Глава 2

—Готовы?

—Si?

—Завелись?

—S-I-I-I-I!

—Отлично. Я тоже. Allora, andiamo!

С этими словами Мадонна в чеpном коpсете и туфлях на шпильках вертелась, прохаживалась и дергалась перед pевущей толпой 65 тысяч ее итальянских поклонников, забивших до отказа футбольный стадион в Туpине жаpким сентябpьским вечеpом 1987 года. Чеpез два часа она заpаботала самую гоpячую овацию за весь вечеp, сказав собpавшимся то, что они жаждали услышать: «Io sono fiera di essere italiana!» («Я гоpжусь тем, что я итальянка!»).

Пpизнаки повальной истеpии стали очевидны еще днем, когда полиция напpавила бpандспойты на тысячи фанатов, столпившихся возле стадиона в надежде хоть одним глазком взглянуть на возлюбленную дщеpь Италии."Скоты", пpобоpмотал, пеpеводя дехание, один полицейский, когда дюжину девченок типа «Хочу быть Мадонной» в бессознательном состоянии пеpедали на pуках чеpез головы в относительную безопасность сооpуженного на скоpую pуку пункта скоpой помощи.

В то время как перед стадионом бушевал разгул страстей, Мадонна спокойно принимала за кулисами нескольких дальних родственников и официальную делегацию горожан, Пачентро, небольшого городка, из которого шестьдесят лет тому назад уехали за океан ее дед и бабушка. Восьмидесятидвухлетняя двоюридная бабка Мадонны Бамбина де Джульо была одной из жительниц Пачентро, отказавшейся от паломничества в Турин. «Конечно, мне хотелось бы увидеть ее и обнять; как-никак лестно иметь такую знаменитую родственницу», — сказала она в интервью одной римской газете, добавив при этом, что слишком слаба для поездки в Турин. Но после некоторого нажима Бамбина высказала, что думает о Мадонне на самом деле:"Чего вы от меня хотите? Девченка — певица, просто певица. В наше время мы себя так не вели!"

Три месяца спустя после отъзда Мадонны из Италии в Пачентро все еще переругивались из-за знаменитой землячки. Правда, на этот раз в центре внимания была не сама Мадонна, а четырехметровая бронзовая статуя, которую собирались поставить в ее честь на городской площади. На пресс-конференйии в Риме скульптор Вальтер Пуньи показал масштабную модель скульптуры, из — потрепанный, перевязанный бечевками чемоданчик — символ двадцати тысяч эммигрантов, уехавших из Пачентро в Америку и оставивших в залитом солнцем средневековом городишке нищей итальянской области Абруцци всего две тысячи жителей. Бородатому художнику с трудом удавалось скрывать волнение, когда он делиля планами открытия памятника, разработанными до мельчайших деталей. Все это, по его замыслу, должно было сопорвождаться оперным пением. Впрочем, Пуньи упустил одну немаловажную вещь — стоимость монумента, составлявшую по предварительным расчетам около 416 тысяч долларов. Как утверждали сторонники проекта, эту сумму могли бы составить частные пожертвования из италии и Соединенных Штатов. Пуньи привел еще один аргумент в пользу своего детища: подобный памятник позволил бы проложить через сонный Пачентро туристические маршруты.

Священник местного прихода Джузеппе Лепоре первым высказался против устройства святыни в честь не слишком-то целомудренной Мадонны. Вторя мнению Ватикана, уже осудившего как святотатство использование певицей во время выступлений распятий и других религиозных символов, отец Джузеппе предупредил, что любая статуя такого рода оставит на Пачентро вечное клеймо современного Содома.

Мэр Раффаэле Сантини, в свою очередь, выступил против установкистатуи на том основании, что она «навлечет насмешки» на жителей городка. Больше того, после того как он взял на себя труд присвоить Модонне почетное гражданство, она и не подумала выразить признательность — ни лично, ни в письменной форме. «Мадонна, — с горечью заметил мер Сантини, — не проявила ни какого интереса к проблемам нашего городка».

