"Жара в Архангельске-2" - читать интересную книгу автора (Стилл Оливия)Гл. 10. Разговор с отцомОпасения Майкла насчёт родителей Салтыкова вскоре подтвердились. Несмотря на то, что Дима дал слово не распространяться об этом в Архангельске, родители Салтыкова всё-таки узнали об Оливе. Андрей приехал домой и в первый же вечер у него с отцом состоялся серьёзный разговор. — Отец, — сказал Салтыков-младший, придя к нему в кабинет, — Отец, я женюсь. Сергей Александрович запер в сейф бумаги и вопросительно посмотрел на сына. — На ком? — только и вымолвил он. — Ты её не знаешь, отец: эта девушка из Москвы. Салтыков-старший пристально посмотрел сыну в глаза и усмехнулся: — Ты, сынок, нынче весёлый, вижу. — Нет, отец, я на полном серьёзе. Я люблю её, отец. — Гм… — Сергей Александрович поднялся с кресла и, грузно ступая по ковру, прошёлся до двери кабинета и обратно. Затем сел обратно в кресло, но через секунду опять встал и заходил по кабинету. — Так-с… Жениться, значит, собрался… Ну что ж, сынок, и это дело. Только, главное, не ошибиться в этом вопросе… — О нет, — горячо заверил отца Салтыков, — Таких как она днём с огнём не найдёшь. — Но ты мне ничего не рассказывал о ней. Что это за девушка? Сколько ей лет, чем она занимается, учится или работает? — Она работает, отец; ей двадцать один год. — Что же, она нигде не учится? А родители её чем занимаются? Эта девушка из обеспеченной семьи? — Нет, отец; её родители в разводе, и живут они очень бедно. Она живёт с мамой — вот уже пять лет, как отец ушёл от них… — Н-да… — Сергей Александрович озадаченно забарабанил пальцами по столу, — Я, признаться, сынок, желал для тебя лучшей партии… Потом, ты молод. Тебе сейчас надо думать в первую очередь о карьере, а не о пелёнках. Что же, она необразованная, из неблагополучной семьи — и ты хочешь на ней жениться? На какие средства вы собираетесь жить? — Я люблю её, отец! — Глу-пос-ти!!! — отец Салтыкова аж побагровел, — Я не для того тебя воспитал, потратил столько денег на твоё образование, откосил тебя от армии, устроил к себе на работу, чтобы ты привёл в дом какую-то голодранку!!! Ни я, ни твоя мать не дадим согласия на такой брак! — Тогда я женюсь без вашего согласия! — А это пожалуйста! — вспылил отец, — Тебе уже двадцать два года! Делай что хочешь: женись, разводись… Но знай: я тебе помогать не буду. Живите как хотите и где хотите, но на нас с матерью не рассчитывайте. Салтыков круто повернулся и молча вышел из кабинета отца. — И чтоб сюда её не приводил! Ясно? — крикнул отец вдогонку. — Ясно, — зло ответил Салтыков и ушёл в свою комнату, хлопнув дверью. «Ну что ж, буду работать, буду вкалывать не жалея себя, — рассуждал Салтыков сам с собой, — Обойдусь и без вашей помощи! Чёрствые люди! Как они не понимают, что я люблю её…» То же самое он думал, нервно бегая по платформе взад-вперёд, ожидая московского поезда, на котором должна была приехать Олива. Он прибежал на вокзал на час раньше, и теперь его нервы были на пределе. «Ну когда же, когда приедет поезд?! — лихорадочно думал он, сжимая в руке букет красных роз, — Любимая моя, пойми как мне плохо, я не могу больше ждать! Не могу, не могу, не могу!» «А что, если она не приедет?! — вдруг молнией стукнуло в его голове, и его аж в холод бросило, — Нет, нет, только не это! Она не могла, она не могла меня обмануть…» Салтыков вдруг остановился как вкопанный. Ему стало плохо. Он тяжело оперся на стену. Оклемавшись немного, опять забегал по перрону. — Андрюха! — окликнул его вдруг чей-то знакомый голос. Салтыков обернулся — перед ним в потёртых джинсах и чёрной майке, играя мышцами, стоял Гладиатор. — А, Славон, здорово, — рассеянно произнёс Салтыков, — А я тебя и не заметил… — А я смотрю — бегает кто-то взад-вперед по перрону, думаю, ты или не ты, — усмехнулся Славон, глядя на букет роз, который сжимал Салтыков, — Ты чего тут бегаешь, весь взмыленный? Девушку что ли ждёшь? — А ты что здесь делаешь? — Да вот тоже московский поезд жду, — сказал Гладиатор, — Олива