"Жертва" - читать интересную книгу автора (Ремизов Алексей Михайлович)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Третий Бородинский гроб унесли из дому.

В церкви на отпевании, прощаясь с дочерью и в последний раз глянув на это покорное обреченное лицо с плотно сжатыми, как сталь, синими веками и запекшимися измученными губами, Александра Павловна вдруг все вспомнила и не то недавнее счастливое, а то прошлое тайное, что никогда не вспоминалось ей столько лет. И заплакала она крепко и уж старою старухой, сгорбившись, пошла прочь от гроба.

«Разве я думала, что придется таких хоронить?» – плакала она, тряся головою.

А вместо утешения, совесть, еще больше горбя и бороздя ей морщинами кожу, говорила ей, что некого винить, нет другого виновного, кроме нее, все сама, и одна, она одна виновата кругом.

Соня весь день не отходила от матери, жалась к ней и пробовала утешать, и плакала, и большими глазами смотрела – страшно становилось за перепуганную девочку.

– Мама, что ты говоришь? – спрашивала она, пугаясь своего голоса.

И мать ей рассказала о том, прошлом и тайном, что никогда не вспоминалось ей столько лет.

Пятнадцать лет назад, тогда Соне был год, Александра Павловна взяла детей и поехала к своей матери – первый раз выехала она из Благодатного, оставив дом и мужа. И вот приснился ей сон, будто муж ее в алтарь входит. Страшно ей стало: не заболел ли муж, не умер ли? На другую ночь опять сон снится: сломалось обручальное кольцо. И опять стало страшно: муж умрет. И стала она домой собираться.

– Собралась, еду, – рассказывала Александра Павловна, – а сама, не переставая, Богу молюсь, все молюсь Богу: если, говорю, уж суждено горю, так сделай так, пускай Миша умрет, Лиза умрет, Зина умрет, только бы он жив остался. Что ж, думала тогда, маленькие еще, ничего, только бы он жив остался. Про тебя я молчала, не могла. Приезжаю домой. Оказывается в доме пожар был, а Петр Николаевич при смерти лежал. Бог услышал молитву: спас и дом и отца. А теперь… Миша умер, Лиза умерла, Зина умерла. Разве я думала, что придется таких хоронить?

Александра Павловна мучилась, не отпускала от себя Соню.

Петр Николаевич казался озабоченным и растерянным. Какая-то мысль точила его и беспокоила. Делать то, что он делал изо дня в день, он уже не мог. Вечером он попробовал было передвинуть для порядка шкап в столовой, – отодвинуть-то отодвинул, но так и бросил его стоять на тычке. Схватился за кочергу, но и с печками дело не пошло. Несколько раз Петр Николаевич заходил в спальню к Александре Павловне и Соне, присаживался на кончик кровати и вдруг подымался, оставляя убитых горем жену и дочь.

– Все потерялись – Миша, Лиза, Зина и Соня, и все нашлись, одной Сони нет, – бессмысленно и жутко бормотал он, неизвестно к кому обращаясь, не то к Михею, не то к печнику Кузьме, не то к экономке Дарье Ивановне, заменявшей по хозяйству Александру Павловну.

Поздно ночью Петр Николаевич угомонился и ушел к себе в кабинет. Камердинер Михей, как старый дядька, не оставлял его ни на минуту.

Тревожно и жутко было в доме, все углы стали холодными. Куда все девалось? Где мир, смех и счастье? Три гроба – три смерти морозом заледенили теплый огонек Бородинского очага.