"Бес смертный" - читать интересную книгу автора (Рыбин Алексей)

Отец Вселенной

Древняя красная «Нива» стояла на углу Пестеля и Моховой. Я открыл дверцу и забрался на переднее сиденье.

– Здоровеньки булы, – бросил мне Отец Вселенной. – А это кто?

– Это свой, – коротко ответил я. – Давай, Никита, садись.

Русанов устроился сзади, сказав Отцу Вселенной:

– Здравствуйте.

– Здравствуй, здравствуй, хуй мордастый, – ответил Отец Вселенной. – Шутка.

– Да, – ответствовал писатель. – Мы бьемся сперматозоидами в спиралях постмодернизма, вставленных в лоно нашей словесности, и не можем оплодотворить ее, не можем инициировать рождение нового гения, который сметет всеобщую экзистенцию и пожрет своих отцов-квазигуманитариев. Единственный выход для нас, чтобы не задохнуться в прокисшем презервативе сюрреализма и догмах авангардизма, чтобы иметь шанс встретиться с яйцеклеткой чистых вербальных связей, – броситься в пахнущий щами стоячий омут банальностей. Банальности, особенно те, которые пришли из далекого детства, очень часто в самой будничной ситуации, в любой необязательной беседе оказываются очень к месту и обретают новый смысл, в них открывается такой пласт юмора, которого человек поверхностный, за всей угрюмой дебильностью этих фраз, не видит. Вот чудо нематериального мира – пошлость и глупость, а звучит смешно. Но чтобы это стало по-настоящему смешным, нужно радикально изменить контекст, вырасти и из поднебесья высокого стиля сорваться черным, охуевшим от собственного величия соколом, рухнуть в теплую грязь плебейского косноязычия и снова вознестись, неся в клюве необходимый для жизни кусочек бытового говна, в зловонии и мерзости коего и спрятано то самое бриллиантовое зерно вечного и неистребимого народного юмора, которому покорны все классы, сословия и социальные группы, который сильнее революций и дефолтов.

Русанов замолчал, и, обернувшись, я увидел, что писатель уснул.

– Да, – после небольшой паузы вздохнул Отец Вселенной. – Действительно, сразу видно, что парень – большой мастер.

– Писатель.

– Он писатель? Так ведь напишет какую-нибудь херотень…

– Ничего не напишет. А если и напишет, то напишет правильно. Я же говорю – свой человек. Я бы его не взял, если бы не знал, кто это и что это.

– Тебе виднее, – согласился Отец Вселенной.

Отцу Вселенной было лет под двадцать. Когда он сидел за рулем, то казался крупным, здоровым мужиком – тяжелая, шишковатая, бритая наголо голова, широкие плечи, уверенные движения тренированного человека. Стоило же Отцу Вселенной выйти из машины, и окружающие видели перед собой нескладного невысокого крутолобого паренька, каждое слово и каждый жест которого выдавали неизбывного провинциала, чувствующего себя в большом городе неловко и неуютно.

Теперь начинался уже опасный этап – в компании Отца Вселенной нужно было держать ухо востро, не говоря уже о том, что нас в любой момент могли арестовать. Правда, Отца Вселенной, несмотря на всю его нескладность и молодость, арестовать было тоже не так просто, как могло показаться с первого взгляда.

В детстве Отец Вселенной, как и большинство провинциалов, читал слишком много не по возрасту серьезных книг и вырос совершенным идеалистом. Он был абсолютно убежден в том, что все происходящее вокруг, все случившееся прежде и долженствующее быть в будущем – лишь плод его воображения и на самом деле существуют только он и его фантазия. Уверенность в нереальности физического мира делала его до идиотизма бесстрашным, и он мог запросто всадить в бок милиционеру заточенную отвертку, не опасаясь за последствия и принимая их с любопытством деревенского самоучки, приехавшего на подводе поступать в университет, и со спокойствием ветерана расстрельной команды.