Гаэтано и Мекелине Чикконе, покидавшим Пачентро шестьдесят восемь лет назад в поисках новой жизни в Новом Свете, в голову не могло прийти, что разногласия из-за их внучки будут в последствии грозить расколим их родному городу. Не могли они представить и того, что их плоть и кровь станет оъектом равно обожания и брани миллионов людей, что за каждым ее шагом будут пристально следить и бесконечно ее обсуждать, что ей предстоит сделаться постоянным источником скандалов и ожесточенных споров — одним словом, что их внучка станет самой известной женщиной своего поколения и ее имя будет у все на устах.

И все же «корни» волшебства Мадонны уходят глубоко в почву Пачентро и в строгие католические верования, что привезли с собою в Америку ее дед и бабка по отцовской линии. Необразованные, не говорящие по-английски супруги Чикконе поселились в пригороде Питтсбурга Алликиппе, где Гаэтано смог устроиться на металлургический завод. Именно здесь, в одном из перенаселенных, закопченных домов в итальянском районе Аликиппы, 2 июня 1931 года появился на свет Сильвио, младший из шести сыновей Чикконе и, как выяснилось впоследствии, единственный, получивший высшее образование.

Поскольку родители даже не пытались выучить язык приютившей их страны, все потомство Чикконе говорило по-итальянски не хуже, чем по-английски. Всегда отличавшийся большим честолюбием, чем братья, — эту черту в конечном итоге передаст своей старшей дочери — худощавый, смуглый, с орлиным носом Сильвио Чикконе, видимо, еще в детстве решил избавиться от клейма эммигрантского воспитания. Подрабатывавший во многих местах для оплаты обучения в колледже, Сильвио за переделами семьи был известен под менее экзотическим именем «Тони».

Подобно родившемуся в Пенсильвании в семье итальянских эмигрантов Ли Якокке, целеустремленный Тони Чикконе направился на север, в Детройт, — искать доходное место инженера в процветающей автомобильной промышленности. И он его нашел — должность техника по оптическим и оружейным системам в компании «Крайслер», на заводе которой по происводству ракет и танков в Уоррене, штат Мичиган, он и начал работать над выполнением правительственных военных заказов.

События Корейской войны еще были свежи у всех в памяти, всеобщая воинская обязанность по-прежнему действовала, и Тони Чикконе решил послужить родине в составе резерва военно-воздушных сил. После службы на Аляске его на короткое время перевели в Техас. Здесь, на свадьбе своего сослуживца Дейла Фортина, молодой Тони Чикконе познакомился с младшей сестрой Фортина и потерял голову. Она была хрупкой темноволосой красавицей с широкопосаженными голубыми глазами и кожей цвета молочного фарфора. В ней было нечто неземное, отраженное в ее незабываемом имени: Мадонна-Луиза. Она не была итальянкой. Ее семья, проживавшая в Бэй-Сити, штат Мичиган, вела род от канадских французов.

Ничуть не смутившись тем, что она уже помолвлена, Тони Чикконе начал встречатья с Мадонной Фортин. Уже через неделю после первого свидания она разорвала помолвку. Вскоре после этого в 1955 году Мадонна Луиза Фортин и Тони Чикконе сочетались браком в церкви Благовещения в Бэй-Сити. Молодая пара поселилась в небольшом кирпичном бунгало по Торстрит 443 в пригороде Понтиака, милях в двадцати к северо-западу от Детройта. Год спустя, 3 мая 1956 года, на свет появился их первенец Энтони, за которым 9 августа 1957 года последовал второй сын, которого назвали Мартином.

В августе 1958 года Мадонна Чикконе опять была на сносях. В этот раз ей хотелось, чтобы ребенка принимал шестидесятидвухлетний семейный врач Фортинов доктор Абрахам Х.Джейкоби. Супруги Чикконе по предварительной договоренности отправились в Бэй-Сити и ожидали появления ребенка на свет в доме бабушки Мадонны по матери Элси Фортин.

