"Мятежные миры" - читать интересную книгу автора (Андерсон Пол Уильям)

Глава 6

Звезда Вергилий относится к классу F7, ее масса чуть больше, чем у Сола, по светимости она превосходит его в полтора раза, и в ее излучении гораздо выше доля ультрафиолетовых лучей. Эней — четвертая планета. Она совершает оборот вокруг своей звезды за 1,73 стандартных года на среднем расстоянии от нее, равном 1,50 астрономических единиц, благодаря чему получает на треть меньше излучения, чем Земля. Средний диаметр планеты 10700 километров, масса 0,45 массы Терры, благодаря чему сила тяжести у поверхности составляет 0,635 g. Этого достаточно, чтобы удержать пригодную для дыхания человека атмосферу, сравнимую на равнинах с атмосферой Денверского Комплекса, а в горах — с Альтиплано в Перу. При этом следует помнить, что замедленное вращение создает пониженный градиент плотности, а это определяет и слабость горообразовательных процессов, вследствие чего высоких гор на Энее нет. Бесчисленные века молекулы воды оседали в разреженной атмосфере и подвергались воздействию квантов энергии. Водород уходил в космос, а кислород не обнаруживал тенденции окислять минералы. Поэтому от океанов мало что осталось, а площадь пустынь все росла.

Сначала главной причиной колонизации Энея был научный интерес: удивительные расы, обитавшие на соседней планете, Дидоне, которая сама по себе не являлась тем миром, где бы хотел поселиться человек со своей семьей. Конечно, на Энее оседали разные люди, но доминировал исследовательско-интеллектуальный контингент. Затем настали Смутные Времена, и энейцам пришлось бороться за выживание, ибо они на несколько поколений были отрезаны от Терры. Они адаптировались.

В результате сформировалось население более энергичное и одаренное, общество, отмеченное сильным чувством патриотизма и уважения к науке, чем в большинстве других миров. Когда цивилизация вернулась в сектор альфы Креста, Эней стал местным лидером. И до настоящего времени Университет Вергилия в Новом Риме привлекает студентов и ученых с самых отдаленных миров, какие только можно вообразить.

В конце концов Империя решила, что правильная организация этого важнейшего сектора требует, чтобы независимости Энея был положен конец. Интриги и сила убеждения привели этот процесс к желанному концу. Сотню лет спустя какое-то недовольство еще тлело, хотя общество согласилось с тем, что инкорпорирование Энея в Империю в целом желательно и что планета поставляет Терре множество талантливых ученых и военачальников.

Военно-интеллектуальные традиции существуют и по сей день. Каждый энеец тренируется во владении оружием, включая и женщин, которые воспользовались преимуществами низкой силы тяжести. Старинные баронские семьи все еще задают тон. Их титулы, возможно, и не признаются аристократией Терры, но они признаны собственным народом. Все они владеют крепостями и огромными землями. Из этих семей вышло очень много офицеров и профессоров Университета. Отчасти это связано с тем, что они выбирали себе жен и мужей независимо от социального статуса последних. На самых верхних уровнях энейское общество сурово и аскетично, хотя и там занимаются спортом, находят время для развлечений и других форм отдыха. На нижних же этажах общества веселья больше, но манеры все равно несравненно лучше, чем на Терре.

Данное описание содержит много фактов, но опускает самый важный: для четырехсот миллионов человек Эней был Домом.

Солнце почти зашло. Золотые лучи ложились поперек равнины Антонина — бывшего морского дна, — превращая рощи и плантации в мозаику теней и зеленовато-голубых пятен, вспыхивая на зеркалах каналов и зажигая огнем туманную дымку, поднимавшуюся над солеными болотами. На востоке лучи солнца высвечивали пропасти и утесы — там древний Илионский Шельф вздымал многоярусные, изъеденные эрозией лабиринты пурпурных, розовых, охряных, желто-коричневых утесов к королевской мантии ярко-синего неба. Дальняя луна — Лавиния — выглядела как холодный небольшой рожок, подвешенный над этим горным массивом.

