Агата Кристи Расследование в "Крофтлендс"

Действительно, сам инспектор встречал нас на платформе.

— О, мосье Пуаро! — воскликнул он. — Я так и знал, что это дело должно вас заинтересовать. Таинственная история, верно?

Я сразу смекнул, что Джепп попал в затруднительное положение и надеется с помощью Пуаро из него выбраться.

Джепп прибыл на машине, и мы поехали прямо в «Крофтлендс». Это было квадратное белое здание, со всех сторон обвитое самыми разными растениями, в том числе и побегами желтого жасмина, чьи цветы эффектно выделялись на фоне листвы. Увидев, как пристально мы их разглядываем, Джепп также принялся смотреть на них, затем пробормотал:

— Бедный старик, должно быть, бредил в тот момент. Думал, что находится на улице, а не в кабинете. Пуаро лукаво улыбнулся.

— А как по-вашему, дружище: это убийство или все же несчастный случай?

Инспектор, по-видимому, не ожидал такого вопроса, но, крякнув, ответил:

— Если бы не история с тушеным мясом, я бы подумал, что это типичный несчастный случай. С другой стороны, запихать голову жертвы в камин… Да этот несчастный перевернул бы весь дом своими воплями.

— Ага! — воскликнул вдруг Пуаро — Какой же я глупец! Трижды глупец, Джепп, вы — гений. Вы умнее меня в тысячу раз!

Джепп сначала даже опешил, услышав такой комплимент из уст Пуаро. Затем, покраснев от смущения, пробормотал, что лично сам он так не думает.

Затем он повел нас в кабинет, где нашли тело Пейнтера. Это была просторная комната с низкими потолками, длинными стеллажами вдоль стен и большими широкими кожаными креслами.

Пуаро осмотрел окно, которое выходило на террасу.

— Окно было заперто? — спросил он.

— Сложный вопрос. Когда доктор выходил из комнаты, он просто прикрыл за собой дверь. Утром следующего дня она была заперта на ключ. Кто ее запер? Сам Пейнтер? А Линь утверждает, что окно было на шпингалете. С другой стороны, доктору Квентину показалось, что окно было прикрыто, но не заперто, однако твердо в этом он не уверен. Если бы он знал точно, было бы намного легче. Если старика убили, то убийца вошел либо через дверь — и тогда это кто-то из своих, либо через окно — тогда, возможно, это был посторонний. Когда взломали дверь, то первое, что они сделали, — открыли окно, так как в комнате стоял тошнотворный запах. Горничная, которая открывала окно, считает, что оно не было заперто, но она настолько ненадежный свидетель, что на ее показания вряд ли можно положиться: сейчас говорит одно, а через полчаса станет утверждать противоположное.

— А ключ?

— Тоже сложный вопрос. Ключ валялся на полу рядом с дверью. Он мог выпасть из замочной скважины, когда дверь взламывали, его мог подбросить кто-то из присутствующих, и, наконец, ключ могли просто подсунуть под дверь, предварительно заперев ее.

— В общем, одни догадки.

— Вы правы, мосье Пуаро. К сожалению, это так. Пуаро огляделся, лоб его был страдальчески нахмурен.

— Не понимаю… Не вижу логики, — бормотал он. — Мелькнула какая-то идея и исчезла. Теперь сплошная темнота. Главное, нет зацепки: не вижу мотива.

— У молодого Джеральда Пейнтера очевидный мотив, — мрачно проворчал Джепп. — Да и характер у него, как я слышал, бешеный. И вообще, малый с претензиями. Да вы сами знаете, что из себя представляет эта богема — ни малейших понятий о морали.

Пуаро не обратил на ворчание Джеппа никакого внимания. Вместо этого он вдруг понимающе улыбнулся.

— Мой дорогой Джепп, что вы все ходите вокруг да около? Я же прекрасно знаю, что подозреваете вы китайца, хитрец вы этакий. Вы хотите, чтобы я помог вам, но признаться в этом выше ваших сил.

Инспектор расхохотался.

