"Дети Морского Царя" - читать интересную книгу автора (Андерсон Пол)

5

Остров, который люди назвали Лесе, лежал в четырех милях к востоку от северного побережья Ютландии. Песок и вереск, резкий ветер с пролива Скагеррак и Каттегат — остров был очень скудно заселен. Но и на этом пустынном клочке суши стояли неказистые убогие церквушки, построенные когда-то в знак вечного проклятия водяным, морским жителям. В древние времена здешние воды были излюбленным местом охоты водяных, и не случайно на их языке остров носил имя Глезей, что значит «остров Глера», а Глер — одно из имен морского великана Эгира. Много лет тому назад христианские священники пришли на остров Глера с колоколами, зажженными свечами и Священным писанием, они изгнали от его берегов язычество, магию и волшебство.

Но к острову Глера, как китенок к матке, прижимался крохотный островок Хорнфискрен. Размерами ов был едва ли больше обычного скалистого рифа, в длину островок не превышал половины лиги

. На этом островке уцелели остатки языческого мира. Люди там не жили, поэтому никто не помышлял о том, чтобы истребить на островке остатки языческой нечисти. Сюда, к заповедному островку, приплыли те, кто уцелели из народа лири.

В тот день, когда Ванимен привел свой народ на остров, по небу мчались темные грозовые облака, лил дождь. Плавание от берегов Дании было долгим. Взрослые подданные Ванимена выдержали бы и более трудное плавание, но дети и подростки уже изнемогали от усталости. Кроме того, все, и дети и взрослые ослабли от голода. На острове негде было укрыться от резкого пронизывающего ветра и ледяного дождя. Уставшие скитальцы стонали, кричали и плакали, а темно-серые валы с белыми клочьями пены вздымались все выше, грозно подступали все ближе, обрушивались на берег все яростней. Ветер свистел над островком, швырял в лицо белый песок. На западе в темном небе смутно проступали последние светлые отблески заката, напоминавшие рунические знаки, высеченные в сером камне. На востоке небо было словно покрыто черными водорослями и тиной.

Ванимен поднялся на ближайшую дюну. Идти по крупному песку было больно. Он остановился, ожидая, пока подойдут его спутники.

Величественная могучая фигура морского царя с трезубцем в руке возвышалась над островом. Ванимен был значительно выше ростом, чем любой из его подданных, и отличался прекрасным атлетическим сложением.

Сильные мускулы играли под его ослепительно белой кожей, шрамы напоминали о том, что Ванимен прожил на свете несколько столетий и за свою долгую жизнь одержал множество побед в сражениях и схватках. С золотых волос морского царя струилась вода. Лицом Ванимен был схож с Тоно, разве только глаза у сына были янтарные, а у отца зеленовато-синие, как морская вода. Взгляд этих глаз поражал спокойствием, уверенной силой и мудростью.

Но то была лишь маска — никаких надежд у Ванимена не оставалось, народ лири был обречен на гибель. Потрясенные чудовищным разрушением торода. подданные уповали в несчастье на своего повелителя.

Да, думал Ванимен, они надеются на него, и только на нето. Чем дольше он жил на свете, тем более глубоким становилось его одиночество. Почта никто из его подданных не достиг столь преклонного возраста, как сам Ванимен, несмотря на то что жизнь в Лири была, в сущности, спокойной и мирной. Кто раньше, кто позднее, его друзья погибали, даже удачливые и сильные, и многие уходили из жизни в расцвете молодости. Уже не осталось в живых никого из друзей детских лет Ванимена, и почти сто лет минуло с той поры, как его первая возлюбленная ушла в мир сновидений. Лишь кратким мгновеньем оказалось то время, когда у Ванимена пробудилась робкая вера: в Агнете он наконец обрел то, что у смертных зовется счастьем. Но уже тогда он сознавал, что в его долгой жизни счастливые годы с Агнетой промелькнут как один миг, его любимая постареет, увянет и однажды умрет, как умирают все смертные. Ванимен тешил себя надеждой, что, быть может, в детях продлится хотя бы память о его былой радости. И наверное, горше всего было для отца то, что ныне он навсегда лишился возможности приходить на могилы троих умерших детей, которые остались среди развалин Лири.

Старший сын, Тоно унаследовал от отца поэтический дар и со временем обещал превзойти Ванимена в искусстве стихосложения. Эяна цвела и хорошела всем на радость, у Кеннина были прекрасные задатки, Ирия, как две капли воды похожа на мать, доверчивая, чистосердечная девочка,.

