестовали Епифанова. Пришли двое молодых людей и увели прямо в халате и бахилах. Просто так, буднично, не дав захватить ни обувь, ни очки. А вечером, в сводке новостей было сказано, что «приговор был приведен в исполнение». Электронные чипы скачали с мозга информацию, подтвердили то, что вычислила служба мыслепрослушивания, подумали двадцать миллисекунд… И все… Он уснул и не проснулся.

— А что сделал этот твой Епифанов? — спросил человек.

— Как обычно, не стесняясь, заявили о мыслепреступлении: замыслы по свержению государственного строя, диверсия на станции ментального перехвата, физическое устранение занимающих ответственные посты людей, — ответила женщина. — На самом деле, мне кажется, что джихан просто изымает из мира людей, чей внутренний статус не соответствует его, Даниила Первого представлениям о норме.

— Между нами говоря, этот твой Епифанов, не слишком был хорош в роли начальника. Греб под себя, чужие работы присваивал, народ давил зазря.

— Но он был человеком! — возразила женщина. — Любой, даже самый неприятный и мерзкий человек не заслуживает, чтобы его ликвидировали, затратив на решение этого вопроса двадцать миллисекунд машинного времени.

— Ларушка, мне бы хотелось тебя предостеречь… — вставил мужчина.

— Ты то при любом режиме не пропадешь — перебивает его жена. — Кроме науки тебя ничего не интересует.

— Кроме ТЕБЯ и науки, — мягко поправил ее тот, кем был Фeдор прежде. — А поэтому послушай, что я скажу. Система выбраковки придумана гораздо раньше, задолго до нашего джихана, дай ему Трехокий Владыка всяческого благоденствия. Просто раньше все то же самое делали болезни и несчастные случаи, предоставляя сбившемуся с пути человеку отравить не один десяток душ вокруг. А теперь эта грань отслеживается четко, а результат наступает предельно быстро.

— Как ты можешь спокойно об этом говорить, — возмущенно отвечает ему женщина. — Мы как бараны. А джихан из нас шашлык делает. Из тех, кто ему не нравится…

— Лара, успокойся, — мужчина взял ее за руку. — Вряд ли прослушивают этот сектор, но думать об этом в городе — чревато.

Внезапно снова налетела тьма. Федор возвратился в тоскливую явь деметрианской миссии в главном городе «странников».

Конечников обнаружил, что раздет и лежит в постели. Лара лежала рядом, прижимаясь к нему, положив голову на плечо, обхватив его руками.

— Что это было? — спросил Федор.

— Это было, — как эхо ответила девушка. — Я показала тебе лишь начало и конец. А между ними была целая жизнь, наполненная любовью и счастьем.

— Это были ты и я?

— Да, — коротко бросила девушка.

— А почему мы сейчас голые? — не найдя что сказать, поинтересовался Конечников.

— Тебе хорошо было со мной тогда? — вопросом на вопрос ответила она. — Когда они пришли за мной, ты уже не думал о лояльности. Конечно, ничего не вышло… Не помог ни мобиль, ни отнятый у «шлемоголового» пистолет.

Нас сожгли через несколько минут на выезде из города… Но за эти несколько минут я поняла, как сильно ты любишь меня.

— Может, возобновим знакомство? — аккуратно намекнул Федор.

— Ты же меня убил, — горько сказал Лара. — Неужели внутри у тебя ничего не екнуло, когда ты зашел в атаку на корабль?

— На мгновение мне стало грустно, — ответил Федор. — Скажи, откуда взялись эти мертвецы?

— Оттуда, откуда и я, — ответила Лара. — С мертвой планеты, погубленной упавшим линкором.

— А ты тоже меня ненавидишь? — поинтересовался Конечников.

— Как я могу ненавидеть тебя, любимый. Я убедилась, что ты был искренним в своем желании свести давние счеты с нами. Но скажи… — печально произнесла девушка. — Неужели, неужели, Федя это было так необходимо?