— Сдаюсь, мистер Пуаро. Вас не проведешь. Да, я подозреваю китайца. Только он мог убить хозяина, увидев, что отравить его не удалось.

— Едва ли это он, — деликатно возразил Пуаро.

— Пока, конечно, неясен мотив убийства, — продолжал Джепп. — Но это могла быть и месть за что-нибудь несусветное, поди разберись, что у этих варваров на уме.

— Едва ли, — снова сказал Пуаро. — А преступник ничего с собой не прихватил? Драгоценности, деньги или какие-нибудь ценные бумаги?

— Нет. Ничего такого — нет. Я насторожился, Пуаро тоже.

— Я имею в виду, ничего ценного, — пояснил Джепп. — Но старик писал какую-то книгу. Об этом мы узнали только сегодня — утром пришло письмо от издателей, которые спрашивают, когда получат рукопись. Кажется, он ее только что закончил. Мы с молодым Пойнтером все перерыли, но так ничего и не нашли, должно быть, он ее где-то спрятал.

Глаза Пуаро загорелись знакомым мне зеленым огоньком.

— Как называлась книга? — спросил он.

— Кажется, «Тайная власть в Китае».

— Ага! — воскликнул Пуаро, даже слегка задохнувшись. — Позвольте-ка мне поговорить с А Линем.

Позвали китайца. Он вошел в комнату и остановился, опустив глаза. Его лицо не выражало никаких эмоций, только косичка на затылке едва заметно подрагивала.

— А Линь, — спросил Пуаро, — вам жалко хозяина?

— Ощень жалко. Он хорошая хозяина.

— Вы знаете, кто его убил?

— Нет, моя не знает. Моя бы сказала полиция. На дальнейшие расспросы китаец отвечал безучастным голосом все с тем же каменным лицом. А Линь рассказал, что он сам готовил тушеное мясо с карри, и добавил, что шеф-повар к этому блюду не имел никакого отношения. Я понял, что он даже не подозревает, насколько опасно его признание, но он твердо придерживался своих показаний. Он опять подтвердил, что вечером накануне трагедии окно было закрыто на шпингалет, и если утром оно было открыто, то это сделал сам хозяин. Наконец Пуаро закончил допрос.

— На сегодня хватит. — Когда китаец уже собирался уходить, он задал ему еще один вопрос:

— А о желтом жасмине вы ничего не знаете?

— Нет, а что моя должна знать? Пуаро ничего не ответил.

— А об этом знаке вы тоже ничего не знаете? Он тоже был на газете… — И Пуаро быстро что-то начертил на маленьком столике, покрытом пылью. Я стоял достаточно близко и успел рассмотреть то, что он начертил, — прежде чем он это стер. Две знакомые перекрещенные под углом линии, но рядом еще одна перпендикулярно к одной из них — получилась четверка. И еще я увидел, как Линь вздрогнул, будто его ударило электрическим током. На его невозмутимом лице на мгновение появился ужас, и он тут же вышел.

Джеппа в комнате не было — он отправился на поиски молодого Пойнтера, и некоторое время мы с Пуаро были одни.

— Большая Четверка! — воскликнул Пуаро. — Опять Большая Четверка! Пейнтер был заядлым путешественником. Много ездил, много видел и знал тоже много. В его книге, вне всякого сомнения, есть что-то о деятельности Ли Чан-йена… нашего первого Номера, координатора и мозгового треста Большой Четверки.

— Но кто?.. И каким образом?

— Тише. Они идут.

Джеральд Пейнтер показался мне вполне добродушным и безобидным молодым человеком. У него была мягкая рыжая бородка и невероятно яркий цветной галстук. Джеральд с готовностью ответил на все вопросы Пуаро.

— В тот вечер я обедал у Вейтлизов. Это наши соседи, — начал рассказывать он. — В котором часу я вернулся домой? Трудно сказать. Думаю, около одиннадцати. У меня был ключ от калитки. Все слуги уже ушли спать, и я, естественно, думал, что дядя тоже спит. Между прочим, мне показалось, что я увидел этого тихоню А Линя — как он свернул за угол дома, но потом понял, что ошибся.

