11

Иван проснулся рано. Он спал крепко, сны его были приятны. Проснувшись, сразу вспомнил, где находится, и потянулся, с удовольствием ощущая свое тело. Лося уже не было. На его кровати лежало откинутое покрывало. Иван сел, припоминая — не слышал ли что-нибудь сквозь сон? Нет, ночью все было спокойно, и в душе не было тревоги.

Он хорошенько размялся и прошел в ванну. Это он по привычке так назвал — ванна. Прозрачная до голубоватости вода заполняла облицованный белоснежным мрамором бассейн. Разбираться в подводящих трубах Иван не стал и выкупался прямо в ледяной — видимо, текущей с гор — воде. Кожа после растирания горела. В узкие окна сочился мягкий утренний свет. С той стороны, с улицы, к стеклам льнул молочный туман. Дом еще спал Лось все не шел, и Иван, после недолгого блуждания по коридорам, выбрался наружу.

Туман редел. Перепутанными волокнистыми прядями он отрывался от земли, открывая взгляду потемневший песок дорожек, траву в росе. Туман был тонок. Вверху сквозь него просматривались темные вершины деревьев и небо. Небо уже посветлело — солнце давно взошло, просто сюда, в котловину меж гор, его лучи пока не дотянулись. Воздух был свеж, влажен и напоен запахами. Запахи были незнакомы, но казались приятными. Первые утренние звуки далеко неслись окрест, выдавая присутствие жилья и людей. Вот хлопнула дверь, послышались голоса. Негромкие и высокие, они могли принадлежать кому угодно, но Иван подумал, что это марсианки. В тумане зазвякало что-то пустое, металлическое — ни дать, ни взять, женщины с подойниками пошли доить коров, или как тут их называют…

Иван мягко спрыгнул с крыльца и пошел по тропинке. Тропинка, петляя, обогнула развалины стены циклопической каменной кладки. Иван вскользь подумал, что все, свидетельствующее о прошлом Марса, носит явный грубовато-мощный характер. Словно жили тут несколько веков назад титаны, развлекавшиеся игрой с природным камнем, резавшие и дробившие его, как хотели В сером, не дающем теней свете трава по краям тропинки казалась зеленой, совсем как на Земле Синеватый оттенок ее не бросался в глаза. Песок на тропинке отсырел и был плотен, как прикатанный. Идти было легко. Дорожка описала полукруг и упала вниз, к озеру. Иван спустился к самой воде, сел на камень. Влажный, он оказался неожиданно теплым, словно сохранил вчерашнее тепло. Вода была как стекло. Она слабо отсвечивала. В ней ничего не отражалось, потому что туман, приподнявшись, так и висел над ней. Местами по воде шли разбегающиеся круги — будто рыба тыкалась лениво носом в утреннее мерцающее зеркало. Круги эти вписывались в общую картину, придавали ей сонную мечтательную законченность.

Мглистые слои тумана не спеша перемещались, перепутывались и неприметно для глаза поднимались вверх. Справа открылась излучина берега. Плакучие деревья свесили листья. Отражения их в светлой воде были черны, как ночь. Каменная лестница широкими ступенями спускалась к озеру. Отсюда хорошо были видны гигантские статуи, сидящие по бокам ее Головы их скрывались пока в тумане, и разглядеть выражение каменных лиц было невозможно.

У Ивана захватило дух. Гулко застучало сердце, отдаваясь в ушах током крови. Вот сейчас неслышно спустится по замшелым ступеням, подойдет к воде тоненькая женская фигурка, облитая черным длинным платьем, в трогательном остром колпачке. Навалится худеньким плечиком на подножие статуи, поднимет голову — и распахнутся доверчиво огромные печальные ждущие глаза.

Иван чуть не вскрикнул, когда сквозь белесый полог тумана неясно просветилось вдруг темное пятно. Кто-то спускался вниз, неслышно ступая на шершавый камень, замирая на каждой ступени. Иван облегченно и разочарованно узнал Лось! Инженер остановился, провел рукой по влажному каменному колену сидящего Магацитла. Холодом, тоской, и болью потери повеяло на Ивана — и он беззвучно поднялся и быстро пошел вверх.

Нервы Лося, взвинченные нескончаемым ожиданием, были натянуты, как струна. Он уловил чуть слышный шорох и поднял глаза от тяжелого, словно ртутного, озера Кто-то уходил вверх по откосу, теряясь в туманной дымке. Контуры фигуры казались большими, это мог быть только Иван. Или просто утренняя атмосферная рефракция увеличивает размеры предметов — и он, Лось, спугнул марсианина, рано вставшего и на берегу озера думающего свою марсианскую думу…

Двое раболепствующих слуг привели под руки старого, похожего на маленькую сморщенную обезьянку, марсианина. Он долго молчал, сидя напротив Ивана. Иван недоумевал, потом ему стало смешно. Наконец старик резко вскинул голову и гортанным, совсем не старческим голосом выкрикнул что-то. Глаза его засверкали и, казалось, приблизились вплотную, Иван почувствовал нарастающие слабость и оцепенение. Инстинктивно он взбунтовался, но справиться с чужой парализующей волей оказалось не так-то легко. С трудом Иван превозмог себя. Заслонившие мир глаза отодвинулись, уменьшились до нормальных размеров. Они опять принадлежали ветхому существу в кресле напротив Иван не отвел взгляда: нет, нас так просто не возьмешь!

Вот когда он пожалел, что не занимался по-настоящему аутотренингом. Так, отбывал повинность на первых курсах университета. Физкультуре и то отдавал больше предпочтения…

Старичок-марсианин заговорил. Голосок его казался недовольным. Жестами он потребовал, чтобы Иван поплотнее сел в кресле, откинулся на спинку и расслабился: Иван и не заметил, что сидит, выпрямив спину и напрягшись.

Изрезанная морщинами темная физиономия старика была тем не менее симпатичной. Симпатичным показалось Ивану и то раздражение, с которым он ругался по-марсиански, сухонькими ручонками показывая, что надлежит делать «Гипноз? — подумал Иван — Ну и что? Что они могут сделать? Пристрелить или отравить можно и без этого. А чушь какую-нибудь внушить — это, пожалуй, кишка тонка…»

Он послушался и сел свободнее. Старик вытянул перед собой иссохшую коричневую руку. На мгновение Ивану показалось, что на ладони мерцает, крутится полупрозрачный призрачный шарик. «Галлюцинация», — сообразил Иван и тут же вспомнил, что такой же шарик видели и Лось с Гусевым в руке Аэлиты. Видимо, старик хочет учить его под гипнозом, когда восприимчивость мозга удесятеряется.

Старичок придвинулся ближе. На ладони его вновь засверкал, засветился туманный шарик, запульсировал в такт словам чужого языка… В оцепенении просидел Иван более двух часов. Затем медленно стал возвращаться в окружающее и услышал странные, но уже понятные слова:

— Ты устал, чужеземец. Иди, спи…