"НА ДЕСЯТОЙ ПЛАНЕТЕ" - читать интересную книгу автора (Митрофанов Анатолий Иванович)
Глава пятая ОПАСНЫЙ ПУТЬ
Чем дальше космический корабль удалялся от межпланетной станции, тем отчетливее виднелся светлый хвост, тянувшийся от Земли в сторону, противоположную Солнцу.
— Ого! Земля на глазах превращается в комету! — воскликнул Дубравин. Он вошел в астрономическую рубку и посмотрел в зеркальный перископ, направленный назад.
— Я тоже не ожидала увидеть такую картину, — призналась Таня.
— Уж очень велик газовый поток, отходящий от Земли. Напоминая кометный хвост, он тянется на сотню тысяч километров.
— Очевидно, молекулы воздуха, которые находятся высоко от Земли, отрываются от нее, так как земное тяготение уже не в силах удержать их. Подхваченные солнечными лучами, они навсегда уносятся в космос, — высказал свои соображения Дубравин.
— Верно. Это явление открыто давно. Было даже подсчитано, что каждую секунду Земля теряет около ста кубометров воздуха. Конечно, эта утечка слишком мала и не может отразиться на атмосферном балансе Земли. Но видеть, как «испаряется» атмосфера, все—таки не очень приятно.
— А если к этой естественной и закономерной убыли приплюсовать выброс больших масс воздуха при извержениях вулканов, при проводившихся ранее испытательных взрывах атомных бомб и при взлетах космических ракет? — Дубравин замолчал, ожидая, что ответит Данилова.
— Тогда напрашивается предположение, что иногда качественный и количественный состав атмосферы может изменяться.
Через три часа корабль уже приближался к орбите Луны.
— А где же Луна? — удивленно спросила Ярова, связавшись с Таней по телефону.
— Не обижайся, Женя, но ликосбез тебе абсолютно необходим! — не удержался Дубравин, увидев на экране фототелефона миловидное лицо девушки.
— По—моему, тебя не спрашивают, — Данилова отстранила Дубравина от экрана и вступила в разговор с Яровой. — Луна находится сейчас на противоположной точке своей орбиты и ее не видно за земным шаром. Наш вылет со станции был рассчитан так, чтобы избежать встречи с Луной и не дать ей своим тяготением сбить нас с пути в перовые же часы полета.
— Очень жаль. Я предполагала, что посмотрю ее с близкого расстояния. Интересно было увидеть, что сейчас делается там. Говорят, что на Луне начинается закладка фундаментов первого города.
— Не горюй! При возвращении обратно ты, пожалуй, сможешь «посмотреть» Луну. Но вряд ли найдешь на ней этот город и заметишь разительные перемены. Только со временем седая и сморщенная старушка наперекор природе сможет превратиться в серебристую красавицу, украшенную бирюзой озер и изумрудами лесов.
— Что ж, — вздохнула Ярова. — запасусь терпением. Это единственное, что остается делать в данном случае.
Первые дни полета, отмеченные новизной обстановки, промелькнули незаметно. Вначале свободные от дежурства космонавты готовы были беспрерывно сидеть в штурманских рубках и помогать астрономам. Но дальше вахтенная служба вошла в свою будничную колею. В свое русло вошла и научная работа, основная тяжесть которой ложилась на астрономов.
Пока значительное время отводилось и отдыху. Силы надо было беречь. Хотелось разнообразить досуг. Теперь космонавты все чаще прибегали к фототелефону. Разделенные на две группы и лишенные на время пути непосредственного общения друг с другом, они с удовольствием говорили, шутили и даже виделись на фотоэкранах.
— Нам надо выпустить первую межпланетную газету! — предложил однажды Армен. — Это будет знаменательным событием во Вселенной!
— Если я буду редактором, то первым делом нарисую, как ты делаешь сальто—мортале, — рассмеялась Ярова. — И фонарь на лбу Запорожца. Фонарь, которым он освещает нам дорогу в космос.
— Берегись тогда и ты, Женя! У нас красок вполне достаточно, чтобы разрисовать и тебя. Так сказать, увековечим для потомства.
— Со мной ничего подобного не случится. Для меня невесомость, Армен, — родная стихия, не то, что для некоторых, — и девушка, не договорив, скорчила забавную гримасу.
— Ох, и колючка же ты! Несчастным будет тот человек, чье сердце ты сумеешь покорить.
— Почему же? Наоборот. Я постараюсь сделать его счастливым.
Дзон! — Неожиданно внутри ракеты послышался глухой звук.
— Что такое? — космонавты вскочили.