В отличие от Понтиака, Бэй-Сити — живописный портовый городок, тенистые улицы которого застроены особняками в георгиантском и викторианском стиле, воздвигнутыми в конце пошлого и начале нынешнего века лесопромышленными воротилами среднего Запада. Но и современные проблемы город тоже затронули: бабушка Элси (которую все ее тридцать четыре внука и внучки назвали На-ну) жила с подветренной стороны нефтеобрабатывающего завода «Доу», и соответствующие ароматы преследовали ее всю жизнь. И все же город, в основном типично провинциальный, средне-американский, был самым подходящим местом для появления на свет первой дочери Тони и Мадонны Чикконе, родившейся утром 16 августа 1958 года в больнице Милосердия Божьего. Дочери они дали имя матери, а называли ее Крошкой Нонни, чтобы не путать с Мадонной — старшей. Таким образом, вопреки расхожему мнению, имя Мадонны не итальянского, а франко-канадского происхождения.

В тот год, когда родилась крошка Нонни, президент Дуайт Дэвид Эйзенхауэр отработал половину второго срока в Белом Доме, к власти в Советском союзе пришел Никита Хрущев, самым популярным телесериалом на телевидении был «Пороховой дым», а Элвис Пресли был певцом Америки номер один. В эти времена редко случалось, чтобы в семье работали и муж, и жена. Тем не менее Мадонна Чикконе работала рентгенотехником, тратя оставшиеся от работы силы на стряпню, стирку, воспитание быстро растущего потомства. Вторая дочь, Паула, появилась на свет через год после Крошки Нонни, а за ней последовали Кристофер в 1960 году и Мелани в 1962.

Самые ранние воспоминания Мадонны о жизни на Тор-стрит связаны с матерью. Мадонна делила комнату с двумя сестрами и часто, просыпаясь ночью, шла через гостиную и распахивала дверь в спальню родителей. «Они спали в кровати, — вспоминает она, — и я, наверное, проделывала так много раз, потому что, помниться, они приподнимались и говорили:» Господи, неужели опять?", а я говорила: «Можно мне к вам в кровать?» Я всегда сразу засыпала, когда ложилась к ним". Еще Мадонна хорошо помнит, что отец не хотел ее пускать, а мать, напротив, всегда радовалась ее приходу." У мамы была очень красивая ночная рубашка, красная, с шелковистым отливом. Я помню, как забиралась в кровать, терлась о ее рубашку и засыпала… Да, именно так. Для меня было блаженстовом поспать между родителями".

В детстве Мадонна была, по общему мнению, в равной степени милым и шаловливым ребенком. Впервые ее агрессивность проявилась в четыре года. Она сидела на дорожке возле дома, кипя от злости, потому что отец запретил ей уходить со двора. К ней подошла двухлетняя девочка и протянула одуванчик, Мадонна изо всех сил пихнула малышку, и та упала. «Я была просто вне себя от злости из-за того, что меня наказали, и мне первым делом хотелось сорвать злость на ком-нибудь послабее. В ее невинном взгляде я прочитала, что смогу стать хозяйкой положения». Кроме того, Мадонна терпеть не могла одуванчики; по ее словам, «Эти сорняки растут где попало, а мне нравиться то, что выращивается».

Еще одно отчетливое воспоминание связано у Мадонны с матерью, убирающейся на кухне. «Я помню ее великодушный, ангельский характер, — однажды рассказывала она. — Она держала весь дом в чистоте и все время прибиралась за ним. Мы были очень неряшливыми, ужасными детьми». Именно от матери Мадонна унаследовала музыкальные способности. «Она любила петь и знала слова всех песен, — вспоминает Элси Фортин. — Именно этого мне больше всего и не хватало, когда она (мать Мадонны) покинула дом».

