"Доктор Джонс против Третьего рейха" - читать интересную книгу автора

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. СТАМБУЛ. НОЯБРЬ. КРАТКАЯ ПЕРЕДЫШКА

1. ОКРЫЛЯЮЩЕЕ СЛОВО «ПРОЧЬ»

Кошмар сгинул, окончательно оставил мозги, растворился в прозрачной бездне неба. Кошмар стремительно уходил на Юго-Восток, потому что DC-3, – знаменитый моноплан корпорации «Дуглас Эйркрафт», – летел на Северо-Запад. Профессор Джонс вместе со своими спутниками покидал гостеприимную Индию, воспользовавшись услугами авиакомпании «Бритиш Эйруэйз», и надеялся, что судьба никогда больше не забросит его в эти цветущие края.

Несколько дней назад они все-таки добрались до Белаури, затем – до Дели, уже самолетом. В Дели их действительно ждали, и были изрядно удивлены задержкой. Впрочем, «удивлены» – не то слово. Сотрудник посольства, ответственный за встречу и за организацию дальнейшего перемещения путешественников, был на грани паники, взвинченный до предела нескончаемыми телеграммами из Катманду, из Стамбула, из Вашингтона. О путешественниках тревожились на самом высоком уровне, и сотрудник посольства предполагал, что их исчезновение катастрофически скажется на его собственном служебном положении. Очевидно, призрак Великой Депрессии витал и над этим приятным человеком.

Итак, самолет уносил компаньонов в сторону цивилизованной Европы. Лилиан была счастлива – если можно так назвать ее тяжелое невротическое возбуждение, грозившее затянуться до самого Стамбула. Клопик, у которого, как выяснилось, было вполне нормальное имя Дорджи, или попросту Джи, также на время потерял спокойствие и выдержку секретного агента. Чтобы скрыть душевный трепет, он со знанием дела расспрашивал доктора Джонса, что произойдет, если «Дуглас» будет подниматься все выше и выше, пока не окажется сверху неба. И доктор Джонс объяснял любознательному мальчику, что «сверху неба» нет воздуха, а значит, пассажиры вынуждены будут задохнуться, потому что корпус самолета, увы, не герметичен. Гражданский самолет с герметичным фюзеляжем еще только разрабатывается – компанией «Боинг», – и называется он, если верить газетам, «Стратолайнер».

Доктор Джонс вообще просмотрел газеты впервые за прошедшие полтора месяца. Англия и Франция с одной сторона, Германия и Италия с другой, еще в конце сентября заключили в Мюнхене странное соглашение, в результате чего немцы все-таки получили Судеты. Поляки теперь захватили север Чехословакии, а совсем недавно, уже в ноябре, венгры оккупировали западную ее часть. Несчастная Чехословакия потеряла треть своих земель. Нехорошо получилось, нечестно… Другая новость – в Германии произошли небывалые по масштабам еврейские погромы note 19. Масса леденящих душу подробностей…

Когда стюард пошел с подносом между креслами, Лилиан с девчоночьим восторгом сообщила:

– А вот и обед.

Впрочем, компаньоны летели вторым классом, то есть полагались им только кока-кола и пачка карамелей. Это не обескуражило женщину – ее предвкушение новой жизни было глубоким, по-настоящему выстраданным.

– Во всяком случае, карамели лучше, чем порция змей на десерт, – заявила она. – Джонс, из-за тебя я теперь буду ненавидеть змей всю жизнь.

– Что ж, пусть у нас будет хоть что-то общее, – оторвался от газеты профессор. – Я этих тварей тоже не выношу, мисс Кэмден.

– Между прочем, Индиана, ты заметил, в каком месте стоял дворец раджи?

– На высоком холме. Замки вообще строят на возвышениях, к вашему сведению, так уж принято.

– Там была целая цепь холмов, милый, почти горная гряда. Которая, вспомни-ка, извивалась, будто змея.

– Ну, да, – встрял мальчик. – Дворец – это змеиная голова, я сразу подумал.

– Короче, сплошные змеи, – подытожила Лилиан и глотнула кока-колы. – Ни за что больше не поеду в Индию.

– Приятного аппетита, – сказал доктор Джонс им обеим, возвращаясь к «Таймс» недельной давности.