— Друзья, без паники! Это, наверно, удар метеорита по нашей ракете, — предположил Дубравин. — Думаю, броня его легко выдержит. Ослабленный магнитным полем корабля, он даже не сделает царапины или вмятины.
Но Дубравин не договорил. Вспыхнувшая красная лампочка сигнализировала, что где—то случилась авария.
Данилова отдыхала в своей каюте. Через небольшой иллюминатор виднелся клочок звездного неба. Вдруг раздался страшный треск, и что—то ударило в стену над головой. В иллюминаторе зазияла небольшая пробоина. Через нее воздух из каюты со свистом вылетал в пустоту космического пространства.
В одно мгновение девушка сильнее прижала к лицу кислородную маску, схватила толстую резиновую заплату и закрыла ею разбитый иллюминатор. Со вздохом облегчения прислонилась она спиной к заплате и подала тревожный сигнал. Но Таню уже опередил автомат, который зажег в коридоре над дверью ее каюты вместо зеленой красную лампочку, а в командной рубке на плане устройства корабля миганием обозначил место повреждения.
— Хачатуров! Немедленно к Даниловой! В ее каюте авария! Дубравин! Надень скафандр и выйди наружу. Завари гелиоаппаратом пробоину в районе седьмого иллюминатора. Не забудь, Вася, тросом присоединиться к кораблю, — по радио отдавал Медведев распоряжения. Он страшно беспокоился за Таню и готов был сам бежать на помощь к ней. Но даже при всей надежности автопилота не мог, не имел права бросить вахту.
— Будьте осторожны! Открывайте медленно! — крикнула Таня, сообразив, что воздух, ворвавшись через открытую дверь в каюту, может придавить ее к отверстию. Девушка попыталась было отодвинуться от пробоины, но сделать этого не смогла. Ее присосало вместе с заплатой к поврежденному иллюминатору. Таня уподобилась человеку, привязанному к пушке, которая в любую минуту может выстрелить.
Данилова лишь сейчас с ужасом осознала, какая опасность ей угрожает. Как только распахнут дверь, атмосферное давление тут же поломает ей ребра.
— Наденьте скафандры! Спустите в коридоре давление! Еще выдержу немного! — напрягая силы, воскликнула она.
Армен, схватившийся было за ручку двери, услышал ее и на секунду остановился.
— Держись, Таня! — крикнул он по радио, стараясь подбодрить девушку Он понимал, что ей плохо и долго она не продержится. Поэтому Армен, как был в обычном непроницаемом костюме, включил свой кислородный аппарат, нажал на один из аварийных рычагов и быстро спустил воздушное давление в коридорном отсеке.
Но, несмотря на осторожность, с которой Хачатуров приоткрыл дверь, остатки воздуха стремительно ворвались в каюту и сильно прижали Таню к отверстию.
Армен подскочил к Даниловой и, схватив за плечи, с усилием оттянул от пробоины. Таня потеряла сознание. Подхватив ее, космонавт выскочил в коридор, быстро захлопнул дверь каюты и открыл воздушный кран. Потом бережно перенес девушку в соседнюю рубку
— Лежи и, пожалуйста, не вставай! — оказал он, когда Данилова открыла глаза — Сейчас сообщу капитану, что все обошлось благополучно.
Теперь, надев легкий скафандр, Хачатуров отправился заделывать пробитый иллюминатор. Предварительно он связался по радио с Дубравиным:
— Слушай, Вася! Я вставлю изнутри новую плиту иллюминатора, а ты завари его снаружи стальной заплатой. Вокруг корабля создано магнитное поле. Оно защитит тебя от микрометеоритов.
— Хорошо, Армен.
Через четверть часа Дубравин с гелиоаппаратом и листом брони добрался до поврежденного иллюминатора. Хачатуров уже заканчивал установку массивной плиты из пластмассы.
— Можешь варить! — показал знаками Хачатуров.
— Есть! — кивнул головой Дубравин, и ослепительное пламя гелиосварочного аппарата заплясало в его руках. Так была ликвидирована первая авария — Медведев коротко рассказал о случившемся Боброву. И в тот же день устроил нечто вроде совещания. Вместе с Дубравиным и Хачатуровым в капитанской рубке сидела и Таня. Ее лицо было бледнее, чем обычно. На другой половине корабля космонавты слушали Медведева по фототелефону.
