Амнуэль ПесахМир - зеркало

П.АМНУЭЛЬ

МИР - ЗЕРКАЛО

Мой сосед Роман Бутлер, комиссар уголовной полиции, изредка подкидывает мне задачки на соображение, как он утверждает, из собственной практики. К сожалению, у меня мало свободного времени, и я не читаю детективных романов, и потому через день-другой, когда я пасую перед неразрешимой проблемой поиска убийцы среди тридцати шести пассажиров купейного вагона, Роман с улыбкой заявляет, что пересказал мне сюжет одного из последних романов, приобретенного в компьютерном отделе Стеймацкого. Я начинаю злиться, а Роман хохочет и подсовывает очередную загадку:

- Из какого романа? - немедленно спрашиваю я.

- Из жизни, - неизменно говорит комиссар.

И накалывает меня в девяти случаях из десятки.

Я говорю об этом к тому, что, когда Роман пришел ко мне в прошлый шабат и спросил, не желаю ли я участвовать в поимке убийцы, у меня не возникло никаких сомнений в том, что он опять водит меня за нос.

- Нет, - сказал я. - Пусть каждый занимается своим делом. Вы, сыщики, ловите, а мы, историки, Ватсоны и всякие Гастингсы - описываем.

- Между прочим, - сказал Роман, - когда Холмс говорил "Ватсон, сегодня нам предстоит нелегкое дело", уважаемый доктор не разводил демагогию, а бросался чистить пистолет.

- У меня нет пистолета, - сказал я. - Битахонщики утверждают, что моя жизнь в полной безопасности, потому что я живу в Бейт-Шемеше, а не в Калькилии.

- Ну, хорошо, - сказал Роман, демонстративно вставая. - Пойду за помощью к Хаиму.

- Это к какому же Хаиму? - подозрительно спросил я. - Ваксману?

- Естественно, - пожал плечами Бутлер. - Если один специалист по истории, в том числе альтернативной, отказывает полиции в помощи, ей не остается ничего другого, кроме как обратиться к конкуренту.

- Да что Ваксман понимает в... Ладно, уговорил. В чем, собственно, дело?

Дело заключалось вот в чем. Некий израильский араб по имени Ахмад Аль-Касми, житель Лода, убил в среду своего работодателя Арье Эхуда. Никакой националистической подоплеки не обнаружено. Ахмад был по специальности программистом и работал в строительной фирме, рассчитывая конструкции транспортных развязок на семи и более уровнях. Шестой мост-уровень развязки возле Арада, рассчитанный Аль-Касми, рухнул в ночь на вторник. К счастью, время было позднее, и никто не пострадал. Эксперты обвинили в случившемся Эхуда, Эхуд - своего программиста. Аль-Касми, человек горячий, заявил, что расчет был верный, а в бетон Эхуд положил много песка. Слово за слово, началась драка, и прежде чем их успели разнять, Аль-Касми ударил хозяина в челюсть, тот упал головой на острый угол стола - и отдал концы.

- Дело ясное, - сказал я, - свидетелей, видимо, много, при чем здесь я?

- Свидетелей много, - согласился Бутлер. - Я не прошу тебя доказать, что убийца - Аль-Касми, это не вызывает сомнений.

- В чем же дело? Надо полагать, его скрутили на месте?

- В том-то и дело, что нет. В суматохе он сумел скрыться. Поиск был организован по всем правилам, через два часа машину Аль-Касми нашли брошенной неподалеку от транспортной развязки Элит в Рамат-Гане. Двое суток понадобилось, чтобы отследить дальнейшие передвижения Аль-Касми. И, как ты думаешь, Песах, куда он направился?

- К родственникам в Палестину, - предположил я. - Тамошняя полиция его нам не выдаст, как пить дать.

- Это, кстати, была наша первая идея, мы потратили на ее разработку целые сутки. Нет, в Палестину он не переходил. И кстати, Песах, если ты не знаешь: у нас с палестинцами договор о взаимной выдаче преступников, они не стали бы скрывать Аль-Касми, если бы знали, где он находится.