— Когда вы в последний раз видели дядю — до того, как переехали жить к нему?

— Последний раз я его видел, когда мне было лет десять. Потом, как вы знаете, дядя поссорился со своим братом, моим отцом.

— Но он легко вас нашел, не так ли? Хотя с тех пор прошло много лет?

— Ну мне просто повезло: я случайно обратил внимание на объявление его адвоката в газете.

У Пуаро больше вопросов не было.

Затем мы нанесли визит доктору Квентину. Он пригласил нас в свою приемную — к тому времени прием пациентов был уже окончен. Доктор производил впечатление человека очень разумного и симпатичного. Легкая чопорность и пенсне придавали ему некую старомодность, но я подозревал, что методы его лечения были вполне современны.

— Жаль, конечно, что я не помню точно, было ли открыто окно, — сказал он. — А пытаться что-то вспомнить всегда бесполезно: тебе начинает казаться то, чего на самом деле никогда не было. Это свойственно почти всем людям, не так ли, мосье Пуаро? Я много читал о ваших методах, и — должен признаться — я большой поклонник вашего таланта. Да, я уверен, что именно китаец подмешал опиум в мясо, но он никогда в этом не признается, а доказать это практически невозможно. Но сунуть голову человека в огонь — нет, на такое он не способен. Это не в его характере.

Я обратил внимание Пуаро на это высказывание доктора, когда мы шли по главной улице Хэндфорда.

— Вы думаете, у него был помощник? — спросил я. — Между прочим, нужно сказать инспектору, чтобы установил наблюдение за китайцем. Эмиссары Большой Четверки очень хитры.

— Джепп уже установил наблюдение не только за китайцем, но и за племянником. За ними следят с того момента, как было обнаружено тело Пойнтера.

— Но мы-то с вами знаем, что молодой Пейнтер не причастен к убийству.

— Вы всегда знаете больше меня, Гастингс, и это обстоятельство меня удручает.

— Вы старая лиса, Пуаро! — рассмеялся я. — Всегда верны себе — никогда не скажете, что думаете на самом деле.

— Честно сказать, Гастингс, дело для меня совсем ясное, но меня смущает надпись: «желтый жасмин». Я прихожу к мысли, что вы были правы: эти слова не связаны с убийством. В деле, подобном этому, всегда нужно понять: кто на самом деле лжет… Теперь мне все ясно. И все же…

Неожиданно он перешел улицу и вошел в книжный магазин. Через несколько минут он вышел оттуда со связкой книг. Вскоре к нам присоединился Джепп, заходивший в полицейский участок, и мы вместе отправились в гостиницу.

Утром я проснулся довольно поздно. Когда я вошел в гостиную, то увидел там Пуаро, шагающего взад и вперед по комнате.

— Ничего не говорите мне, — возбужденно выпалил он, — пока я не докопаюсь до истины. Да! Мой подход был в корне неверным. Если умирающий пишет какие-то слова, они для него чрезвычайно важны. Все говорят «желтый жасмин» да «желтый жасмин», подумаешь, какой-то вьюнок, его вокруг дома растет видимо-невидимо. А этот вьюнок совсем не так уж прост и мил.

— Ну и что же такое «желтый жасмин»?

— Что такое? Послушайте. — И он открыл книгу, которую держал в руках. Мой дорогой Гастингс, меня вдруг осенило, что в данном конкретном случае необходимо все тщательно проверить. Вот вы спрашиваете, что же такое «желтый жасмин»? Эта книга дает нам исчерпывающее объяснение.

Он прочел:

— «Gelsemini Radix. Корень желтого жасмина. Состав: алкалоиды С₂₂Н₂₆О₃ сильный яд, действующий подобно кониину,[1] C₁₂H₁₄NO₂; действует как стрихнин и т, д. Корень жасмина является сильным средством, подавляющим центральную нервную систему. Затем он поражает главные нервные окончания, а в больших дозах вызывает головокружение и потерю мышечного тонуса. Смерть наступает из-за паралича дыхательных путей».

