"По делам его..." - читать интересную книгу автора (Амнуэль Павел)

x x x

Институт физики горения оказался длинным девятиэтажным зданием постройки семидесятых годов и располагался за высоким кирпичным забором. Пройдя проходную, где вооруженный автоматом охранник долго сличал его личность с фотографией, следователь попал во двор, огромный, как аэродром. Главный корпус возвышался, будто зуб, а рядом стояли корпуса поменьше, не видимые из-за забора, в том числе очень странные сооружения, больше похожие на разбомбленные вражеской авиацией пакгаузы. Горением в институте, видимо, занимались давно и серьезно.

– Разумеется, – сказал руководитель службы безопасности Борис Степанович Бережной, – мне уже звонили. Вашему эксперту тоже нужен пропуск? Нет проблем, но это будет не сегодня. Пусть приходит завтра. А вас, – Бережной посмотрел на Антона с подозрением, оценивая, видимо, способен ли следователь нарушить своими вопросами нормальную работу научного персонала, – вас сейчас проводят.

Лаборатория быстрого горения располагалась на шестом этаже, из окон открывался изумительный вид на дальний лес – чистый Шишкин, только медведей на поляне не хватало.

Когда Ромашин вошел, сотрудники в числе шести человек стояли у окна и, похоже, занимались подсчетом деревьев. Увидев следователя, Виктор Веденеев протянул ему руку со словами:

– Вы не знаете, как Маша? В больнице не дают информацию.

– Нормально, – сказал Ромашин. – Ее сегодня выпишут. А информацию не сообщают по нашему требованию.

– А, – кивнул Веденеев, – тайна расследования. Не стану спрашивать, что вам удалось выяснить, все равно не скажете.

– Разве не понятно? – сказал из-за спины Веденеева плотный коренастый мужчина лет сорока с кустистыми бровями и огромной лысиной, блестевшей в лучах солнца, как мутное, давно не чищеное зеркало. – Если следователь сам сюда явился, а не вызвал тебя к себе, то считай, что тут нас всех подозревают.

– Вас-то в чем, извините? – поднял брови Ромашин. – И кстати, как...

– Долидзе, – представился мужчина. – Константин Долидзе. Для друзей Костя, для официальных органов Константин Вахтангович. А подозреваете вы нас всех в том, что мы халатно или со злым умыслом вынесли с территории горючее вещество, которое и было использовано в давешнем умерщвлении.

Странно выражается, – подумал Ромашин. "Давешнее умерщвление", надо же. А вроде грузин...

– Вы специалисты, – сказал он. – Считаете, что это действительно могло произойти?

– Вынос или убийство? – осведомился Долидзе.

– То и другое.

– Вынести горючку могли, – кивнул Константин. – Убить – нет. Я имею в виду способ... Нам Витя все описал в подробностях, и Лена тоже...

Только сейчас Ромашин обратил внимание на Криницкую, которая при появлении следователя спряталась в тени большого шкафа, перегородившего комнату.

– Я бы хотел поговорить с каждым из вас в отдельности, – сказал Антон. – По-моему, вон там, в углу, вполне можно уединиться.

В углу уже уединилась Елена Дмитриевна, и Антон направился к ней, взглядом попросив остальных продолжить свои разговоры.

За шкафом было не то чтобы темно, но сумрачно, и Антон случайно задел рукой клавиатуру стоявшего на лабораторном столе компьютера, и спавший экран осветился, голубой фон сделал обстановку интимной и даже чуть таинственной.

– Я все время думаю, – сказала Криницкая, не дожидаясь вопроса. – Не могло этого быть. Никак. Никогда.

– Что быть не могло, Елена Дмитриевна? – осторожно осведомился Антон.

– Ничего не могло. Я же вижу, куда вы клоните. Нет у нас таких горючек. И в институте нет. А убить Володю... Господи, даже подумать об этом... Маша? Она его больше жизни... Когда у него осенью нашли опухоль... Потом оказалось, что доброкачественная, вырезали, и все, но сначала, вы же понимаете, подумали... Маша чуть сама не умерла, у нее, когда все хорошо закончилось, было такое нервное истощение, что...

– Ревность... – вставил Ромашин.

– Какая ревность, о чем вы? К кому? Я знаю, вам уже донесли... Да, мы с Володей были... И что? Вы можете допустить, что любовь – она как... ну... в общем, приходит, когда не ждешь, и уходит, не спрашивая. Так и у нас было. Мы с Володей слишком разные люди. Может, поэтому... Я у них на свадьбе была подругой невесты. Маша была такая счастливая, что я все время думала: "Как хорошо, что у нас с Володей все кончилось".