- Н-да? - с сомнением сказал я. - Палестинцы выдадут евреям своего, чтобы евреи его засадили за убийство?

- Ты в каком веке живешь, историк? - возмутился Роман. - Палестина это не территории, это независимое государство, имидж для них кое-что значит.

- Ну, допустим, - я не стал дальше углубляться в эту тему, хотя и имел кое-какие соображения по поводу имиджа независимого государства Фаластын. - Что же оказалось в результате?

- Вот потому я и пришел к тебе, а ты не даешь мне досказать до конца.

- Я нем как рыба, - сказал я.

- Нам понадобилось трое суток, чтобы обнаружить: через четыре часа после убийства Аль-Касми вошел в здание Института альтернативной истории Штейнберга, заказал сеанс трансформации с неограниченным временем погружения и занял предложенную ему кабину. Вот так. Сейчас он находится в какой-то альтернативной реальности...

- Что за глупости! - воскликнул я. - Что значит: находится в альтернативной реальности? Физически он находится в той операторской, которую ему предоставили. Не хочешь же ты сказать, что вы не обнаружили тело Аль-Касми...

- Обнаружили, конечно, куда оно денется. Но именно тело. Сам убийца, его, так сказать, личность находится в каком-то альтернативном мире. Работники института запретили нам отключать Аль-Касми от аппаратуры - по их словам, это равносильно убийству. Вернется Аль-Касми неизвестно когда время сеанса не оговорено, он оплатил семь дней заранее, остальное пойдет в кредит. К тому же, неясно, в каком состоянии он вернется. Что там с ним происходит? Если он там, скажем, тоже кого-то убьет и его посадят - там, а не здесь?

- Ну-ну, - сказал я, предвкушая любопытное путешествие. - И вы, значит, решили послать за ним... э-э... группу захвата и заставить вернуться, так я понял?

- Песах, о чем ты говоришь? Пойти в альтернативный мир Ахмада Аль-Касми может только специалист-историк. Причем один. Если послать группу, то каждый ее член окажется в собственном альтернативном мире, где будет свой Аль-Касми и, вполне вероятно, не тот, что сбежал из нашей реальности. Черт возьми, у меня от всех этих альтернатив голова идет кругом! Я ничего в этом не понимаю. Излагаю мнение специалистов. Это их идея - попросить тебя. Ты столько раз бывал в...

- Конечно, - согласился я, ощущая свою значительность. - Рад помочь. Единственная загвоздка - я ведь тоже войду в собственный альтернативный мир, который может и не иметь ничего общего с тем, куда погрузился...

Тут до меня дошло, и я надолго замолчал, обдумывая план действий. Что ж, сотрудники института были правы - только у меня и могло получиться.

- Поехали, - сказал я.

Объясняю для незнающих. Альтернативных миров - бесчисленное множество. Каждое решение, принимаемое человеком, создает свой мир, вполне физически реальный: целую Вселенную, отличающуюся от нашей лишь тем, что в ней данный человек принял не то решение, какое принял здесь. Аль-Касми мог, например, отправиться обозревать мир, который возник, скажем, тогда, когда он не ударил своего хозяина кулаком в лицо. Ведь была же у него, на самом деле, альтернатива! Я думаю, и Бутлер так думал, и все в полиции были с ним согласны, что убийца поступил именно так.

Что из этого следует? То, что этот вариант можно просчитать, подгоняя под себя - когда-то, допустим, я мог создать некий альтернативный мир каким-то своим решением, и именно этот мир был впоследствии изменен решением Аль-Касми. Только при таком раскладе мы имели возможность встретиться с реальным Аль-Касми там, а не здесь.

