"Тайна атолла Муаи [Тихоокеанский кратер]" - читать интересную книгу автора (Шалимов Александр)* * *Это было короткое сообщение в утренней газете; всего десяток строк в нижнем углу восьмой полосы. Знакомое слово — Муаи — привлекло внимание. Муаи — атолл в экваториальной области Тихого океана. Когда-то мне довелось побывать там… Однако заметка озаглавлена: “Существует ли остров Муаи?”. Я невольно пожал плечами. Опять чернильная утка! Журналисты считают читателей утренних газет глупцами… Лет двадцать назад мы разбурили коралловую постройку Муаи. Глава фирмы вообразил, что риф Муаи покоится на подводном кимберлитовом вулкане. Тогда, после открытия профессора Гомби, все бредили кимберлитовыми вулканами… Поговаривали, что алмазов в них больше, чем дырок в голландском сыре. Геологи до сих пор спорят, есть ли на дне Тихого океана кимберлитовые вулканы. Пусть спорят. Я-то хорошо знаю, что цоколь Муаи сложен обычным оливиновым базальтом. Что касается других подводных вулканов… Единственное свидетельство — слова профессора Гомби. Надеюсь, у него не было оснований обманывать меня… “Существует ли остров Муаи?” Выдумают тоже… Я нацепил очки, отхлебнул кофе и пробежал глазами мелкие скупые строки… Так вот оно что!… Автор заметки вправе сомневаться… Выходит, тот неудачный эксперимент с водородной ракетой, “сошедшей с курса”, не был так безобиден, как месяц назад твердили генералы. Черт побери!… Стоило призадуматься, когда начались эти проклятые эксперименты над Тихим океаном… Они устроили свою адскую кухню невдалеке от Муаи. Если бы вовремя рассказать о том, что знаю… Конечно, я виноват… Нельзя было молчать. Мысли разбегались… Неужели всё-таки правда? Такое не помещалось в голове. Не раз в трудные дни я вспоминал Ку Мара, и Справедливейшего, и остальных… И становилось легче на душе. Иногда даже задумывался: не вернуться ли на Муаи? Кажется, только теперь я понял, что означали для меня воспоминания двадцатилетней давности. Надо что-то делать… Делать немедленно… Прежде всего, надо рассказать правду. Если ядерный взрыв действительно уничтожил маленький, затерянный в океане островок, пусть люди узнают о жертвах “неудачного испытания” водородной смерти! Никто не смеет утверждать, что Муаи — необитаемая скала, никто не имеет права сомневаться в существовании острова до водородного взрыва. Подлые лжецы!… Ведь я — то знаю, как было дело… В те годы я вёл дневник. Листаю выгоревшие на солнце страницы. Вот несколько записей, сделанных в первые недели нашего пребывания на Муаи. Да, да, все началось именно так… “Арли” направился на север, к Гаваям, а мы вчетвером остались на горячем белом песке пляжа. Позади громоздились штабели железа, ящиков, бочек. Впереди искрился и блестел под тропическим солнцем океан. Волны тяжело ударяли в гряду рифов, опоясывающих остров. Пенистые фонтаны взлетали к небу. Тяжёлый гул, похожий на дальнюю канонаду, накатывался и затихал вместе с порывами горячего влажного ветра. Невдалеке на плоском песчаном берегу росли пальмы. Бурые узловатые корни были похожи на клубки исполинских гусениц. Из-под пальм, оседлав причудливые сплетения корней, за нами с любопытством следили курчавые, коричневые, как шоколадки, мальчишки. Домики посёлка чуть проглядывали вдали за высокими мохнатыми стволами. Питер первый нарушил молчание. — Пошли, — сказал он и мотнул головой в сторону деревни. Питер Гутман — мой заместитель. Он мастер глубокого бурения. Ему за тридцать, на его счёту сотни тысяч метров буровых скважин, пробурённых на всех шести континентах… Джо горестно вздыхает: — Шесть месяцев… Сто восемьдесят четыре дня… Кажется, он нытик, этот Джо Перкинс. Уже считает дни до возвращения. Впрочем, в свои двадцать шесть лет он превосходный моторист и шофёр и запросто поднимает на плечи стокилограммовый ящик. Но на островах Полинезии Джо впервые… — Месяца через два будет почтовый пароход… Это сказал Тоби, долговязый, молчаливый Тоби Уолл, которого Питер зовёт “штангой”. Видно, Тоби хочется утешить Джо, а заодно и самого себя. — Выше головы, мальчики, — советую я. — Скучать не придётся. За полгода надо продырявить остров насквозь. Четверо на такую скважину — это немного… — Ещё бы, — ворчит Питер. — Тут и восьми парням из Штатов хватило бы дела. Наше начальство экономит, шеф. — Наймём туземцев, — обещаю я. — И возможно скорее. С этим, — Питер кивает на ящики, — мы одни не управимся. — Надо сначала получить согласие местной власти. — Кто она? — деловито осведомляется Питер. — Вождь Муаи. Его зовут Справедливейший из справедливых, мудрейший из мудрых, вышедший из синих волн Великого моря. — Когда? — Что когда? — Когда он вышел оттуда? — Питер презрительно сплёвывает вслед откатывающейся волне. — Британский резидент на Такуоба говорил, что Справедливейший правит тут не менее десяти лет. Никто из европейцев его не видел, и, кажется, никто толком не знает, откуда он и когда появился на острове. Корабли заплывают сюда редко. Здесь до сих пор нет ни врача, ни колониальных чиновников. А миссионера, присланного с островов Фиджи, Справедливейший отправил обратно. — Они язычники? — удивляется Джо. — А может, они и людоеды, — добавляет он, встревоженно глядя на нас. — Только по большим праздникам, — успокаивает Питер, призывно взмахнув рукой. Шоколадные мальчишки точно ждали сигнала. Они мгновенно окружают нас. — Тебя как звать? — строго спрашивает Питер самого старшего. Питер свободно владеет удивительным языком, на котором разговаривает большинство жителей островного мира в экваториальной части Тихого океана. Это “эсперанто” южных морей — единственный способ договориться с обитателями сотен островов, где в ходу не менее пятисот местных наречий. Англичане называют этот невообразимый жаргон “пиджин инглиш” — “английский пингвиний”. Но это не просто исковерканный язык потомков Шекспира. Конечно, в нём немало слов, похожих на английские, но ещё больше немецких, малайских, французских, наконец, местных словечек и выражений, почерпнутых из пятисот островных наречий Полинезии, Меланезии и Микронезии. Мальчишка, которому задан вопрос, отвечает не сразу. Он критически разглядывает нас по очереди и наконец, прищурившись, говорит: — Лопана Намабу Ку Мар. — Это длинно, — морщится Питер. — Будем называть тебя просто Комар. Согласен? Мальчишка сосредоточенно скребёт курчавую голову и недоверчиво смотрит на Питера. — Ку Мар, Ку Мар! — восторженно кричат остальные и наперебой что-то объясняют нам. — Понятно, — объявляет Питер. — А теперь рассказывайте: как поболтать с вашим вождём? Мгновенно становится тихо. Парнишки смущённо глядят друг на друга, потом на нас, потом опять друг на друга. Молчание прерывает Ку Мар. — Тебя как зовут? — спрашивает он по-английски. — Ну, Питер… — Ты наиглавный? — Нет… — Питер явно обескуражен. — Вот наш начальник… Он — самый главный, — Питер кивает в мою сторону. — Зачем тебе вождь? — деловито осведомляется у меня Ку Мар. — Надо поговорить о разных делах, — возможно серьёзнее объясняю я. — О, — говорит Ку Мар. — О-о, — повторяет он, презрительно надувая толстые губы. — Нельзя… — Что нельзя? — Нельзя видеть вождь Муаи. Совсем нельзя разговаривай вождь Муаи. Он не разговаривай белый человек. Никакой белый человек… Совсем, совсем, совсем… — Почему? — недоумеваю я. — Такой закон Муаи. — Гм… — это сказал Питер. — Такой закон, — серьёзно повторяет Ку Мар. — Слушай, парень, — шепчет Питер, страшно вытаращив глаза. — Знаешь, зачем мы приехали? Ку Мар поспешно пятится и отрицательно трясёт головой. — Видишь эти железные трубы? — Питер указывает на лежащие возле ящиков буровые штанги. — Мы сделаем дырку в вашем острове. Понимаешь, насквозь. Вот так, — Питер достаёт из кармана полотняных штанов большой банан и неторопливо протыкает его указательным пальцем. Парнишки затаив дыхание следят за этой операцией. Когда чёрная обводка ногтя появляется на противоположной стороне банана, они дружно вздыхают, а Ку Мар одобрительно шмыгает носом. Питер извлекает палец из банана и, прищурившись, глядит сквозь продырявленный банан на Ку Мара. — Через такую дыру, — мечтательно продолжает Питер, — можно заглянуть на ту сторону Земли — в Америку. Если будешь помогать, позволю тебе заглянуть туда. — Как помогать? — спрашивает Ку Мар. — Я не умею вертеть такой дыра. — Проводи нас сейчас к вождю. — А если не буду помогать? — в голосе Ку Мара слышится откровенная насмешка. — Тогда я сделаю дыру сам… Спущу в неё всю воду из этого моря, всю рыбу и всех черепах. У вас больше не будет моря. Ку Мар что-то быстро говорит своим товарищам. Парнишки прыскают со смеху, приседают и бьют себя ладонями по коричневым коленям. — Мой старый бабка, — очень серьёзно говорит Ку Мар, — когда я был совсем-совсем маленький, рассказывал старый-старый сказка. Один большой обезьян рассердился и хотел выпить целый море. Пил, пил, лопнул вот тут, — Ку Мар трёт себя ладонью по животу, — упал в море, его рыбы съели. Интересный сказка, что? Мы ехидно ухмыляемся, но Питер не обижается. — А ты, оказывается, парень не промах, — говорит он Ку Мару, похлопывая его по плечу. — Ну как? Пошли к вождю? — Нельзя, — решительно возражает Ку Мар. — Я правда говорил. Совсем нельзя… Совсем, совсем, совсем… Помню, как обитатели Муаи трясли курчавыми головами и повторяли одну и ту же фразу: — Нельзя! Совсем нельзя… А стоило кому-нибудь из нас приблизиться к резиденции Справедливейшего, как молчаливые и надменные стражи в трусах и шитых золотом камзолах начинали расстёгивать кобуры вальтеров. При всем этом мы вначале не имели ни малейшего повода жаловаться на обитателей острова. Они зазывали в гости, угощали островными яствами и пивом, пели и плясали в нашу честь. Однако “железный занавес” спускался каждый раз, лишь только я начинал говорить о встрече с вождём или просил принять участие в переноске бурового оборудования. Островитяне охотно помогли поставить палатки, натаскали камней для очага, перенесли к лагерю ящики с продуктами. Но, сколько мы ни уговаривали, ни один муаец не хотел прикоснуться к оборудованию и буровым трубам. Чертыхаясь, мы принялись таскать на собственных плечах тяжёлые ящики, штанги и звенья буровой вышки. Это была адская работа, если принять во внимание влажную жару, рыхлый песок под ногами и расстояние в три четверти мили, отделявшие место выгрузки от площадки возле лагеря, на которой мы собирали буровую. Транспортировка шла ужасно медленно; за неделю мы не перетаскали и десятой части того, что у нас было. Мои ребята приуныли. — Нет, так дальше не пойдёт, шеф, — заявил однажды утром Питер, сбрасывая на горячий песок длинную буровую штангу, которую притащил на плечах, как коромысло. Следом за Питером приплёлся Джо, сгибаясь под тяжестью ящика с инструментами. Опустив ящик на песок, Джо присел на корточки и молча закурил. Питер, насупившись, глядел в пустой океан. Джо склонил голову набок и, шевеля губами, принялся читать надпись на ящике. Потом вопросительно глянул на меня, перевёл глаза на Питера. Рассеянный взгляд моего помощника продолжал блуждать где-то среди искристого простора тяжёлых голубовато-серых валов. Джо тихонько кашлянул: — Слышь, Питер, а Питер, сколько мы выгрузили комплектов вот этого? — он похлопал рукой по ящику, который только что принёс. Питер глянул через плечо. — Дурацкий вопрос… Сколько? Ясно — один!… — Нет, ты припомни точно, Питер, — мягко настаивал Джо. — Сколько? — Чего привязался! — вспылил Питер. — Это ящик с запасными шестернями… Конечно, он был один. — А вот и не один, — возразил Джо. — Я уже третий такой ящик сюда притаскиваю. Тащу, понимаешь, и думаю: зачем нам столько запасных шестерёнок?