Ветер тоже был холоден. Его свист сливался с отдаленным шумом водопада, со стуком копыт, звоном и поскрипыванием упряжи коней, осторожно ступавших по крутой каменистой тропе. Это были лошади энейской породы — косматые, поджарые. Их побежка, выработанная в условиях сравнительно невысокой силы тяжести, казалась более медленной, чем была на самом деле.

На передней ехал Хью Мак-Кормак. Его сопровождали трое сыновей от первой жены. Предлогом для их поездки служила охота на волкопауков, но добычи не было, что никак не отражалось на настроении всадников. На самом же деле им просто хотелось побыть вместе и поскакать по этим обширным пространствам, которые издавна находились во владении их рода. Другого такого шанса у них могло и не быть.

Небо прочертили широко распахнутые крылья вулча. Джон вскинул ружье. Отец повернул к нему лицо.

— Не надо, — сказал, он. — Пусть живет.

— Прибережем смерть для терран, а? — спросил Боб. В свои девять (шестнадцать стандартных) лет он был поражен внезапным открытием, что его Вселенная далеко не так проста, как преподавали в школе.

«Ничего, он быстро повзрослеет, — подумал Мак-Кормак. — Хороший мальчуган. И остальные тоже. Да и сестры не хуже. Иначе и быть не может, если их матерью была Рамона».

— Я вообще не люблю убивать кого-либо без нужды, — сказал он. — Даже война не для этого.

— Ну, не знаю, — вмешался Колин — самый старший. Так как в дальнейшем он должен был стать Архонтом Илиона, семейный обычай мешал ему пойти на военную службу. Сам Хью Мак-Кормак унаследовал этот титул после смерти старшего брата, который попал в песчаную бурю и умер бездетным. Возможно, планетологические исследования Колина в системе Вергилия не удовлетворяли его врожденной любознательности. — Тебя не было тут, отец, когда волна революции докатилась до Нового Рима. Но я видел толпы самых добродушных обыкновенных граждан, которые охотились на прихвостней Снелунда из политической полиции, хватали их, подвешивали за руки и забивали до смерти. И все считали, что так и надо. Мне и сейчас так кажется, как вспомню, что они тут творили.

— И сам Снелунд подохнет так же, если я его поймаю! — с пылом заявил Джон.

— Нет! — рявкнул Мак-Кормак. — Вы не должны опускаться до его уровня. Он будет убит так же просто, как мы убиваем бешеных собак. А его прислужников мы станем судить справедливым судом. Существуют же разные степени виновности!

— Если, конечно, нам удастся выловить этих вшей, — пробормотал Боб.

Мак-Кормак невольно подумал о том множестве солнц и миров, среди которых прошла его жизнь, и сказал:

— Вполне возможно, что большинству удастся бежать. Ну и что? У нас найдутся дела поважнее, нежели месть.

Некоторое время они ехали молча. Тропа вывела их на одно из степных плато, где слилась с мощеной дорогой, ведущей к Виндхоуму. Почвы тут были мощные, смытые с окружающих высот, и растительность процветала, резко контрастируя с редкими карликовыми кустарниками на эродированных склонах. Трава одевала землю почти так же плотно, как культурные растения на бывшем морском дне. Это была преимущественно огневка, чьи зазубренные листья окаймлялись алой полосой. Кое-где блестели побеги кинжальника, а иногда ветер клонил кисточки перьевицы. Стебли растений к ночи, когда температура падала, скручивались и приникали к земле, образуя пружинистую, сохраняющую тепло подстилку. Кое-где росли деревья, и не только низкие, твердые, как железо, местные породы, но и ввезенные с других планет дубы, кедры, расмин. Ветер доносил ароматы. Справа поднимался к небу столб дыма из трубы каменного фермерского дома. Помещичьи латифундии, обрабатываемые роботами, на Энее считались невыгодными, что очень радовало Мак-Кормака. Он всем нутром чувствовал, что здоровое общество нуждается в йоменах.