Вот это и есть самое сложное, тонкое и редко у кого получающееся рассчитать и выполнить такое соединение. Я это могу. Я это уже проделывал несколько раз и не рассказывал еще об этом в "Истории Израиля" исключительно из скромности. Но расскажу - будьте уверены. Не утверждаю, что хорошо просчитываю альтернативы. Действую чисто интуитивно, но пока моя интуиция меня не подводила. Неудивительно, что директор института доктор Рувинский посоветовал Бутлеру обратиться ко мне.

В Герцлию мы мчались на полицейском вертолете под вой сирены - видели бы вы, как шарахались частные авиетки и воздушные велосипедисты! Добрались за полчаса, и это при перегруженных эшелонах на всех транспортных высотах! Вот в чем преимущества полиции.

Всю дорогу я молчал, изучая оперативные данные по Аль-Касми, рассматривая его фотографии и призывая на помощь свою интуицию. И чем больше я вчитывался в биографию этого человека, тем громче моя интуиция протестовала против идеи Бутлера. Она лежала на поверхности, эта идея. Аль-Касми родился в Лоде, получил образование в тель-авивском университете, он был благополучен и лоялен, не участвовал ни в интифаде в 2005 году, ни в палестинских демонстрациях 2011 года. О его политических взглядах было сказано лишь, что он выступал в дискуссии, состоявшейся в 2015 году, где отстаивал идею равных прав евреев и арабов на землю от моря до реки. Аргументы его были убедительны - историю он знал, хотя и был по специальности программистом-конструктором. Вот это меня и смутило - знание истории...

Убийца расположился в третьей операторской. Красивый мужчина с тонкими усиками. Классический тип человека, старающегося изображать из себя типичного представителя своей национальности, каковым он, кстати, не был - скорее я признал бы в нем француза, нежели араба-палестинца.

И это еще больше утвердило меня во мнении, что интуиция не ошиблась.

- Пошли, - сказал я, и меня отвели в ближайшую свободную операторскую.

- Подключаться к альтернативам буду сам, - предупредил я. - Прошу не вмешиваться ни при каких обстоятельствах.

- Но наши операторы сумеют точнее подогнать... - начал было директор Рувинский, боявшийся то ли за меня, то ли за свою аппаратуру. Я прервал его:

- Наум, ты меня знаешь. Предоставь действовать самому.

- Ну хорошо, - неохотно согласился Рувинский. - Мои ребята тебя подстрахуют.

Я пожал плечами и сел в кресло.

- Можно мне присутствовать? - спросил Бутлер.

- Только не здесь, - сказал я. - Иди-ка к Аль-Касми и надевай на него наручники, как только он вернется оттуда.

Честно говоря, я был убежден, что Аль-Касми наплевать на своего хозяина. Он его ударил, и ударил бы при аналогичных обстоятельствах вторично. Идея скрыться от правосудия в мире, где он не убил Эхуда, только на первый взгляд казалась логичной, но психологическому портрету убийцы не соответствовала.

Разумеется, Аль-Касми отправился в другую альтернативу, возникшую гораздо раньше. Поскольку я догадывался, о какой альтернативе может идти речь, то и отправился туда, хотя, уверяю вас, попадать в тот мир у меня не было никакого желания. Да и опасно это было, если по правде...

В нашем мире Аль-Касми был лоялен режиму. Значит, существовал мир, в котором он был большим деятелем интифады. Мир, о котором он мечтал по ночам. Туда-то я и отправился.

Я ожидал всякого, но не такого!

Я стоял на улице Алленби угол улицы Ахад Ха-ама и никак не мог сообразить, чем эта улица отличается от той, к которой я привык с детства. Лишь через минуту дошло: все надписи - на фалафельных, на магазине фототоваров, на магазине одежды - были на арабском. Ни одного ивритского слова. Это первое.

Второе - люди. Вокруг меня шли, стояли и даже сидели на низких скамеечках одни арабы. Ошибиться было невозможно - они и говорили по-арабски, и я понял, что интуиция меня таки не обманула.

