"Оборотень" - читать интересную книгу автора (Трапезников Александр)

Глава четырнадцатая ОТВЕТНЫЙ ХОД КВАЗИМОДО

Глория вздрогнула, встревоженно посмотрев на Тима. Он встал, вышел в коридор и приблизился к двери так, чтобы находиться сбоку от нее. Постучали еще раз, сильнее. Тим нагнулся, взял в руки гантель — ту самую, которой когда-то Глория чуть не «угостила» его голову.

— Кто? — спросил он, ожидая чего угодно, даже автоматной очереди.

— Я, — ответил чей-то хриплый голос. — Открой.

С трудом Тероян узнал говорившего. Он щелкнул замком. На пороге стоял Олег Карпатов, осунувшийся, небритый, в мятой рубашке. Он молча прошел мимо Тима на кухню. Сел, вернее, как-то рухнул на стул.

— Где у тебя водка? — хмуро спросил он.

— Ладно, Олег, будет, — Тим стоял рядом, не зная, что говорить в таких случаях. И зачем? — Я звонил Маше… Подумай о ней. Хороший же у тебя вид, нечего сказать.

— Она захотела остаться одна, — хмуро отозвался Карпатов. — Словно Сергей не был для меня почти родным сыном. Он же с самого детства на моих глазах. А я пошел и напился с какими-то забулдыгами у пивного ларька.

— То-то бы они обрадовались, если бы узнали, что пьют с полковником МУРа.

— А-а, мур-мура все это, — махнул рукой Олег. — Тошно мне смотреть на все, что происходит. Так ты дашь водки или нет? Я специально к тебе шел. А не дашь, так поеду к Шелешеву. Буду пить с мафиозными структурами.

— Нет, не даст, — вышла на кухню Глория. — Уж вам-то, Олег, это никак не к лицу. Ну что вы раскисли? — она положила обе ладони на плечи полковника, и он вскинул голову, посмотрел в ее глаза.

— А, привет, красавица! — произнес он. — У тебя нет детей, ты не знаешь, как больно.

— Не знаю, — согласилась Глория. — Но вы же мужчина. Вы воин, а не кусок пластилина.

— Воин, — кивнул головой Карпатов. И повторил: — Воин. Идет война, а на войне пьют. Кровь. И водку.

— Прекратите. Соберитесь с силами, — Глория мягко отобрала у него пустой стакан, который тот выудил из кармана брюк. — А как же Коленька и Алеша, двое других ваших сыновей? И еще сколько дел вам предстоит, сколько борьбы, если вы настоящий воин! Вы должны держать в руках меч, а не стакан.

Карпатов встрепенулся, кивнул Терояну.

— А у тебя умная девушка, — прищурился он. — Женитесь, разлюбезные мои. Благословляю. А я пошел воевать дальше.

— Куда ты теперь? — спросил Тим, удерживая его.

— Как куда? На работу, — Карпатов поднялся. — Не бойся, не в шалман. Я уже оттаял.

— Тогда, Олег, послушай меня, — Тероян ушел в комнату и вернулся с записной книжкой. Но прежде чем раскрыть ее, он рассказал Карпатову о том, что произошло на кладбище и на постоялом дворе. И о том, какие услуги оказывал Серый — Хашиги и его гостям. По мере рассказа глаза Олега все больше прояснялись, а лицо твердело. Наконец, он не выдержал и попросту плюнул в свой пустой стакан.

— Извините, — с отвращением произнес он. — Какая все это мерзость. Но вам не следовало лезть под пули, это моя работа. Я же тебе приказал сидеть дома?

— За тебя ее отчасти сделал Влад.

— Эх, если бы зацепить через Серого — Мавра, да и самого Хашиги! Но где его сейчас сыскать… А что с записной книжкой?

— У меня есть предположение, что Серый поставлял не только девушек, но и детей — для Квазимодо.

— Давай, Ватсон, рассказывай.

Тероян раскрыл перед ним записную книжку на одной из страниц.