Она посмотрела в глаза Федору своими печальными карими глазами. Пакадур почувствовал скрытую, изо всех сил отрицаемую им правоту мертвой эланки. Сердце тоскливо сжалось. Под взглядом Лары меркли и расплывались все словесные конструкции, которые построил Конечников. В чем были виноваты люди которые жили спустя 900 лет после катастрофы на Амальгаме? Почему именно Гало, а не Глюкранда, Скерццо или любая другая планета эланской империи? Что дало лично Федору превращение красивого и уютного мира в мертвую пустыню?

Спасаясь от нахлынувших на него мыслей, Конечников поднялся на локте, достал компьютер. Включил его, обращаясь за спасением к оставленными предками записям.

— Хочешь, я зачту тебе небольшой кусок из дедовой летописи? — спросил он. — Когда у меня появилась эта машинка, я скопировал многие ее страницы, когда учился печатать.

Девушка кивнула, соглашаясь. Она уложила голову на подушку, не отрываясь глядя на Федора. Конечников подивился невозможности происходящего и начал чтение.

«… 4 мая 6120 года. В помещении плюс 15, видимость 5 метров. Освещенность на момент измерения 50 люкс. За стенами станции сильный снегопад. Отопление работает, люди возвращаются в обжитые отсеки. Тепло делает свое дело. Скоро модули биосинтеза выйдут на полную мощность. Еда не вдоволь, но есть. Смерти почти прекратились.

У взрослых есть планы по укреплению сводов туннелей и прокладке новых пещер вглубь теплых недр горы, экспериментам по разведению грибов, мелких, слепых рыб из подземных озер и растений, которые могут расти без света — то, что случилось, не должно повториться.

Я тоже думаю заняться делом. Я выпрошу у старосты поселка метеоблоки и установлю их так, чтобы ни один ледяной смерч их не вырвал. Наблюдения не должны прекращаться. Отец уже никогда не сможет подняться сюда, никогда не сможет даже писать, но он жив, и поможет мне советом как все наладить.

Я дни напролет слушаю его рассказы о чудовищных глыбах льда, стометровых расщелинах, наполненных снегом, холоде и тяжелом пути к старому поселку. Рассказывает отец и о том, что слышал от своего отца и деда про города под теплым, синим небом нашей планеты.

Когда-нибудь мы сможем выбраться из недр горы, и все будет, как и раньше, во времена, когда эланская «рогатая камбала» ещё не прилетела к Амальгаме, чтобы сжечь планету.

В отсеках пусто, старших осталось немного. Я решил, что буду записывать рассказы отца и других людей, чтобы помнить самому и передать своим детям о том, как было раньше, нашей жизни в пещерах и кто виноват в том, что пришлось пережить их предкам. И наступит день, когда человек нашего рода сможет отомстить за все.

Артем Конечников, синоптик подземного поселка Хованка».

Управитель прекратил воспроизведение.

— Пропустил Колыван, — сказал он. — А вот как об этом написано в Амальгамской Летописи.

Он дал команду автомату, и тот стал воспроизводить совсем другой текст.

Рогнеда вдруг выключила воспроизведение.

— Зачем? — запротестовал Андрей. — Оставь, тут как раз интересное начинается.

— Полная мура, — скривилась Управительница. Еще и это выслушивать…

— Ну что ты, — иронически заметил Живой Бог, — как можно. Так сказать — от сердца к сердцу.

Он снова заставил автомат читать. Рогнеда в отместку сделала голос квакающим и блеющим.

Абсолютно серьезный текст стал воспроизводиться с идиотскими смешками и подвываниями. Управитель никак не отреагировал на глумление над старинной записью, которая рассказывала о древней трагедии.

— Пастушонок, хватит испытывать мои нервы, — потребовала девушка, делая звук еле различимым.

— Слушай, слушай, — усмехаясь, сказал Живой Бог.