Молодой араб-полицейский толкнул меня в бок - явно умышленно - и сказал:

- Еврей, чего уставился? А ну-ка, покажи документ.

Без лишних слов (я хорошо знал нравы местной полиции) я достал из заднего брючного кармана свое удостоверение.

- Песах Амнуэль, - произнес араб вслух мое имя с таким видом, будто каждая буква вызывала у него приступ рвоты. - Допущен в пределы зеленой черты до восемнадцати часов. Эй, еврей, сейчас уже полпятого. У тебя полтора часа времени. Ты не успеешь добраться до своего поселения. Чего стоишь тут?

Я спрятал документ и пошел прочь, соображая, что делать дальше. Мне нужно было увидеть Аль-Касми. Совершенно очевидно, что он находится поблизости: программа могла ошибиться в выбросе не более чем на сотню метров.

Я медленно пошел в сторону бывшей улицы Бен-Иегуды, стараясь смотреть по сторонам так, чтобы не привлечь ничьего внимания. В лавках торговали арабы, но я видел и евреев - один из них стоял посреди тротуара и большой метлой собирал в кучу скомканные бумаги, обрывки каких-то пакетов и пустые пластиковые бутылки. Где, черт возьми, банк Ха-поалим? Где машбир? По одну сторону улицы стояли одноэтажные хибары, по другую тянулся пустырь и котлован, на дне которого я увидел огромную кучу мусора.

По идее, чего мне сейчас не хватало, так это сегодняшней газеты или, еще лучше, учебника местной истории. Желательно, на иврите - мои познания в арабском, мягко говоря, оставляли желать лучшего.

На углу с улицей Бен-Иегуды (она называлась здесь как-то иначе, но надпись была на арабском) стоял мальчишка-разносчик, продавая сладости, лежащие на подстилке. Рядом, прямо на тротуаре, я увидел несколько пачек газет. Так - арабская, арабская, арабская, а это... о! Чего я никак не ожидал - газета была на русском языке. "Еврейская жизнь". Две драхмы. Мелочь я отыскал в кармане, и через минуту просматривал заголовки, прислонившись к кривому дереву. Газета была небольшая - четыре страницы, без компьютерной поддержки, типографский набор, прошлый, можно сказать, век. Впрочем, арабские издания, как я успел заметить, были не лучше.

"Евреи должны добиваться места в парламенте!" - гласил заголовок на первой полосе. Я пробежал глазами текст. Некий Амос Оз, писатель, автор романа "Из грехов твоих", утверждал, что евреи никогда не получат ни единого мандата, поскольку на каждого еврея приходится три мнения, а на каждое поселение - своя партия. И при таком положении дел политических свобод им не добиться до явления Мессии.

Неужели тот самый Оз? - подумал я. Писатель, которого я читал в своем мире - левый радикал, сторонник независимой Палестины... Собственно, почему бы и нет? История сделала кульбит, но люди-то остались, если, конечно, они родились здесь или приехали раньше создания альтернативы. Ибо я не думал, что сюда, в Фаластын, или как теперь называется этот анклав, эмигрировало много евреев - при нынешнем-то раскладе сил...

- Эй, парень, - услышал я и не сразу сообразил, что мужчина в скромной одежде говорит по-русски. - Ты, я вижу, согласен с Озом?

Мужчина, естественно, держал в руке метлу.

- Нет, - сказал я, - я не согласен с Озом. Простите, не могли бы вы сказать мне, сколько сейчас евреев в... э-э... Палестине?

- Где? - переспросил "русский" и принялся энергично махать метлой, не глядя в мою сторону. - Слушай, шел бы ты отсюда, а то хозяин увидит, что я с тобой разговариваю и оштрафует...

- Так ты же сам заговорил, - резонно ответил я и услышал:

- Я думал, ты агавник, а ты, видно, карамник.

Чтоб я знал, что все это значило!

- Ухожу, - сказал я. - Только один вопрос. Сколько нас тут, русских евреев?