… Три ящика шестерёнок… — Это у него от жары, шеф, — мрачно пояснил Питер и отвернулся. — Ничего не от жары, — обиделся Джо. — Правду говорю… Ей-богу, третий… — Не может быть, Джо, — сказал я. — Ящик с запасными шестернями был один. Вы что-то спутали. — А вот и не спутал, шеф, — возразил, удивлённо помаргивая, Джо. — Извините меня, но, право, я не спутал. Хотите, покажу? — Ну покажи-покажи, — сплёвывая сквозь зубы, процедил Питер. Джо молча поднялся и стал разглядывать площадку, на которой лежало перетащенное оборудование. Потом принялся шарить среди ящиков. — Ну как? — поинтересовался через несколько минут Питер. Джо смущённо кашлянул и, закусив губы, отправился к месту выгрузки. — Так дальше не пойдёт, — повторил Питер, поднимаясь. — У ребят винтик за винтик заскакивает. Чего-то надо предпринимать, шеф. И Питер неторопливо зашагал по белому песчаному пляжу вслед за Джо. Вечером мы устроили совет. Питер первым взял слово и предложил прорваться силой в резиденцию вождя и потребовать встречи со Справедливейшим. Я поинтересовался мнением остальных. Тоби по обыкновению молчал. На мой прямой вопрос он только передвинул потухшую трубку из правого угла губ в левый и пожал плечами. Джо на вопрос ответил вопросом: — А если стрелять будут? — Сначала они в воздух, — успокоил Питер. — Кто их знает, — продолжал сомневаться Джо. — И всё-таки, как ни считай, нас тут четверо, а их — четыре десятка одних мужчин наберётся… И гости мы вроде… — Вот это самое главное, — сказал я. — Мы здесь гости… Хоть и незваные, а гости. Поэтому будем вести себя прилично. Начать войну — не штука… Попробуем достигнуть цели мирными средствами. Завтра я пойду ещё раз в деревню, постараюсь добиться свидания с кем-нибудь из приближённых Справедливейшего. Ведь должны же быть у него приближённые? Возьму подарки. Буду уговаривать… — Если не вернётесь к обеду, придём вас выручать, шеф, — объявил Питер. На том и порешили. Хорошо помню тот день… Я бродил по притихшей деревне. Заглядывал в хижины. Всюду было пусто. Лишь в крайней хижине на цветной циновке лежала седая злого вида старуха в короткой полосатой юбке и с увлечением… читала книгу. Я поздоровался и вежливо спросил, куда девались обита тели деревни. — Уехал ловить рыба, — отрезала старуха. — А Справедливейший? Не удостаивая меня взглядом, старуха пожала плечами. Я подождал немного. Старуха продолжала читать. Пришлось уйти ни с чем. Вернувшись в лагерь, я застал своих ребят в крайнем возбуждении. — Все-таки я был прав, я был прав, — твердил Джо, красный, как божья коровка. — Полюбуйтесь на него, — возмущённо кричал Питер. — Он — прав! Эти обезьяны потешаются, разыгрывают нас, как последних ослов, а он радуется, что был прав. Заметил, надо было сразу сказать… — А вы не хотели меня слушать, — оправдывался Джо. — В чем дело, мальчики? — поинтересовался я. — Видите ли, шеф, — начал Джо, — вчера, когда мы говорили насчёт этого, вот этого, — Джо указал на ящик с запасными шестернями, — я подумал, что с этим ящиком что-то нечисто, но я не был уверен и поэтому не настаивал, а вот сегодня, — Джо тяжело вздохнул, — сегодня я… — Сегодня он в четвёртый раз припёр ящик с шестернями с причала в лагерь, — сказал Тоби, не разжимая зубов, в которых торчала трубка. — Зачем? — спросил я. — Так он был там, у причала, — объяснил Джо. — Понимаете, шеф, не здесь, где я его вчера оставил, а там… Я думал, четвёртый. Приношу, а он тут один… — Короче говоря, — прервал Питер, — днём мы таскали все это барахло сюда, а ночью оно возвращалось обратно к причалу. Мы по ночам храпели, как святые, а днём удивлялись, что так чертовски медленно идёт транспортировка. — Возможно ли? — все ещё не веря, начал я. — Неужели они… — А кто ещё! — зло бросил Питер. — Не мы же станем этим заниматься. Ну ладно, сегодня я их выслежу… Клянусь, шеф, после сегодняшней ночи ни у одной из здешних обезьян не останется охоты для таких штучек… “Зачем им это понадобилось?” Я с обеда ломал голову над этой загадкой. Почему они не хотят, чтобы мы просверлили дырку в их острове? Ведь они совсем не выглядят суеверными, эти обитатели Муаи. Питер, конечно, прав. Меня тоже нигде и никогда так не одурачивали… Ночью мы решили дежурить по очереди. Дежурные сменялись аккуратно каждые два часа. Ночь прошла спокойно. Никто из часовых не заметил ничего подозрительного. Тем не менее, когда рассвело, мы недосчитались трех тяжёлых ящиков и четырех буровых штанг. Разумеется, все это снова оказалось у причала, в куче оборудования, приготовленной для переноски. — А ну признавайтесь, кто из вас спал? — допытывался Питер у Джо и Тоби. Те клялись, что во время дежурства не сомкнули глаз. — Но и мы с вами не могли проспать, шеф, не так ли? Я согласился, что не могли. И всё-таки у нас из-под носа уволокли целый штабель железа. И ни одна штанга не звякнула, ни один ящик не скрипнул. За ужином мы рассуждали, каким путём возвращается к причалу наше оборудование. — Может, перевозят на пирогах вдоль берега лагуны? — предположил Джо. Питер покачал головой: — Нет, таскают на плечах, как и мы. — А следы… Почему не остаётся следов? — Просто мы не обращали внимания. Сами тоже ходим босиком. — Сегодня им не удастся, — подмигнул Джо. — У нас сигнализация… — Мы привязали к ящикам капроновые лески, — пояснил Питер. — Трубы и штанги обвязали верёвками. Всюду в промежутках натянули нитки и повесили пустые жестянки. В случае чего, такой звон поднимется… — Можно даже не караулить, — мечтательно протянул Джо. — Все равно услышим и проснёмся… — Но-но, — предупредил Питер. — Ты, наверное, и вчера тоже… Невдалеке послышался шорох. Солнце село несколько минут назад, было уже почти темно… Мы повскакали с ящиков, заменявших стулья, и Питер, как тигр, устремился в темноту. Джо ещё не успел последовать его примеру, когда Питер уже возвратился. С торжествующим криком он тащил за собой маленькую упирающуюся фигурку. Когда луч фонаря упал на лицо пленника, мы все ошеломлённо ахнули. Это был Ку Мар. — Ах ты чертёнок, — удивлённо протянул Питер. — Ты что делал там в темноте? Ку Мар сердито вырвал руку из широкой ладони Питера, оправил рубашку и присел на край ящика. — Зачем хватаешь? — сказал он, не глядя на нас — Я в гости шёл. Вот, рыба вам принёс… И он положил передо мной большую связку рыбы, блеснувшую влажной чешуёй. Мы смущённо молчали. Питер глядел исподлобья на Ку Мара и сердито сопел. — Ну, здравствуй, — продолжал Ку Мар как ни в чём не бывало. — Я вас давно не видел. Три дня мы все море плавал, рыба ловил. Много рыба. Хороший. Сегодня вечер назад приплыл… — Здравствуй, Ку Мар, — сказал я. — За рыбу спасибо. А Питера извини. Он испугался. Ему показалось, кто-то ящики взять хочет. — Кому нужен такой твой ящик, — презрительно надул губы Ку Мар. — Муаи нет вор. Муаи все человек честный. Самый честный на целый океан. Как здесь работал? Хорошо работал?… В тоне, каким был задан последний вопрос, мне почудился оттенок иронии. Я внимательно глянул на мальчишку, но глаза Ку Мара были устремлены в открытую банку с шоколадом. Мы угостили парня шоколадом и чаем. Ку Мар не торопился уходить. Он выпил большую кружку чаю, попросил налить ещё. Рассказывал, как обитатели посёлка ловили рыбу в океане. — Хорошо было, интересно. Все муаи пошли океан. Дома никто не остался. — Неужели все уезжали? — усомнился я. — Все… Деревня один-два старый человек оставался… Больше никто. — А Справедливейший?… Ку Мар замотал курчавой головой: — Я не знает. — Так был он на рыбной ловле или не был? — Я не знает. Когда чай был выпит и банка с шоколадом опустела, Ку Мар пожелал нам спокойной ночи и отправился домой. Маленькая его фигурка сразу растаяла в непроглядной тьме, но мы ещё долго слышали его гортанный петушиный говорок. Удаляясь, Ку Мар распевал во все горло. Он пел о маленьком острове, большом море и глупом старом обезьяне, который не знал, чего хотел… — Как тихо, — сказал Джо. — Даже волн не слышно… — Это к буре, — проворчал Питер. — Тихо, и душно, и звезды закрыло. Идёт ураган… И словно в подтверждение его слов, далёкая оранжевая зарница полыхнула над океаном… Гроза началась глубокой ночью. Налетел порыв тёплого влажного ветра, зазвенели пустые консервные банки, развешанные Джо среди склада оборудования. И сразу же крупные капли дождя забарабанили по тенту палатки. Потом небо треснуло у нас над головами. Ослепительная белая молния озарила пустой берег, пальмы, гнущиеся от порывов ветра, косые струи стремительно надвигавшегося ливня… И началось… Мне не в новинку ярость тропических гроз. Но такой грозы, как в ту ночь, не припоминаю. С неба, озарённого непрерывными всплесками белых и зеленоватых молний, на лагерь обрушился громыхающий водопад. Струи воды, толстые, как канаты, притиснули тент к потолку палатки. Палатка наполнилась водяной пылью. Я сидел на койке, закрывшись плащом, и чувствовал, как потоки тёплой воды бегут под ногами. Гул дождя заглушал удары грома. Питер сидел напротив меня. При наиболее ярких вспышках молний он приподнимался и выглядывал в открытую дверь палатки. Что-то кричал мне, но его голос тонул в шуме дождя и раскатах грома… Гроза бушевала около двух часов. Потом утихла так же стремительно, как и разразилась. О сне нечего было и думать. Все промокло насквозь. Мы разломали несколько ящиков. Полили бензином. Питер щёлкнул зажигалкой — и в тёмное небо, где в разрывах облаков уже поблёскивали звезды, взметнулись языки пламени. Присев на корточки на мокром песке, мы молча глядели в огонь. Джо сушил мокрый носовой платок. Тоби старательно раскуривал трубку. — В такую грозу можно было утащить весь лагерь, — заметил Джо, поднося платок к самому огню. — Они, пожалуй, предпочли сидеть в хижинах, — проворчал Питер. Тоби ничего не сказал, только осторожно отвёл платок Джо подальше от пламени. — Они придут под утро, — сказал Питер. — Это просто, как манная каша, которую Тоби приготовит на завтрак. Не так ли, Тоби? — Нет, — возразил Тоби. — Сегодня дежурит Джо. — Это не меняет дела, — сказал Питер и отвернулся. Мы сидели у костра, пока не забрезжил рассвет. Влажный ветер угнал облака. Солнце выкатилось над фиолетовой гладью океана и засияло с туманного безоблачного неба. Воздух был так насыщен влагой, что Джо не удалось высушить своего носового платка. Теперь Джо разложил его на ящике и придавил осколком большой раковины, чтобы не улетел. Покончив с этим, Джо огляделся. — Кажется, все на местах, — объявил он и облегчённо вздохнул. — Все, — подтвердил Питер, который тоже внимательно оглядывал склад оборудования. — Все на местах, парни, за исключением твоего ящика с шестерёнками, Джо, десятка штанг и ещё кой-какой мелочи весом килограмм триста… И Питер закончил свою тираду замысловатым немецким ругательством, которое, немного подумав, сам же перевёл на английский и потом на испанский. Мы слушали молча. Ящика с шестерёнками, который вечером стоял возле самой палатки Джо, действительно не было, и штабель штанг заметно уменьшился. — Что же это? — сказал наконец Джо. Мне показалось, он готов расплакаться. — Принимайся за свои обязанности, Джо, — посоветовал Питер. — Приготовь хороший омлет и не забудь положить побольше перца. После завтрака предлагаю окружить деревню и поджечь с четырех сторон… После завтрака мы вчетвером отправились в деревню. Стражи у коттеджа вождя торчали на своих местах. Снова, уже в который раз, я попытался начать переговоры с расстояния в двадцать шагов. Ответом было молчание… Потом выступил вперёд Питер. С той же самой дистанции он прокричал все известные ему ругательства, вошедшие в словарь “пиджин инглиш”. В замысловатой вязи непереводимых эпитетов выражение “полосатые канальи, нафаршированные дохлыми кальмарами” звучало почти комплиментом. Стражи равнодушно поглядывали в нашу сторону. Словоизвержение Питера явно не произвело на них впечатления. — Довольно, Питер, — попросил я. — Вы же видите, это бесполезно… Питер послушно умолк. Его словарный запас был исчерпан. Мы молча переглядывались. Внезапно Джо осенила блестящая идея. — Послушайте, шеф, — выпалил он, широко раскрыв глаза, — а не сыграть ли нам в телефон? — Что такое? — У парня горячка, — хрипло пробормотал Питер. — Нет-нет, — запротестовал Джо. — Это такая игра. Знаете? Хотя это будет не телефон, а скорее… громкоговоритель. — Какой ещё громкоговоритель? — Послушайте. Мы стоим вот тут, где стоим, и по команде хором крикнем, что нам надо. Понимаете, все вместе. Может, он там услышит. — Мысль, достойная головы Джо, — заметил Питер. — Но мы ничего не теряем. В нашем положении можно попробовать даже это. Мы посовещались, и я составил краткий текст устного обращения к “власти Муаи”. Питер перевёл “обращение” на “пиджин инглиш” и записал латинскими буквами. Каждый из нас потренировался шёпотом в произношении каскада непонятных звуков. — А теперь повторяйте хором за мной, — сказал Питер. — Хором и возможно громче… Зычный вопль четырех здоровых глоток разорвал знойное штилевое безмолвие. Серые попугайчики, гнездившиеся в кронах пальм, всполошились не на шутку. Стремительными стайками они заметались над посёлком, оглашая окрестности пронзительными криками. Залаяли собаки, заблеяли козы и овцы. В ближайших хижинах зашевелились яркие циновки, из-за них появились удивлённые и встревоженные физиономии обитателей Муаи. Даже надменные стражи в медных касках растерялись. Они завертели головами, неуверенно поглядывая друг на друга, на нас, на двери, которые охраняли. А мы продолжали хоровую мелодекламацию. Гудел бас Тоби, высоким дискантом надрывался Джо, мы с Питером вторили им по мере сил. Мы отчётливо отчеканили слова, которые потихоньку подсказывал Питер, и после каждого слова оглушительно орали: — В-ва-а!