— Загородив пробоину спиной, Данилова поступила очень опрометчиво, — сурово сказал Медведев. — Ее счастье, что отделалась так легко, по существу одним испугом. Все могло быть гораздо хуже, — капитан укоризненно взглянул на девушку, а сердце его сжалось даже от одной мысли, как близка она была к трагической гибели. — Наш повседневный космический костюм с небольшим запасом кислорода предназначен лишь для того, чтобы в случае опасности каждый мог быстро покинуть аварийное место. Об этом никогда не следует забывать, товарищи. Могла погибнуть не одна Данилова, но и Хачатуров тоже. Он не имел права без скафандра заходить в аварийный отсек. На будущее требую от всех строго соблюдать инструкцию по космической безопасности. Это первое. Дальше. Нам нужно сделать вывод, что одного наблюдения за метеоритами впереди корабля недостаточно. Поэтому есть необходимость включить дополнительные локаторы для просмотра всей боковой сферы. Эти локаторы окажут нам особую услугу, когда корабль войдет в пояс астероидов, где нежелательных для нас космических бродяг еще больше.
Медведев говорил неторопливо, строго, взвешивая каждое слово. Тон его не допускал возражений. Даже Дубравин, любивший во время разговора, каким бы он серьезным ни был, вставить шутливое словечко, молчал. Молчал и Хачатуров, который обычно со свойственной ему горячностью мог оправдывать любые свои действия. Сейчас он чувствовал себя виноватым. Космонавты сознавали правоту капитана, его обеспокоенность за судьбу экипажа и всей экспедиции. Так на его месте поступил бы каждый.
— Ну вот, друзья, — уже более примирительно заключил Медведев. — Можно считать, что сегодня мы получили первое метеоритное крещение. Хорошо, если бы оно было и последним.
Рубка опустела. Задержался только Хачатуров.
— У Тани никаких отрицательных симптомов не наблюдается, — сказал он Медведеву. — В момент аварии ее каюта находилась в теневой стороне. Лучи Солнца не могли причинить вреда. От космических лучей ее должен был предохранить наш костюм. Главное — она недолго находилась под облучением. От очередной вахты Данилову лучше бы освободить. Я отдежурю за нее,
— Спасибо, Армен! Спасибо за все — и за находчивость тоже. — Медведев крепко, от души пожал Хачатурову руку.
Миновала первая неделя полета, за ней потянулась другая.
К виду звездной бесконечности космонавты привыкли еще на межпланетной станции. Как там, так и здесь, на корабле, их больше интересовали ближайшие светила, среди которых были и звезды ярче первой величины — Сириус, Альтаир, Порцион и Толимак. Чаще космонавты смотрели на Толимак, который по внешнему виду, температуре поверхности, объему и массе был похож на Солнце.
Когда Таня работала еще в обсерватории на «Комсомолии», ей удалось сфотографировать планетную систему Толимака и доказать, что вокруг него обращаются десять планет. Она рассказала об этом космонавтам.
Совпадение многих общих данных у Толимака с нашей солнечной системой невольно наводит на мысль о существовании там жизни.
— Интересно бы слетать туда! — оживился Медведев.
Таня отрицательно покачала головой.
— До Толимака сорок триллионов километров. Если послать туда поздравительную радиограмму, то даже она будет находиться в пути четыре с лишним года.
— Значит, хоть могуч наш атомный двигатель, но путешествовать мы с ним можем пока лишь в пределах солнечной системы, — умышленно с сожалением сказал Дубравин. Он выразительно посмотрел на Хачатурова, зная, что тот не смолчит: ведь дело касалось его «атомных тигров», как он всегда любовно величал свои двигатели.
И не ошибся. Хачатуров моментально встрепенулся. Готовый сесть на своего конька, он хотел прочитать друзьям целую лекцию.
— Совершенно верно! — подкреплял он слова энергичными жестами, — чтобы лететь к Толимаку или ближней Проксиме, нам нужен иной двигатель. Такой, с которым космический корабль сможет достигнуть скорости, близкой к световой. Творческая мысль конструкторов уже работает над созданием фотонного двигателя. В нем топливное вещество будет превращаться в мощный поток фотонов, или, иначе говоря, в свет. Все дело пока упирается в поиски материалов, способных выдержать огромнейшие температуры в сотни тысяч градусов.
— Вряд ли возможно найти в природе или получить подобные материалы, — выразила сомнение Данилова. — Для этого им надо придать чудовищную плотность. Но тогда космический корабль будет иметь огромный вес, а это нежелательно.
— Будь уверена! Гений человека обязательно создаст фотонный двигатель, — все более расходился Хачатуров. — Вспомни, раньше люди даже и не мечтали об атомном двигателе. А сейчас он есть. А полеты в космос? Летим же сейчас мы с тобой? Летим! Или это сказка, иллюзия? Отвечай же!
— Конечно, летим, Армен! — улыбнулась Таня.
— То—то! А будущее, — так, кажется, сказал Маяковский, — оно еще более прекрасно и удивительно! И до Толимака, Танюша, будет, как говорят, рукой подать! — Армен горячился, и от этого еще заметнее становился его восточный акцент.