Но сейчас дети были далеко, да и сумеют ли они разыскать когда-нибудь отца, преодолев просторы многих и многих морей?

Нельзя поддаваться слабости, мысленно приказал себе Ванимен и, словно никчемную вещь, отбросил прочь горестные раздумья. Он обернулся и поглядел на своих подданных. Их было около семисот, то есть столько же, сколько в начале пути — тогда он велел пересчитать уцелевших.

Сегодня лишь он один заботился о том, чтобы велся счет. Следствием долгой жизни, огромного опыта и глубоких дум было то, что Ванимен утратил легкомыслие, столь свойственное народу лири, и обрел разум столь же глубокий, как разум человеческий.

Более половины всех скитальцев составляли дети и подростки. Несколько малышей погибло в пути. Дети жались к матерям, которые укачивали плачущих младенцев, грудных и новорожденных детей, пытались укрыть своим телом от непогоды малышей, едва научившихся ходить, обнимали старших детей, уже подросших, вытянувшихся, как молодые побеги, что устремились вверх, но еще не оторвались от материнского корня. И дети, и матери в смертельном страхе смотрели на море и небо и с ужасом осознавали, что мир вдруг стал чужим, враждебным, жестоким… Женщины, не имевшие детей, и мужчины держались в стороне, отдельно от матерей с малышами. В народе лири отцовство почти всегда, за редчайшими исключениями, было делом случая и отнюдь не считалось чем-то серьезным и ответственным. Потомство растили матери, кто отец ребенка, не играло при этом никакой роли, воспитанием детей занимались и подруги матерей или подруги их любовников, да кто угодно — в конечном счете, детей растил весь народ лири.

Его возлюбленная… О, с Агнетой все было иначе… Как она старалась привить детям чувство добра и справедливости, как желала научить их тому, что считала правильным!.. Когда Агнеты не стало, Ванимен заменил детям мать и передал им все, что знал о земной жизни, a знал он немало, ибо прожил на свете долгие сотни лет. И потому.. Ванимен надеялся, что все, чему он научил детей, поможет им теперь в трудном плавании по незнаконым морям.

Измученные лица подданных были обращены к нему. Он, правитель, должен что-то сказать, они не могут больше слушать лишь пустой свист ветра.

Ванимен глубоко вздохнул и заговорил, обращаясь к подданвым:

— Народ лири! Я привел вас на этот остров, чтобы держать совет. Мы вместе должны решить, куда поплывем дальше. Вслепую скитаться по морям равносильно гибели. Но все берега, которые нам знакомы, куда мы могли бы направиться в поисках пристанища, для нас запретны. Ибо мы — волшебные существа, мы не принадлежим к миру христиан, а следовательно, почти все здешние берега и острова грозят нам несчастьем. Кроме одного лишь крохотного островка, на котором мы сейчас находимся. Где же нам искать пристанища?

Один из юношей, совсем молодой, почти мальчик, ответил с легким нетерпением:

— Да разве нам нужен берег? Я, например, по несколько недель могу не выходить из воды!

Ванимен покачал головой.

— Но не по несколько лет, Хайко. Куда денешься в открытом море, если тебе понадобится отдохнуть, восстановить силы? Куда скроешься от врагов? Где в открытом море будет твой дом? И из чего построить дом, ведь для дома нужен материал, а в глубине океана его нет. Мы можем на время погружаться на большую глубину, но постоянно жить под водой и совсем не дышать воздухом мы не можем. Слишком холодно в море, слишком мало света и жизни. Все, что мы построим для защиты от рыб и хищников, скоро занесет толстым слоем ила. Не имея надежного пристанища, не имея ни оружия, ни орудий труда, вы быстро превратитесь в обыкновенных животных. Но при этом вы будете гораздо менее приспособленными к жизни, чем акулы или касатки, и в конце концов хищники вас истребят.

Но прежде чем погибнете вы, погибнут дети, а, значит, в будущем погибнет весь наш народ. Нам, как моржам и тюленям, воздух и суша нужны не меньше, чем водная стихия.

Огонь, подумал тут Ванимен, вот то, что есть только у людей. Ванимену, конечно, случалось слышать рассказы о гномах, но самая мысль о жизни в недрах земли вызывала у него содрогание.