Колин пришпорил лошадь и поравнялся с отцом. В четких юношеских чертах ясно читалась тревога.

— Отец… — начал он и умолк.

— Ну, говори же, — ответил Мак-Кормак.

— Отец, ты не думаешь… Ты и в самом деле думаешь, что мы это осилим?

— Не знаю, — сказал Мак-Кормак. — Мы будем действовать как положено мужчинам, вот и все.

— Но… сделать тебя Императором…

Мак-Кормак снова ощутил, как ничтожно мало шансов он имел, чтобы поговорить со своими близкими, с тех пор, как его освободители доставили его на Эней. Слишком много дел, и какой-нибудь жалкий час, когда наконец ничто не требует внимания адмирала, необходимо отдавать сну. Нынешний день он буквально украл удел.

— Пожалуйста, не воображай, что мне нравится эта работенка, — сказал он. — Вы же не были на Терре. А я был. И мне она отвратительна. Я никогда не был счастливее, чем в тот раз, когда меня перевели с Терры сюда — в родные мне места.

«Имперская рутина, — промелькнуло у него в уме. — Переводить карьеристов из одного региона в другой. А в конце концов, если это возможно, возвращать их в те сектора, откуда они родом. Теория: они будут защищать свои родные пепелища свирепей, нежели защищали бы чужие. Практика: когда назревает мятеж, то многие офицеры Флота, равно как и гражданские чиновники, осознают, что их родина для них важнее Терры, которую кое-кто из них и в глаза не видал. Проблема-то вот в чем: одержав победу, поломаю ли я эту практику, как безусловно сделает Джосип, если победит его адмирал?»

— Но тогда зачем? — спросил Колин.

— А что я мог еще предпринять? — ответил Мак-Кормак вопросом на вопрос.

— Ну, — свобода…

— Нет, Империя еще не настолько обветшала, чтобы позволить себе развалиться на части. А если бы позволила она, то не позволю я. Разве ты не видишь, что она — единственная преграда между цивилизацией… нашей цивилизацией… и Долгой Ночью?

Что касается протеста военных, то он может стимулировать политические изменения, но Империя никогда не позволит себе простить вожаков. С тем же успехом можно было бы предложить всем недовольным поднять пальбу. Это только приблизило бы тот кошмар, который начнется с распадом Империи. А кроме того… — Костяшки пальцев адмирала побелели — с такой силой он сжал поводья. — Это не вернуло бы Кэтрин, если у нас есть хоть капля надежды на ее спасение.

— Значит, ты собираешься сохранить Империю и хочешь лишь захватить в ней власть, — быстро произнес Колин. Его стремление увести мысли отца от мачехи, находящейся в заточении, было столь очевидно, что сердце Мак-Кормака пронзила острая боль. — Я на твоей стороне. Ты это знаешь. Я уверен, ты вдохнешь в Империю новую жизнь и будешь самым лучшим императором со времен Исаму Великого, может быть, и самого Мануэля Первого, и я принесу ради этого в жертву не только себя, но и жену и сына. Только… достижима ли эта цель? — Он повел рукой, охватывая горизонт. — Империя так огромна!

И будто в ответ на эти слова Вергилий ушел за горизонт. В атмосфере Энея сумерек как таковых не бывало: Альфа и бета Креста ослепительно засверкали, тут же вспыхнули еще тысячи звезд и морозный иней Млечного Пути. Обрыв Шельфа справа сделался бархатно-черным, но Лавиния продолжала серебрить дно моря под утесами, громоздившимися слева. Колючий ветер пискнул, как испуганный мышонок.

Мак-Кормак ответил:

— Революции необходим лидер, и выбор пал на меня. Зачем нам ложная скромность? Я контролирую правительство на главной планете этого сектора. Мой послужной список доказывает, что я — лучший стратег, которым располагает Империя. Мои люди знают, что я сурово отношусь к крупным промахам, снисходителен к мелочам и во всех случаях стараюсь действовать справедливо. То же самое известно еще сотням планет, населенных людьми и негуманоидами. Если бы я считал иначе, то никому пользы этим не принес бы.