— Помните, Гастингс, в самом начале нашего расследования Джепп бросил фразу о том, что засунуть голову живого человека в огонь невозможно… конечно же он прав, подумал тогда я, конечно же в огонь положили голову уже мертвого человека…

— Но зачем? Какой смысл?

— Друг мой, если вы выстрелите в мертвого человека, или вонзите в него нож, или ударите по голове, результаты вскрытия покажут, что удары были нанесены уже после смерти. Но если голова этого человека сгорела в огне, то никто и не подумает расследовать истинную причину смерти. Разве кто-нибудь заподозрит, что жертва, чудом избежавшая отравления за обедом, будет умерщвлена ядом вскорости после него? И опять возникает вопрос: кто же все-таки лжет? Я склонен верить А Линю…

— Не может быть, — воскликнул я.

— Вы удивлены, Гастингс? Да, то, что А Линь знает о существовании Большой Четверки, очевидно. Но также очевидно, что он ничего не знал об их планах убить Пейнтера. Он понял это только тогда, когда произошла трагедия. Если бы он сам был убийцей, то уж как-нибудь постарался бы сохранить до конца свою невозмутимость. В общем, я решил поверить в невиновность А Линя, и переключиться на Джеральда Пейнтера. Номеру Четыре ничего не стоило сыграть роль племянника, которого его дядюшка не видел много лет.

— Не может быть! — воскликнул я. — Неужели молодой Пейнтер — это Номер Четыре?

— Нет, Гастингс, не Номер Четыре. Как только я узнал специфические свойства желтого жасмина, мне все стало ясно. И как это я оплошал — ведь ответ напрашивался сам собой.

— Мне лично он до сих пор не напрашивается, — холодно заметил я. — Так уж я устроен.

— Просто вы не желаете обременять работой свои серые клеточки. У кого была возможность подсыпать яд в тушеное мясо?

— У А Линя. Ни у кого больше.

— Ни у кого больше? А что вы думаете о докторе?

— Но он ведь пришел потом?

— Естественно, он пришел потом. В блюде, которое приготовил А Линь, не было и намека на опиум, но запуганный доктором старик мясо есть не стал и, в соответствии с предварительной договоренностью, отдал его Квентину для анализа. А потом Квентин сделал Пейнтеру инъекцию, но не стрихнина… На самом деле он вколол ему сок корня желтого жасмина. Затем он ушел, предварительно вытащив шпингалет на окне. Ночью он возвращается, находит рукопись и сует голову мертвого Пойнтера в огонь. Он не обращает внимания на газету, которая лежала на полу рядом с мертвым телом. Пейнтер догадался, что ему ввели, и попытался дать понять, что с ним расправилась Большая Четверка. Ну а Квентин, прежде чем отдать мясо на анализ, добавляет туда опиум. Он приводит свою версию беседы со стариком, мимоходом упомянув об инъекции стрихнина — на тот случай, если кто-нибудь заметит на руке Пойнтера след от иглы. В результате у полиции возникло две версии: либо несчастный случай, либо попытка отравить Пойнтера опиумом, при этом все подозрения, естественно, должны были пасть на А Линя.

— Но разве доктор Квентин может быть Номером Четыре?

— Я думаю, что может. Существует, конечно, настоящий доктор Квентин, который скорее всего сейчас находится где-то за границей. Номер Четыре подменил его только на короткий отрезок времени. У Пойнтера и доктора Болито все было согласовано заранее. Видимо, врач, который должен был заменить его на время отпуска, в последний момент заболел, вот и появился другой.

Вошел запыхавшийся Джепп. Лицо у него было красное.

— Вы его схватили? — с надеждой спросил Пуаро. Джепп замотал головой, все еще тяжело дыша от быстрой ходьбы.

— Сегодня утром вернулся из отпуска доктор Болито. Кто-то вызвал его телеграммой, но кто — неизвестно. Доктор Квентин уехал вчера вечером. Но мы его все равно поймаем.

Теперь уже Пуаро покачал головой.

— Очень сомневаюсь, — сказал он и машинально вилкой нарисовал на столе цифру четыре.