… Это “В-ва-а!…” звучало особенно мощно. Питер уверял, что оно не переводилось, но подчёркивало многозначительность и важность всего остального. Не сомневаюсь, что, окажись мы на эстраде в Чикаго, наш ансамбль имел бы ошеломляющий успех. Но мы были на Муаи… Проревев в последний раз “В-ва-а”, мы замолчали и поглядели друг на друга. Стало тихо. Покачивая головами, обитатели Муаи исчезали в своих хижинах. Стражи, присев на корточки, выжидательно поглядывали в нашу сторону. Лишь серые попугайчики не могли успокоиться. Они кружились над деревьями и оживлённо обсуждали удивительное происшествие. Из коттеджа так никто и не появился. И тогда впервые мне пришла в голову странная мысль, что, может быть, он пуст. И вождя там нет. И эти экзотические стражи никого не охраняют. И загадка Муаи совсем в другом… Кто-то осторожно потянул меня за рубаху. Я оглянулся. Сзади стоял Ку Мар. Он одобрительно кивал курчавой головой. — Что скажешь? — поинтересовался я. — Хорошо орал! — со знанием дела похвалил Ку Мар. — О-о… Очень хорошо. Да! — Нам необходимо видеть вождя, — сказал я. Это прозвучало, как попытка оправдаться. — Ай-я-яй, — сочувственно закивал Ку Мар, — ай-я-яй! Нельзя… Плохо будет. Совсем плохо будет… Слушай, — Ку Мар вдруг перешёл на шёпот. — Положи подарка вот тут. Вот тут на земля. И записка положи. Такой большой записка. Напиши там, чего надо. Хорошо напиши… Как орал! И подпись сделай. Пусть лежит вот тут… А завтра утром приходи… Может, хорошо будет. — Придётся так и поступить, — сказал я, и по-испански Питеру: — Может, парнишка специально подослан… Может быть, завтра нам удастся добиться аудиенции. — Попробуем, — не очень уверенно согласился Питер. — Во всяком случае, это ничуть не хуже, чем “громкоговоритель”, придуманный Джо. — Или твоё сольное выступление, — отпарировал Джо, густо покраснев. — Ладно уж, — примирительно махнул рукой Питер. — Все мы тут не выглядим мудрецами. Пишите, шеф. Я попробую перевести ваш меморандум на “пиджин инглиш”… Я быстро написал записку. Наши пожелания и требования выразил предельно лаконично в трех пунктах: встреча с вождём, помощь при строительстве буровой вышки, в остальном — невмешательство и взаимное уважение суверенитета… Помощь обещал оплатить натурой или долларами. Предупреждал, что с этой ночи лагерь охраняется. В незваных гостей будем стрелять без предупреждения. Питер с тяжёлым вздохом взял у меня записку и принялся переводить на “пиджин инглиш”. Написав несколько слов, он закусил губы и стал сосредоточенно скрести голову. Ку Мар с интересом следил за ним. Питер написал ещё слово, перечеркнул и вполголоса выругался. Крупные капли пота скатывались по его сосредоточенному лицу и падали на бумагу. — Да ну, Питер, ты попроще, — не выдержал Джо. — Это тебе не школьное сочинение… — А ты заткнись! — посоветовал Питер, посасывая кончик авторучки. — Попробуй переведи просто, если у них, к примеру, вместо того чтобы сказать “зонт”, говорят: “Не очень большой дом, который носишь под мышкой и поднимаешь навстречу дождю, если не хочешь повстречаться с ним”. А если, например, надо сказать “болван”, то приходится говорить: “Облезлая обезьяна, у которой хвост на месте головы, а вместо головы пустая тыква, набитая прокисшими отрубями”. И ещё надо к этому трижды прибавить: “В-ва-а…” — Правильно, — подтвердил Ку Мар, внимательно слушавший Питера. — А ты лучше помог бы, если понимаешь, в чём дело, — сердито бросил Питер, вынимая авторучку изо рта. — Давай, — просто сказал Ку Мар. — Что тебе давать? — Бумага давай. — Зачем? — Помогать буду. — Ты умеешь писать? — изумился Питер. — Немного… Немного лучше, чем ты. — Что?… — Давай покажу. — И понимаешь, что написано здесь, в этой записке? — Где начальник написал английский слова? Немного понимаю. — Гм… Ну, вот тебе перо и бумага. Попробуй переведи. — Попробовать что? — Попробуй напиши словами муаи то, что начальник писал в своей записке. — Давай чистый бумага, — решительно сказал Ку Мар. — Зачем? Ты продолжай то, что я начал. — Нельзя, — заявил Ку Мар, возвращая Питеру листок перевода. — Почему нельзя? — Там, — Ку Мар застенчиво улыбнулся, — там немного неправильно писал… Кто будет читать, очень обижайся. А если не обижайся, будет сильно смеяться. Вот так: хо-хо-хо… — и Ку Мар, широко улыбаясь, потёр себя ладонью по животу. — Хи-хи, — не выдержал Джо, а Тоби вынул трубку изо рта и принялся громко сморкаться. Питер выглядел несколько обескураженным, но не хотел сдаваться. — А где не так? — придирчиво поинтересовался он, подозрительно поглядывая то на Ку Мара, то на своё сочинение. — О, вот тут и тут, — Ку Мар бесцеремонно тыкал коричневым пальцем в каракули Питера. — И ещё тут… О, совсем много. — Ладно… — сказал Питер. — Пиши ты. Посмотрим. — Давай бумага и садись вот тут на землю. — Это ещё зачем? — Как писать буду? Твой спина писать буду. Другой столик нет. Садись, пожалуйста. — Гм… — сказал Питер, но подчинился. Ку Мар присел на корточки, положил чистый лист бумаги на спину Питера и принялся писать ровным, довольно правильным почерком, время от времени поглядывая на мою записку. Исписав сверху донизу один лист бумаги, он попросил второй, потом третий. Мы терпеливо ждали. — Все, — объявил Ку Мар и поставил жирную точку. — Ну-ка давай, я проверю, — сказал Питер, с трудом распрямляя затёкшую спину. Ку Мар отдал ему исписанные листки. Питер внимательно прочитал их и, кажется, остался доволен. — Грамотей, — с оттенком уважения заметил он. — Чисто написал и, в общем, понятно. Лучше, чем я. Кто это тебя успел научить? — Кто? — презрительно надул губы Ку Мар. — Муаи много грамотный. Все грамотный… Один старый бабка Хмок Фу а Кукамару немного неграмотный. Сейчас учится. — Интересно… — протянул Питер. — Если, конечно, не врёшь. Так, может, муаи и по-английски понимают? — Немного понимают. — А вождь? — не выдержал я. — Может, и он тоже?… — Не знаю… — сказал Ку Мар и посмотрел на меня с откровенной издёвкой. — Так чего ради мы здесь морочили себе головы с переводом? — сердито спросил Питер. — Зачем мы все это делали, шеф, если каждый, гм… Ку Мар мог перевести ваше письмо этой загадочной местной власти. А ты чего не сказал? — напустился Питер на Ку Мара. — Зачем говорить? — удивился Ку Мар. — Ты просил, я помогал. А зачем, я не знаю. Зачем так писал, не знаю… Зачем орал там, тоже не знаю. Зачем дырка остров делать хочешь, тоже не знаю. Я ничего не знаю. Я только помогал немного, что просил. — Вождь Муаи поймёт, в чём дело, если ему оставить только записку начальника и подарки? А то, что писал ты, не оставлять? — Не знаю… — Ладно, Питер, — вмешался я. — Положите посреди площади обе записки вместе с подарками, и пошли. Мы и так потеряли здесь полдня. Спасибо за помощь, Ку Мар. Приходи в гости. — Приду, — обещал Ку Мар и побежал домой. Ещё не дойдя до лагеря, мы почувствовали, что дело неладно. Прерывистые полосы, словно глубокие колеи, тянулись вдоль всего пляжа. Местами их уже заровняли волны, но на сухом белом песке они были видны очень отчётливо. Каждый из нас готов был поклясться, что утром, когда мы шли в деревню, этих полос не было. — Штанги, — твердил, сжимая кулаки, Питер. — Говорю вам, парни, это штанги. Пока мы горланили на площади, эти обезьяньи дети опять околпачили нас… Однако то, что мы застали в лагере, превзошло самые худшие ожидания. Площадка, на которой утром лежало оборудование, была пуста. Штанги, обсадные трубы, секции буровой вышки, инструменты — все исчезло. Не осталось ни одного болта, ни одной гайки. Только кухонная утварь, продукты и наши палатки. И словно чтобы подчеркнуть всю бездну издевательства, жертвой которого мы стали, на обеденном столе возле палаток высилась целая гора “подарков”: фрукты, свежая рыба, поднос с устрицами, оплетённые тыквы с местным пивом. Ребята безмолвно повалились на песок в тени навеса. Молчание длилось долго. Первым его нарушил Тоби. — А не сыграть ли нам в телефон? — негромко предложил он, не выпуская изо рта потухшей трубки. И, не дожидаясь ответа, наградил Джо звонким шлепком. — Ну ты, полегче, — возмутился Джо, поспешно откатываясь в сторону. — Начинаем войну, шеф? — спросил Питер. — Вернёмся в деревню и потребуем объяснений. Надо только проверить, где оборудование: снова у причала или исчезло совсем… — Если бы исчезло, мы его под землёй нашли бы. Тогда нашлись бы и виновники. Разумеется — опять у причала… — Сегодня любой ценой войду в дом вождя, — запальчиво сказал я. — Если они станут стрелять, мы тоже откроем огонь. — А не снять ли сначала часовых? — предложил Питер. — Берусь сделать это с трехсот метров. — Первый выстрел — объявление войны. Пусть ответственность за начало военных действий падает на них. — Превосходно, шеф. Если останусь жив, обещаю каждый день до отъезда убирать вашу могилку свежими цветами. — Но я не хочу… — начал Джо. — Смирно! — прервал Питер. — Шеф объявил мобилизацию. Берите карабины и — шагом марш. — Но я… — Молчать! Вот твой карабин, проверь его. А ты чего ждёшь, Штанга? — Я за мирное разрешение споров, — спокойно объявил Тоби, выколачивая трубку. -Я сохраняю нейтралитет. — Ага, и я тоже! — крикнул Джо, откладывая карабин. — Трусы, — взорвался Питер. — Бабы, слюнтяи… — Попридержи язык! Ты ведь тоже заключил контракт на бурение, а не на службу в колониальной полиции. — Вот именно, — подтвердил Джо. — Все равно — трусы. Над вами потешаются, а вы бормочете о нейтралитете. Трусы! — Если ещё раз повторишь это слово, Питер, подавишься им вместе с осколками зубов, — сурово предупредил Тоби. — Довольно, мальчики, — вмешался я. — Пошли к причалу, а оттуда, кто не боится, — в деревню. Тоби и Джо поднялись без слова. Мы в молчании покинули лагерь. По пути, оглянувшись на своих спутников, я убедился, что только Питер вооружён. Тоби и Джо демонстративно оставили карабины в лагере. Помню, я тотчас же прочитал записку ребятам. — Ну, вот и хорошо, — обрадовался Джо. — Если это не попытка оттянуть время, — добавил Питер. Тоби по обыкновению ничего не сказал, только посасывал свою трубку. Мы забрали подарки и вернулись в лагерь. Вечером за ужином Питер задал вопрос, который в равной степени волновал всех: — Завтра опять станем вьючными ослами, шеф? — А что ты предлагаешь? — поинтересовался я. Питер испытующе глянул на меня: — Я предлагаю изменить место бурения. Соберём вышку возле причала. Какая разница, где продырявить этот паршивый остров? — Место бурения задано главным геологом. Утверждено боссом. Древние лавы, а значит, и алмазоносные кимберлиты тут, возле нашего лагеря, кажется, залегают ближе к поверхности. — Вы сказали “кажется”, шеф? — Да… Точно этого никто не знает. — Значит, всё равно, где бурить? — А если скважина у причала вообще не встретит лав? — не сдавался я. — Если проектной глубины не хватит и скважину придётся остановить в теле кораллового рифа, венчающего древний вулкан? С меня начальство голову снимет… — Проектной глубины может не хватить и тут. Мы ведь не знаем толщины рифа. — Разумеется… Но тогда пусть беспокоится начальство. — Выходит, завтра снова таскать штанги к лагерю? — Выходит так, Питер… В конце концов нам за нашу работу платят. Но теперь не будем так легкомысленны… Установим круглосуточное дежурство. — Вопрос, поможет ли оно на этом проклятом острове, — проворчал Питер. Наконец настал долгожданный день аудиенции у Справедливейшего. Чтобы скоротать время ожидания, мы три дня в поте лица опять таскали оборудование от причала к лагерю. Ночью по очереди несли дежурство. Однако ночные гости больше не появлялись. То ли сыграло роль наше предупреждение, то ли островитяне выжидали… Я не сомневался, что в дальнейшем все будет зависеть от исхода встречи с вождём. Начали готовиться к ней с утра. Решено было, что на аудиенцию мы идём вдвоём с Тоби. Питер и Джо остаются охранять лагерь и в случае необходимости придут на помощь. Мы с Тоби побрились, надели чистые рубашки и новые сандалии. Я засунул в задний карман штанов плоский автоматический пистолет. Посоветовал сделать то же самое Тоби. Однако он категорически отказался и объявил, что пойдёт без оружия. С собой мы захватили подарки — тропический шлем, авторучку и бутылку коньяка. Все это Тоби завернул в большой кусок яркой ткани и перевязал широкой красной лентой. — Не