— Ну, безусловно, такие, как Хачатуров, на все способны, — шутливо заметил Дубравин. — Если нет научных доказательств, жми на энтузиазм.
— Зачем так говоришь! Эх ты! — не обижаясь, отпарировал Хачатуров. — Не я один. Понимать надо. И ты, и Таня, и Медведев. Весь наш советский народ еще не раз удивит он мир своими открытиями.
— Согласны, согласны! — за всех радостно ответила Таня.
Утром — так условно называли космонавты ранние часы суток на корабле — все были на ногах. Неизменно весело проходила обычная физическая зарядка.
— Сейчас я чувствую себя грушей, по которой ударил боксер! — сказал Дубравин. Руками он крепко ухватился за поручни, а тело его описывало в воздухе самые удивительные пируэты.
— Ты изощряешься и отвлекаешь нас, — заметила Таня, смеясь.
— Не хочу, чтобы мои обленившиеся мускулы начали атрофироваться! — воскликнул Дубравин, выделывая новую серию почти акробатических трюков.
— Сегодня же нарисую для нашей газеты карикатуру на тебя, — пригрозила девушка.
— А я пожалуюсь капитану. Нет. Пусть лучше вопрос о твоем поведении разберут на месткоме!
Космонавты весело рассмеялись.
— Это хорошо, друзья, — успокоившись, проговорила Таня, что и в пустотах космоса мы остаемся такими же жизнерадостными. Излишняя официальность и сухость в обращении друг с другом вредны даже на Земле. А здесь — тем более. Она породила бы космический бюрократизм.
— Здорово сказано! — похвалил Хачатуров. — Так объявим же борьбу за здоровый смех.
— Поддержит ли нас начальство? И капитан, и его заместитель дюже у нас серьезны, — Дубравин, подражая Медведеву и Боброву, нахмурил лоб.
— Постараемся и их вовлечь в это животрепещущее начинание, — пообещала Таня, — Я возьмусь здесь, а Жене поручим сделать это на другой половине корабля.
— Тогда я напишу заметку и назову ее «Заговор смеха»…
Прошла еще неделя полета. Космонавты заметили, что в корабле стало темнее. Было похоже, что непрерывный день начал сереть, делаться пасмурнее. Фотоэкспонометры тоже показывали ослабление силы солнечного света, поступавшего в рубки через иллюминаторы.
— Разберитесь и объясните, — дал Медведев задание астрономам.
— Наше удаление от Солнца не настолько велико и не может вызвать этого, — недоумевала Таня.
— Может быть, мы попали в облако космической пыли? — высказал предположение Запорожец. — Надо взять пробу извне и посмотреть, что имеется в космической пустоте.
— Правильно, — одобрила Таня.
В тот же день через специальные ловушки в броне взяли пробу. Назавтра проделали то же самое. Но анализ показал, что вокруг корабля находятся лишь отдельные микроскопические пылинки и следы газов ничтожной плотности.
— Так я и думала, космическое пространство не является совершенно пустым, — сказала Данилова. — И все же это не объясняет продолжающегося ослабления света.
— Мне все—таки сдается, что дело в пыли, — настаивал Запорожец.
— А что, если выйти из корабля и сделать несколько свободных наблюдений за силой солнечного света? — высказала мысль Данилова.
Медведев разрешил выход наружу лишь 3апорожцу. Облачившись в скафандр повышенной защиты, астроном взял с собой с десяток приборов. Через несколько минут он вернулся и попросил дать ему пылесос.
— Вокруг нас нет никакой дымки. Космос чист, как хрусталь. Солнце сияет по—прежнему. Просто наш корабль чуть запылился. Я соберу пыль с иллюминаторов, и у нас снова будет светло.
Когда Запорожец возвратился в ракету, его встретил озабоченный Кулько, тоже одетый в скафандр.
— А ты зачем оделся? — удивился Запорожец.
— Как зачем? Ты полагаешь, что пыль, принесенная тобой, безобидна! Если так, то глубоко заблуждаешься. Пыль эта, наверняка, радиоактивная. К тому же в ней могут содержаться ионизированные частицы ядовитых элементов, например, циана. Понял? Так что снимай—ка свой скафандры, да поживее. Я займусь его дезактивацией, а собранную тобою пыль подвергнем тщательному анализу.
— Новые заботы! — махнул рукой Запорожец, однако послушно и старательно выполнил все, что требовал от него Кулько.
— А космическую пыль я отдам потом Грачеву, — сказал Кулько, после того как все процедуры были закончены. — Она ему необходима для опытов.
— Не хочешь ли, чтобы я тебя удивил? — лукаво прищурился Запорожец.