— Предположим следующее. Серый не похищал детей просто так с улицы: он выслеживал их, наводил справки. Ведь заказчику нужны были лишь здоровые, полноценные дети, живущие в счастливых семьях. Об этом мы говорили в прошлый раз. Сам Квазимодо страдает каким-то физическим недостатком. Допустим, что эта книжка — архив Серого, куда занесены похищенные дети, и те, которые только намечались. Вот красным карандашом подчеркнуто: «Мин. 7. 22.» Всего, кстати, таких строчек сорок две. Что это может означать? Наверное, адрес. «Мин.» — Минская, Минусинская, какие еще улицы в Москве начинаются с этих букв? Дом 7, квартира 22. Дальше идет: «Н. 8.3д. Р. 35. У. В. 3. Ш. 200 б. 4 an.» Я думаю, что первая буква — имя ребенка: Наташа или Николай, следующая цифра — возраст. «Зд.» — означает «здоров», «Р.» родители есть. Ведь Квазимодо наносил удар не только детям, но и родителям. Что означают следующие буквы, я не знаю. Но «200 б.» — это, очевидно, требуемая плата — двести баксов.

— А «4 an.» — четвертое апреля, — промолвила Глория. — Дата похищения.

— Правильно, — согласился Тероян.

— Можно предположить, что такое и «У. В. 3.» — удобное время — 3 часа дня, когда оба родителя отсутствуют, — продолжила Глория. — «Ш.» — Школа?

— Всего Серым выслежено сорок две жертвы. Четырнадцать из них уже переданы Квазимодо, — сказал Тероян. — Но, может быть, сюда занесены и девушки, которых он отправлял к Хашиги?

— Вряд ли, — усмехнулся Карпатов. — Эти глупышки всегда летят на огонь сами, — и он снисходительно взглянул на Глорию, отчего та слегка покраснела.

— Ну уж и не всегда, — возразила она рассерженно.

— Ладно, не будем препираться, — остановил их Тероян. — Так что ты обо всем этом думаешь?

— А что думать? — сказал Олег, убирая книжку в карман. — Едем в МУР, там и проверим по картотеке.

На Петровке они были в тринадцать сорок. Припарковав машину, Карпатов и Тероян направились к проходной. Глория осталась в «Жигулях». В кабинете Олег вызвал одного из сотрудников, объяснил ему, как использовать данные в записной книжке — сверить их с делами о похищенных детях.

— Давай, Дима, и поскорее, — сказал он капитану.

Тероян стоял возле окна и смотрел на Глорию, которая вышла из машины, прислонилась к дверце. Словно ощутив его взгляд, она подняла голову, и Тим улыбнулся. Даже на расстоянии они чувствовали друг друга.

— Все-таки, Олег, тебе надо было у меня хотя бы побриться, — произнес он. — А вдруг к генералу вызовут?

— И такого полюбит, — возразил Карпатов, закуривая. — Дима — парень толковый, сейчас все выясним.

Ждать пришлось минут тридцать. Вернувшись, капитан сообщил, что в семи случаях записи в книжке соответствуют адресам похищенных детей — это то, что удалось расшифровать, и все они приходятся на февраль, март и апрель. Но не совпадают даты похищения.

— Это не важно, — сказал Карпатов. — Серый мог ставить число заранее, намечая день, а что-то мешало, срывалось. Ищите Серого. Ты знаешь, кто это такой.

— Знаю, — кивнул капитан.

Их разговор оборвал телефонный звонок. Карпатов снял трубку и, пока он слушал, лицо его наливалось кирпичным цветом, скулы напряженно двигались.

— Маша, кто привел Коленьку? — почти выкрикнул он. И Тероян, и застывший возле стола капитан, пытались понять — что происходит там, на другом конце провода.

— Все, я сейчас сам приеду, — оборвал Карпатов, почти швырнув трубку на рычаг. Он так же резко встал, опрокинув за собой стул.