Наступившее молчание нарушила худенькая хрупкая женщина с кудрявыми голубыми волосами:

— Ты уверен, что нигде поблизости не найдется для нас места? Когда-то я плавала в Финский залив Балтийского моря. Там, на самой дальней его окраине, водится много рыбы. Никого из водяных в тех краях нет.

— А ты спрашивала у кого-нибудь, почему никто не живет в тех водах, Миива?

Она смутилась.

— Я хотела тогда об этом разузнать, да как-то забыла…

— Беспечность существа из Волшебного Мира, — вздохнул Ванимен. — Зато мне кое-что известно на этот счет. И любознательность едва не стоила мне жизни. В течение нескольких лет после того случая меня мучили по ночам кошмары.

Все насторожились и жадно ловили каждое слово правителя. Что ж, по крайней мере, это было лучше, чем прежнее тупое и безысходное отчаяние его подданных.

— Люди, которые живут в тех краях, зовутся руссами, — продолжал Ванимен. — Этот народ не похож на датчан, норвежцев и шведов, не похожи руссы и на финнов, лапландцев, латышей или другие народы, населяющие берега Балтики. И сказочные существа, которые живут в лесах и водах страны руссов, также отличаются от всех прочих обитателей Волшебного мира. Там есть добрые духи, но есть и злые, а есть и поистине ужасные. С их Водяным мы, пожалуй, могли бы найти общий язык, а вот Русалка…

Воспоминание о Русалке обожгло Ванимена, точно боль, которая заставила его забыть о ледяном дожде и то и дело налетавших порывах резкого пронизывающего ветра.

— В той реке, что впадает в Финский залив, живет Русалка. С виду она похожа на юную деву, говорят, она и была когда-то смертной девушкой.

Русалка заманивает мужчин в воды реки и увлекает на дно, где мучает и терзает пленников с чудовищной жестокостью. Русалке удалось и меня заманить в свои владения. Что я пережил, что я видел той лунной ночью… лучше не вспоминать. Короче, мне посчастливилось ускользнуть из ее сетей, я спасся. Вы понимаете, что нам ни в коем случае нельзя поселиться в водах, где обитает подобное чудовище.

Глубокое молчание воцарилось над островком, слышен был лишь шелест дождя. Холодный ливень словно смыл все краски, куда ни глянешь, все вокруг было серым и терялось в ночном мраке. Темное небо озаряли зарницы, надвигалась гроза, в вышине уже громыхали отдаленные громовые раскаты.

Наконец снова заговорил один из подданных. Это был мужчина, родившийся в тот год, когда в Дании правил Харальд Синезубый.

— Когда мы сюда плыли, я думал о том, что нам сделать дальше. Раз уж нельзя обосноваться всем вместе в тех морях, где издавна жил наш народ, то не лучше ли будет, если мы разделимся на два или три племени и устроимся по отдельности, в разных местах? Мне кажется, жители здешних вод не встретят нас враждебно. По-моему, они даже будут рады нам, ведь с нашим приходом в их жизни появится нечто новое.

— Что же, это разумно, — скрепя сердце согласился Ванимен. Однако он надеялся, что кто-нибудь из подданных, если не он сам, найдет лучший выход из положения.

— Нет, — сказал он, помолчав. — Для большинства из нас это неприемлемо. Подумай, ведь из всех обитателей морских глубин у берегов Дании остался только наш народ, все прочие племена давно покинули датские воды и заселили здешние моря. Я думаю, что принять наше племя без ущерба для себя они не могут. Даже немногих из нас они наверняка приняли бы неохотно, особенно детей, поскольку детей надо кормить, а ждать, пока дети подрастут и научатся самостоятельно добывать себе пропитание, придется долго.

Ванимен выпрямился и расправил плечи, не обращая внимания на холодный ветер.

— И еще, — продолжал он. — Ведь мы — народ лири. Мы едины по крови, у нас общие обычаи, нравы, память о прошлом. Именно благодаря этому мы — единый народ, мы это мы. Готовы ли вы навсегда расстаться с родными, друзьями, возлюбленными? Готовы ли забыть наши старинные песни? И знать, что никогда ни от кого не услышите больше песен народа лири?

Готовы ли вы забыть народ ваших предков, ваших прародителей, живших ва свете еще в ледниковую эпоху? Готовы ли к тому, что после вашей смерти от народа лири не останется даже воспоминаний?.. Разве мы не должны помогать друг друг? Разве мы допустим, чтобы то, что утверждают христиане, оказалось правдой? А они говорят, будто никто в Волшебном мире не способен любить.