Чтение больше не лезло в его утомленные мозги, и он решил вздремнуть. Однако заснуть также не удалось. Сначала были мысли о Стамбуле – зачем они туда летят? Конечно, там их ждет майор Питерс, волнуясь, бомбардируя Дели телеграммами. Конечно, именно там пропал этот чертов Иглвуд. Но при чем тут доктор Джонс?.. Затем были мысли о майоре Питерсе. Каким образом этот «профессионал» умудрился отправить самолет без горючего? Да еще с экипажем, который несколько нетрадиционно понимает свои обязанности? Понятно, что курятину майор не пожалел со спокойной совестью. А как насчет пассажиров?.. Затем были мысли о… Наверное, профессор все же заснул на мгновение-другое, потому что явственно увидел отвратительную гигантскую рептилию, в лобной части которой – там, где у людей находится третий глаз, – горел алмаз размером с два «Куллинана» note 20. Он вздрогнул и очнулся, бормоча: «Голова Змея… Голова Змея…»

У профессора была прекрасная память, фотографическая. Он, разумеется, дословно помнил текст средневекового апокрифа, показанного ему майором Питерсом. Без камня, отмеченного Божьим Светом, не найти Скрижалей Завета, а камень тот лежит у Головы Змея. Профессор похолодел. Затем его бросило в жар. Камень, отмеченный Божьим Светом – в Голове Змея. Камень Шанкары…

– Вот дерьмо! – вырвалось у него. Получилось несколько громко, пожилые дамы обернулись, поджав губы.

– В чем дело? – мурлыкнула заботливая Лилиан. – Тебе приснилась я, не так ли?

– Главное, сам отдал! – сказал Джонс уже потише. Сказал, и от досады завертелся в кресле, будто «заводной апельсинчик».

– Что отдал?

– Ну почему, почему мне так не везет? Он ведь именно их собирался искать в Непале! А нашел я. Нашел и отдал этому чокнутому старику-брахману…

– Кто собирался искать? – начала сердиться мисс Кэмден. Она не любила ничего не понимать.

– Кто? Твой Иглвуд, – резко ответил Джонс. – Ему нужны были именно камни Шанкары, я уверен.

– Иглвуду? – с сомнением улыбнулась женщина. – Зачем они ему?

– Ты у меня спрашиваешь?

– Ни у кого я не спрашиваю. Просто этот старичок – чистая библиотечная душа, не в пример тебе, драчуну. Короче, не полез бы он ни в какие джунгли, ни за какими камнями. Я-то знаю…

– Ты-то знаешь, – со значением подтвердил Индиана.

– Почему ты на меня так смотришь? – поджалась Лилиан.

– Обыкновенно смотрю.

– Нет, плохо смотришь. Я не люблю, когда на меня так смотрят.

– А я не люблю, когда мне голову морочат! – зашипел Индиана по-змеиному, наклонившись к самому лицу своей компаньонки. – Кто он такой, твой таинственный профессор? Долго ты еще намерена молчать?

Она попыталась отодвинуться, хотя, в самолете это было трудновато сделать. Настроение ее вдруг скисло, створожилось, рассыпалось мокрыми комками. Ее лицо погасло – словно иллюминацию выключили, словно воздух из праздничного шарика выпустили.

– Меня укачало, – заявила она и отвернулась к окну.

– Что за тайны, дорогая? – давил доктор Джонс. – Мое терпение скоро кончится, предупреждаю, – он действительно еле сдерживался.

– Не понимаю, о чем ты.

– Например, о том, откуда все-таки у тебя взялась часть головного убора бога Ра, которую эти идиоты назвали «медальоном». Например, о том, почему твой ресторан называется «Двор Рамзеса Второго».

– Ну, положим, название ресторана тут совершенно ни при чем! – возмутилась Лилиан. – Про Рамзеса посоветовал профессор Иглвуд, шутки ради, подумаешь!

– Прекрасно. Значит, профессор Иглвуд. А что было не шутки ради?

Она помолчала. Ответила после паузы:

– Ну, и пожалуйста, сам просил…

Однако не стала продолжать.

– Что просил?

– Короче, мне плевать, как ты теперь к этому отнесешься. И раньше было плевать, можешь не сомневаться. Мне вообще плевать и на тебя, и на твоего папашу, провалитесь вы со своими заскоками, Джонсы проклятые, всю жизнь мне испоганили…

– Мой папаша? – опешил Индиана.

– А ты как думал? Почему я тебе боюсь говорить, кто он такой, «Иглвуд»? Да потому, что он не «мой», а твой!

– Профессор Иглвуд – мой отец? – это было последнее, что смог произнести взволнованный сын. Слишком взволнованный, чтобы обрадоваться.

– Что такое, а? – Клопик встал на переднем сидении, перегнулся через спинку кресла, демонстрируя полное отсутствие воспитания. – Ну, вы, о чем вы там говорите?

