"Воспоминания" - читать интересную книгу автора (Тирпиц Альфред Фон)

Глава восьмая Циндао

1

Германский труд сыграл одну из главных ролей в деле приобщения Китая к мировой торговле, но при маньчжурском владычестве нельзя было рассчитывать на осознание того факта, что Германия была дружественно заинтересована в сохранении независимости Китая. Не говоря уже о других причинах, отсутствие базы отодвигало нас на задний план, ибо единственный фактор, защищавший германский труд и производивший впечатление на враждебные нам иностранные власти, – наша летучая эскадра – целиком и полностью зависел от гонконгских доков, то есть от британской милости.

Если германские купцы хотели перестать быть посредниками между англичанами и китайцами и бросить на азиатские рынки немецкие товары, то они нуждались в собственном Гонконге в такой же мере, как и наша эскадра.

Мне были указаны три пункта: Амой – густонаселенный городок с договорным портом, к северо-востоку от Гонконга; расположенная к северу от него пустынная бухта Замза{52} и острова Чусан{}n», лежащие у восточной оконечности Китая, близ Шанхая. Циндао (Киао-Чжоу) {}n», о котором однажды уже шла речь, так как в его пользу высказался Рихтгофен, считался «неприемлемым», поскольку он лежал слишком далеко к северу, в стороне от великого торгового пути; в 1894 году мой предшественник также объявил Циндао неподходящим. К тому же предпочтение, которое отдавали Амою министерство иностранных дел и морское ведомство, имело и политическую подоплеку; там боялись возражений России против создания базы на севере, а преимущественное право покупки островов Чусан было закреплено за Англией.

Еще до прибытия на место, я убедился из бесед со многими техниками и купцами, а также из литературы, что все три указанных мне пункта являлись неподходящими, и что после того как британцы обследовали все побережье еще в сороковых годах, пришедшие сюда с опозданием немцы могли помышлять (кроме договорных портов и островов Чусан) только о Циндао – этой жемчужине без оправы. Нужно было выбрать такой опорный пункт, который смог бы обслуживать флот, способствовать экономическому расцвету и обеспечить потребности обороны в будущем. Основой для меня являлась способность содействовать развитию экономики; создавать чисто военную базу я считал нецелесообразным.

Впоследствии, при обследовании бухты Замза я установил, что вход в нее недостаточно глубок; к тому же в этом входе имеется сильное течение и много водоворотов; зеленые острова, лежащие в огромной бухте, превращаются при приливе в острые рифы. Пустынная бухта была окружена горами, для подъема на которые требовались вьючные животные. Как могла сделаться эта бухта лихорадок и тифа конкурентом полумиллионного торгового города Фучжоу, расположенного по ту сторону гор – на реке Мин?

Острова Чусан было бы также трудно оборонять, как бухту Замза или Амой. Но главный их недостаток заключался в том, что они расположены перед Шанхаем, как Гельголанд перед Гамбургом. Торговля проходила мимо них. К тому же в случае занятия их следовало рассчитывать на осложнения с Англией.

Амой – английский сэттльмент, на который мы не имели никакого права, не сулил к тому же особых хозяйственных выгод. Через него вывозились еще кули в Манилу, но чайная торговля сократилась, а развитие пароходного сообщения обесценило благоприятное для парусных судов положение Амоя относительно муссонов; в общем он переживал упадок.

В Циндао имелась возможность построить укрепления. Там была закрытая бухта; северный климат являлся преимуществом. Отсутствие речного пути и хинтерланд в виде бедной перенаселенной провинции не пугал нас, поскольку имелись убедительные признаки необычайно широких возможностей развития. За это говорили все известия. Короче говоря, я решил, что, помимо Циндао, у меня нет выбора.

Однажды, прогуливаясь по пляжу в Чифу, я встретил командира «Илтиса» – капитана-лейтенанта Брауна – моего старого флаг-лейтенанта, с которым я проработал одиннадцать лет; в Восточной Азии он оставался моей правой рукой. Мы хорошо сработались, он понимал меня с полуслова, изучал мои подготовительные работы, и на следующий день явился ко мне на корабль, заявив, что с глаз его как бы спала пелена. Его суждения, которые в тех условиях являлись для меня единственно авторитетными, доставили мне удовольствие и я ответил, что дам ему приказ отправиться в Циндао, обследовать и донести.

Он вышел из гавани, попал в тайфун и утонул вместе с «Илтисом». Мне пришлось послать в Берлин рапорт, в котором содержался и данный Брауну приказ обследовать бухту Киао-Чжоу. Я решил, что теперь нужно сделать следующий шаг, и хотя в условиях конкуренции с европейцами мне не хотелось привлекать внимание, я сам отправился в Киао-Чжоу на флагманском корабле «Кайзер».

Перед этим я встретился в Чифу с новым посланником – г-ном фон Гейкингом, имевшим то же задание, что и я; с ним была его супруга. Я пригласил его для беседы с глазу на глаз и вскоре заметил, что совершил оплошность, ибо его умная жена, написавшая впоследствии «Письма, которых он не получал», была ценной сотрудницей посланника. По словам Гейкинга, кайзер сказал ему в Потсдаме, что теперь, когда он направил в Китай своего лучшего посланника и лучшего адмирала, они, верно, придут вместе к определенному заключению. Итак, на что он нацелился? – «На Амой», – ответил Гейкинг. Я спросил посланника: «Как могли вы назвать место, которого не знаете?» – «Не мог же я уклониться от конкретного ответа его величеству», – ответил он.