– Мне нужны инструменты, – сказал Отец Вселенной. Он вывел машину на набережную Фонтанки, по обыкновению не заметив красный глаз светофора.

– Ты бы все-таки потише, – заметил я, изогнувшись и пытаясь рассмотреть через заднее стекло, нет ли за нами погони.

– Две гитары, – продолжал Отец Вселенной. – «Гибсон Эс Джи» – любой, приличный. Ну, в смысле датчиков и всего там… И акустика ямаховская, в пределах пяти сотен. За «Гибсон» могу дать до полутора тонн. В общем, вот тебе две штуки. – Он выудил из кармана куртки замусоленный квадратик сложенных пополам стодолларовых купюр и протянул мне. – За неделю сделаешь?

– Думаю, да. Куда привезти?

– Позвонишь мне, я сам заеду.

– Договорились. Слушай, а где сегодня митинг? Куда мы катим?

Отец Вселенной повернулся и долго смотрел на спящего Русанова. Машина в это время прыгала по ухабам набережной Фонтанки со скоростью шестьдесят километров в час.

– Да не бойся ты, я же сказал – свой человек.

– Приедем, увидишь, – ответил Отец Вселенной и, снова обратив взор на дорогу, замолчал надолго.

Мы выехали на Витебский и понеслись, обгоняя дрожащие от усталости грузовики и не обращая внимания на пешеходов, рискнувших перебежать проспект. Фатализм Отца Веселенной не позволял ему тормозить на пешеходных переходах, однако закладывать виражи ему иной раз приходилось.

– Вот здесь чаще всего под колеса лезут, – сказал он, посмотрев направо, на светящиеся ледяным «дневным светом» прямоугольники окон черного, имперских очертаний здания. – Это психушка. Психи выходят погулять под наркозом, а тут им – бац! Машина навстречу… Они обдолбанные все, на колесах или на игле… А их выпускают воздухом свободы подышать. Каждый год штуки по три-четыре в лепешку. Опасная жизнь у психов, да?

– Ну, мы-то живы, – ответил я и посмотрел на сияющий в свете замаскированных под кусты прожекторов концертный зал «Радость». Вообще-то это был стадион, но после революции состязания здесь не проводились ни разу. Бетонная шайба космических размеров, которая прежде назвалась просто «Спортивно-концертный комплекс», ныне была целиком и полностью ангажирована фирмой «Радость» и сообразно с обстоятельствами получила новое имя. Теперь здесь расположились и центральные офисы «Радости», и технические службы, и склады, и собственная, «Радости», гостиница. Сегодня на стадионе выступали приближенные к правительству юмористы Сатиров и Швайн, и пустырь вокруг «Радости» был исполосован плотными рядами машин, застывших в ожидании гогочущих в зале хозяев.

– За город, что ли? – снова спросил я, когда мы пролетели мимо частокола купчинских высоток.

– А куда еще? – ответил Отец Вселенной.

В районе совхоза «Шушары» он свернул с дороги в поля и, переваливаясь уже не через ухабы, а через пригорки и овражки, «Нива» подползла к низкому сараю, длинному, не освещенному и почти невидимому. Сарай стоял на опушке чахлой рощицы – свет фар выхватил унылые деревца, как будто небрежно натыканные кем-то в чистом поле. Поле, впрочем, было не таким уж и чистым. Рыхлая земля, едва прикрытая подтаявшим снегом и превратившаяся в серое месиво.

– Приехали, – сказал Отец Вселенной, глуша мотор.

– Путь наш был труден и долог, – неожиданно подал голос проснувшийся Русанов. – Но я надеюсь, что мы будем вознаграждены за долготерпение и эту воистину мученическую езду.

– Обязательно, – ответил Отец Вселенной. – Аз воздам.

Мы вышли из машины.

Отец Вселенной потыкал пальцем в свой мобильник, что-то тихо сказал в него, и стену сарая прорезала полоска тусклого красного света. Приоткрылась неразличимая прежде дверь. Отец Вселенной легонько хлопнул меня по спине.

– Проходим.