Звук стал немного громче, но все равно доносился словно бы издалека.

— Птичку… — сказала девушка, состроив притворно-скорбную гримаску, — жалко.

— Ты ведь уже это читала? — спросил Управитель.

— А ты? — вопросом на вопрос ответила Рогнеда.

— Конечно, — не стал запираться Живой Бог. — И это, и те поделки в подобном стиле, которые писали в спецотделе с твоей подачи.

— Вот как? — Живая Богиня нахмурилась.

Она перестала валять дурака, коверкая запись.

Автомат продолжил без помех.

Управитель остановил чтеца.

Мужчина и женщина долго молчали.

— Ну и… — не выдержала Рогнеда.

— Я все думал, где ты научилась всему этому, — сказал Управитель. — Все просто. Ты ведь читала эти летописи. А прочитав, поняла, как можно все это использовать. Сколько таких вот посланий далеким потомкам было состряпано с твоей легкой руки.

— Да, я читала. Еще в те времена, когда Бальдуро II искал повод для почетной капитуляции, — ответила Живая Богиня. — И это та правда, которая была растиражирована десятками тысяч неправд, которые толкали людей к осуществлению наших целей.

— А я думал, что это твое ноу-хау. Что ты сама до этого дошла. Но чтобы использовать отработанный материал и извлечь из него золотой принцип манипулирования, — это могла сделать только ты. Верно говорили — «У князя и петух яйцо снесет».

— И что из того? — напряженно поинтересовалась Управительница.

— Что ты молодец, — с улыбкой ответил Живой Бог. — Эти записи изучали многие, и только ты додумалась, как их можно применить себе на пользу.

— А зачем этот спектакль?

— Извини, не удержался… Хотел порадовать. Теперь я знаю, как с этим бороться, — усмехнулся мужчина. — Не бери в голову и суй, пока дают.

— Тебе это точно не светит, — заметила Живая Богиня.

— А вот и нет, — весело ответил Андрей. — Почитай пока без меня.

Живой Бог помахал рукой Рогнеде и отправился по своим делам.

Девушка продолжила чтение.

— Вот, — сказал Федор. — Смерть за смерть.

— Понятно, — девушка вздохнула. — И этим человеком должен был оказаться ты…

— Это мог быть кто угодно.

— Нет, Федя, — грустно сказала Лара. — Тебя тянуло ко мне, тянуло в небо. Ты просто не так это понял.

— Зачем ты все это мне говоришь? — спросил Конечников. — Чтобы я сам себя убил, после того, как у твоих паленых друзей не вышло?

— Ну что ты, милый, — прерываясь, словно ей было чудовищно трудно выталкивать из себя слова, печально сказала девушка. — Я не держу на тебя зла… Мои мертвые соотечественники не тронут тебя, хоть ты и страшно виноват перед ними… Но не буду больше. Всему свое время… Ответ всегда был перед тобой. Когда-нибудь ты узнаешь, как все было на самом деле. И расскажет тебе об этом тот, кому ты поверишь больше, чем мне.

Если бы ты смог прожить хотя бы лет 500, то мы снова бы встретились в Плотном мире и не разлучались бы больше.

— 500 лет… — усмехнулся Федор.

— Это проще, чем ты думаешь, — с улыбкой сказала Лара. — Я помогу тебе, когда ты будешь готов. Это ни к чему тебя не обяжет. Только прошу тебя, не спи с рыжей крысой.

Голос призрачной девушки стал удаляться, тая в пространстве темноты под веками закрытых глаз.

Конечников вскочил на койке. В каюте горел свет, пустота за окном не казалась больше угрожающей. Федор, прежде чем уснуть, еще долго воспроизводил в памяти летучие картинки, которые возникали от прочтения скупых строк летописи, где его давно умершие предки рассказывали о том, как люди выживали среди холодного камня и льда, черпая силы в надежде на лучшее и ненависти к тем, кто разрушил их мир.

Конец 6 главы.