— Что случилось, Олег Васильевич? — встревоженно спросил капитан.

— Кто-то увез Алешу, — ответил тот.

— Как?

— А так. Когда он гулял с братом. Я не знаю. Что я — в подзорную трубу смотрел? — со злостью сказал Карпатов. — Давай, двигай за Серым, хватай всех, кого найдешь из его шайки. А я домой. Все звоните туда.

— Я с тобой, — поспешно произнес Тероян, и Олег кивнул ему, идя к двери.

Уже в машине, проклиная пробки, он рассказал подробнее. Оба брата, как обычно, гуляли во дворе. Но домой вернулся один Коленька, его, плачущего, привели соседи. Куда делся Алексей — они не знали. Слепой мальчик также не мог ничего объяснить толком. Он слышал только, как подъехала машина, как кто-то заговорил с братом — это была женщина, причем она называла его по имени. Алеша сел в машину, и все — исчез. То же самое рассказала и Маша, когда они приехали домой. Выглядела она настолько напуганной и несчастной, что Тероян дал ей сильное успокоительное, боясь, что произойдет нервный срыв. Но не в лучшем положении находился и сам Карпатов. Ему Тероян накапал валерьянки. Олег ходил из угла в угол, курил, о чем-то сосредоточенно думал.

— Может быть, его увезли какие-нибудь знакомые, покататься на машине? — спросила Глория. Олег только махнул рукой.

— Тогда бы они взяли и Коленьку.

Зазвонил телефон. Карпатов бросился к нему, сорвал трубку.

— Ублюдок! — прорычал он с исказившимся лицом. Потом повернулся ко всем троим. Глаза его блуждали.

— Ну, говори же! — потребовала Маша. Она прижимала обе ладони к груди. — Это… он, да?

— Да, — глухо отозвался Карпатов. — Квазимодо.

Маша вскрикнула, резко отвернувшись, а он продолжил:

— Сказал так: «Это я, Квазимодо.» А потом, какую-то чушь: «Нет, Квазимодо, это — ты сам». Что ты по этому поводу думаешь, Тим?

— Мне был точно такой же звонок. И Жоре Юнгову. Но раз он ничего не сказал об Алеше, то, может быть, и не он похитил?

— Он знал, что я буду дома. Именно сейчас, когда увезли сына, — сказал Карпатов. Его буквально трясло от ненависти. — Я убью его. Придавлю, как нечисть.

— Сначала надо спасти сына.

— Я сейчас весь МУР на уши поставлю. Всех задействую.

— А много пользы было прежде? Этот оборотень где-то рядом. Почему он звонит всем нам? Потому что чувствует, что мы приблизились к нему настолько близко, что можно ухватить за горло.

Они словно забыли о Маше, которая вышла из комнаты, двигаясь, как заведенная. Глория встревоженно пошла следом за ней. Карпатов и Тероян стояли напротив друг друга.

— Ты во всем виноват! — выкрикнул Олег, схватив Тима за рубашку обеими руками. — Ты и твоя… ненормальная! Если бы ты не встретил ее, не притащил домой, не начал бы свои дурацкие поиски, то Алешка бы сейчас был дома! Тероян пытался отцепить его руки, но чувствовал в его словах правду. Да, Олег был прав, если бы он не шел по следу Квазимодо, то, может быть, не вынудил бы его наносить ответные удары. И один из них пришелся по его другу. Но он же не хотел этого!

— Прекрати! — потребовал Тероян. — Мы что, драться будем?

— Нет, не прекращу. Это все из-за вас. Вы всюду суетесь, лезете, вынюхиваете… Валялись бы лучше в постели!

Тероян еле удержался, чтобы не ударить его. Но как бить обезумевшего от горя отца?

— Ты успокоишься или нет? — произнес он сквозь зубы, глядя в налитые кровавой мутью глаза Карпатова. — Надо что-то решать, а не сотрясать воздух.

