"Собрание сочинений в десяти томах. Том 9" - читать интересную книгу автора (Толстой Алексей Николаевич)Картина одиннадцатаяСторож. Иные перед смертью много едят и пьют, а иные ничего не едят и не пьют, а иные едят и пьют без всякого удовольствия, вспомнят, что наутро голова будет валяться в корзине, – и их тошнит, и в желудке останавливается пищеварение. Геро Сторож. Может быть, еще спрятали где-нибудь бутылку-то? Геро. Это ты, Диоген. Ищи, голубчик, ищи. Сторож. А куда спрятали-то? Геро. Далеко спрятано и глубоко, а завтра запрячут навсегда. Сторож. Ты про что это говоришь? Геро. Про человека, Диоген, про человека. Сторож. Глотка собачья, а я говорю про бутылку. Геро. Мы выпили все вино до последней капли и уходим с пиршества с такой легкой головой, будто ее и нет на плечах. Сторож. Ну, ладно, спите, чертовы дети. Вдалеке звонят часы. Три часа, скоро за вами придут. Лакруа. Я весь съеден. Геро. Ты не спал? Лакруа. Здесь необыкновенное количество насекомых. Невыносимо! Геро. С завтрашнего дня нас будут кушать насекомые другой породы. Лакруа. Черви? Да. В окне показывается луна, тюрьма озаряется ее светом. Геро. Мы взошли на палубу таинственного корабля. Паруса уже распущены. Мы полетим по этим голубым волнам. Родная земля задернется туманом и уйдет навсегда. Это неизбежно и очень грустно, но что ж поделаешь. Мы все лишь на короткое время посещаем нашу прекрасную планету. Лакруа. Я боюсь не смерти, но боли. Говорят, эта сотая секунды, когда нож гильотины перерезывает Филиппо. Молчите, я хочу спать. Геро. Когда я был маленьким, я часто видел сон: плыву в фантастическом корабле по лунному свету. Филиппо. Если бы можно было избавиться от насекомых! Лакруа. Это ужасно! Филиппо. Республика – это просто мясная лавка! Нас устраняют, – превосходно! Но кто останется? Народ без вождей, страна без головы, – одно брюхо. Ради бога, хотя бы намек на здравый смысл в нашей казни. Мучительна бесцельность. Разве только одно, что Робеспьер протянет еще лишних два-три месяца, но и он попадет под нож. Весь цвет страны, весь гений народа срезан. Торжествуйте, лавочники!.. Торжествуйте, мещане!.. Лакруа. Замолчи, не все ли тебе равно теперь, – поздно, поздно. Геро. Одно хорошо. Там мы будем молчать. Это меня примиряет со смертью. Тихо и прилично. Лакруа, не тащи с меня одеяло. Откуда-то страшно дует. Я бы не хотел, чтобы к утру распух нос. Камилл слезает с койки и идет к окну и на подоконнике пишет письмо. Филиппо. Пять лет мы летим по стеклянной плоскости в бездну. Ни секунды остановки. Какое ничтожество, какое возомнившее о себе ничтожество человек! Лакруа. Приближаются палачи, бросаются на тебя, как на зверя… «Правосудие совершено!» Это ужасно. Дантон. Они посмеют отрубить мне голову! Невероятно! Лакруа. Мне тошно. Я слишком много съел, пища стоит комом в желудке. Геро. Жонглеры, цирковые акробаты, жокеи никогда не едят много перед выступлением. Плотный желудок тянет к земле и мешает делать чистые сальто-мортале. Филиппо. Сальто-мортале! Сначала нужно научиться ходить по земле, а Франция сразу начала прыжки смерти. Дантон. Я перестану быть! Завтра во Франции не будет Дантона! Но ведь никто из них не понимает, как нужно управлять страной. Какое ликование подымется в Англии: французы сошли с ума! Голос из соседней камеры. Не мешайте мне спать. Геро Голос за стеной. Не мешайте мне спать. Геро. Это он! Это голос Андре Шенье![42] Филиппо. Быть этого не может! Андре Шенье брошен в тюрьму? Дантон. Робеспьер давно уже внес его в проскрипционный список. Его арестовали на прошлой неделе, ночью, около отеля Буленвилье. Они арестовали бы Вольтера и Руссо. Казнить обыкновенных людей – старо и скучно. Вали их в известковую яму хоть десятками, а вот поднять над эшафотом голову национального гения, – о, такую роскошь может позволить себе не каждый народ. Завтра, завтра – веселый день для парижан. Подумайте, какой обмен впечатлениями за рюмкой аперитива. А вы видели, как Дантон всходил на эшафот? Великолепная фигура! Как он откинул гриву и оглядел площадь, брезгливо поморщился и лег, и – хрясть! отскочил мячик от плеч. Геро. В особенности будут довольны женщины. Завтра ночью они увидят тебя во сне. Завтра ночью сто тысяч молоденьких парижанок изменят мужьям с твоею тенью. В одну ночь сто тысяч любовниц, – недурно, Дантон! Лакруа. Тише… Стойте… Бьют часы. Филиппо. Половина четвертого. Дантон. Я выхожу из тележки на эшафот. Впереди два столба, между ними доска с круглой дырой, в эту дыру я должен просунуть голову. Тридцать пять лет я жил, любил, наслаждался, потрясал мир. Я поднялся выше всех – только для того, чтобы последним усилием просунуть голову в эту дыру, не шире моей шеи. Ворота из жизни в небытие! Стоило устраивать революцию. Стоило создавать человека, стоило создавать эту дурацкую землю! Геро. Я высчитал. Из моего тела получится все же горсточка чернозема, на ней вырастет артишок. Камилл Геро. Ну, дело дошло до слез. (Вытаскивает Дантон Лакруа. Если бы знать, что там, за смертью? Филиппо. Дурной сон, бред, сумасшествие! Дантон. Что там, за смертью? Плевать. Во всяком случае, я хорошо воспользовался жизнью. Наделал много шуму на земле, выпил много вина. Да, может быть, это мудро, что я ухожу вовремя. Камилл Дантон. Ну, ну. Камилл. «Умоляю тебя, – если ты увидишь завтра, как меня повезут, молчи, не разорви мне сердце, не кричи, стисни зубы. Ты должна жить ради нашего ребенка. Говори ему обо мне. Говори, что я хотел великого счастья. Я хотел такой республики, которую обожал бы весь мир. Я умираю, Люси. Я верю, что есть бог. За мою любовь, за мои страдания господь простит меня. Я верю, там я увижусь с тобою, Люси. Прощай, моя жизнь, моя радость, мое божество. Прощай, Люсиль, моя Люсиль, моя дорогая Люсиль. Я чувствую, как убегает берег жизни, но мои связанные руки еще обнимают тебя, и моя отделенная от туловища голова не отводит от тебя потухших глаз, Люси». Дантон. У нас не осталось вина? Сильный стук в дверь. Лакруа. Кто там? Палач? Дантон. Пришли за нами, простимся. Прощай, Камилл, будь мужественен. Геро Дверь раскрывается, входит тюремщик с фонарем, солдаты и палач. |
||
|