Подданные молча стояли под хлеставшим ливнем и во все глаза глядели на своего царя. Прошло немало времени, прежде чем заговорила Миива:

— Ванимен, мне ли тебя не знать? Ты уже нашел выход. Говори, мы выслушаем и вынесем свой приговор.

Выход… Ванимен был не в силах высказать подданным свою волю. Народ лири избрал Ванимена своим правителем, когда погиб прежний царь — его тело нашли на скалах, в грудь царя был вонзен острый гарпун. Ванимен примирял враждовавших, улаживал ссоры, которые, впрочем, были в народе лири большой редкостью. Он выступал судьей в тяжбах и судил строго, ничто не могло заставить его изменить приговор и пойти на уступки, ибо превыше всего он ставил свой авторитет и уважение подданных. От имени всего народа он встречался и вел переговоры с другими народами и племенами, населявшими волшебный мир, но необходимость в этом возникала нечасто. Он единолично вел все переговоры и брал на себя ответственность за весь народ лири. Он был гостеприимным хозяином, устроителем празднеств и увеселений лири.

Обязанности вождя и правителя лежали вне разумения его подданных. Они считали своего владыку мудрым властелином, кормчим, наставником молодежи, помощником и надежной опорой в час испытаний, хранителем законов, знатоком правил и установлений. Он владел всеми талисманами, он знал все заклинания, он оберегал сокровища народа лири от страшных морских чудищ, враждебных колдовских сил и от людей. Он был их заступником перед Могущественными Силами, и саму Ран принимал в замке Лири как гостью…

В награду за все это правитель жил не в простом доме, а в богатом замке и получал от подданных все, что ему было необходимо. Ему незачем было самому охотиться и добывать пропитание, ему приносили дары — великолепные вещи и редкостные сокровища, в то же время всем была известна его беспредельная щедрость и гостеприимство. Все племя глубоко почитало Ванимена, и никто из подданных не пресмыкался перед царем и не знал унижений.

Но теперь он лишился всех своих преимуществ, кроме, быть может, последнего — уважения подданных, тогда как безмерно тяжкое бремя ответственности за народ по-прежнему лежало на плечах правителя.

Ванимен сказал:

— Не следует думать, что во Вселенной нет ничего, кроме этих морей. В юности я, по примеру некоторых из наших праотцев, много странствовал по свету. Однажды я достиг берегов Гренландии, земли, что лежит к западу отсюда. Мне рассказывали, что в тамошних водах живет народ, который похож на нас. Говорили мне и о тех, кто обитает на берегу. В наш Лири никогда не приплывали жители гренландских вод, но мне достоверно известно, что схожий с нашим народ действительно живет в гренландских прибрежных водах. Так говорят дельфины, а я им верю.

Наверное, многие из вас помнят, что когда-то я об этом рассказывал.

Море у берегов Гренландии чрезвычайно богато рыбой, прибрежные воды там, судя по рассказам, удивительно хороши. Но главное, христианство еще не распространилось в тех краях, христиане туда еще не добрались, им почти ничего не известно о Гренландии, этот огромный остров свободен от их власти. Если мы доплывем туда, то гренландские прибрежные воды станут нашими владениями. Мы обретем изобильные охотничьи угодья и заживем на новом месте свободно и счастливо.

Ванимен умолк. В толпе подданных поднялся удивленный гомон, шум. Хайко громко крикнул, перекрывая прочие голоса:

— Но ты же сам только что говорил совсем другое! Разве мы выживем — и не только мелюзга, но и мы, взрослые — если придется плыть в такую даль? И вполне может оказаться, что там уже все заселено и все прибрежные воды заняты.

— Верно. — Ванимен поднял трезубец, призывая к вниманию. Шум стих. — Я обо всем этом размышлял. Мы доплывем до Гренландии с малыми потерями или вообще без потерь при одном условии. Если на нашем пути будут острова, на которых мы сможем отдохнуть подкрепить силы, укрыться от непогоды. Правильно? Так вот, мы поплывем на острове, на плавучем острове. Что это такое? Плавучий остров — это корабль. Люди перед нами в неоплатном долгу, они ввергли нас в страшные бедствия, а ведь мы никогда не причиняли им никакого вреда. Слушайте же, моя воля такова: мы захватим у людей корабль и поплывем на нем к западным землям, в новый мир!