беспокойся, Штанга, — сказал на прощание Питер. — В случае чего, мы с Джо устроим вам вполне приличные похороны. Тоби молча погрозил Питеру кулаком, и мы пошли. Признаться, мы втайне ожидали торжественного приёма, толпы на площади, танцев в нашу честь. Ничего этого не было. Площадь оказалась пустой. Только стражи в медных касках и расшитых камзолах были на своём посту у входа в коттедж. Мы с Тоби не очень уверенно приблизились к ним. На этот раз они вытянулись и приложили коричневые кулаки к белым перьям, украшающим каски. Затем один из стражей жестом предложил нам войти. Не скрою, я вступал в это святая святых Муаи с лёгким трепетом. Не от страха, нет… Скорее, из любопытства. И, кроме того, за трехнедельное пребывание на острове я невольно проникся уважением к недосягаемому и таинственному властелину, подданные которого, без сомнения, выполняя его волю, так блестяще разыграли нас. Мы с Тоби поднялись по нескольким ступеням на открытую веранду и вошли в коттедж. Убранство первой комнаты поразило нас. Оно было вполне европейским. У окна стоял низкий столик. На нем графин и несколько хрустальных бокалов. Возле стола низкие плетёные кресла. На полу и на стенах яркие циновки. Повсюду ослепительная чистота. Мы остановились в лёгком замешательстве. Идти дальше или ждать здесь? Тоби вытащил изо рта потухшую трубку и сунул в карман. Шорох заставил нас оглянуться. Лёгкая перегородка вместе с закрывавшей её циновкой скользнула в сторону. Из-за перегородки появился невысокий коренастый человек в широком белом одеянии до пят и круглой чёрной шапочке с белыми перьями. У него было неподвижное темно-коричневое лицо без бровей, с удивительно толстыми губами. Глаза, полуприкрытые тяжёлыми складками век, внимательно оглядели нас. Я готов был присягнуть, что не встречал этого человека в посёлке. Я молча поклонился, и Тоби последовал моему примеру. Человек в белом плаще чуть шевельнул веками и продолжал разглядывать нас. Молчание явно затягивалось, и я почувствовал смущение. — Мы хотели бы видеть вождя, — пробормотал я, чтобы что-нибудь сказать. — Вы готовы говорить со Справедливейшим из справедливых, мудрейшим из мудрых, вышедшим из синих волн Великого вечного океана? — спросил по-английски человек в белом плаще. Признаться, меня поразило его правильное произношение. — Д-да, — сказал я не очень уверенно. — Следуйте за мной! Мы прошли через несколько небольших комнат. Красивая удобная мебель. Фотографии и картины под стеклом, часы, барометр… Лишь яркие циновки на полу и на стенах напоминали, что мы находимся на острове в центральной части Тихого океана. В углу последней комнаты оказалась винтовая лестница. Она вела куда-то вниз. Коттедж вождя был одноэтажным. Значит, вход в подземелье… Не ловушка ли? Человек в белом плаще начал было спускаться, потом оглянулся. — Не бойтесь, — сказал он, заметив моё колебание. — Здесь ничто не угрожает. Справедливейший ждёт вас. Он внизу. Можете оставить вашего товарища здесь, если сомневаетесь. — Нет, — ответил я. — Мы верим и пойдём вместе. Наш провожатый отвернулся и начал спускаться. Мы с Тоби последовали за ним. Впоследствии, вспоминая первую аудиенцию у Справедливейшего, я всегда испытывал чувство неловкости, граничащее со стыдом. Хороши же мы оказались… Особенно наш узелок с подарками!… Спустившись по винтовой лестнице, мы очутились в обширном, довольно мрачном помещении. Свет проникал откуда-то сверху через небольшие оконца, расположенные под потолком. Приглядевшись, я рассмотрел, что стены этого странного зала увешаны разнообразным оружием. Здесь были луки и колчаны со стрелами, копья, дротики, боевые топоры, короткие мечи, остроги и какие-то странные приспособления, похожие на орудия пыток. Мне стало не по себе, и я незаметно дотронулся до заднего кармана. Пистолет был на месте. Я мог вытащить его в любой момент. В дальнем конце зала находилось что-то похожее на возвышение. Драпировка из тяжёлой, золотисто поблёскивающей ткани оставляла открытыми только нижние ступени. Не дойдя нескольких шагов до занавеса, провожатый остановился и жестом предложил нам сесть. Я с недоумением оглянулся. Однако оказалось, что на полу лежат подушки, набитые морской травой. Мы с Тоби сели, и Тоби аккуратно поставил на колени свёрток с подарками, перевязанный красной лентой. Наш провожатый исчез за занавесом. Очевидно, пошёл докладывать. Мы напряжённо ждали. “Кто бы мог предполагать, что под коттеджем имеется ещё подземелье, — думал я. — Зал не меньше двадцати метров в длину. Конечно, он высечен в скале. Ведь домик вождя стоит прямо на выступе кораллового рифа. Зачем все это понадобилось? И оружие, — я глянул по сторонам, — это, пожалуй, одна из самых больших коллекций оружия тихоокеанских островитян. Даже в Мельбурнском музее не видел такой… Ей цены нет”. Тоби шевельнулся на своей подушке. Я глянул на него. Он чуть заметно покачал головой. — Все будет в порядке, — успокоительно шепнул я. — Не в том дело, — тихо ответил он. — Покурить бы… — Придётся потерпеть. Сейчас неудобно… Занавес дрогнул и раздвинулся. На возвышении, покрытом яркой циновкой, скрестив ноги, сидел человек. Его тело, руки и ноги были окутаны складками белого плаща, широкое коричневое лицо с толстыми губами и крупным носом казалось высеченным из камня. Массивные веки прикрывали глаза. В курчавых чёрных волосах блестел золотой обруч. Очевидно, это и был вождь Муаи собственной персоной и… в полном одиночестве. Больше в зале никого не было видно. Исчез даже наш таинственный провожатый, говоривший по-английски. Мы с Тоби встали; я неловко поклонился. Ни один мускул не дрогнул на лице человека, восседающего перед нами. Если бы не дыхание, чуть -колеблющее складки одежды, его можно было бы принять за каменное изваяние. Я скосил глаза на Тоби. Он переступал с ноги на ногу и крутил головой с таким видом, словно ему давил горло несуществующий воротничок. Приветственная речь начисто вылетела у меня из головы. К тому же я понятия не имел, на каком языке говорить. Молчание явно затягивалось, и меня начала разбирать злость. Что означает все это представление? Может быть, над нами опять хотят позабавиться? Наконец вождь соизволил нарушить молчание. — Гм… — сказал он. Это “гм” могло быть произнесено на любом из тысячи пятисот языков Земли, и я снова очутился в затруднительном положении: на каком же языке отвечать? — Гм, — повторил вождь. — Вы собираетесь молчать до вечера? Он говорил на довольно правильном французском языке. Я торопливо ответил по-французски. Это оказалось нелегко — с ходу переводить приветствие на французский язык. К тому же я забыл начало и переиначил титул вождя. Он прервал меня, махнув рукой: — Переходите к делу! Я принялся пространно объяснять цели нашей экспедиции, задачи бурения, сам способ бурения скважины. Подчеркнул, что “дырка” не причинит никакого вреда острову и его обитателям. Я старался говорить как можно более популярно: упрощал терминологию, по возможности заменял технические выражения словами, которые должны были быть ему понятны. Он слушал довольно внимательно, потом спросил: — Зачем нужна эта скважина? Он употребил именно слово “скважина”, а не “дырка в острове” — выражение, которым пользовался я в своих объяснениях. Вопрос поставил меня в тупик. Объяснять ему строение кораллового атолла? Рассказывать о кимберлитах, которые мы предполагали обнаружить на глубине под коралловой постройкой?… Я уклончиво ответил, что хотим “заглянуть внутрь острова”, убедиться, нет ли там чего-нибудь, что в дальнейшем могло бы принести пользу обитателям Муаи… — Например? — резко перебил он. Я чувствовал себя как на экзамене. Пот ручьями струился по щекам, стекал за воротник рубашки. — Разные вещи могут оказаться на глубине, — пробормотал я не очень уверенно. Он чуть приподнял тяжёлые веки и принялся рассматривать меня с насмешливым любопытством. Потом сказал: — Верно… Разные вещи могут оказаться на глубине. Например, такие, которые вам даже не снились… Допустим, вы не знаете, зачем эта скважина; допустим, ваш босс, которого тут нет, не объяснил вам этого. Но я — верховная власть на острове, — должен я знать, что, где и зачем вы хотите делать? Или вы не согласны со мной? Судя по языку, по манере выражаться, он получил кое-какое образование и производил впечатление довольно цивилизованного человека. Поэтому я решился… Я рассказал ему об устройстве атолла, о том, что под коралловой постройкой должен находиться скальный цоколь. Этот цоколь, скорее всего, является древним вулканом. До вулкана мы и хотим добраться скважиной. Я готов был побиться об заклад, что он обязательно заинтересуется древним вулканом и захочет узнать, не начнёт ли вулкан извергаться после бурения скважины. Но он только сказал: — Там, где собираетесь бурить, не достигнете цоколя. — Почему же? — Там цоколь глубоко. Счастье ещё, что Тоби не понимает по-французски. По-видимому, мне давно пора возмутиться… Кажется, этот коричневый монумент собирается учить меня. Я сказал возможно более решительно и холодно: — О том, какое место подходит для бурения, разрешите судить мне. Слово “мне” я подчеркнул. Неожиданно он согласился: — Разумеется… у вас могут быть свои соображения. Это ваше право. Он помолчал и добавил: — А я не могу разрешить вам бурить там, где вы задумали. — Почему? Дипломат никогда не задал бы подобного вопроса. Но я был плохим дипломатом… Он тотчас дал мне это почувствовать: он даже не счёл нужным ответить, только пожал плечами. — Однако я должен бурить, — пробормотал я, чтобы прервать наступившее молчание. Он снова пожал плечами. — Пожалуйста, бурите, но в другом месте. Например, там, где вы высадились. Кажется, я начал понимать… Для него это был вопрос престижа и амбиции. Ах, коричневая мумия! Но я тоже упрям… Недаром моя бабка была ирландкой! — Вы можете выбрать и какое-нибудь иное место, — сказал он, словно поняв мои мысли, — исключая всю западную половину острова. “Ага, идёшь на попятную! — со злорадством подумал я. — Нет, так легко не уступлю…” — Мы устроили лагерь как раз на западе, — заметил я вслух. — И уже успели перенести туда часть оборудования… Тут я осёкся. Он не мог не знать, что происходило с нашим оборудованием. Однако на этот раз он не воспользовался моим промахом. Он только сказал: — Обдумайте условие. Если оно вас не устраивает, от бурения придётся отказаться. Это прозвучало как ультиматум. — Но… — начал я. — Никаких “но”. С первым вопросом покончено. Переходим ко второму. Не скрою, я снова растерялся. Этот муаец оказался более решительным, чем можно было предполагать. Я не знал, что отвечать, и молчал. — Ну? У меня мелькнула мысль, что его “ну” прозвучало не очень вежливо… Я попытался собрать расползавшиеся мысли: “Ближайший пароход будет через полтора месяца, нас четверо, а их…” — Ну? “Клянусь Плутоном, он, конечно, понимает, что сила на его стороне. Значит… Значит, надо быть дипломатом, хотя это чертовски трудно…” — Второй вопрос связан с первым, — сказал я возможно спокойнее. — Мне нужна помощь при монтаже буровой установки. Десяток-полтора здоровых ребят. Конечно, я заплачу и вам тоже… Цена… — О цене потом, — нетерпеливо прервал он. — Если согласитесь изменить место бурения, пришлю вам десять человек. — Ещё одно… У нас исчезало оборудование… То есть не совсем исчезало. Кто-то перетаскивал его ночью обратно… — А, — сказал он. — Кто-нибудь из моих… подданных. Вероятно, им тоже не понравилось место, которое вы выбрали. Это было уже слишком! — Послушайте… — начал я. Он не дал мне продолжить: — Не сердитесь на них, они славные ребята. Я скажу, и… они перестанут… шутить. — А мы и не позволим больше дурачить нас; я уже отдал распоряжение… — Зачем ссориться? — сказал он. — Кажется, вы тоже неплохие ребята… Раз уж вы приплыли сюда, сделайте своё дело, и жители Муаи с радостью проводят вас. Но не забывайте о наших… о моих условиях. — Ладно, — ответил я. — Изменю место бурения. У меня не остаётся другого выхода, однако… — Ну вот и прекрасно, — сказал он неожиданно мягким голосом. — И советую вам подумать о районе выгрузки, тем более что, как вы вскоре убедитесь, “сделать дырку” в атолле Муаи — задача трудная… Независимо от того, где бурить. — Послушайте, — возмутился я, — если это намёк… — Это не намёк, — резко прервал он. — Вы уже “делали дырки” на островах, подобных Муаи? — Нет. — Ну, вот видите… — Хорошо, — сказал я. — Эту заботу предоставьте мне. Каковы же окончательные условия? — Условие одно. Вы его слышали? — А цена? — Вы имеете в виду оплату рабочих? С ними договоритесь