Тогда мы порешили не останавливаться без внутреннего убеждения ни на каком месте, и я записал пункты, по которым было достигнуто согласие. Каждый из нас должен был обследовать некоторые места с помощью своего аппарата, а в декабре после осмотра моих кораблей в гонконгских доках для подготовки их к оккупационным мероприятиям (заявки на места в доках приходилось подавать за полгода) мы должны были вместе вынести определенное решение.

Затем я обследовал Циндао, откуда направился во Владивосток, чтобы дать отдых командам на севере. Там я встретил финна Вирениуса, с которым дружил в Фиуме; теперь он командовал флагманским кораблем русских. При встречах он всегда уводил меня в безлюдную местность, чего мой немецкий ум сначала никак не мог осмыслить. Однако однажды, когда я принимал у себя адмирала Алексеева – будущего генерала-губернатора Маньчжурии – и обращался при этом к Вирениусу как к знакомому, адмирал спросил довольно странным тоном: «Итак, вы старые знакомые?»; Вирениус побледнел и с той поры явно старался держаться подальше от меня. Алексеев не доверял собственному флаг-капитану. В другой раз, получив из Берлина сообщение о том, что царю присвоено звание германского адмирала, я устроил на корабле банкет для иностранной колонии и общественных верхов Владивостока. Я постучал по бокалу и пожелал царю долголетия; присутствовавший французский адмирал и его офицеры остались холодны, а русские были вынуждены отнестись к этому дружелюбно.

Алексеев был ярко выраженный франкофил. Все же я был бы смехотворным морским офицером, если бы в разговоре с ним не упомянул совершенно открыто, что Германии нужна стоянка для флота. Алексеев пытался привлечь мое внимание к архипелагу Чусан; понять его точку зрения нетрудно, поскольку занятие архипелага втянуло бы нас в длительный конфликт с Англией. Я узнал из авторитетного источника, что в русском флоте ставился вопрос о занятии Циндао, но это мероприятие было признано ненужным и даже вредным для России. То же самое узнал я и из Пекина; однако тамошний русский посол носился с мыслями о занятии Циндао, несмотря на отрицательное отношение русского флота.

Гейкинг и берлинские учреждения склонились к линии наименьшего сопротивления, под которой подразумевались Амой или Замза. Верховное командование вернулось к мысли об островах Чусан, причем поднимался даже вопрос об обмене Камеруна или Самоа. Я предупреждал о возможности китайского издания германо-британского конфликта из-за Трансвааля в случае, если мы обоснуемся вблизи Шанхая, и сообщил, что только Циндао может стать нашим опорным пунктом в Китае.

В конце декабря я получил из Берлина приказ оставаться в районе Амоя, отказаться от заказанных мест в доке, держать соединение при себе и подготовить его к бою. На мой удивленный запрос Гейкинг ответил мне по телеграфу, что Берлин просил сообщить, достигнуто ли между нами единодушие. Он сообщил: «Да, Амой»; недружелюбная позиция Китая в железнодорожных вопросах давала нам повод для вмешательства.

Тогда я снял с себя ответственность за его выбор. К тому же акцию пришлось бы предпринять в условиях недостаточной боеспособности кораблей. Правда, мы смогли бы одолеть жалкие китайские укрепления Амоя с их крупповскими пушками и несколькими тысячами гарнизона (взятие многолюдного города было более сложным делом), но основная трудность заключалась в том, что в случае конфликта с Англией нас могли лишить пользования доками и тогда мы повисли бы в воздухе с нашими нуждающимися в ремонте кораблями, на которых основывался германский престиж в этой части света.

Дни шли за днями и, наконец, был получен приказ о том, что я могу итти в любой порт, где имеются доки. Об Амое не было больше и речи. Мой доклад, в котором я обрисовал положение вещей после гибели «Илтиса», попал в Берлин, где шли споры по этому вопросу; кайзер вызвал к себе эксперта, который поддержал мое мнение. Технические выводы вызванных мною в Циндао специалистов по портовому строительству явились в глазах общественности исходным пунктом для завоевания Киао-Чжоу. Когда в конце 1897 года мой преемник – командующий эскадрой фон Дидерихс – поднял там немецкий флаг, русские выдвинули свой фантастический с юридической точки зрения принцип «права первой стоянки» (основываясь на нем, Англия могла бы занять не только Циндао, но и весь мир, ибо англичане успели побывать повсюду); это было сделано не для того, чтобы создать нам серьезные затруднения, а затем, чтобы добиться с помощью дипломатического нажима уступок в других областях. Понятно, что русские предпочли бы направить нашу экспансию на юг, являвшийся английской сферой влияния, и тем предотвратить создание нашей базы близ Пекина, где они играли тогда первую скрипку; однако твердая позиция, занятая кайзером, заставила их отступить.