— Ты? Вряд ли, а от космоса можно ждать всяких сюрпризов.
— Думаю, ты согласен, что безвоздушное пространство, в котором летит наш корабль, было правильнее называть межзвездным газом. Правда, плотность его ничтожно мала. Но если земная атмосфера может согревать и охлаждать, то космическая пустота такими особенностями не обладает.
— Ты хочешь сказать, что холода мирового пространства, как такового, не существует?
— Совершенно верно!
— Так в этом ты Америки не открыл. Но если настаиваешь на своем приоритете, докажи его практически — выйди из корабля в скафандре с выключенной терморегуляцией и без обогрева.
— В этом нет нужды. Я берусь обосновать и доказать все теоретически.
Оба космонавта понимающе улыбнулись.
Сутки за сутками летело время, в котором только строгий распорядок, работа и вахтенная служба помогали космонавтам отличать день от ночи. Шел к концу второй месяц их смелого путешествия в глубинах солнечной системы. Космонавты приближались к орбите Марса, но сама планета, совершая свой путь, предписанный ей законом всемирного тяготения, находилась в что время от корабля на расстоянии шести миллионов километров.
— Это почти в десять раз ближе, чем Марс подходит к Земле в годы его великого противостояния. Не так ли? Но там нам всегда мешала земная атмосфера, — сказала Таня Запорожцу по телефону.
— Да. И здесь, как назло, буря на Марсе не ослабевает и не дает что—либо рассмотреть на нем, — ответил тот.
Уже много часов подряд провели оба астронома у своих телескопов. До боли в глазах всматривались они в пылевой туман, проклиная его.
— Когда же прекратится пыльная буря? Когда же начнет рассеиваться туман? — сгорала от нетерпения Данилова.
В рубке стояла тишина. Слышалось только глухое щелканье фотозатворов в электронном телескопе. Инфракрасные лучи должны были пронизать пыльную дымку, а фотопленка — запечатлеть их.
Космический корабль уже удалялся от Марса, когда туман начал рассеиваться и постепенно открывать поверхность загадочной планеты.
— А все—таки мы дождались. Дождались! — торжествующе воскликнул Запорожец.
— Так — так… Белая полярная шапка похожа по виду на нашу Арктику, — Таня стала рассказывать собравшимся вокруг нее космонавтам о том, что она видит. — Обширные красно—желтые области похожи на наши пустыни. Это они придают Марсу вид красноватой звезды. Среди них виднеются темно—синие пятна, которые во многих местах приобретают зеленоватый оттенок. Это, конечно, не что иное, как районы, покрытые растительностью. От них идут зеленые широкие полосы, разветвляясь дальше в целую сеть пересекающихся полосок. Вот они — знаменитые каналы! Нет никакого сомнения, что это каналы! Вон кое—где в них даже поблескивает вода. Но что это такое? Какие—то круглые серые пятна вблизи пересечения каналов?
— Города! Марсианские города!.. Я их хорошо вижу! — закричал в это время по телефону Запорожец.
— По всей вероятности, это так, — согласилась Таня. — Только мне сдается, что города эти — полуподземные. Нет теней от зданий. Над почвой возвышаются одни крыши.
Вдруг закрыв глаза, девушка в изнеможении откинулась на спинку кресла.
— Таня! Что с тобой? — забеспокоился Медведев.
— Ничего, Виктор. Режет глаза. Уже ничего не вижу, — Данилова устало улыбнулась, словно прося извинения за свою слабость.
— Нельзя так перенапрягаться, — участливо пожурил Таню Медведев.
— Капитан! Разреши, я радирую марсианам, что мы летим мимо них. Может они и услышат нас. Пообещаю, что следующим рейсом мы прилетим к ним в гости, — возбужденно попросил Дубравин.
— Попробуй!
После этого и разговоров было только что о Марсе, о его городах, об огромной оросительной системе, о сине—зеленой растительности.
Сделанные открытия, подтвержденные фотоснимками, произвели на космонавтов огромное впечатление. Было неоспоримо доказано главное — наличие на Марсе жизни,
Спорили много и горячо. Какой вид имеют марсиане? Водятся ли на планете животные? Что представляют собой растения? Каковы полуподземные селения марсиан? Возникали тысячи вопросов, исчерпывающие ответы на которые пока нельзя было дать.
— Города и оросительная система говорят о том, что на Марсе обитают разумные существа, — настаивал Дубравин.
— Муравьи у нас на Земле тоже строят целые города, — иронизировал Хачатуров. — А за ними, как известно, разума не водится.
— Нет, лапками муравьев не построишь того, что мы видим на снимках, — возразил Медведев. — Построить такую огромную сеть каналов, охватывающую всю планету, — это дело большое. В него, пожалуй, вложен труд не одного поколения марсиан.