приезжает, знаешь? Салтыков на секунду остолбенел, а потом с ненавистью оглядел Гладиатора с головы до ног. — Вообще-то я её тоже жду, — сквозь зубы процедил он, — Ты разве не в курсе, что она моя невеста? — Эээээ, — озадаченно протянул Гладиатор, — Хм… — Да, Славон, она моя девушка. Ты не ослышался. — Так. Не знал я этого, — наконец, выдавил из себя Гладиатор, — Ну извини, друг. Неувязочка. — Да ладно, ничего. Кстати, что там с походом на Медозеро? Ведь мы идём завтра, во сколько? — Думаю, что с утра — путь туда неблизкий. — Нуу, Славон! Кто ж встанет с утра? Лучше во второй половине дня… Гладиатор уставился на Салтыкова своими большими, слегка навыкате глазами. — Вы что, сговорились? То Панамыч выдаёт «ближе к вечеру»; теперь ты… — А что Панамыч, он идёт? — Да. Я ему дал задание купить мясо для шашлыка. — А кто ещё идёт? — Панамыч, Флудман, Хром Вайт… — А Тассадар? — Не, он не пойдёт. Оксану в больницу положили, знаешь? — Да, Мочалыч говорил. Аппендицит у неё, кажется. Парни помолчали. Мимо них прошли несколько Эмо-подростков. Гладиатор с неприязнью посмотрел им вслед. — Ненавижу Эмо. Разорвать бы их всех на-кус-ки! — Чем они тебе мешают-то? — спросил Салтыков. — А зачем они? Только портят генофонд нашей великой нации. Нет, на куски таких, однозначно! Вдали послышался шум приближающегося поезда. Салтыков занервничал. — Ладно, Славон, тогда до завтра… — До завтра, — сказал Гладиатор, — Тогда в два часа у МРВ? — Да, в два часа у МРВ. — Ну, я пошёл… — Иди, Славон, иди. Гладиатор ушёл, и волнение, утихшее было при собеседнике, овладело Салтыковым с новой силой. Между тем, поезд остановился; из дверей хлынули пассажиры. Салтыков ринулся туда, жадно выискивая среди них Оливу. Но вот, наконец, в толпе мелькнула её белая кофточка, оттеняющая смуглые плечи и лицо; мелькнули её тёмно-каштановые волосы, перехваченные сзади заколкой… — Олива! Минута — и Салтыков уже жадно обнимал эти плечи, целовал это лицо и эти волосы. — Любимая моя, как же я ждал тебя… Эти две недели показались мне бесконечностью… Он оторвался, наконец, от поцелуев и посмотрел ей в лицо. — Ты такая красивая… И снова заключил её в объятия, осыпал поцелуями. — А где я буду жить? — спросила Олива, когда они, наконец, сошли с перрона и вышли на улицу Дзержинского. — Я снял квартиру, — быстро сказал Салтыков, — У меня дома неудобно будет: там предки, да и ремонт… — Ну, слава Богу, — Олива облегчённо вздохнула, — Сказать по правде, мне было бы неудобно останавливаться в доме твоих родителей… Салтыков промолчал. Только, остановившись во дворе дома, где он снял для них квартиру, обнял и с силой прижал Оливу к себе. — Я никому тебя не отдам, слышишь? Никто не сможет помешать мне быть с тобою рядом… Внезапно город накрыла грозовая туча. Где-то в отдалении прогремел гром. — Щас дождь ливанёт, пошли скорее в дом! — Олива высвободилась из его объятий. Небо и правда уже уронило несколько капель дождя. Когда Салтыков и Олива вошли в тёмный подъезд и поднялись на девятый этаж, дождь косым ливнем хлынул как из ведра. Квартира, в которую Салтыков привёл Оливу, оказалась какой-то обшарпанной и мрачной, какими вообще бывают съёмные квартиры. Из мебели в комнате стояла только старая раздолбанная софа да платяной шкаф; кухни же не было вовсе. — Ты пойдёшь в душ? — спросила Олива, разбирая свой рюкзак. — Иди, я потом. …Она вышла из душа, переодетая в длинную ночную сорочку до пят и, сложив одежду, ещё медлила около тумбочки. Салтыков лежал на постели и курил. Выбросив бычок за окно, он подошёл к Оливе сзади, погладил по спине, поцеловал-укусил в шею. И произнёс: — Я ревную тебя к Гладиатору. — На каком основании? — удивилась она. — Он испытывает к тебе симпатию. — Ну и что? Я тоже испытываю симпатию к Гладиатору, — сказала Олива, складывая футболку в рюкзак. Салтыков больно сжал ей запястье руки. — Ты не так поняла. Симпатию — в смысле, нравишься ты ему. — Ну, а мне-то что делать? — Ничего не делать, — отрезал Салтыков, — В походе ты будешь со