- Дураков-то? - пробормотал мужчина так, что я еле расслышал. Думаю, тысяч пятьдесят.

Он принялся мести тротуар с рвением, достойным лучшего применения, и я отошел в сторону. Перевернул страницу и увидел заголовок: "Арабская полиция арестовала Хаима Викселя в поселении Ариэль". Статья в драматических тонах повествовала о том, что вчера ночью пятеро полицейских-арабов сорвали заграждение вокруг поселения, избили двух евреев-охранников и ворвались в дом, где мирно спала семья строительного рабочего Викселя. Хозяина скрутили и увели, нарушив, таким образом, автономию поселений в черте оседлости. Викселя обвиняют в том, что он совершил теракт: напал на автобусной остановке в Рамле на женщину-арабку и ударил ее по лицу. Виксель утверждает, что никогда не был в Рамле, но женщина его опознала, и теперь бедному отцу семейства грозит пожизненное заключение. А если бы женщина сказала, что он пытался пырнуть ее ножом? спрашивал автор. Неужели Викселя уже расстреляли бы, даже не потрудившись убедиться в том, что он говорит правду?

Между строк я ощущал и традиционное "доколе?" и неизбывную тоску по свободе, но открытым текстом не было сказано ничего.

Тоскливо, господа...

На четвертой странице я нашел уголок юмора. Стоит еврей на Алленби и спрашивает араба: как проехать к палестинскому университету. На семьдесят пятом автобусе, - отвечает араб. Через день тот же араб проходит мимо того же перекрестка и видит того же еврея. Опять в университет? - спрашивает араб, удивляясь, что делает еврей в этом учебном заведении. Нет, - понуро отвечает еврей, - я автобуса жду. Шестьдесят семь уже проехали, осталось всего восемь...

Я скомкал газету и бросил в урну.

Ну хорошо, ясно, что в этом мире нет Израиля, а евреи живут в поселениях, где-то в черте оседлости, и работают у арабов на черных работах. Но где их национальная гордость? Где "лехи", где "этцель" и где "хагана"? Где еврейские боевики и где последователи Шамира? Не верю я, чтобы они - точнее, мы, если уж на то пошло, - проиграли в сорок восьмом войну и с той поры смирно жили под арабским каблуком.

А, собственно, почему бы нет? Ведь это - мир, созданный альтернативой Аль-Касми. Мир его мечты. Все нормально, господа. Мне бы еще найти самого мечтателя...

Разумеется, я его нашел - даже быстрее, чем хотелось. В принципе, я был не прочь походить по Тель-Авиву (как, кстати, здесь этот город назывался?) и поглядеть, как победители-арабы устроили жизнь побежденных евреев. Ну, о поселениях я уже слышал, и о зеленой черте, которая в этом мире стала чертой оседлости. И еще - намеки на какой-то еврейский террор. Любопытно было бы посмотреть на местных поселенцев - не все же они нанимаются к арабам на работу и не все метут улицы в Тель-Авиве. Но и пистолетов с автоматами у них, скорее всего, нет - уж арабы-полицейские об этом позаботились.

Как же они - мы? - отстаивают свое национальное достоинство? Как доказывают право на владение этой землей? Надеюсь, не тем, действительно, что нападают на арабских женщин? Есть ведь иные пути и, если евреев не допускают в парламент, то можно устраивать демонстрации протеста, объявлять голодовки, ну, что еще?

Я подумал, что все это просто глупо - разве мои родители, олим из России, чего-то добились в девяностых своими демонстрациями и голодовками? Пока не подожгли десяток машин, да пока не создали партию, да пока не парализовали на неделю работу всех государственных учреждений...

Здесь и это наверняка не принесло бы успеха. Только борьба с оружием в руках. Победа или смерть. Родина и свобода.