— К тому же надо как—то поддерживать ее в действии. Этого нельзя не учитывать, — заметила Таня.
— Верно. Для того чтобы действовала вся эта гигантская оросительная система, — продолжал свои мысли Медведев, — надо работать согласованно всему населению планеты. Иначе говоря, следует предполагать, что на Марсе нет места для вражды и что марсиане между собой не воюют, по крайней мере, уже многие века. Без оросительной системы они не смогли бы получать пищу.
— Ты прав, Виктор! — Таня поднялась со своего места. — Продлить жизнь, которая начала угасать у них на планете, марсиане могут только мирным путем, а не с помощью войн и уничтожения друг друга. Со временем это подтвердится.
— И все же, — не сдавался Хачатуров, — не думайте встретить в марсианах существ, подобных человеку. Тамошние условия жизни, вероятно, создали марсиан совсем непохожими на людей. Думаю, что в техническом и культурном отношении они тоже далеко отстоят от нас.
— Так или иначе, но ты хочешь в них видеть скорее больших муравьев, чем подобие человека.
— Да, я больше склоняюсь к этому.
— Друзья! — опять вмешался Медведев. — Этот спор нас ни к чему не приведет. Лучше всего нам запастись терпением, Недалек тот день, когда мы, или другие космонавты, вступим на Марс, тогда все увидим своими глазами.
Однажды в числе других пришло радиописьмо от Грачева. После его долгого молчания это явилось для космонавтов приятной неожиданностью.
«Дорогие товарищи! — радировал он. — Порадуйтесь вместе со мной. Наконец я снова в строю. Завтра мне разрешили вылетать на „Комсомолию“. Оттуда полечу на Луну. Споров там будет много. На повестку дня встали вопросы ее озеленения. Идет борьба с вечной мерзлотой. До сих пор сожалею, что не смог участвовать в экспедиции на Цереру. Но мысленно я все время с вами. Крепко жму вам всем руки и горячо желаю успеха. Ваш Грачев».
Даже Медведеву, который всегда с некоторым предубеждением относился к биологу, понравилось это письмо.
— Короткое, но теплое письмо прислал Саша, — сказал Таня. — Выздоровев, он снова стал энергичным. Узнаю его.
— И, пожалуй, на Луне перед ним действительно открывается широкое поле деятельности.
— Я отвечу ему от имени всех. Не возражаете?
— Конечно, Таня! Только не задерживайся с ответом, иначе на Луне среди кратеров почтальону найти Грачева будет трудненько, — с улыбкой заметил Дубравин.
Вскоре произошла кратковременная встреча космонавтов с Икаром. Он промелькнул мимо корабля по—космически очень близко, всего в двадцати тысячах километров. Но такого сильного впечатления, как Марс, не оставил.
— Быстро, однако же, мы с ним разминулись. Я даже не успел его как следует рассмотреть, — пожалел Медведев отходя от телескопа. — Мне представилось, что он похож на оплавленный золотой слиток.
— Золотой! Это ты преувеличиваешь, — возразила Данилова. — Обломок камня, не больше. А его оплавленность объясняется тем, что Икар ближе всех планет подходит к Солнцу. Пересекая орбиты Земли, Венеры и Меркурия, в перигелии он дерзко приближается к Солнцу, и от этого его поверхность нагревается до четырехсот градусов.
Медведев сел около Тани и посмотрел на нее долгим, внимательным взглядом.
— Ты слишком много работаешь, Таня, — дружески сказал он. — Я уже говорил тебе об этом. Так нельзя. Береги силы. Через неделю корабль подойдет к кольцу астероидов. Там от нас потребуется напряжение всех сил. А пока старайся больше отдыхать. Да! Дубравин сказал мне, что ты получила радиограмму с Земли. Что в ней?
— Радиограмма из Верхневолжска, от мамы. Она беспокоится, интересуется моим самочувствием. Разреши ей ответить.
— Конечно! Пусть и остальные пошлют родным короткие сообщения.
Медведев на секунду замолчал.
— Беспокоится мама! — вдруг заговорил он снова, словно опасаясь потерять нить своих размышлений. — А сколько знакомых и незнакомых людей внимательно следят за нашим полетом. Ты же знаешь, правительство не раз запрашивало нас о делах. Вся Земля, особенно каждый советский человек, от души желает нам удачи, мысленно поддерживает нас в критические минуты. Вот в чем наша сила, Таня. Когда знаешь, что у тебя много верных друзей, — не страшны никакие трудности, никакие преграды.