сами. Он решительно не хотел понять меня. — Я имею в виду… стоимость аренды площадки под скважину и… все прочее… Сколько? — Я не думал об этом, — объявил он. — Пожалуй, вы правы. Кое-что вам придётся заплатить. Немного… Об этом договоритесь после с моим советником. Ещё не легче. У него, оказывается, есть советник. Интересно, кто такой? — А где я могу увидеть вашего советника? — Он придёт сам… Позже. — Но я бы хотел быстрее начать. — Начинайте, рабочие придут завтра. — О’кей. Тогда, кажется, все… Может быть, вам что-нибудь надо от меня… от нас? Вместо ответа он сделал какой-то знак рукой. Тотчас беззвучно опустился занавес, скрывший его от наших глаз. Он даже не счёл нужным попрощаться. Мы с Тоби переглянулись. — Кажется, уладили, — пробормотал я без особой уверенности. — А это? — спросил Тоби, указывая глазами на узел, который держал в руках. Занавес дрогнул. Из-за него снова появился провожатый, который привёл нас сюда, — Пойдёмте, — сказал он. — Я провожу вас. Тоби протянул ему узел. — Что это? — Это… сувениры, — пояснил я. — На память. — Справедливейшему из справедливых… или мне? Я махнул рукой: — Сделайте так, как сочтёте более удобным. Он молча взял узелок и жестом пригласил нас следовать за ним. Какое множество подробностей способна сохранять человеческая память! Нужна только маленькая затравка, чтобы начать вспоминать… А потом воспоминания набегают, как морские волны. Одно за другим — без конца… Затравка — мои записные книжки. Я листаю страницы, и корявые сухие строчки оживают. Кажется, я слышу шум океана и звенящие удары металла о металл. Это ребята соединяют звенья вышки. Вот запись от 15 января: …Как мы все ждали этого волнующего момента! И наконец он наступил… Питер включил двигатель, мотор заработал. Через несколько минут буровая коронка со вчеканенными в неё алмазами впервые впилась в тело рифа Муаи. Бурение началось. За первый день мы прошли немного — всего около двух погонных метров. С заходом солнца Питер остановил мотор, и мы подняли на поверхность первый керн — желтоватый столбик кораллового известняка, частицу тела рифа. Торжественное событие решено было отметить за “праздничным столом”. Большой брезент расстелили прямо на чистом коралловом песке пляжа. Вокруг брезента заняли места мы вчетвером и шестеро коричневых помощников. Эти шестеро показались мне наиболее умелыми и ловкими. И я не ошибся. Неделю спустя они работали на скважине, как заправские буровики. Одиннадцатым за нашим праздничным столом был Ку Мар. Он теперь торчал возле буровой с утра до вечера. Праздничный обед был великолепен. Его приготовил молчаливый Тоби. Сидя за “столом” и слушая похвалы черепаховому супу, запечённым в тесте тунцам, маринованным крабам и прочим яствам, Тоби лишь скромно улыбался и молча посасывал трубку. — Ну, а как там поживает вождь Муаи? — спросил Питер, подмигивая Ку Мару. — Не выпить ли нам за его здоровье? — Я не знает, — сказал, улыбаясь, Ку Мар. — Неужели он никогда не выходит из своего дома? — Я не знает. — Все ты знаешь, чертёнок, только говорить не хочешь. Почему? Вы его так боитесь? — Никакой муаи не боится. Никто не боится, я тоже, — гордо сказал Ку Мар, протягивая руку за очередной горстью засахаренных орехов. — Муаи вождь очень хороший, о-о! — на ломаном английском языке сказал Ну Ка Вонг Танну — самый молодой из наших помощников, которого мы все называли просто Нукой. — А чем хороший? — поинтересовался Питер. — О, — сказал Нука. — О-о! — повторил он, широко разводя руками и поднимая глаза к звёздам. — Ясно, — объявил Питер. — Святой, наверно? — Какой “святой”? — быстро спросил Ку Мар. — Такой, которому все молятся. — Как это… молятся? — Ну, кланяются, поднимают руки и бьют лбами о землю. — У-у, — разочарованно протянул Ку Мар. — “Молятся” — это очень плохо. Голова будет болеть. Нет, вождь Муаи не святой… — Надо было пригласить вождя к нам на праздник, — заметил Джо. — Сделаем это, когда кончим бурение, — пообещал я. Ку Мар тихонько захихикал в темноте. Помню, я тогда сказал Питеру: — Можно подумать, что этот Справедливейший знает кое-что о строении рифа Муаи. Он намекал при нашей встрече, что бурить будет трудно… Питер насмешливо глянул на меня: — И вы, шеф!… — Что — и я? — Уверовали в его необыкновенность. Чушь собачья! — А вчерашняя авария? — Ерунда! Теперь будем бурить осторожнее… Питер ещё не закрыл рта, как мотор на буровой начал чихать и заглох. Тотчас прибежал встревоженный Джо. — Идите скорей. Опять! — Что опять? — Инструмент провалился. На этот раз дело оказалось гораздо серьёзнее. Вероятно, произошёл обвал стенок каверны: буровой инструмент зажало в скважине. Мы провозились до ночи, но так и не смогли извлечь коронку на поверхность. Весь следующий день ушёл на безуспешные попытки освободить инструмент. Скважина зажала его мёртвой хваткой. Мы никак не могли заставить её приоткрыть каменные челюсти. К вечеру третьего дня Питер, который все это время раскрывал рот лишь для замысловатых ругательств, швырнул на песок тяжёлый ключ и сказал: — Все! Я испробовал все знакомые мне штучки, шеф. Придётся бросить эту скважину и начать рядом новую. Считайте эти пятьдесят метров разведкой. — Подождём до завтра, — предложил я. — Утро вечера мудрёнее. Утром я стал к станку сам. Я знал один хитрый приём, которому научился у буровиков на Аляске. Он заключался в особом раскачивании инструмента. Способ был рискованный. Можно разорвать буровые штанги. Но иногда помогал. Я расставил ребят по местам. Объяснил каждому, что делать. Восемь пар глаз впились в меня с напряжённым вниманием, ожидая команд. Не было только Питера. Он считал затею бесполезной и ушёл купаться. — Включить мотор! — крикнул я. Мотор заработал. Я легонько нажал на рычаг подъёмного механизма, и, к моему величайшему изумлению, инструмент пошёл вверх, как нож из куска мыла. Это было непостижимо… Мы подняли колонну штанг на всю высоту буровой, свинтили их. Мотор снова заработал. Вскоре над устьем скважины появилась коронка… Мы прокричали троекратное “ура”. На наши вопли прибежал Питер в мокрых купальных трусах и заморгал выгоревшими ресницами. — Как вам удалось, шеф? — спросил он, внимательно разглядывая покорёженную алмазную коронку. — Секрет фирмы. — Шеф такое слово знает, — сказал Джо. — Пошептал — и конец… — Инструмент почти не был зажат, — объяснил я. — Пошёл наверх совсем легко. — Бросьте шутить, — хрипло проворчал Питер. — Говорю вполне серьёзно. — Посмотрите, что с инструментом. — Питер указал на уже свинченный керноприемник. — Видите, как расплющило? Такие аварии не ликвидируются сами. — Тем не менее, я поднял буровую колонну без труда. — Чудеса какие-то. — Может быть, куски породы, зажавшие инструмент, сами провалились на глубину в следующую каверну? — Вы когда-нибудь слышали про такое? — прищурился Питер. — Нет, но, в конце концов, скважин на коралловых атоллах пробурено не так уж много. — Все равно чудеса, шеф… Кажется, это произошло именно 2 февраля… Потом я не вёл записей несколько недель… Утром Ку Мар настойчиво допытывался, какой глубины достигла скважина. Когда я сказал, он глянул на меня недоверчиво: — Чистый правда говоришь? — Конечно. А собственно, зачем тебе точная глубина? — Надо… — Ну а всё-таки, зачем? Ку Мар заулыбался: — Один маленький задача решаю. Сколько дней бурить будешь, чтобы сделать дырка через вся Земля. — Ну и что получается? — Ничего не получается… Он, конечно, хитрил. Кто-то из островитян поручил ему узнать глубину скважины. Может быть, даже сам Справедливейший… Непонятно только, зачем для этого понадобился Ку Мар. Каждый вечер помощники уходили ночевать в селение; от них можно было получить все сведения. Вскоре Ку Мар куда-то исчез. В обед его никто не видел. Когда спала жара, мы вернулись на буровую. К станку стал Питер. Я присел под тентом, чтобы описать поднятый утром керн. Вдруг кто-то окликнул меня. Голос был незнакомый. Я поспешно оглянулся. Под тент заглядывал невысокий коренастый человек в белой полотняной рубашке и шортах. На голове у него красовалась маленькая белая панамка. Чёрные очки прикрывали глаза. На вид ему казалось лет пятьдесят, хотя могло быть и больше. Его гладко выбритое лицо, руки и ноги покрывал темно-коричневый тропический загар. Тем не менее, у меня ни на миг не возникло сомнения, что передо мной белый. — Моё почтение, сэр, — вежливо сказал он по-английски. — Надеюсь, я не очень помешал вам. Меня зовут Карлссон. Дэвид Карлссон. “Вероятно, советник Справедливейшего”, — мелькнуло у меня в голове. — Очень приятно, — сказал я, поднимаясь. Мы обменялись рукопожатием, и я назвал себя. — О, вас я знаю, — улыбнулся он. “Ещё бы, — подумал я. — Интересно только, где ты прятался полтора месяца? И главное, зачем?” Он словно понял мои мысли. — Мне давно говорили о вас и ваших товарищах, — пояснил он. — Но сам я возвратился на остров лишь вчера. Я находился на соседнем атолле. “Бабке своей рассказывай!” — подумал я. Но ему вежливо сказал: — Очень приятно познакомиться. Я тоже догадывался о вашем существовании. Вы советник здешней власти? — И да, и нет, — скромно объявил он, усаживаясь под тентом. — Выпьете чего-нибудь? — Благодарю. Я пью только воду. Чистую морскую воду. — Морскую? — вырвалось у меня. — Почему вас это удивляет? Каждый при желании может приучить свой организм к морской воде. Все это дело привычки. Морская вода даже полезнее для организма, чем опреснённая. Многие обитатели островного мира пьют морскую воду, когда под рукой нет пресной. А для себя я это сделал правилом. — Вот как, — произнёс я, чтобы сказать что-нибудь. Мы помолчали. Как гостеприимный хозяин я попытался снова поддержать разговор: — Вы уже давно живёте на островах? — Да. — Но, вероятно, часто ездите отдыхать на континент — в Европу или в Америку, не так ли? — Нет. Он не отличался многословием во всем, что касалось его особы. Я попробовал переменить тему разговора: — Кажется, погода начинает меняться. Побаиваюсь урагана. Крепления вышки не очень надёжны. Он окинул буровую испытующим взглядом. — Выдержит. Это превосходная конструкция. Вероятно, последняя модель? — Самая новая. Облегчённого типа. — Да-да, — он кивнул с видом знатока. — Научились, наконец, делать буровые установки. Пятнадцать лет назад о таких не могли и мечтать. А как глубина? — Рассчитана до полутора километров, но при желании может вытянуть и два. Правда, с глубиной скорость бурения сильно замедляется… — Разумеется, — он снова кивнул. — Кстати, о погоде не тревожьтесь. В ближайшие недели она не изменится. — Вы располагаете столь долговременным прогнозом? — удивился я. — Здесь, на островах? — Да, причём надёжным прогнозом, — он многозначительно поднял палец. — Мы регулярно слушаем прогнозы по радио, — заметил я. — На этот район они крайне неопределенны и, как правило, кратковременны. — Вы имеете в виду радиостанцию в Такуоба? — он пренебрежительно махнул рукой. — Что они знают! — Там ближайшая метеостанция. Другие источники мне не известны. — Да-да, конечно, — сказал он. — Но в этой части Тихого океана особая климатическая зона. Циклоны обходят нас стороной. Прогнозы Такуобы для Муаи не подходят. Мы составляем свои собственные. Вы убедитесь, что они довольно точны, если пробудете тут ещё некоторое время. — Вынужден пробыть, — я подчеркнул слово “вынужден”. — Скважина ещё далека до завершения. — Значит, вы полны решимости вскрыть вулканический цоколь Муаи? — спросил он равнодушным тоном. “Ого, — подумал я, — Справедливейший точно передал ему содержание нашего разговора”. — Такова поставленная передо мной задача, — пояснил я, рисуя карандашом на песке разрез атолла. — Значит, как только вы убедитесь, что цоколь Муаи сложен обычным базальтом, а не алмазоносным кимберлитом, вы прекратите бурение и покинете остров?… Я взглянул на него с изумлением. Однако он продолжал внимательно рассматривать рисунок на песке, — Послушайте, мистер Карлссон, — сказал я. — Давайте уточним нашу… гм… игру. Вам что-нибудь известно о строении атолла Муаи? — Допустим. — Но глубокого бурения тут не было? — Глубокого… нет. — Однако вы знаете, на чём покоится коралловая постройка острова? — Предположим, что да. — И могли бы доказать это? — Могу дать вам несколько метров керна, состоящего из обычного базальта тихоокеанского типа. — Зачем? — Как доказательство, что вы вскрыли цоколь Муаи. А на какой глубине, это вы придумаете сами. Ведь вашей фирме важно получить породы цоколя и убедиться, что искать кимберлиты тут бесполезно. — Послушайте, вы… — Нет, сначала вы послушайте меня. Прежде всего, не воображайте, что предлагаю вам жульническую сделку. Я хочу лишь ускорить ваш отъезд отсюда. — Значит… — Пока ещё ничего не значит. На какой глубине вы предполагаете встретить… вулканические породы? Я пожал плечами: — Никто этого точно не знает, включая и главного геолога фирмы. Может быть, от пятисот до тысячи пятисот метров?