— А… иди ты! — сказал Олег и оттолкнул его в сторону.

— Да возьми ты себя в руки! — выкрикнул Тероян. — Я твой друг.

Карпатов тяжело посмотрел на него, немного очнулся.

— Слушай, Тим, — медленно произнес он. — Оставь меня сейчас в покое. Прошу тебя, — и он добавил: — А то, поверь мне, убью.

— Ладно, — устало ответил Тероян. — Я сейчас уеду в одно место, а через пару часов вернусь. И у меня будет что тебе сказать о Квазимодо — это я обещаю.

Карпатов лишь махнул на него рукой и отвернулся. Тероян вышел в соседнюю комнату, поманил Глорию, которая сидела на диване, рядом с лежавшей лицом вниз Машей.

— Кажется, уснула, — тихо сказала девушка.

— Поехали, — произнес он. — На свидание с одним человеком. И через минуту они уже спускались по лестнице.

— Я все слышала, — сказала Глория, еле поспевая за ним. — Это я во всем виновата. От меня все несчастья. Значит, я и есть этот самый Квазимодо.

— Да что ты такое говоришь! — возмутился Тероян. — Вам всем надо уколы сделать. Маньяк просто издевается над нами. Ему доставляет радость слышать, как вы стонете. Без этого он жить не может, разве непонятно? Горе — его питательная среда. Почему он говорит каждому, что он сам и есть Квазимодо? Да потому, что всех людей считает такими же. Весь мир — скопище оборотней, вот его главная мысль.

— Куда мы едем? — спросила Глория, закрывая дверцу «Жигулей».

— На Беговую. Хочу поговорить с его крестным отцом. К редакции молодежной газеты они подъехали в начале пятого. Оставив машину возле бетонных тумб, Тероян и Глория поспешили к высотному зданию. «Только бы успеть», — подумал он.

На лифте они поднялись на шестой этаж, где размещалась редакция. Рабочий день заканчивался, сотрудники газеты уже пребывали в предвыходном настроении: из раскрытых дверей в коридор, по которому шли Тероян и Глория, заглядывая в комнаты, доносился смех, музыка.

— Где Гуркин? — спрашивал Тим, но каждый отвечал, что видел его только что, где-то в соседней комнате, в буфете, на этаже, у компьютерщиков. Какой-то полуплешивый ехидно заметил, что Юра Гуркин заседает в туалете, махнув рукой в конец коридора. Они отправились туда.

— Глория, — сказал Тероян, остановившись перед дверью. — Стойте здесь и никого не пускайте, пусть они хоть обмочатся. Говорите что угодно: трубы лопнули, потоп, аварийное состояние, критическое скопление газов, — но чтобы сюда никто не вошел.

Сам он открыл дверь и шагнул в уборную. Какой-то пузан, тяжело дыша, мыл руки. Тим подождал, пока он кончит свое занятие, и пропустил его. Потом двинулся дальше, открывая дверцы кабинок. Одна из них была заперта. Тим вошел в соседнюю, встал на унитаз, осторожно подтянулся на перегородке и посмотрел вниз. Он узнал сплющенный с боков череп Гуркина. Репортер почитывал клочок газеты и что-то мурлыкал под нос. У него, видно, было хорошее настроение.

Тероян подтянулся еще выше, перебросил тело и рухнул на Гуркина, вдавив того в толчок. Одной рукой он подхватил с пола полиэтиленовое ведро для использованной туалетной бумаги и нахлобучил его на голову репортера, который, не успев ничего сообразить, лишь мычал и дергал ногами.

— Где Квазимодо? — прохрипел Тероян, упираясь подошвой ботинка в голый живот Гуркина, не давая тому подняться, вдавливая его еще глубже в толчок. — Говори! — он ударил кулаком по донышку ведра. — Где Квазимодо?

— Н-не знаю! — взвизгнул Гуркин, пытаясь стащить свой «головной убор».