Дети Чикконе, безусловно, были изрядными озорниками, что не слишком-то радовало соседей. Старшие братья Мадонны Энтони («Крошка Тони») и Мартин («Мард») бросали камни в окна, разжигали костры в подвале и постоянно дрались. «Я думаю, что родителям пришлось со многими из-за нас переругаться, — впоследствии говорила Мадонна, — ведь нас было так много, а они ни разу даже голоса на нас не повысили. Братья у меня были очнь буйные, но мать с отцом никогда на них не кричали. Они просто обнимали нас, прижимали к себе и спокойно с нами разговаривали».

Несмотря на терпимое отношение к шалостям своих детей, супруги Чикконе, особенно Тони, придерживались строгих моральных правил и от детей требовали того же. «Отец был очень сильным человеком, -рассказывает Мадонна, — прямым и честным, и если что-то нам запрещал, то распространял запрет и на самого себя. Многие родители… лишь говорят детям о скромности в сексе, а отец не только говорил, он и жизни был таким. Он считал, что заниматься любовью — дело очень интимное и до свадьбы этого следует избегать. Он твердо придерживался этих взглядов и казался мне очень сильной натурой. Он был для меня образцом для подражания». Кроме прочего супруги Чикконе были набожными католиками. С младенческих лет Крошку Нонни окружали всевозможные религиозные символы, которые она впоследствии столь успешно использовала на эстраде: четки, образки и, самое главное, распятья. «Распятья выглядят так сексуально, потому что на них обнаженный мужчина, — заметила она потом. — Когда я была маленькой, распятья висели у нас по всему дому… Распятья отложились в моей памяти, как одеяльце с завязками». Семья и вправду была настолько набожной, что детей каждое утро поднимали в шесть часов, чтобы они час провели в церкви, прежде чем их отвезут на автобусе в приходскую школу, расположенную в нескольких милях от дома. «Это была чистая пытка, — рассказывает Мадонна. — Я имею в виду, что школа была сущим наказанием». Бабушка Чикконе преподала крошке Нонни еще один незабываемый урок: «Когда я была совсем маленькой, бабушка частенько умоляла меня не гулять с мужчинами, любить Иисуса и быть хорошей девочкой. Я росла, имея представление о женщинах лишь двух типов: девственницах и шлюхах. Это было жутковато».

Мир стал еще страшнее для Крошки Нонни, когда у ее матери, вынашивавшей тогда ее младшую сестру Мадонны, Мелани, обнаружили рак груди. Она не жаловалась и, по словам дочери, «никогда не позволял себе упиваться своей трагедией». После рождения Мелани Мадонна Чикконе некоторое время еще продолжала выполнять работу по дому, но силы ее убывали, и она могла в разгар дня все бросить и «просто сидеть на кушетке», как вспоминает дочь. По мере развития болезни дети проявляли все большее нетерпение и замешательство. «Мы просто терзали ее, когда ей было плохо, приставая, чтобы она поиграла с нами, — говорит Мадонна. — Мне кажется, малыши всегда ведут себя так с теми, кто по-настоящему добр к ним». Однажды после обеда когда мать сидела на кушетке, Крошка Нонни забралась к ней на спину и потребовала, чтобы с ней поиграли. Мать, которой от слабости было трудно пошевелиться, вдруг заплакала. В ответ на это Крошка Нонни вдруг стала молотить ее по спине и кричать:" Зачем ты так делаешь? Не надо так делать, пожалуйста, не надо, ну,пожалуйста! Будь такой, как раньше! Поиграй со мной!" Тут только крошка Нонни обнаружила, что мать плачет, и обняла ее. «Помню, я почувствовала себя сильнее ее, — говорит Мадонна. — Я была совсем маленькой, но все равно мне почудилось, будто ребенок — это она. С тех пор я перестала ее мучить. Мне кажется, после этого случая я стала быстро взрослеть».