… — Очень хорошо, — сказал он, беря у меня из рук карандаш. — Все, вероятно, так и было бы, если бы внизу под рифом Муаи находился правильный вулканический конус. А если этот конус разрушен, например, вулканическим взрывом или волнами ещё до образования рифа? — Тогда может быть всё, что угодно… — Вот именно, — согласился он. — Позволю себе немного исправить ваш рисунок, — он провёл на песке несколько линий. — Что скажете теперь? — Теперь каждый профан скажет, что бурить надо вот здесь — в западной части острова. В восточной — вулканические породы залегают слишком глубоко. — Превосходно. Готов поставить вам отличную оценку по геологии, но… есть одно “но”. На западе ваша скважина встретит вулканические породы на небольшой глубине, только если бурить вертикально. Обратите внимание, на рисунке я изобразил склон вулканического конуса достаточно крутым. Если скважина искривится, — он сделал ударение на последнем слове, — повторяю, если она искривится, вулканических пород вы вообще не встретите. Скважина пройдёт в теле рифа параллельно им. — Все это теоретические рассуждения, — заметил я. — И не понимаю… — Не понимаете… Жаль! — Он выпрямился и стёр ногой рисунок на песке. — Полагал, вы более догадливы… Тогда сделаем несколько предположений. Тоже теоретических… Первое: предположим, что появление на острове гостей не вызвало восторга у населения острова. Второе: допустим, что жители острова очень миролюбивы; не желая портить отношений с гостями, они, тем не менее, хотят предельно сократить пребывание гостей на своей земле. Третье: учитывая необычность ситуации, позволим себе сделать ещё одно совершенно невероятное допущение, что жители острова подсказали гостям кое-что по существу дела… Ну, например, подсказали место бурения скважины с таким расчётом, чтобы гости как можно скорее выполнили свою задачу и распрощались с островом. Если всего этого мало, я готов сделать четвёртое предположение: гостям на этом острове ужасно не везёт. Начав бурить в таком месте, где можно было встретить древние лавы на глубине пятьдесят — шестьдесят метров от поверхности, гости так искривили скважину, что теперь едва ли встретят их вообще. Он умолк и быстро набросал ещё один рисунок на песке: разрез рифа, положение вулканического цоколя, линию искривлённой скважины. Я начал кое-что соображать. Я прямо спросил его: — Вы имеете возможность проникать внутрь острова? Он кивнул. — По кавернам внутри рифового массива? — Да, тут есть целая система пещер, заполненных морской водой. На глубине риф Муаи состоит чуть ли не из одних пустот. Лабиринты подводных пещер открываются прямо в океан. — И у вас есть скафандр? — Есть. — Проникнув в лабиринт, можно добраться и до вулканического основания, не так ли? — Да, местами древние лавы залегают неглубоко. — Хорошо, — сказал я. — Возьму у вас эти несколько метров базальтового керна, и мы уедем с первой же оказией; но сначала я должен убедиться, что всё это правда. — Сможете сделать это завтра же. Но вы должны дать мне слово честного человека и джентльмена, что все останется между нами. Никто, даже ваши помощники, не должны узнать о тайне атолла Муаи. Мы хотим жить спокойно. Одни и спокойно… Вы поняли меня? — Кое-что понял… Буду молчать. Обещаю вам, Карлссон. — Хорошо. Приходите завтра утром к коттеджу. Он легко поднялся, пожал мне руку и ушёл. Ребятам я сказал, что приходил советник Справедливейшего и пригласил меня на новую аудиенцию к вождю. Я даже и не подозревал, что говорю чистейшую правду. Карлссон встретил меня на центральной площади посёлка и провёл прямо в коттедж мимо стражей, которые сделали вид, что не замечают нас. Миновав несколько обставленных по-европейски комнат, мы очутились… в небольшой библиотеке. Это было совершенно круглое помещение без окон со стеклянным потолком. Над ним на крыше находился навес для тени. Вдоль стен тянулись стеллажи, сплошь заставленные книгами. Посредине стоял небольшой рабочий стол. Возле него кресла. Я надеялся, что Карлссон объяснит мне европейский облик всего этого дома, его странную пустоту, наконец, присутствие здесь библиотеки, однако он молчал. Порывшись в ящиках стола, он достал два электрических фонаря, один положил в карман, другой протянул мне. Потом он отодвинул ногой циновку на полу, открыл небольшой люк. Под крышкой люка оказалась узкая винтовая лестница, уходящая куда-то вниз. По-видимому, это был второй вход в подземелье. — Тут внизу кое-какие лаборатории, — сказал Карлссон. — Последнее время я бываю в них редко, поэтому освещение выключено. Нам придётся воспользоваться фонарями. — Здесь есть электрическое освещение? — удивился я. Он сделал вид, что не расслышал вопроса. Мы спускались ощупью в темноте. Я насчитал шестьдесят ступенек. Потом Карлссон включил свой фонарь. Сильный луч света вырвал из темноты шероховатые стены довольно широкого извилистого коридора. В стенах коридора темнели двери. Все они были закрыты на засовы. По правде сказать, это больше походило на подземную тюрьму, чем на лаборатории. Мне стало жутковато. — Идёмте, — сказал Карлссон. — Мы внутри рифового массива, но ещё находимся выше уровня океана. Эти пещеры — естественные. Мы тут только кое-что подровняли… Не дожидаясь ответа, он двинулся вперёд. Мне не оставалось ничего иного, как включить фонарь и последовать за ним. Коридор изгибался, петлял, разветвлялся, и вскоре я совершенно потерял ориентировку. Чувствовал только, что мы постепенно спускаемся все ниже и ниже. Внезапно я услышал плеск. Где-то совсем близко была вода. Стены коридора ушли в стороны, и мы очутились в довольно большой пещере. Своды её тонули во мраке, а совсем близко у наших ног с тихим шелестом ударяли в каменный пол волны. Это было подземное озеро, а вернее, небольшой подземный залив. В сдержанном непокое его вод отражалось дыхание близкого океана. — Мы почти у цели, — услышал я голос Карлссона. — Сейчас прилив, и вода поднялась высоко. Пока наденем скафандры и приготовимся к спуску, вода начнёт спадать. Вам приходилось погружаться на тридцать — сорок метров? — Нет, — признался я. — Ну, не беда. У меня хорошие скафандры — лёгкие и надёжные. Надеюсь, справитесь. Единственная опасность нашей экскурсии — мурены. Они заплывают в эти лабиринты. Придётся взять оружие. Попадаются и спруты, но небольшие. Крупные сюда забираются редко. “Ещё не легче, — подумал я. — Прогулка к вулканическому цоколю Муаи может оказаться богатой впечатлениями… Черт меня дёрнул согласиться! Впрочем, теперь отступать поздно… Пусть лучше воображает, что для меня все это — раз плюнуть…” Скафандры действительно оказались превосходными. Я натянул свой без труда, и Карлссон помог мне закрепить шлем. Дышать было очень легко. Гибкий металлический шланг соединял шлем с небольшими баллонами, укреплёнными за спиной. В баллонах, по-видимому, находился кислород. — Сделайте несколько глубоких вдохов, — услышал я голос Карлссона. — Так, хорошо… Можете отвечать мне, скафандры радиофицированы. — Замечательная штука, — сказал я, имея в виду скафандр. — Последняя модель? — Нет. Они изготовлены лет пятнадцать назад. Впрочем, я не уверен, что сейчас научились делать лучше. — Я и таких не видел. — Эти сделаны по специальному заказу. Рассчитаны для глубин до трехсот метров. — Ого! Разве возможно такое погружение в лёгком скафандре? — После небольшой тренировки вполне возможно. Мне приходилось погружаться в нём и глубже… Я с сомнением покачал головой, но Карлссон не заметил этого движения. Мой шлем остался неподвижным, и я убедился, что он очень просторен: в нём можно было свободно вертеть головой. — В гребне шлема находится осветитель. Включающее устройство под левым баллоном, — снова услышал я голос Карлссона. — Вы можете включать и выключать свет левой рукой. Я засунул руку за спину и нащупал какой-то язычок. Дёрнул за него. Вспыхнул яркий свет, похожий на свет автомобильных фар. “Фары” находились где-то над головой. Это напоминало фонарь шахтёрской лампочки, только свет был гораздо сильнее. Поворачиваясь, я мог теперь осмотреть подземелье. Ребристые стрельчатые своды уходили высоко вверх. Местами с них свисали ажурные каменные драпировки, похожие на белоснежные кружева. Сталактиты спускались к самой воде и отбрасывали на её поверхность резкие причудливые тени. Под водой скалы круто обрывались. В глубине царил густой фиолетово-синий мрак; там вспыхивали и гасли удивительные красноватые искорки. Картина была настолько фантастической, что, кажется, я даже позабыл на время о своих страхах. — Вы готовы? — прозвучал голос Карлссона. — Д-да… — сказал я. Для меня самого это “да” прозвучало не очень убедительно. — Тогда в путь! Не отставайте и посматривайте по сторонам… Он спустился по каменным ступеням и исчез. Тёмная вода сомкнулась над его шлемом, но тотчас же озарилась изнутри. Это Карлссон включил свой осветитель. Я увидел на глубине красновато-оранжевые ребра подводных скал. Тени крупных рыб метнулись в стороны. — Ну, где вы там? — послышался издалека голос Карлссона. Я вдруг вспомнил слова Питера: “В случае чего, шеф, мы устроим вам вполне приличные похороны…” В данной ситуации о похоронах не могло быть и речи. Я просто исчезну бесследно — и меня сожрут гнездящиеся в непроглядном мраке мурены. Боже, на какие идиотские выходки решаются иногда вполне благоразумные и уравновешенные люди. — Ну? — прозвучало издали. Мне пришло в голову, что это “ну” я уже слышал однажды… Впрочем, предаваться воспоминаниям было некогда. Свет фонаря Карлссона заметно ослабел, превратившись в размытое золотистое пятно. Если я не заставлю себя тотчас же войти в воду, Карлссон исчезнет на глубине… — Ух ты, бултых! — сказал я сам себе. Лет сорок назад так приговаривала моя бабушка, когда сажала меня в большой эмалированный таз, чтобы искупать. Я сделал шаг, потом другой. Тело вдруг стало удивительно лёгким, и я почувствовал, что плыву. Карлссона удалось догнать без труда. Мы поплыли рядом. Странные большеглазые рыбы с прозрачными плавниками равнодушно разглядывали нас, неторопливо уступая дорогу. Подводное ущелье, по которому мы спускались, постепенно сужалось. — Мурен сегодня не видно, — раздался у меня в ушах голос Карлссона. — Ушли с началом отлива. Зато вижу кальмара. Неплохой экземплярчик. Этот может и атаковать. Впереди появилось что-то похожее на веретенообразную торпеду. Торпеда плыла нам навстречу. Кажется, она была длиной в несколько метров. Мне вдруг ужасно захотелось очутиться на берегу, на горячем песке пляжа… Во рту сразу пересохло… Карлссон обогнал меня. Я заметил, что он засунул левую руку за спину и поворачивает диск на конце одного из баллонов. Бледная торпеда побагровела, изогнулась гигантской запятой и вдруг превратилась в тёмное мохнатое облако. — Удрал, — в голосе Карлссона послышалось удовлетворение. — Обозлился, покраснел и удрал. Они всегда багровеют, когда взволнованы… Ультразвуковой излучатель, — пояснил он, похлопывая по левому баллону. — Спруты не выносят его действия. Сразу выпускают “дымовую завесу” и ретируются. Тонкая нервная организация! С муренами хуже… Эти бестии — “толстокожие”. Иногда приходится их потрошить. Но мурен мы так и не встретили. Мы спускались по ущелью ещё минут десять. Потом оно резко расширилось, и мы оказались в огромной подводной пещере. Наши осветители словно пригасли. Их свет потерялся в толще воды, заполняющей гигантскую полость. — Эта пещера возникла вдоль границы вулканического конуса и рифа, — сказал Карлссон. — Видите чёрные породы? Это древние лавы — базальты. Обычные тихоокеанские базальты, а не кимберлиты… Мы подплыли ближе, и я убедился, что Карлссон прав. Конечно, это был базальт. Вульгарный базальт. Риф Муаи покоился на обыкновенном вулкане. В западной части Тихого океана таких вулканов сотни. Их лавы выходят и прямо на поверхность, образуя вулканические острова: — Я хотел бы взять образцы… — Надо спуститься немного глубже, там, у подножия обрыва, можно найти обломки. Мы погрузились ещё на десяток метров, и я увидел осыпь тёмных камней. Некоторые были покрыты наростами коралловых стеблей. Выбрав несколько небольших обломков, я опустил их в карман скафандра. — Как с дыханием? — поинтересовался Карлссон. — Отлично. — Тогда спустимся ещё немного. Вы сможете увидеть вашу скважину. “Здорово!” — подумал я. Мы углубились в запутанный лабиринт коралловых скал, похожий на гигантское каменное кружево. Как ухитрялся Карлссон находить правильный путь в этих сотах?