— Нет, ты скажешь мне, где он прячется, — пообещал Тероян, вновь стукнув по донышку. — Или ты захлебнешься собственным дерьмом. Отвечай!

— А-аа! — закричал Гуркин, но Тероян, нащупав его горло, сдавил пальцы. И крик оборвался, теперь разносилось лишь шипение, как из проколотого баллона. Тим ослабил захват.

— Где маньяк? — повторил Тероян шепотом. — Или это ты — сам? — он сбил с его головы ведро, увидел смертельно напуганные глаза Гуркина, в кровавых жилках, почти вылезающие из орбит. Голова его была обляпана туалетной бумагой.

— Кажется, тебе пора умыться, — произнес Тим. Он рывком вытащил репортера из толчка, развернул его и, сдавив сзади шею, пригнул голову к очку. Свободной рукой он нажал на слив, и в лицо Гуркина ударил бурлящий поток, смешавшийся с его же фекальными испражнениями. Подержав его так несколько секунд, он повернул голову репортера к себе. Тот хрипел, кашлял, отплевывался.

— Где? — еще раз повторил Тероян. — Хочешь продолжения водных процедур? Пожалуйста, — и он вновь проделал то же самое, но теперь уже держал Гуркина подольше. Минуту.

— Какой же ты все-таки упрямый, — посочувствовал Тероян. — Совсем не бережешь себя, парень. Так и подавиться можно.

— Я… не знаю, — пробулькал репортер. — Он сам звонил мне… несколько раз.

— Продолжай! — Тероян вытащил его голову.

— Звонил… и говорил, где я могу найти ребенка, — тяжело дыша, кося глазами, Гуркин трепыхался в руках, как выловленная, взращенная на нечистотах рыба. — И я ехал туда, куда он указывал.

— Ты встречался с ним лично?

— Нет!

— Это он похитил сына Карпатова?

— Какой такой Карпатов? Из МУРа? Откуда мне знать?

— Что ты делал у Хашиги?

— Какое твое собачье дело?

Терояну пришлось снова опустить его лицо в бурлящий поток.

— Ну, вспомнил? — спросил он минуту спустя.

— Вопросы решали… по финансированию нашей газеты. Что в этом особенного?

— А как четырнадцатая жертва Квазимодо оказалась у Медвежьих Озер? Как маньяк мог сообщить тебе, ведь ты находился у Хашиги?

— Он звонил мне за день до этого.

«Или сообщил ему прямо там, у Хашиги, наедине, — подумал Тероян. — Но Гуркин никогда не скажет об этом, будет упираться до конца». Но даже если репортер был предупрежден заранее, даже если поверить его словам, то достаточно ему было известить милицию, выполнить свой гражданский долг, и маньяк был бы уже схвачен. Только ему это не нужно. Ему выгоден Квазимодо со своими жертвами. Он прямо так и заявил об этом тогда, в Думе. И смерть Марзонова ему как бальзам на душу. Подонок. Какая в сущности разница между ним — преуспевающим журналистом и маньяком-садистом? Они — кровные братья. Своими статьями Гуркин также изымает у людей разум, лишает их способности мыслить. Только делает это в гораздо больших масштабах. Терояна трясло от злости.

— Почему ты не сообщил следствию о звонках Квазимодо? — проговорил он, чувствуя, что еще немного — и он просто утопит Гуркина в унитазе.

— Потому… Иди ты! Я — журналист, это моя работа, — отозвался тот, выворачиваясь из его рук.

— Ты — дерьмо, — брезгливо произнес Тероян, отталкивая его голову. Гуркин повалился боком, поджал ноги со спущенными брюками и остался лежать на полу, не решаясь подняться. Тим отодвинул щеколду, открыл дверь и вышел из кабинки. Он подошел к умывальнику и долго мыл руки с мылом, глядя на себя в зеркало. Отражавшееся лицо, схваченное ледяной ненавистью, было чужим, слишком беспощадным и страшным, лишенным человеческих черт, с волчьим взглядом. Так происходило всегда, когда перед Терояном появлялся враг. «Господи, прости меня грешного! — взмолился Тим. — Не лиши меня рассудка от ненависти и злобы. Дай мне силы выдержать все испытания…» Он промокнул салфеткой мокрые руки и вышел в коридор.