Я рассуждал, как типичный араб из Газы в моем мире. Пожалуй, я даже начал понимать этого араба, уверенного в том, что его согнали с родной земли, швырнули кусок хлеба и заткнули рот. Житие определяет сознание, вот уж действительно...

Я шел, точно зная - куда. В альтернативном мире, созданном не мной, полагаться я мог только на пресловутую интуицию, и она не подвела. Ахмада Аль-Касми я увидел издалека и узнал сразу. Он стоял у огромного синего лимузина марки "форд", сложив руки на груди, и наблюдал, как еврей протирает стекла. Судя по выражению на лице Ахмада, он ждал окончания работы, чтобы вмазать еврею по морде и заставить проделать все сначала.

Я остановился неподалеку и с ужасом понял, что не знаю, как действовать дальше. Роман Бутлер сказал совершенно определенно: увидишь зови полицейского. Но Роман воображал, что я попаду в совершенно иную альтернативу!

Аль-Касми почувствовал на себе мой взгляд и повернул голову. Взгляды наши встретились. Надо сказать, что и он, подобно мне, обладал прекрасной интуицией. Ему и двух секунд не понадобилось, чтобы понять: я пришел к нему не для того, чтобы проситься на временную работу.

- Убирайся, - сказал он на иврите. - Убирайся в свой мир, иначе я вызову полицию. Считаю до трех. Один...

И что я должен был делать, по-вашему?

- Два...

Я шагнул вперед и, прежде чем Ахмад успел увернуться, влепил ему правой между глаз. А левой добавил в живот. Господа, это очень неприятное ощущение - я никогда не бил человека, но у меня не было иного выхода!

Мойщик-еврей выронил тряпку и завопил дурным голосом.

- Что же ты орешь, дурак? - сказал я, потирая пальцы. - Ты еврей или кто?

Аль-Касми привалился спиной к машине и закатил глаза. Со всех сторон к нам бежали арабы, и в их глазах я читал свою участь. Для этого не нужно было никакой интуиции.

Я произнес контрольное слово.

Костяшки пальцев на правой руке продолжали болеть.

- Хорошая работа, - сказал комиссар Бутлер, когда на Ахмада Аль-Касми надели наручники и увезли в полицейской машине. - Только бить не следовало. Теперь он имеет право предъявить судье претензии о незаконных методах задержания.

- Это ваши еврейские нежности, - раздраженно сказал я. - Не вижу, чтобы от моего кулака его морда сильно пострадала. Убийца он, в конце концов, или нет?

- Убийца, - согласился Бутлер, - а закон есть закон. Нужно было вызвать полицейского...

- Господи, Роман, - сказал я. - Поехали ко мне, и я тебе расскажу, что сделали бы со мной полицейские, если бы я поступил так, как ты говоришь.

У Бутлера не было времени - нужно было проводить допрос обвиняемого. Комиссар пришел ко мне вечером - как обычно, на чашку кофе. Выслушав меня, он вздохнул:

- Знаешь, Песах, я иногда и сам думаю: как жили бы евреи, если бы земля эта стала арабской. В сорок восьмом или позднее, проиграй мы хотя бы одну из войн. Я бы не пошел мыть машины. Я бы записался в "хагану"...

- Нет у них там никакой "хаганы", - сказал я.

- Так это альтернативный мир Аль-Касми...

- Ну и что? Не мог же он конструировать все причинно-следственные связи по своему желанию! Он лишь создал альтернативу, а дальше действовали законы истории.

Роман надолго задумался. Соображал, наверно, как занялся бы он в том мире формированием подпольных бригад. И как сжигал бы флаги Палестины. И как надел бы маску и взял в руки автомат... Он не убивал бы женщин, а в остальном... Мир - зеркало, господа.

- Тяжелая у тебя работа, Песах, - сказал он наконец. - Не думал, что писать историю так трудно.

- Да уж, - согласился я. - Проще историю делать.

- Или раскрывать преступления, - сказал Роман.

Мы улыбнулись друг другу, и я налил еще по чашечке.