— Согласна, Виктор! — порывисто проговорила Данилова. — И то, что ты работаешь для людей, для их счастья — тоже прибавляет сил, во сто крат! И я тоже, как писал Маяковский, радуюсь, что мой труд вливается в труд моей республики. Поверь, я не для красного словца говорю.
— Не только верю, но и знаю! — произнес Медведев и доверительно сообщил: — Скажу тебе, Таня, откровенно — есть у меня одно большое желание. По возвращении на Землю подам заявление в партию. Как думаешь, примут?
— Тебя? Примут! Непременно примут, — убежденно и вместе с тем обрадовано сказала Таня и тут же задумалась.
— Теперь ответь ты мне, — уже нерешительно обратилась она к Медведеву, — как, на твой взгляд, может ли, вернее, имеет ли право быть членом Коммунистической партии…
— Ну, что же ты замолчала? Продолжай, — подбодрил Медведев Таню, видя, что она не решается договорить что—то важное.
— Могу ли я стать коммунистом?
Медведев посмотрел на девушку и серьезно ответил:
— Ты обязательно будешь им!..
С каждым днем вахты становились все ответственнее. Космонавты большую часть времени проводили у поисковых радаров. Счетно—решающие приборы работали безостановочно, делая по сто тысяч операций в секунду. Кулько взялся помогать Яровой, дежурившей у боковых локаторов. Хачатуров держал атомные двигатели включенными в цепь вычислительных машин, чтобы они были готовы в любой момент развить свою реактивную мощность.
Медведев с Бобровым поочередно управляли кораблем. Телефонная и радиосвязь между ними не прерывалась ни на минуту.
— Бобров! Как слышишь меня? — спрашивал Медведев.
— Превосходно, — доносился голос через две броневых стены.
— Миновали район наиболее густого сплетения орбит малых планет.
— Путь впереди чист. Проверял несколько раз.
И космический корабль продолжал свой стремительный полет.
Приближаясь к Церере, «К. Э. Циолковский» должен был уменьшить скорость. Наутро, по приказанию капитана, Хачатуров привел в движение механизмы броневых заслонок, закрывавшие передние дюзы, и приготовился тормозить. По команде Медведева, дублируемой миганием фиолетовых лампочек, космонавты быстро заняли свои места в космических креслах. Привязав себя широкими эластичными ремнями, они развернули кресла на сто восемьдесят градусов, обернувшись лицом к корме.
Медведев включил автопилот и, продолжая следить за экраном главного локатора, начал сбавлять скорость.
Все помещения наполнились приглушенным грохотом. Даже сквозь плотно прилегающие наушники слышался отдаленный шум. Опять всех космонавтов сжимало и тяготило ощущение перегрузки.
— Таня! — попросил Медведев, прекратив торможение. — Проверь, пожалуйста, сохранил ли корабль свое направление.
— Идем по курсу, — ответила она через минуту, быстро сделав необходимые измерения электронным секстантом. Медведев хотел ей сказать еще что—то, но Данилова его перебила:
— Виктор! Электронный обобщитель показаний локаторов предупреждает о необыкновенно странном явлении! Мы приближаемся к полосе или какому—то потоку сильной радиации!
— Откуда она может быть в кольце астероидов?
— Не знаю! Но это очень опасно! Она невидима и, вероятно, обладает огромной проникающей силой. Даже короткое пребывание в ней может оказаться гибельным!
Медведев не стал долго раздумывать.
— Задраить иллюминаторы броневыми ставнями! Всем надеть космические костюмы повышенной защиты! — отдавал Медведев короткие распоряжения по радио. Он хотел принять все меры предосторожности и защиты экипажа корабля. — Армен! Атомные двигатели — на полную мощность! Магнитное поле — на максимум отталкивания!
С помощью дистанционного управления Хачатуров быстро переключил атомные двигатели и впился глазами в динамометры.
Огромная сила магнитного поля стремительно нарастала. Вот она достигла максимума! Но будет ли достаточно ее, чтобы парализовать и оттолкнуть приникающую радиацию?
Потянулись томительные минуты. Черенковские счетчики, слабо светясь, показывали на пластмассовых циферблатах, Какая борьба сил происходила за бортом корабля.
Наконец опасность миновала. Все смогли вздохнуть свободно и принялись снимать громоздкие скафандры.
— Так что, душа моя, ходить мы по Церере все—таки будем! — весело воскликнул Хачатуров, подмигивая Дубравину. — Теперь можно подумать и о том, как нас там встретят.
— А что тут думать. Ясное дело — чайком угостят, а может, еще чем—нибудь покрепче, вроде грузинского цинандали.
— Занимательно! Фантазия у тебя богатая. А не хочешь ли ты попасть в лапы к какому—нибудь чудовищу. Еще неизвестно, что представляют собой эти самые фаэты. Кричат:
«Терпим бедствие!» А что замышляют на самом деле?