Она ведь не Машу выгораживает, – подумал Антон, – а себя, доказывая, что не было никакой ревности. Случилась любовь и прошла. Появилась новая – Виктор Веденеев, вот он стоит отдельно от группы, бросает взгляды в нашу сторону, боится, как бы Лена не сказала что-нибудь, о чем потом придется жалеть.

Антон сделал приглашающий жест, и Веденеев подошел к столу, сел рядом с Криницкой, успокаивающе положил ладонь ей на руку.

– Я не знаю, о чем вы Лену спрашивали, – сказал он, – но хочу сказать, что нет в нашей лаборатории таких горючек, чтобы... – он запнулся, не желая произносить слово "убить", но не находя и других слов для замены.

Что они все об одном? – с досадой подумал Антон. Наверное, именно эту проблему они обсуждали, когда я вошел. Нет таких горючек, значит, и способа нет. Глупо, вообще говоря, с их стороны утверждать то, что будет обязательно проверено. Точнее – глупо, если они знают, что экспертиза докажет обратное. Но ведь они не дураки – ни Веденеев, ни Криницкая, ни этот Долидзе, ни остальные.

– Я не занимаюсь сейчас физико-химическими проблемами, – сказал Ромашин. – Я в них ничего не понимаю. Возможно, смерть вашего друга была несчастным случаем. Возможно – нет.

– Если нет, то вы ищете мотивы, – перебил следователя Веденеев. – Уверяю вас, ни у кого и мотивов не было. Мы дружили.

– А идея, которую Митрохин у вас украл и выдал за собственную?

– Вы имеете в виду способ синтеза в вакуумной камере при подаче модулированного напряжения?

Возможно, Антон действительно имел в виду именно это. Вряд ли Митрохин украл у Веденеева две идеи. Хотя, если в первый раз ему сошло с рук, он мог и вторично...

– Да, – сказал Ромашин. – Об этой идее я и говорю.

– Вы утверждаете, что не разбираетесь в физико-химии горения?.. Не украл у меня Володя эту идею, с чего вы взяли?

– Даня, наверное, проболтался, – тихо произнесла Криницкая.

– А... Когда статья вышла, в институте действительно многие говорили, что идея у Володи краденая. Глупо, что Даниил поверил. Спросил бы у меня, я бы... Понимаете, идея действительно была моей, мы ее с Володей обсуждали, и он разработал экспериментальную методику. А я в это время работал над кластерным бло... Неважно. В общем, я ему сказал: делай сам, на меня можешь не ссылаться.

– Володя никогда бы не взял чужое, – гневно бросила Криницкая и даже кулачком по столу стукнула. – Если это вам Даня сказал, то он... он... Я с ним разберусь!

– Лена, – предостерегающе произнес Веденеев и повернулся к следователю: – Даниил теоретик, у него специфические представления об интеллектуальной собственности. Он бы точно не стал отказываться от авторства.

– Допустим, – уклончиво сказал Ромашин, чувствуя, как обнаруженные им мотивы тают, будто снег в апреле. – Вы говорите: Вязников не стал бы... Вы хорошо его знаете?

– По работе – да, конечно, – пожал плечами Веденеев. – Замечательный теоретик, такой интуиции, как у него, я ни у кого не встречал.

– Он бывал в лаборатории?

– Здесь, у нас? Нет, конечно, на этаж у него нет допуска.

– Не понимаю, – искренне удивился Ромашин. – Он ведь работает с вами...

– Да, все расчеты реакций объемного горения – его, и почти вся обработка результатов.

– И он не приходил в лабораторию?

– А что ему здесь делать? Теоретики сидят во втором корпусе. Даниилу вообще противопоказано появляться там, где есть работающие приборы и установки. Либо что-нибудь тут же перегорит, либо отключится, либо еще какая-нибудь гадость произойдет...

– Случай у Догилевых помнишь? – оживилась Криницкая, которая, похоже, рада была поменять тему разговора.

– Конечно, – кивнул Веденеев. – Это случилось на именинах у Зиночки Догилевой, она у нас лаборанткой работает, – обратился он к Ромашину. – Собрались на даче, человек двадцать там было, все свои, Даниила тоже позвали, не потому, что с ним веселее, а потому, что жалко его. Живет один, ни родителей, ни братьев-сестер, никого. С женщинами тоже не везет... Так вот, до его приезда все шло нормально, но как только Даниил вошел в дом, сразу начали портиться подряд все бытовые приборы. Холодильник отключился и больше включиться не пожелал. Экран телевизора погас. Что там было еще?