Последний год жизни Мадонна Чикконе провела в больнице. Но даже в столь тяжких обстоятельствах она сохраняла такую жизнерадостность" — всегда смеялась и шутила", — что дети с нетерпением ждали дней посещений. «Она хорошо держалась, — говорит бабушка Элси, — потому что глубоко верила». 1 декабря 1963 года во время посещения Мадонна, которой было пять с половиной лет, рассмеялась, когда мать, уже несколько дней не принимавшая твердой пищи, попросила у нее в шутку гамбургер. После этого девочку увели из палаты, а через час мать скончалась. Было ей всего тридцать лет. «Отец сказал, что она умерла, — вспоминает Мадонна, — но я все равно ждала, что она вернется, и мы никогда об этом не говорили… Я только раз видела, как плачет отец». Впоследствии Мадонна пришла к выводу, что развитию смертельной болезни могла способствовать работа матери на рентгеновской установке. Элси Фортин вспоминает, что ее дочь Мадонна была «красивой девушкой. Все ее любили. Они с Тони хорошо жили. По-моему, они никогда не ссорились».

После смерти матери в семье осталась только одна Мадонна, и она решила не давать никому забыть об этом, в первую очередь отцу. «Как и все девчонки, я любила отца и не хотела его терять. Я потеряла мать, но я и наследовала матери: отец будет моим». Зависимость Мадонны от отца находилась на грани наваждения. Она по-прежнему требовала к себе больше внимания, чем любой другой из детей Чикконе, и по ночам заползала в кровать к отцу, трясясь от страха. Только после этого она засыпала, освободившись от навязчивого кошмара, в котором кто-то приходит ее убивать. «Я засыпала, — объясняла позднее она в документальном фильме „Правда или вызов“ ('Truth or dare'), снятом в 1991 году, — после того, как он маня трахал. Шутка». Мадонна не собиралась делить привязанности отца ни с кем — даже с братьями и сестрами. "Я все время повторяла: «Если ты умрешь, я лягу к тебе в гроб и пусть нас закопают», на что отец отвечал: «Не говори так. Это просто отвратительно».

Увещеваний отца было мало, чтобы удержать Мадонну от мыслей о смерти. Она на два года впала в ипохондрию, убедив себя в том, что у нее как у матери, рак. Дом стал для нее убежищем. Стоило ей на минуту куда-нибудь выйти из дома, кроме как в школу и в церковь, и ее тут же охватывал ужас, начиналась рвота. Как она позже заметила, «было — хуже некуда». Отец по-прежнему оставался для нее единственным смыслом существования. Чтобы сохранить привязанность Папочки, Мадонна научилась использовать всякие женские штучки. «Я знала, как обвести его вокруг пальца. Я знала, как добиться своего, не говоря ему: „Нет, этого я делать не буду“, и вовсю пользовалась своими возможностями». Одним из способов было забраться к отцу на колени и кокетничать с ним напропалую. «Я заигрывала со всеми: с дядями, с дедом, с отцом — со всеми. Я всегда осознавала свою женскую привлекательность».

Успехи в учении открывали ей еще один путь к отцовскому сердцу. Воспитательница Мадонны из детского сада прихода церкви св. Фредерика, Джозефина Энн Карпентер, сделала на ее личном деле пометку для учительницы первого класса сестры Нормы: «12.01.63. Умерла мать. Нуждается в повышенном внимании и любви». Судя по успехам девочки в учебе, сестре Норме не о чем было беспокоиться. Тони Чикконе выдавал детям по полдоллара за каждую отличную оценку в табеле. Мадонна всегда получала больше всех. «В нашей семье был силен дух соревнования, а я всегда стремилась завладеть вниманием отца и поэтому изо всех сил старалась лучше учиться. Я была круглой отличницей, и за это все меня ненавидели. Япросто старалась быть для отца единственным светом в окошке. Думаю, все в семье это прекрасно понимали. И я вроде как выделялась среди них». В значительной мере Мадонна делала это умышленно. «Она была действительно хорошенькой, — вспоминает бабушка Элси Фортин, — и до чего же нравилось привлекать внимание! Ей нравилось, когда в семье на нее обращают внимание, и она обычно этого добивалась. Я всегда жалела Паулу. Бывало скажет кто-нибудь: „Какая Мадонна хорошенькая!“ А Паула стоит тут же рядом».