— Да ты, я вижу, начинаешь трусить. А я о тебе, Армен, был самого высочайшего мнения.
— Ничего ты не понимаешь. Конечно, приятнее было бы, если бы они при встрече организовали хотя бы подобие митинга. Или у них найдутся свои способы проявить свое дружелюбие к нам?
О Церере, о высадке на нее, теперь оживленно говорили все члены экипажа.
У Тани и Запорожца в астрономических рубках отбоя не было от гостей. Космонавты готовы были отнимать друг у друга телескопы, чтобы посмотреть на приближающийся блестящий лик Цереры, как бы вуалью подернутый еле заметной голубоватой дымкой. И чем больше смотрели они на загадочную планету, тем сильней становилось желание найти на ней хоть малейшие признаки жизни.
— Там есть какая—то атмосфера! — возбужденно указал Хачатуров на слабую дымку вокруг Цереры.
— А пальм еще не видно? — с серьезным видом поинтересовался Дубравин.
— Опять ты со своими шутками! — отмахнулся от него Армен, продолжая смотреть в телескоп.
Над экраном фототелефона вспыхнул сигнал вызова. Таня подошла к нему.
— Бобров срочно просит позвать капитана, — сказала она, хмурясь. — По—видимому, грозит опасность, иначе бы он не стал прерывать сон Медведева. Я его уже разбудила.
Немного потребовалось времени, чтобы Медведев был на ногах.
— Я слушаю! — сказал он, подходя к экрану.
— Круговой локатор зафиксировал странное явление, — доложил озабоченный Бобров. — Сзади, нагоняя корабль, к нам приближается глыба — метров сто в поперечнике. Движется ли она по касательной к нашей траектории или собирается ее пересечь — определить не смогли.
— Может, мы случайно попали на чужую орбиту? — высказал догадку Дубравин.
Опять на корабле воцарилась тревожная, напряженная атмосфера. Люди были поглощены сложнейшими расчетами, астрономы не отходили от вычислительных машин, а астероид продолжал настигать корабль.
— Надо срочно установить, куда нам посторониться. Следует уступить ему дорогу! — горячился Хачатуров. — Ведь он нас расшибет вдребезги.
— Эх, не оправдывает своего названия электронная быстродействующая машина. — Дубравин укоризненно посмотрел на Таню, будто она была виновата в том, что даже эта умнейшая машина не успевала решать задачи, которые возникали перед космонавтами.
Была объявлена тревога. По ее сигналу космонавты быстро заняли свои места и крепко привязались к креслам.
— Неприятно сидеть и сложа руки ожидать гибели, — заметил мрачно Дубравин. — Особенно, если она подкрадывается сзади.
— Я тоже предпочитаю встречаться с опасностью лицом к лицу, — сердито отозвался Медведев.
«Неужели все! — пронеслась в его голове тревожная мысль, от которой холодные мурашки пробежали по спине. — А что испытывают сейчас Таня, Хачатуров, Дубравин, Кулько? Бесстрашные, с горячими сердцами люди, рискнувшие бороздить космос. И вот… Умереть у самой цели, не выполнив задания… Нет. Это невозможно!» Медведева охватила злость. Но он погасил ее, чтобы не мешала сосредоточиться. «Как же быть, если машины не смогли решить, а автоматы бессильны предупредить столкновение?» Ответ был один. «Не сдаваться! Продолжать бороться до конца!»
— Беру управление! — сказал Медведев так твердо и решительно, что его слова невольно вселили во всех уверенность.
Грозно поблескивая, астероид с такой быстротой нагонял корабль, что радиодальномер еле, успевал отсчитывать сокращающееся расстояние.
Изменение курса корабля на несколько градусов не помогло. Метеорит продолжал по—прежнему нестись за кораблем, наседая ему на хвост. В перископ было хорошо видно уродливую глыбу, которая, казалось, как живая, гналась за космонавтами и с каждой секундой увеличивалась в своих размерах.
— Всем повернуть кресла налево! — скомандовал Медведев по радио, решившись на крайние меры.
Последние километры отделяли корабль от астероида. Еще секунда — и катастрофы не — миновать!
«Рискну! Пусть, зато есть вероятность спасения!.. Выдержит ли только организм людей? Перегрузка будет большая, но короткая!» — мелькнуло в голове Медведева.
И в критический момент, рискуя собственной рукой погубить космонавтов, он на короткое мгновение включил боковые дюзы атомных двигателей, заставив корабль почти отпрыгнуть в сторону.
Страшный толчок!.. И космонавты, теряя сознание, услышали сильнейший скрежет по броне корабля.