А ситуация была очень проста. После нелепого разрыва с сердечным другом по имени Индиана, мисс Кэмден уехала в Европу. Но с отцом Индианы, то есть с профессором Генри Джонсом, связи не прервала, продолжала быть его ассистенткой. Собственно, и с Индианой ведь они познакомились благодаря отцу – молодой сотрудник Чикагского университета не мог не обратить внимания на прелестную студентку с ужасающим характером, подрабатывающую на кафедре. Итак, мисс Кэмден работала с профессором Генри Джонсом в Чикаго, что было всем известно, затем и в Европе, куда тот постоянно приезжал для архивных изысканий – вот об этом как раз никто не подозревал. Потому что в Европе Джонс-старший непонятно по каким причинам взял себе псевдоним «Абрахам Иглвуд», и публиковался под этим именем, и жил под ним. Даже паспорт себе новый сделал в Коста-Рике, так что его настоящее имя знала только верная ассистентка Лилиан Кэмден. Потом она вышла замуж за шотландца Фергюссона и переехала в Непал. Но перед отъездом мистер Джонс-Иглвуд подарил ей «медальон» на память о себе, и вообще – в благодарность за все.

– В благодарность за что? – прорезался голос у Индианы. Хмурый неприветливый голос.

– Опять ты за свое! – вскипела Лилиан. – Ты параноик или просто дурак?

– Клопик, сядь на место, – скомандовал доктор Джонс. – Тебя все это не касается.

– Почему? – искренне возмутился мальчик.

– Потому что мистеру Джонсу и самому стыдно! – объявила Лилиан, прямо скажем, излишне громко. Пожилые дамы опять укоризненно повернули шляпки.

Мистер Джонс надвинул собственную шляпу на лоб, откинулся на спинку кресла и агрессивно сунул руки в карманы.

– Мне льстит такое внимание к моей личной жизни, – язвительно продолжала женщина. – Ведь столько лет прошло, Инди, неужели до сих пор не можешь успокоиться?

Доктор Джонс молчал.

– Я была слишком молода и романтична, чтобы не влюбиться в своего шефа, в знаменитого гениального профессора. Да, я была близка с твоим отцом. До того, как познакомилась с тобой, Индиана. Не во время нашего знакомства, и даже не после, обрати особое внимание – даже не после! – а только до.

– Какая разница? – буркнул Индиана.

– Он не видит разницы! – захохотала женщина. – А твой старый дурак тоже устраивал мне сцены. Джонсы чокнутые… Ты же отбил меня у него, разве не понимаешь?

– Клопик, сядешь ты на место или нет! – зашипел, брызгаясь слюной, профессор археологии.

– Сам сядь на место, – мальчик стал неожиданно груб.

– Прибью, – сказал профессор.

– А я тебя.

– Почему ты сразу мне не сказала про Иглвуда? – резко повернулся мужчина к спутнице. Его шляпа едва не пошла на взлет, пришлось схватиться за нее обеими руками.

– А ты не догадываешься? Мне хватило выяснений отношений еще тогда, десять лет назад. На всю жизнь хватило. Я хорошо помню, как ты взбесился, узнав, что когда-то у меня был роман с твоим папашей, как ты пошел по всем университетским девкам… И чтобы я снова заговорила о старом Джонсе? Да ни за что! Один раз я уже убежала от вас в Непал. Больше бежать мне было некуда.

Настала пауза.

– Прости, – угрюмо признал Индиана. – Извиняюсь в очередной раз. Но все-таки я не понимаю. Неужели ты не призналась только из-за того, что…

– Сказано же, испугалась. Тебя.

– Я думаю, на самом деле причина гораздо проще, – доктор Джонс уже успокаивался, возвращался в прежнее истинно мужское состояние, когда абсолютно все ясно – и про жизнь, и про женщин, и вообще.

– Какая причина?

– Твой характер. Твой дрянной, неисправимо вредный характер, плюс к тому – полное отсутствие мозгового вещества.

– Мерзавец, – откликнулась Лилиан. Она, кстати, тоже успокаивалась. – Ненавижу…

Некоторое время над этой парой кресел была тишина. Собеседники молчали, занятые каждый своим делом. Доктор Джонс, утомленно прикрыв глаза, изображал, будто дремлет. Лилиан, глядя сквозь стекло наружу, якобы восхищалась открывавшимся видом. Наконец женщина вновь повернулась к Индиане и вполне мирно созналась – даже с некоторым стеснением:

– На самом деле я была уверена, что ты и так все знал про псевдоним «Иглвуд». Вот почему и не говорила ничего.

– Я? – изумился Индиана. – Все знал?

– Ну да. Ты так часто подкалывал меня «старыми профессорами», обвинял, что я их люблю, проклятых…

Он открыл рот, не удержав отпавшую челюсть. Потом закрыл. Потому что говорить было нечего. Зато наглый мальчишка отвратительно захихикал – на весь самолет.