"Пожар" - читать интересную книгу автора (Ремизов Алексей Михайлович)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Белая Фекла, ворожея и ведьма, как-то осенним утром родила крылатую мышь, и всякий опознал в новорожденном чертово дите. А Ермил, немой и безногий, сын Феклы, закопав у помойки погань, повесился.

В ночь на Катеринин день, когда по давнишнему заведению девушки отгрызают ветки и с ветками в зубах ложатся спать, чтобы видеть во сне суженого, среди жестокой бушующей метели загрохотал внезапно гром в небе. А блаженненькую Аленку, дочь старшего железнодорожного рабочего, нашли на рассвете в городском саду опозоренную и мертвую с веткою в зубах.

На Николу показались в дымных облаках три радужных солнца вкруг люто-морозного солнца. И эти три явившиеся солнца легли на город немым гнетом.

– Огневица, ишь болезнь-то какая, чего уж нам-то простым гадать.

– Не каркай, все под Богом ходим, все у Бога равны.

– Да я что, мое дело – сторона, о. дьякон намедни на ектенье поминал!

Шептались и перешептывались о тревожных вестях… И уж смутно чувствовалась беда, она стояла на пороге и только ждала положенного ей часа.

– Китаец, тысяча-миллионная армия, прет на Россию прямо с туркой.

– Господи, силища-то!

– А наши, нешто промашку дадут?

– Известно, одно сказывают: бор с ними.

– Пропащая наша жизнь, вот что!

На ночь тщательно открещивали окна, за лампадкою крепко дозор держали.

– Вот что скажу тебе, Макарьиха, давеча Авдотья сказывала, у купца Подхомутова нечистого из стола кликали.

– И-и! Что ты?

– Вот тебе крест, Царица Небесная! Авдотья баба продувная, да и сама Подхомутиха не отпирается: предстал он синий о шести лапах.

– Упаси нас, Владычица! То ли еще будет!

– Пропащая наша жизнь, вот что!

Нехорошие сны видели. Снилась церковь Нового Спасителя будто на Пасху и без икон, а в церкви будто удавленник безногий и немой Ермил, сын Феклы, ходит и христосуется. Снился какой-то мальчик распухший, в занозах весь, кувыркается по столу.

– Сказывал мне солдатик один, столовер, – шамкал сторож при железнодорожных мастерских Семен, – дедушка, мол, напасть на всю Россию идет: расщепился на Москве царь-колокол на мелкие осколки и каждый осколок в змея обернулся, и уползли змеи под колокольню Ивана Великого. Колокольня качается, а как грохнет и разлетятся сердца человеков, и наступит всеобщее скончание живота.

– Чего не наскажут, умора и только! Перво-наперво производная сила, а все прочее – пристройка. Отречемся от старого мира…

– Ты у мене глотку подерешь, церемониться с вашим братом не станут, живо в часть, бунтовщики!

«И вообще, – говорилось в полицеймейстерском приказе, – если явится необходимость, то без всяких послаблений будут приняты меры к потушению солнц, о которых злонамеренные лица распространяют слухи и мутят мирное население».

Но радужные солнца не пропадали, нет-нет да и показывались на небе вкруг люто-морозного солнца.

Жизнь шла своим чередом.

Никогда еще по округу не видели такого дорода, не запомнят такого урожая, как летошний. Мельницы без устали нагружались и перемалывали отборное зерно. По скрещивающимся железнодорожным путям подвозили и увозили во все концы доверху переполненные вагоны всяким зерном и мукою. Ходко и бойко шла торговля, и покупатель был сходный.

В Рождественский сочельник укокошили Белую Феклу. И словно камень свалился с сердца. Старые люди обмывались на Крещенье в прорубях студеною крещенскую водою, в домах омелили углы и двери крестиками. И все пошло по маслу.

Подоспела весна, ранняя и теплая. Зазеленели на Пасху сады и взошла озимь, сильная и крепкая.

На Красную горку заиграли свадьбы.

Кое-кто даже Белую Феклу добром вспомянул.

– Ништо, жить бы да жить старухе, зря загубили душу!

Начались постройки новых домов: с торжественным водосвятием закладывались крепкие фундаменты, и со дня на день, громоздясь все выше и выше уносились леса об-бок тесовых крестов, осенявших будущее жилище.

На отдание Пасхи немало нашумел архиерейский пожар, из загоревшейся архиерейской бани вынесли обгорелый труп игуменьи Богодуховского монастыря, а преосвященный долго не мог выходить на богослужение по случаю ожогов.

Подмигивали и посмеивались.

Было и уныние.

– Черт крест украл, крест – чертов, – шамкал сторож при железнодорожных мастерских Семен.

А солдатик столовер подподдакивал:

– Занял беспятый храм и престол Божий. Сквернит шишига дароносицу, плюет в чашу. И люди причащаются не кровью Христовой, а слюною Дьявола, и едят не тело Христово, а пакости Дьявола.

– Пропащая наша жизнь, вот что! – заключили слушатели.

После теплого цветистого мая наступила летняя жара. Стала засуха и не один дождик не напоил жаждущих иссыхающих полей и запыленных лугов и зачервившихся садов.