***

Настал вечер и буря стихла. И словно вместе с нею стихло и волнение тех, кто нашел временный приют на крохотном островке. В течение нескольких часов изгнанники обсуждали план Ванимена и предстоящее плавание к берегам Гренландии. Затем все улеглись, кое-как устроившись под прикрытием дюн, чтобы хоть немного поспать до рассвета. Несколько охотников поплыли на охоту, нужно было наловить рыбы и накормить все племя.

Ванимен беспокойно шагал вдоль берега, в который уже раз обходя островок. Рядом с ним шла Миива. Ванимена связывала с ней близость, которая возникла еще до того, как Агнета покинула море и вернулась к людям. Миива была менее ветреной и легкомысленной, чем все остальные в народе лири, ее чувствам была свойственна глубина. Она умела отвлечь Ванимена, разогнать грусть и тяжелые мысли.

Небо на востоке уже окрасилось лилово-синими тонами, казалось, над морем была опрокинута огромная чаша, усеянная первыми ранними звездами. Над западным горизонтом сиял и переливался каскад пурпурных, багровых и золотых огней. Море поблескивало и тихо шумело, воздух был спокойным и теплым. Над морским простором носился едва слышный запах водорослей и соленой воды. Можно было ненадолго забыть про голод, несчастья и беды, беззаботно радоваться забрезжившей надежде.

— Ты, правда, веришь, что мы сумеем осуществить задуманное? — спросила Миива.

— Да, — убежденно отвечал Ванимен. — Я ведь рассказывал тебе о том, как нашел ту укромную быхту. Я нередко наведывался туда, последний раз совсем недавно. Мы скроемся в бухте и выждем подходящий момент.

Впрочем в это время года долго ждать не придется. Торговля в городе так и кипит, судов в гавани множество. Мы захватим корабль ночью, когда люди боятся выходить в море. Они пустятся в погоню лишь на рассвете, но мы тогда уже будем далеко.

— А ты умеешь управлять кораблем?

Этот вопрос застиг Ванимена врасплох. До сих пор еще никто об этом не подумал.

— Умею. Не слишком хорошо, конечно. Но несколько раз мне случалось наблюдать, как люди водят свои корабли, и я постарался все запомнить.

Когда-то давно у меня были друзья среди людей, ты помнишь… Мы научимся управлять кораблем. Я думаю, если держаться подальше от берегов и плыть все время в открытом море, то мы сумеем избежать серьезной опасности. И ни в коем случае нельзя действовать спешно. — Голос Ванимена снова зазвучал уверенно и твердо. — У нас непременно будет остров-корабль! На нем мы сможем переждать бурю, отдохнуть, если устанем в пути. Запасы еды нам делать ни к чему, все, что нужно, мы добудем в море. О пресной воде нам также нет нужды беспокоиться, тогда как люди часто гибнут из-за ее отсутствия. Кроме того, в отличие от людей мы с легкостью ориентируемся в морях. Мы знаем, что в конце пути нас ждет наша новая страна, а не тесные узкие проливы, где волны бушуют и грохочут среди скал — уже одно это дает нам огромное преимущество перед людьми. — Ванимен поднял глаза от песка и гальки под ногами и поглядел на запад, где полыхал закат. — Чего заслуживает больше род человеческий: жалости или зависти? Не знаю…

Миива взяла Ванимена за руку.

— Ты как-то странно привязан к людям, — сказала она.

Ванимен кивнул.

— Да. И с каждым прожитым и уходящим годом моей-жизни эта привязанность крепнет. Я никому о ней не говорю, потому что знаю, вряд ли кто-то из наших сумеет меня понять. Но я чувствую… нет, не знаю… В Творении существует столь многое, помимо нашего Волшебного мира, чарующего и озорного… Не в том дело, что люди наделены бессмертной душой, нет. Мы всегда считали, что жизнь на суше трудна, что слишком дорогой ценой дается она обитателям земли. Но я не могу понять, — Ванимен сжал свободную руку в кулак, лицо морского царя помрачнело, — не могу понять, что для них эта жизнь на земле, где они претерпевают множество страданий и горестей? Что они находят привлекательного в своей жизни, чего мы никогда не увидим и не поймем, ибо наши глаза для этого слепы?..