… В одном месте, кажется, он заколебался: куда плыть дальше… Мне снова стало не по себе, и я уже готов был пожалеть, что не отказался от продолжения прогулки. Впрочем, через секунду в наушниках шлема послышался его голос: — Ага, вот она, чуть правее… Ещё несколько движений, и я увидел в скальной нише металлический стержень. Всякие сомнения исчезли. Это действительно была обсадная труба нашей скважины. Уже тут было заметно, что скважина наклонена. — Какая здесь глубина? — поинтересовался я. — Метров шестьдесят. Авария у вас произошла выше, но сейчас туда трудно проникнуть. — Значит, вы помогли тогда освободить инструмент? — Вначале вы бурили очень неосторожно, — сказал Карлссон. — Совсем не учитывали особенности этих пород. Получился обвал. Чтобы освободить вашу коронку, пришлось применить заряд взрывчатки. Но кажется, взрыв повредил буровой инструмент? — Пустяки, у нас были запасные детали. Примите мою благодарность за помощь. — Не за что! Просто мы боялись, что вы не сможете ликвидировать аварию и измените место скважины. Это сильно задержало бы ваши работы. — Однако вы очень заинтересованы в окончании наших работ и, очевидно, в нашем быстрейшем отъезде… — Сегодня вы догадливее, чем вчера. Обратный путь мы совершили без приключений. Я не мог не признать, что Карлссон великолепно ориентируется в подводных лабиринтах Муаи. Без сомнения, он занимался их исследованием не один год. Спустя час мы уже отдыхали в библиотеке коттеджа. Карлссон принёс поднос с напитками. Я налил себе виски с содовой. Карлссон ограничился стаканом воды. Подозреваю, что это действительно была морская вода… Мы легко согласовали план дальнейших действий. Жители посёлка пригласят всех нас на рыбную ловлю. В последний момент я под каким-нибудь предлогом останусь. Непогода задержит моих товарищей и их спутников на соседнем острове на несколько дней. За это время я постараюсь предельно углубить скважину и получу от Карлссона базальтовый керн как доказательство того, что скважина вошла в вулканический цоколь острова. Потом вернутся мои товарищи, мы демонтируем буровую и уедем с пароходом, который должен прибыть на Муаи через три недели. У меня вертелся на языке один вопрос, и я не преминул задать его, кончая второй стаканчик виски с содовой. — Кто, собственно, был инициатором всего этого плана — Справедливейший или вы, Карлссон? — Считайте, что мы оба, — скромно ответил Карлссон. — Но почему, черт побери, вы так заинтересованы в нашем исчезновении с острова? — Вероятно, отвечать не обязательно, — задумчиво произнёс Карлссон. — Вы поймёте сами… Впрочем, кое-что я могу сказать… перед вашим отъездом. — А однако этот Гомби наврал, — переменил я тему разговора. Карлссон с изумлением взглянул на меня. — Я имею в виду кимберлитовые вулканы в Тихом океане, — пояснил я, отхлёбывая виски. — Удивительно, как ему сразу все поверили… И теперь гоняются за призраками. — Ах вот вы о чём, — тихо сказал Карлссон. — Нет, Гомби говорил правду… Кимберлитовые вулканы в Тихом океане есть. К сожалению, есть… Их множество. Но они глубоко — там, под пятикилометровой толщей воды. Они на дне глубоководных котловин. И над ними нет вулканических конусов. Это всего-навсего воронки взрыва, как и на суше — в Африке, в Сибири. Извержение кимберлитового вулкана — чудовищный взрыв на большой глубине; в результате взрыва земная кора оказывается как бы простреленной насквозь. Продукты взрыва не образуют вулканического конуса. Они улетают в межпланетное пространство, если хотите — превращаются в метеориты. А на месте взрыва остаётся труба или воронка, заполненная алмазоносными обломками. Это и есть кимберлит, загадочный кимберлит — свидетель взрыва под земной корой. — Никогда не слышал такого, — признался я. — Книгу профессора Гомби я читал, но, кажется, там написано иначе… — Гомби вначале и думал иначе. Позднее он изменил свои представления. — А где написано об этом? — Нигде… — Вы знали его? — Да. — При каких обстоятельствах он погиб? — Это была чудовищная подлость, — тихо сказал Карлссон. — О, чудовищная! Дельцы из Алмазной корпорации перепугались, что открытие алмазов на дне океана уменьшит их доходы. Последовала серия диверсий. Сначала уничтожили глубоководную станцию, созданную Гомби у Маршалловых островов. В газетах писали про несчастный случай, но это была диверсия. Потом такая же участь постигла главную базу экспедиции. Она находилась на одном из атоллов невдалеке отсюда. Когда Гомби и его уцелевшие товарищи эвакуировались с острова, их судно наскочило на мину, а может быть, было торпедировано неизвестной подводной лодкой. И снова миру была рассказана басня: басня о гибели судна во время шторма… — Возможно ли? — сказал я. — В наши дни! И неужели никто не спасся?… — В наши дни случаются и худшие вещи, — возразил Карлссон. Меня удивило, что он не ответил на мой вопрос. Я хотел повторить его, но Карлссон продолжал: — После той истории, я имею в виду историю Гомби, я окончательно разуверился в людях — в так называемых цивилизованных людях. Я навсегда ушёл из их мира и поселился тут, на этом атолле. — И вы… счастливы? — Пожалуй, да. Люди тут примитивны, но они честны, не испорчены цивилизацией. Они ловят мне рыбу, а я учу их понимать мир и самих себя. И лечу, если кто-нибудь захворает. Но болеют тут редко. — Вы, вероятно, ведёте и научные исследования? — Так, пустяки, для души. — Какова же ваша основная профессия? — У меня их много. Вам наскучит, если начну перечислять… — А Справедливейший? — Что Справедливейший? — Не мешает вам? Карлссон улыбнулся: — Мы встречаемся редко. — Но живёте в одном доме с ним? — Тем не менее, встречаемся редко. — Например, когда приходится давать аудиенцию незваным гостям? Он окинул меня проницательным взглядом. — О, — сказал он, — вы, оказывается, более догадливы, чем я вначале думал. Да, вы не ошиблись… Но пусть это останется между нами. И простите меня за тот маленький маскарад. В глазах окружающего мира Муаи должен быть одним из тысяч обычных островов. А на каждом острове Микронезии есть свой более или менее странный вождь… Я не мог скрыть изумления: — Значит, вы и есть Справедливейший! Я-то ведь думал, что вы тот таинственный гид, который встречал нас и провожал. Карлссон весело рассмеялся: — Все-таки я чуть-чуть переоценил вас… Я и то, и другое. Для этих мистерий у меня имеются две превосходные маски. Не хочу, чтобы мои сограждане принимали участие в таких инсценировках. Конечно, кое-кто из них не отказался бы и даже неплохо сыграл бы отведённую роль, но я оставляю за собой… внешнюю политику. Мы так условились. Внешняя политика — моя сфера, внутренняя — их. Достаточно и того, что во время визитов они не отказываются торчать у дверей этого дома. — Значит, у вас полная демократия? — Можно назвать и так. Я чувствовал, что мне давно пора уходить, и… все не мог заставить себя расстаться с этим удивительным человеком. Несмотря на внешнюю жёсткость, от него исходило какое-то особенное обаяние. Обитатели острова, должно быть, боготворили его… — Послушайте, Карлссон, — сказал я. — Если когда-нибудь и я, подобно вам, разочаруюсь в благах цивилизации, примете меня в свою общину? Буду хорошим подданным, обещаю. — Это должны решить они все, — очень серьёзно ответил Карлссон, — У нас ведь демократия… вы сами сказали. Тогда все удалось сделать именно так, как мы задумали с Карлссоном. Ребята отсутствовали восемь дней. Правда, вернулись они злые и встревоженные. Они опасались какого-нибудь нового подвоха со стороны островитян. Однако когда я рассказал, что все дни непогоды скважина бурилась и мне удалось вскрыть базальт, они пришли в восторг. Даже молчаливый Тоби произнёс целую речь. Только Питер, придирчиво оглядывая базальтовый керн, проворчал, ни к кому не обращаясь: — Чудеса да и только на здешних проклятых островах… Ну, если за них платят… Он пожал плечами и больше не возвращался к этой теме. В последний вечер островитяне пригласили нас в деревню на праздник. Это был прощальный праздник в нашу честь. На центральной площади, напротив коттеджа вождя, собралось все население острова. Нас посадили на самое почётное место — на возвышение, устланное мягкими циновками. Пир начался с заходом солнца и продолжался до восхода луны. Когда её бледный диск выплыл из тёмных вод океана и проложил широкую серебристую дорогу к берегу атолла, начались танцы. Гибкие тёмные фигуры то стремительно двигались в едином согласованном ритме, то застывали чёткими изваяниями на фоне искрящейся поверхности океана. Танцам вторило негромкое мелодичное пение. Порой оно затихало, словно задуваемое порывами тёплого ветра. Ветер шелестел листьями пальм и увлекал в темноту белые плащи танцовщиц… Мне было очень грустно. Грустно оттого, что это последняя ночь на чудесном острове, где пережито столько удивительных и забавных приключений… А ещё грустно потому, что Карлссон не пришёл на прощальную встречу. Мне так хотелось поговорить с ним ещё раз перед отъездом. Хотелось, чтобы он объяснил… Кто-то тихонько потянул меня за рукав. Я оглянулся: позади сидел на корточках Ку Мар. У него тоже был не очень-то весёлый вид. — Ну, что скажешь? — спросил я возможно более бодрым тоном. — Завтра поедешь? — Поеду. — А куда? — Далеко. Сначала на Гаваи, потом в Америку. — Зачем? — Гм, зачем!… Работать… надо работать дальше… — Делать дырки на других островах? — На островах или на большой земле. Ку Мар вздохнул: — Так целый жизнь будешь делать дырки? — Надо работать, Ку Мар. Каждый человек должен делать свою работу. Вы здесь ловите рыбу и черепах… — О, — перебил Ку Мар, презрительно надувая губы, — рыба жарить можно, черепаха — суп варить. А твой дырка что? — Мы с тобой не поймём друг друга, дорогой, — сказал я, обнимая его, за плечи. — Люди чаще всего не понимают один другого, и это очень плохо. — Плохо, совсем плохо, — согласился Ку Мар. — Поедем с нами? — предложил я. — Зачем? — Научу тебя работать на буровом станке. Будешь ездить по всему свету и делать дырки. Заработаешь много денег… — Нет, — серьёзно ответил Ку Мар. — Не поеду. Мне тут хорошо… Здесь мама и бабка Хмок Фуа Кукамару… — И отец? — Отец — нет. Он ушёл туда, — Ку Мар указал в океан, — и не пришёл назад. — Утонул? — Я не знаю. Никто не знает… Может, утонул, может, ушёл Америка. Назад не пришёл. — Так поедем со мной. Может быть, мы разыщем твоего отца. Или, если захочешь, я буду твоим отцом. — Спасибо, — сказал Ку Мар. — Нет, лучше ты приходи на Муаи, когда надоест делать дырка. Приходи, пожалуйста… — А Справедливейший? Если он не захочет? — Захочет. Очень захочет. — Откуда ты знаешь! — Знаю. Все знаю, — Ку Мар хитро улыбнулся. — Ты два раза говорил с ним и даже ходил далеко туда. — Ку Мар постучал коричневым пальцем по циновке, на которой мы сидели. — А ты сам бывал там, в подводных пещерах внутри острова? — О, — Ку Мар надул губы. — Каждый муаи ходил туда. Мы там ловим рыба. Там всегда лучший рыба. А ещё там есть школа, и книжки, и машина, которая может делать свет. Много разных вещей. — Под водой? — Зачем под водой? Там есть много пещера без воды. Очень хороший пещера. Сухой. Там — на другой сторона острова. — Где мы сначала хотели бурить? — Да. — Понимаю… Почему же сразу никто не сказал нам об этом? — Муаи не знал, какой вы человек. Может, плохой человек?