Предисловие

"Я прочитал книгу Александра Никонова под названием "ХУЁВАЯ КНИГА". И вот мое мнение. Книга эта не х...евая, а замечательная, написанная талантливым человеком, поцелованным при рождении Богом в ту самую зону, которая впоследствии определяет литературный талант. Книга написана в традициях исповедальной прозы. Она грустна и иронична, как и вся наша жизнь. Она написана во фривольном стиле языком арго, с помощью которого общались и общаются если не все молодые и не очень молодые люди, то, во всяком случае, значительная их часть. Одни писатели прибегают к эффемизмам, другие считают для себя это не обязательным. Все зависит от того, насколько талантливо или бездарно написано данное произведение. Джон Стейнбек в повести "Квартал Тартилья-флэт" обошелся без "грубостей", создав прекрасное произведение. А незабвенный Венедикт Ерофеев не брезговал "разговорной" картечью и тоже создал талантливое произведение. Я не случайно ставлю в один ряд с Д.Стейнбеком и Вен.Ерофеевым Александра Никонова, потому что их всех объединяет одно понятие - ТАЛАНТ. Я бы еще присовокупил к ним Г.Миллера и Ю.Алешковского, но не подпускал бы к ним, скажем Э.Лимонова, "Эдичка" которого пестрит матом, но этот мат лишь подчеркивает не шибкое литературное дарование автора. Сразу предупреждаю: это мое личное мнение. Так что дело не в использовании мата, как такового. Мат в нашем языке присутствует в двух случаях: либо в результате малого запаса слов и полного бескультурья, либо в качестве своеобразной эпатирующей игры в среде достаточно культурных и утонченных людей. И если автор пишет честное произведение, он не может заставить уголовника говорить эзоповским языком, так же как и не может запретить своим литературным героям-студентам разговаривать на арго.

Книга Александра Никонова, несмотря на обилие необходимых "матюков", чиста, как слеза младенца. Сексуальный голод ее молодых героев приправлен потрясающей самоиронией. Они не агрессивны, они честны в своих поступках и смыслах. Они играют в свои "игры" в своей замкнутой среде и не заставляют играть по их правилам окружающих. И, несмотря на то, что книга А.Никонова на девяносто процентов, вроде бы "про это", она начисто лишена какой-бы то ни было порнографии. Остальное - дело вкуса и наличие или отсутствие ХАНЖЕСТВА - самого мерзкого нашего наследия. И если мы начнем преследовать писателей за "свое" мироощущение, то это будет первым шагом к кострам, в которых запылают книги Бокаччо, Рабле, Свифта, Гете да и, чего вола вертеть, и самого Александра Сергеевича Пушкина".

"Я тоже ругаюсь матом, но делаю это только тогда, когда требует ситуация, обычно это бывает какой-нибудь производственный момент (на телевидении или в газете - как на стройке).  

В письме я не пользуюсь ненормативной лексикой не потому, что отвергаю или отрицаю, просто не для меня это.  

В творчествах других (Лимонов или Алешковский) меня это восхищает, поражает, но сам я этого не умею, поэтому не берусь.  

Отдаю себе отчет, что после Лимонова и Алешковского началось такое повальное обращение к так называемым нецензурным выражениям как к средствам художественного созидания. Ну и еще с Венечки Ерофеева. Да, еще Баркова забыл. Но если людям нравится, то и пусть их.  

Сашу Никонова знаю давно, когда-то раньше брал его на работу в "Московский комсомолец".  

Больше всего мне нравится его блистательная самоуверенность, которой сам не обладаю.  

Самоуверенность для художника - большое дело, как для рыжей женщины ее волосы - уже половина красоты".

"...Бог мой! У кого из нас этого не было! Я вздрагиваю, когда читаю у Никонова стенограммы его бесед с друзьями - это же мы, все мы!..  

Читателю постоянно смешно. Я давно так не хохотал, как при чтении строго научного матерного словаря Никонова".

"Все-таки очень приятно, что в кондовые дебри МИСиСа проникают, выучиваются там на металлургов и покидают оные дебри веселые и талантливые люди типа меня. И типа автора сей книги. Приятно также, что отечественная металлургия понесла еще одну (после меня) тяжелую потерю в лице вышеупомянутого автора.  

Еще приятнее, когда один из таких людей упоминает другого (меня) в своей ностальгической книжке. Так мы и попадаем в историю, "держа и вздымая друг друга". Единственное, что меня бесит во всей этой истории, так это мимолетность упоминания.  

Фигуре, по яркости сравнимой с моей в целях исторической справедливости просто необходимо было уделить на порядок больше места. Я сам многое еще мог бы вспомнить и рассказать. Вот, помню, подполковник Л. лекцию "докладывал" с указкой: "Товарищи студенты, в этом приборе происходит прецессия". Мы ничего, сидим, молчим. А самый умный наш еврей простодушно тянет руку и спрашивает: "Товарищ подполковник, а что такое "прецессия"?" Л. возмутился: "Ты что, мудак что ли? Прецессия - это... это... Прецессия - это... Прецессия - ну это когда вот на эту хуйню давит, то она прецессирует". Вот. А еще мне понравилось про то, как герою сначала не удалось потрахаться, а потом удалось, но не очень удачно. И таблица сексуальных исследований тоже смешная. Только неполная. Равно как и матерный словарь.  

Но в целом... Впечатления... Чувства... Все такое... Весьма, весьма..."

Александр Никонов, мой приятель и "брат во литературе", предложил мне написать предисловие к его книге. Польщенный, я немедленно согласился, о чем жутко пожалел, когда прочел название.  

Кстати, вы его тоже прочли. Ничего себе, да?  

Но, привыкши держать слово, предисловие я все-таки пишу.  

Собственно, уже написал.  

А вот прочту книгу, извините за выражение, до конца - напишу послесловие.  

Там и поговорим.