Ставангер, портовый город на южном побережье Норвегии, мирно дремал при свете ущербной луны. Дорожка серебряного лунного света повисла мерцающим мостом над фьордом, отвесные скалистые берега затаились в черном мраке, крытые тростником и дранкой крыши домов поблескивали серебристым блеском. Неярким тусклым светом луна озарила стены собора и словно вдруг ожила, коснувшись его окон, и обратила свой свет на улицы, с выстроившимися в ряд домами, которые постепенно исчезали вдали, поглощенные густым сумраком ночи. Лунный свет легко скользнул по мачтам и носовым фигурам стоявших у причала кораблей…

За тонкой роговой пластинкой корабельного фонаря едва теплился огонек свечи, он почти не давал света, на корме корабля, который стоял у причала поодаль от других судов, было совсем темно. Этот корабль недавно пришел в Норвегию из ганзейского портового города Данцига. Как и широко распространенные на севере когги, этот корабль был одномачтовым, но корпус у него был шире и длиннее, чем у обычного когга. Такие суда появились сравнительно недавно. При свете дня можно было бы видеть, что дощатый корпус с клинкерными соединениями досок был выкрашен в ярко-красный цвет с белыми и желтыми полосами.

Дрожащая лунная дорожка пролегла за бесшумно подплывавшими к кораблю водяными. Не чувствуя холода и не думая об опасности, они плыли за добычей.

В норвежскую гавань их привел Ванимен. Захват корабля был единственным шансом лири, и все же Ванимен с более легким сердцем совершил бы кражу на берегу, если уж не оставалось другого выхода. Брошенный из воды крюк зацепился за релинг. Ванимен взобрался по веревочной лестнице на борт.

Ступив на палубу, он сразу же учуял запах человека. Это был вахтенный матрос. Вся команда сошла на берег и ночевала в портовых гостиницах или веселилась в кабаках. Вахтенный шел с кормы, держа в руках фонарь и копье. Тусклый свет на мгновенье блеснул на стальном острие копья, осветил седую бороду и усы — матрос был немолодым человеком, коренастым и плотным.

— Кто идет? — окликнул он по-немецки и в ту же минуту увидел Ванимена.

— Господи Иисусе, Дева Мария, спаси и помилуй! — вне себя от ужаса закричал матрос.

Пустить в ход оружие он не успел — Ванимен поднял трезубец и с размаху вонзил его в живот человека. Удар был так силен, что и сам Ванимен содрогнулся. Трезубец поразил печень. Брызнула кровь; матрос повалился на палубу, корчась в предсмертных муках.

— Иоханна, Петер, Мария, Фридрих… — задыхаясь, прохрипел он.

Имена жены и детей? Умирающий обратил на Ванимена застывший взгляд и бессильно приподнял руку.

— Господи, убереги их от встречи с этой нечистью, — услышал Ванимен. — Святой Михаил архангел, воитель небесный, отомсти за меня…

Ванимен ударил трезубцем в глаз матроса. Зубец вонзился точно под бровью, умирающий умолк. Меж тем подданные Ванимена один за другим поднялись на борт по веревочному трапу и, не заботясь о том, что их могут услышать на берегу, принялись ходить по палубе и рассматривать снасти. Никто, кроме Ванимена, не понимал по-немецки. Он же некоторое время стоял над убитым человеком, глубоко потрясенный тем, что совершил, затем поднял мертвеца и бросил за борт.

Управление кораблем оказалось далеко не простым делом, и прежде всего потому, что помощники Ванимена не имели ни малейшего понятия о том, что такое корабль. Их неуклюжая возня и топот, несомненно, были слышны на берегу. Ванимен с минуты на миниту ожидал нападения, но никто из людей так и не появился. Даже если кто-нибудь и услышал шум и суету на корабле, то, наверное, благоразумно решил не вмешиваться в чужие дела, из-за которых не стоило рисковать и выходить темной ночью на пристань.

В городе, вероятно, имелась вооруженная стража, но, по-видимому, стражники ничего не заподозрили и подумали, что на корабле происходит обычная пьяная перебранка илш драка.

Наконец, корабль отчалил. Парус развернули, и его тут же наполнил ночной бриз, дувший с суши, которого Ванимен дожидался в течение последнего часа. Сверхъестественная острота зрения и способность видеть в темноте позволяли Ванимену и его матросам править кораблем в ночном море. Вскоре они вышли из залива, и Ставангер остался за кормой. И тогда дети, женщины — все, кто ждали в море, поднялись на палубу корабля.

На рассвете они были уже далеко от берегов Норвегии.