… — А теперь знаете? Ку Мар широко улыбнулся: — Теперь знаем. — Кто же сделал все это: пещеры, школу, свет? Научил ловить рыбу внутри острова? Ку Мар улыбнулся: — Ты знаешь… Он говорил тебе. А пещера всегда был. Такой пещера есть и на других островах, только поменьше. — А машина, которая делает свет? — Машина мы привезли с другой остров, — шепнул Ку Мар, наклоняясь к самому моему уху. — Есть такой остров недалеко. Там тоже учёный человек делал дырка. Давно… Потом все пропало. Плохой человек все испортил. Муаи привезли оттуда много разный машина, вещи, книга. Хороший книга. — Это Справедливейший показал? — Он. Он все показывал, учил. Хорошо учил. Всех учил, и большой, и маленький. Муаи теперь все учёный. Учёный и сильный. — И хитрый? — Немного хитрый. Каждый учёный человек немножко хитрый… — Слушай, Ку Мар, но теперь, когда все муаи стали учёными и хитрыми, многие, наверно, хотят уехать с острова на большую землю? И уезжают? Ку Мар отрицательно покачал курчавой головой: — Нет. Раньше хотел уехать, когда плохо жил. Как мой отец. Теперь нет. — Значит, Справедливейший сделал вас счастливыми? Ку Мар задумался, сморщил нос и нахмурил брови. Потом сказал: — Я так думаю: он помогал муаи, учил. А счастливый муаи стал сам. Муаи хотел стать счастливый, научился и стал… Понимаешь? — Кажется, понимаю. А скажи мне ещё, как вы зовёте его, когда встречаетесь с ним? Вы ведь часто встречаетесь, не правда ли? Неужели каждый раз, обращаясь к нему, муаи говорят: Справедливейший из справедливых, мудрейший из мудрых, вышедший из синих вод… и как там дальше? Ку Мар звонко расхохотался: — Нет, это вы его так зовёте. Мы так не можем. Долго говорить надо. Если так говорить, муаи ничего не успеют сделать. Мы зовём его дядюшка Гомби, но тс… — Ку Мар прижал палец к губам. — Так не говори никому. Он не хочет, чтобы знали… И никакой другой человек пусть не знает… Обещаешь? — Обещаю, — машинально повторил я. “Вот оно что! Значит, дядюшка Гомби! Ну конечно, не грех было и самому додуматься”. Ку Мар шептал мне что-то ещё в самое ухо… Я уже не слушал. Я думал об этом удивительном и странном человеке… Сила или слабость двигали его поступками? Конечно, он помог маленькой группке островитян стать счастливыми… Но он ушёл в сторону… Встретив сопротивление злых сил, сам перечеркнул свои открытия. Отказался от борьбы с подлостью. А погибшие товарищи?… Разве не его долгом было рассказать миру правду? Наверно, он — гениальный учёный, но, остановившись на полпути, он теперь хочет, чтобы люди забыли об его открытиях? Почему?… Если каждый честный человек, разуверившийся в справедливости современного мира, захочет бежать на далёкие острова?… Разве уход на Муаи не бегство?… Фу, черт, я ведь тоже последние дни всерьёз подумываю о райской жизни на этих островах… Правда, не сейчас, а попозже. Но не все ли равно!… — Ты ничего не слушаешь, — с обидой объявил Ку Мар, отодвигаясь. — Прости, дорогой. Я думал немного о разных вещах… Смотри-ка, ветер совсем стих. Стало душно. Пойдём к океану. — Иди… Приду потом… Осторожно обходя сидящие на земле фигуры, я вышел на освещённую луной площадь. Два тёмных силуэта маячили возле веранды коттеджа. На головах у них поблёскивали каски. Даже и в этот последний вечер вход в коттедж был по-прежнему закрыт для нас. Интересно, где сейчас Карлссон… то есть Гомби?… Света в окнах не видно… Наверно, сидит в одной из своих лабораторий, а может быть, плавает в подводных лабиринтах острова… Я подошёл к самому берегу, присел на шероховатый выступ кораллового известняка. Камень был тёплым. Он ещё хранил остатки дневного тепла. Волны с тихим шелестом набегали на влажный песок и спешили обратно сетью серебристых струй. Начинался отлив… Издали с внешнего кольца рифов временами доносился негромкий гул. Там продолжалась вечная работа прибоя. А в деревне всё пели… Теперь в хор включились и мои товарищи. Явственно различался хрипловатый голос Питера, высокий дискант Джо. Они не прислушивались к общей мелодии и тянули каждый своё. Значит, пальмовое вино начало действовать… Наверно, оно подействовало и на меня, потому мне так чертовски грустно в эту последнюю ночь. Две фигуры — большая и маленькая — вышли из тени пальм на освещённый луной белый пляж и направились в мою сторону. В маленькой я сразу узнал Ку Мара. А большая?… Ну конечно, это был Карлссон. — Добрый вечер, профессор Гомби, — сказал я, когда они приблизились. — Этот маленький злодей проболтался-таки. — Карлссон положил руку на курчавую голову Ку Мара. — Цените откровенность!… Это случилось благодаря его огромной симпатии к вам. Но и я не совсем обманул вас. Карлссон — фамилия моей матери. Я носил эту фамилию в студенческие годы. — Мы видимся, вероятно, в последний раз. Позвольте задать вам ещё один вопрос, профессор… И поверьте, не из праздного любопытства. Мне хотелось бы разобраться в собственных мыслях и сомнениях. — Спрашивайте. — Почему вы отказались от борьбы? Тогда — пятнадцать лет назад?… — Ах вот что… — задумчиво протянул он и отвернулся. Он долго глядел в океан, на переливающееся серебро лунной дороги. — На ваш вопрос нелегко ответить, — сказал он наконец. — Вы, вероятно, думаете, что я просто испугался, испугался тех, кто поставил целью уничтожить меня и моих товарищей… Но знаете ли, что такое ответственность за открытие? Я имею в виду ответственность исследователя. Ведь те, кто прокладывает пути в неведомое, почти всегда идут впереди своего времени… Так вот, жизнь в какой-то момент может поставить перед учёным парадоксальный на первый взгляд вопрос: а не пора ли остановиться? Остановиться потому, что следующий шаг на пути исследований может принести уже не блага, а неисчислимые несчастия миру и человечеству. Вспомните хотя бы об открытии ядерной энергии. Физики ухитрились получить её лет на сто раньше, чем следовало… А результат — величайшее открытие науки обернулось кошмаром непрестанной угрозы термоядерного апокалипсиса… Поймите, человечество просто не доросло до некоторых “игрушек”, которые торопятся дарить учёные… Вы вправе спросить, что общего имеет все это с исследованиями геологии океанического дна, которыми занимался некий профессор Гомби, с открытием кимберлитов на дне Тихого океана? Увы, кое-что общее имеет. На дне океанов таится множество поразительных вещей… Мне посчастливилось, а вернее, я имел несчастье приблизиться к разгадке одной из величайших тайн Тихого океана. Я имею в виду его огненное обрамление — кольцо вулканов, опоясывающее Тихий океан. Что-то пугающее есть в той щедрости, с какой энергия земных недр выплёскивалась тут наружу миллионы лет. И потом — открытие кимберлитов… Вообразите десятки тысяч кимберлитовых жерл, похороненных под толщей океанических вод. Я начал смутно догадываться, что тут таится ключ к пониманию процессов, происходящих в недрах Земли… И вот настал момент, когда я должен был спросить себя: а не пора ли остановиться?… Мне удалось доказать, что Тихий океан — это гигантский вулканический кратер — самый огромный кратер нашей планеты. Чудовищным извержением недавнего геологического прошлого из него был извергнут сгусток глубинного вещества, образовавший Луну. То, о чём сто лет назад писал Джордж Дарвин и что впоследствии многие поколения геологов считали фантазией, оказалось истиной. Когда я подсчитал энергию вулканических выбросов Тихоокеанского кратера, мне стало страшно… Страшно за человечество, которое может протянуть руку к этой энергии и, конечно, с ней не справится… А ведь эта энергия сравнительно легко достижима. Через сотни лет энергия земных недр станет благодеянием свободного и мудрого человечества. Но сейчас путь к неведомому энергетическому океану должен быть надёжно закрыт для мира, раздираемого враждой, недоверием, подозрениями… И вот я сделал то, что на моем месте, вероятно, должен был сделать каждый благоразумный и честный человек Земли. Я решил утаить от людей своё открытие, а ключи к нему похоронил в глубинах Тихого океана. Вот теперь и судите, прав ли был профессор Гомби, когда он решил снова стать Карлссоном? — Но эта энергия, энергия недр, что она такое? — спросил я, будучи не в силах сдержать своё любопытство. — Об этом больше ни слова… Она — все то, что притаилось там, в глубинах планеты, чем вздыблены горы и рождены провалы морей… Взрывы вулканов, землетрясения, образование алмазоносных кимберлитовых труб — лишь слабые её отзвуки. Энергия недр ещё страшнее той дьявольской силы, которая скрыта в смертоносных цилиндрах водородных бомб… — Значит, взрывы на ваших научных станциях?… — Нет-нет, то действительно были диверсии. Они и ускорили моё окончательное решение. Миру, в котором возможно такое, нельзя завещать новых открытий. Во время катастрофы судна мне одному случайно удалось уцелеть… Волны выбросили меня на этот берег. И я остался тут. Своим открытием я чуть не привёл человечество на край гибели. Во искупление я решил сделать счастливыми хотя бы немногих — тех, кто населял клочок земли, давший мне спасение. Кроме того, здесь, на этом острове, я в какой-то мере остаюсь хранителем своей тайны и… тайны Тихоокеанского кратера. — Но один человек практически бессилен… Если кто-то пойдёт по вашим стопам в исследовании тихоокеанского дна… Сейчас организуется столько экспедиций… — Да, конечно… Рано или поздно моё открытие кто-нибудь повторит. И если это случится в ближайшие десятилетия, остаётся лишь утешаться мыслью, что человечество будет проклинать не меня. — Но разве нельзя придумать что-нибудь?… — Я не сумел… — Это потому, что вы один. — Я не один, — возразил он, обнимая Ку Мара. — Со мной вот — все они… и, право, мы кое-какая сила! — Правильно, — подтвердил Ку Мар. — Вы хотите сказать, что, если кто-то попытается повторить ваше открытие и приблизится к истине, вы помешаете исследователям так же, как когда-то Алмазная корпорация хотела помешать вам? Он нахмурился: — Возможно… Да, возможно, что мы попытаемся помешать. Впрочем, не теми методами, которые использовала Алмазная корпорация. Безумцев надо остановить. Вовремя остановить!… Если иного выхода не окажется, я готов буду вмешаться… Да-да, я и мы все… — Но что вы можете?… — О, — живо перебил он, — вы недооцениваете наши силы и возможности. Уверяю вас, кое-что можем… Моя сила в знании того, что может случиться… А знать — это уметь предвидеть… — Одного предвидения событий, даже самого точного, недостаточно, — не сдавался я. — Между предвидением и реальной возможностью противодействия зачастую существует пропасть. Как вы преодолеете эту пропасть? Можно ли вообще преодолеть её в данном случае? Он испытующе посмотрел на меня: — Хотите, чтобы раскрыл вам частицу моих… наших планов? Не сделаю этого… Скажу лишь: время работает на нас. Надеюсь, даже почти убеждён, что повторить моё открытие смогут ещё не скоро. И пока я жив, тайна Тихоокеанского кратера будет сохранена. — А вы не боитесь, что я расскажу обо всём этом другим учёным? — Нет, — очень серьёзно ответил он. — Во-первых, потому, что вы обещали хранить тайну Муаи, а ведь вы порядочный человек, не так ли? — Правильно, — снова подтвердил Ку Мар. — А во-вторых, я же не сказал ничего, что могло бы… натолкнуть на след. Я говорил в самых общих чертах… А они известны каждому геологу. — И всё-таки мне кажется, — сказал я, — что вы не совсем правы, профессор. Вы могли молчать о самом открытии, но надо было бороться с несправедливостью, добиваться наказания виновников гибели ваших товарищей. Есть же на свете честные люди, далее и в нашей стране. Вас бы поддержали. И надо было рассказать правду о месторождениях алмазов. Они нужны всему человечеству. — Да поймите вы, — с лёгким раздражением возразил Гомби, — что всё это гораздо сложнее, и алмазы — не самое главное… И даже гибель моих товарищей… На карту поставлено большее — судьба человечества… — Судьбу человечества вы не решите, сидя на этом острове. Мне кажется, вы, всё-таки переоцениваете свои силы… Правда, столкнувшись с нами, с маленькой группкой посланцев большой Земли, вы одержали верх; вы заставили нас поступить так, как сами считаете более правильным и удобным… Удобным для себя. Но ведь есть ещё целый огромный мир; перед ним вы совершенно бессильны, потому что, несмотря на все, вы ужасно одиноки. Вы, профессор, помогли стать счастливыми обитателям небольшого островка. Это правда. Но вы могли сделать гораздо большее… — Не знаю, — задумчиво сказал он. — Пожалуй, мы не сможем сейчас убедить друг друга. Будущее покажет… Прощайте… И он ушёл и увёл с собой Ку Мара… С тех пор минуло двадцать лет. И теперь эта газетная заметка… Муаи больше нет. “Будущее покажет”… Вот и ответ на наш спор… Нет больше Хранителя тайны Тихоокеанского кратера и его маленькой колонии. И Ку Мара нет — Ку Мара, который за эти годы успел стать совсем взрослым… А может быть, кто-нибудь из них всё-таки уцелел? Может, они все уцелели, давно разъехавшись по другим островам Тихого океана? Ведь Гомби воспитывал их, чтобы тоже сделать хранителями тайны Тихоокеанского кратера. И может, он сам уже вернулся на большую землю?… Нет, пожалуй, я должен повременить с разоблачением. Надо подождать ещё некоторое время… Год… Несколько лет… Кроме того, если они действительно погибли, им-то я уже не помогу. И ещё неизвестно, как на это посмотрит моё начальство… Ведь я тогда не добурил скважину. А мои сбережения невелики. Да и стоит ли сейчас снова привлекать внимание к открытию Гомби?… Так я думал, сидя над раскрытой утренней газетой возле чашки остывшего кофе. И не знал: прав я или нет… |
|
|