мной, а не с ним. Олива подавила вздох. «Вот опять он всё за меня решил, — подумала она, — И зачем он мне только сказал про Гладиатора? Я бы и знать ничего не знала. А теперь он у меня из головы не выйдет…» — Но послушай… — возразила Олива, — Я же ничего тебе не обещала. Я сама не разобралась в своих чувствах к тебе. Я не хочу тебя обманывать… Но что будет, если Гладиатор мне тоже понравится? Ведь сердцу-то не прикажешь… — Только попробуй! — сказал Салтыков, — Если будешь мутить с Гладиатором, я сначала ему голову оторву, а потом тебе. — Но… — Никаких «но». Ты моя девушка. И точка. — Ты говоришь, что любишь меня, но ты делаешь меня несчастной… — Ты должна принести мне эту жертву. Я всем объявлю, что женюсь на тебе. И тогда Гладиатор сам к тебе не подойдёт, он такой. Салтыков опять принялся за свои ласки. Он попытался проникнуть ближе к её телу, но запутался в длинных полах Оливиной сорочки. — Зачем ты одела эту ночнушку? Сними её! — потребовал он. Олива скрестила руки на груди и, опустив глаза, тихо произнесла: — Ты обращаешься со мной как с вещью… Салтыков отошёл к окну и, встав спиной к Оливе, опять закурил. Дождь продолжал хлестать в открытую форточку. В воздухе пахло озоном и сигаретным дымом. Олива уложила в тумбочку свои вещи и, закрыв её, подошла к Салтыкову сзади. — Я понимаю, что секс для вас, парней, очень важен, — сказала она, — Но и ты тоже постарайся меня понять. Ты помнишь, два года тому назад я писала на форуме, что меня бросил парень. Теперь я не хочу повторять той же ошибки и сразу скажу тебе правду. Да, я девственница, несмотря на то, что мне в этом году двадцать один год. Пусть лучше ты будешь знать об этом сейчас, сразу… — голос её дрогнул от волнения, — Вовка бросил меня потому, что я не смогла дать ему то, чего он хотел — секса. Я была не готова к этому и морально, и физически, а ждать пока я буду готова он не захотел. Ты, конечно, тоже можешь бросить меня по этой же причине… Поэтому я боюсь сближаться с тобой сейчас, так как знаю, что мне будет больно, когда ты уйдёшь… — Господи, Олива, я никуда от тебя не уйду! Я всегда с тобой буду! — Это ты сейчас так говоришь. Вспомни, ведь тогда… ну, помнишь, два года назад, когда мы только познакомились на форуме и переписывались — ты же первый перестал мне писать… А мне — я тебе прямо скажу — было очень горько тогда от этого, ведь я привязалась к тебе по-своему… — Но я же тогда не знал тебя так, как знаю сейчас… — Ты меня и сейчас не знаешь как следует, — возразила Олива, — Я долго думала о нас с тобой, все эти две недели думала… Знаешь, я ведь люблю тебя, я всегда любила тебя как друга, как брата. Но всё-таки, подумай ещё раз, если тебе от меня нужен секс, сейчас я не смогу тебе этого дать… Да, я не хочу тебя терять, да, мне будет больно, если ты от меня отвернёшься, но лучше всё это решить сейчас, пока не поздно… Салтыков помолчал минуту, словно обдумывая. Потом, наконец, произнёс: — Я тоже не хочу тебя терять и отворачиваться от тебя не буду. Любовь, по моему мнению, не базируется на сексе, поэтому мне неважно, чтобы любить тебя, как ты относишься к сексу. Тем более, что любовь — это чувство, а секс — лишь способ получить удовольствие. Да, ты меня нереально заводишь в сексуальном плане, да, у меня всё встаёт от одного взгляда на тебя, ты единственная девушка, на которую я так реагирую, но люблю-то я тебя не за сверхъестественную сексуальную привлекательность, а за твой безграничный внутренний мир, за твою душу, за твой талант, за твой обворожительный взгляд… Олива благодарно обняла его. — Спасибо тебе, что ты понял меня, — произнесла она, — Просто понимаешь, я ещё не готова… Пожалуйста, дай мне немного времени, не торопи меня, не гони коней. Я обещаю, что не буду тебя долго мучить. — Конечно, любовь моя. Ради тебя я готов ждать ровно столько, сколько необходимо. Салтыков привлёк её к себе и поцеловал в губы. — Я люблю тебя… Внезапно небо за окном прорезала молния, и последние его слова потонули в раскате грома. |
|
|