— Пошли, Глория, — сказал он девушке. — Здесь нам больше делать нечего.

— Удалось что-нибудь выяснить? — спросила она на ходу.

— Почти ничего. Но нам надо искать Квазимодо у Хашиги, я чувствую это. Все косвенные улики ведут туда, на Медвежьи Озера.

— А как себя чувствует Гуркин?

— Как медуза, выброшенная на берег.

— Понятно. Надеюсь, ты ему ничего не повредил?

— К сожалению.

Лифт опустил их на первый этаж, и они поспешили к машине.

— Значит, там же, на Медвежьих Озерах находится и сын Карпатова? продолжила Глория, пока он заводил мотор.

— Возможно, это так. И, как мне кажется, сегодня вечером мы будем приглашены в гости к доктору Саддаку Хашиги.

— Каким же это образом, милый? — Глория смотрела на него расширенными от изумления глазами. — И не гони так, пожалуйста. А то нам не миновать больницы.

— Приглашение ждет нас у Карпатова, — отозвался Тероян. Они добрались до его дома менее чем за полчаса.

— Нас снова ждут испытания, — сказала Глория, когда они поднимались по лестнице. — Как ты говоришь: шоковая терапия?

— Да. Но вся жизнь — испытание. Просто порою на человека за несколько дней или даже часов наваливается столько событий, что они напоминают снежный ком, в котором он летит с горы. Такое происходит и с нами сейчас. Но ведь жизнь не становится от этого… менее… — он запнулся, подыскивая подходящее слово. Глория пришла ему на помощь:

— Менее прекрасной?

— Менее исключительной. Даром Божьим. Единственной и неповторимой. Несмотря на пропасть, в которую мы летим.

— Теряя от страха разум, — добавила Глория. Тероян позвонил в дверь квартиры. Карпатов встретил их так же сумрачно, как и провожал. В двух словах Тероян поведал ему о том, что Гуркин несомненно получал информацию от Квазимодо, находясь в поместье Хашиги. По крайней мере так произошло с четырнадцатым ребенком.

— У меня тоже есть новость, — сквозь зубы отозвался Карпатов. — Там же, на Медвежьих Озерах скрывается и Серый. Только что мне звонил Дима — у меня толковый капитан, старательный. Ему удалось ухватить одного из твоих сатанистов. И он признался, что Серый прячется у Хашиги. Вот только как его оттуда вытащить?

— Молча.

— Вот так же молча мне указывали на дверь, одними глазами, лишь только я заводил речь о Хашиги. И вчера, и три дня назад. Я давно к нему подбираюсь.

— Ну так давай подберемся вместе, — предложил Тероян.

— Давай, — подумав, согласился Карпатов. — Раз нельзя явиться официально, зайдем без спроса, на огонек, — и достав из кобуры пистолет, он передернул затвор. Этот жест так понравился Глории, что она посмотрела на полковника МУРа с нескрываемым уважением, но и с опаской. Олег действительно выглядел решительным, сосредоточенным, готовым на все.

— Жаль только с нами Шелешева не будет, — произнес Тероян. — Он бы очень пригодился.

— Будет, — усмехнулся Карпатов. Он посмотрел на часы, — через несколько минут.

— Как ты до него дозвонился? Он же тоже где-то скрывается.

— А у нас с ним телепатическая связь, — загадочно ответил Олег. И добавил: — Что же я его берлог не знаю?

— А Юнгов? — спросил Тероян. — Жоре ты звонил, он в курсе?

Карпатов вновь усмехнулся. Он, очевидно, уже все предусмотрел и не терял времени даром.

— А Юнгова мы подхватим по дороге, отозвался он. — Возле Тайнинки.