Возможно, именно из-за стремления выделиться Мадонна росла, «не чувствуя особой привязанности ни к кому из домашних, чужаком в родном доме». Сильная и агрессивная Паула стала девчонкой-сорванцом, может быть, в ответ на то, что сестре удалось завладеть вниманием отца. Поэтому Паула объединилась с братьями, чтобы, по словам Мадонны, «мучить» ее. Одна из их излюбленных штучек заключалась в следующем: добывали бельевые прищепки и вешали щупленькую Мадонну за трусики на веревки в заднем дворе. «Или еще: раскладывали меня на земле и плевали мне в рот», — вспоминает она. Но Мадонна была не из тех, кто позволяет над собой безнаказанно издеваться. Она стала семейной ябедой и постоянно стучала на своих братьев и сестер. «Я была неженкой, — заявила она, — но я была шумной неженкой». Уже тогда, если мне что не нравилось, я доводила это до всеобщего сведения". Ближайшей подругой Мадонны в Понтиаке была Мойра Макфарлин, Мать которой Ванда была лучшей подругой Мадонны Чикконе. Макфарлины жили по соседству, через два дома. Девочки часто устраивали на заднем дворе представления, собирая с терпеливых соседей по десять центов за вход. Одним из любимых нарядов было свадебное платье, которое они извлекали из шкафа Ванды. «Мы ссорились, кому быть звездой представления», — вспоминает Мойра. Со смертью матери Мадонна, как вспоминает Макфарлин, очень изменилась. «Я помню, как ей было плохо, когда умерла ее мать, — рассказывает Мойра, — но, наверное, поэтому она и стала сильнее, ведь для нее это был тяжелый удар. Она, вероятно, не добилась бы того, чего добилась, если бы не смерть мамы». Мадонна с этом согласна: «После смерти матери я чувствовала себя особенно одинокой, мне жутко чего-то хотелось. Ощущение пустоты не давало мне успокоиться, все время куда-то гнало»

После кончины жены Тони Чикконе за три года сменил несколько домохозяек: ни одна не смогла вынести неисправных детей Чикконе. Наконец в 1966 году он нанял блондинку атлетического телосложения Джоан Густафсон, чтобы та попробовала управиться с его отпрысками. Шесть месяцев спустя он женился на ней. Мадонна, переставшая быть у Папочки одной-единственной, была убита. Она льнула к нему все три года после безвременной смерти матери, а теперь ее вытеснила чуть ли не посторонняя женщина. «Отец заставлял нас называть ее „мамочкой“, — вспоминает Мадонна, -а я не могла, не хотела так ее называть». В девять лет она внезапно обнаружила, что на нее легло бремя воспитания младших сестер и брата. «Необходимость заниматься воспитанием младших сестер не вызывала у меня такого протеста, как то, что у меня больше нет мамы и что разбиты мои идеальные представления о нашей семье». Да и Джоан, по словам Мадонны, была не готова иметь дело с «кучей детей, которые совсем не желали признавать ее власть. Всем было тяжело, все обижались и возмущались».

Разница между матерью Мадонны и Джоан бросалась в глаза каждому, кто знал обеих. Даже во время болезненного и изматывающего курса химиотерапии Мадонна Чикконе «всегда улыбалась», как рассказывает отец Мойры Патрик Макфарлин: «Если надо было оставить у нее в доме детишек, то с этим никогда не возникало проблем». Джоан он считает «более педантичной, но ей приходилось много работать, чтобы дети были ухоженными. Мы всегда шутили, что Тони женился на святых». Маленькая Мадонна таким пониманием не отличалась. Она чувствовала себя преданной, брошенной отцом и замкнулась в себе. «Вот тогда я сказала: ну и ладно, никто мне не нужен, — позже признавалась она. Больше никому не позволю разбить мне сердце. Не собираюсь я больше от кого-то зависеть. Я могу сама со всем справиться, быть самостоятельной и никому не принадлежать». Последующие двадцать пять лет Мадонна держала данное себе обещание. Если сердца должны разбиваться, то пусть это будут чужие сердца. А разбивать их будет она.