– Утюг, – подсказала Криницкая.

– Да, это самое удивительное! – воскликнул Веденеев. – На газовой плите стоял чугунный утюг, Зинины родители обычно использовали его, как тяжесть, когда капусту солили. В последний раз им гладили при царе Горохе. Так вот, Зина хотела переставить утюг на кухонный стол, потому что нужна была конфорка, и обожгла ладонь: железяка оказалась раскаленной.

– Что тут удивительного? – поднял брови Ромашин. – Утюг – вы сами сказали – стоял на плите.

– Но газ-то не горел!

– Значит, кто-то зажигал раньше, а потом выключил.

– Исключено, – твердо сказал Веденеев. – Был выключен главный вентиль, что во дворе. Я пошел, чтобы повернуть рычаг, а тут Зина завопила из кухни...

– Интересно, – сказал Антон, хотя ничего интересного в рассказе Веденеева не нашел: обычная байка. Был у Антона в детстве приятель по прозвищу Флашка, который спотыкался на ровном месте. Все считали, что Флашка придуривается и играет на публику, но Антон, бывавший у приятеля дома, знал, что это не так. Флашка был несчастным человеком – он даже по квартире старался перемещаться, нащупывая ногами путь, чтобы обо что-нибудь не споткнуться. И все равно падал, а однажды сломал ногу, упав с единственной ступеньки у школьных дверей. Объяснения этому феномену у Антона не было, а психолог с Петровки, которому он как-то рассказал эту историю, заметил глубокомысленно, что речь идет, скорее всего, о подсознательном процессе, когда ноги подворачиваются вне всякой связи с окружающей действительностью.

Правда, электроприборы в присутствии Флашки работали нормально, а утюги сами собой не нагревались.

– Интересно, – повторил Ромашин. – Вот вы сказали, что вам было Вязникова жаль: и девушки у него нет, и живет он бобылем. Но ведь, по вашим же словам, он теоретик божьей милостью. Нужно ли его жалеть? Разве работа не компенсирует отсутствие женщины?

Виктор и Елена переглянулись.

– Для иных, может, и компенсирует, – уклончиво сказал Веденеев. – А иные всю жизнь страдают.

Ромашин молча переводил взгляд с Виктора на Елену. Он догадывался, что должно быть продолжение, и терпеливо ждал.

– Да что там, – тихо сказала Елена, – вы все равно узнаете. К гибели Володи это не имеет никакого отношения...

– Вязников давно и безнадежно влюблен в Митрохину, – без эмоций проговорил Ромашин, сложив в голове нехитрую мозаику. Криницкая вздохнула, а Веденеев едва заметно поднял брови и посмотрел на следователя с уважением.

– Он никогда в этом не признается, – сказала Криницкая, – и уж тем более – Маше. Впрочем, может, сейчас... Нет, думаю, что и сейчас тоже. Особенно сейчас.

– Вы считаете, что это мотив? – неожиданно агрессивно спросил Веденеев. – Оставьте эти идеи, Даниил и мухи обидеть не способен!

– Вообще-то, – сказал Ромашин, – вопросы должен задавать я. Но раз уж вы спросили... Конечно, мотив слабоват. А возможности для реализации вообще никакой.

– Так что подозреваемыми все равно остаемся мы с Леной, да еще, возможно, Маша, – с мрачным видом заявил Веденеев.

Ответить Ромашин не успел – за шкаф заглянул давешний грузин по фамилии Долидзе.

– Господа, – сказал он, – я, к сожалению, вынужден прервать вашу беседу. Витя, – обратился он к Веденееву, – во втором тигле пошел отсчет. Вы могли бы отложить разговор на два-три часа? Иначе придется прервать эксперимент, а это довольно большие деньги.

– Да мы уже закончили, – сказал Ромашин, поднимаясь.

– Удалось разобраться? – поинтересовался Долидзе. – Или вы так и остались в убеждении, что Володю убили Витя с Леной?

– У меня нет оснований для такого предположения, – сухо сказал Антон.

– Но вы его, тем не менее, сделали, – осуждающе проговорил Долидзе.

– Всего хорошего, – сказал Ромашин и направился к двери.

За его спиной кто-то прерывисто вздохнул.