— Но как… — Голос Колина прервался. Лунный свет дрожал на его кожаной куртке и окованной серебром луке седла.

— Мы захватим контроль над этим сектором, — ответил ему Мак-Кормак. — Тут главная проблема — разбить силы Джосипа. Как только это будет сделано, каждый более или менее значимый мир в радиусе десяти световых лет перейдет на нашу сторону. Потом… Мне эта идея самому не слишком по душе, но я знаю, где и как обрести союзников-варваров. Я говорю не о тех нескольких кораблях с Дартана, которые я уже нанял. Нет, речь идет о настоящих диких воинах из глубинных варварских регионов. Не беспокойся, я не дам им разбойничать и не позволю поселиться здесь, даже если они принесут клятву верности. Это будут просто наемники, которым мы будем платить из налоговых сумм.

Весь имперский Флот выйти против нас не сможет. У него слишком много других неотложных дел. Если мы будем действовать быстро и жестко, мы сумеем отразить те силы, которые попытаются нас атаковать.

А потом… Я не могу загадывать так далеко. Надеюсь, нам удастся создать хорошо управляемый сектор, который послужит своего рода образцом. Это, как я считаю, может подкрепить наше требование: покончить с коррупцией и тиранией, попытаться начать все сначала с новой династией и под флагом давно ожидаемых реформ… Империи нужен толчок, нам необходим тот снежный ком, который повлечет за собой лавину. А тогда уже никакие пушки нас не остановят, хотя бы потому, что большая часть их будет на нашей стороне.

«Почему я говорю о лавине? — возмутился его разум. — Кто видел снег на Энее? Разве что тонкий покров, который сметает ветер в полярные зимы?»

Они объехали рощу и увидели замок. Виндхоум стоял на том месте, которое когда-то было высоким мысом, а теперь стало огромной скалой, обрывающейся в головокружительную пропасть. В черной массе замка желтыми огнями светились окна, обрисовывая очертания стен и башен. Река Вилдфосс глухо ревела на порогах.

Однако глаза Мак-Кормака не сразу привлекло это зрелище. Его взор не мог оторваться от плоско уходящей к горизонту равнины Антонина прямо у них под ногами. Над последним чуть зеленоватым отблеском заката, над бледным отсветом короткой вечерней зари чистым белым огнем полыхала Дидона — вечерняя звезда.

«Это там работала ксенологом Кэтрин, в тамошних джунглях она занималась исследованиями до того часа, когда мы встретились с нею пять лет назад. Нет, прошло три энейских года. Неужели я так долго прожил в Империи, что стал забывать счет времени на родной планете? И мы полюбили друг друга и поженились. Ты всегда мечтала о собственных детях, Кэтрин, дорогая, и мы собирались их завести, но всегда подворачивались какие-то дела, и вот теперь…»

И он вознес благодарность своему Железному Богу за то, что в этих широтах нельзя наблюдать солнце Ллинатавра. Горло сжимала петля непролитых слез. Мак-Кормак погнал лошадь галопом.

Прежде чем достичь ворот замка, дорога пересекала обработанные поля. На лужайке перед самым входом разбил лагерь караван бродячих актеров. Повозки сгрудились в стороне, сумрак почти скрывал их. Свет из окон замка падал только на ярко раскрашенные полосатые полотнища шатров, плещущиеся в воздухе флаги и еще не законченные большие палатки. Мужчины, женщины и дети сновали вокруг костров. Музыка и топот пляшущих ног смолкли, как только господин замка подъехал, и люди почтительно склонились перед ним. Завтра эти бродячие бедняки откроют свой цирк… и он соберет всех бездельников в радиусе ста километров. И это несмотря на то, что бронированный кулак Империи уже занесен.

«Не понимаю я этого», — подумал Мак-Кормак.

Копыта коней звонко процокали по плитам двора. Грум принял поводья. Мак-Кормак спрыгнул на землю. Повсюду видна стража — преимущественно флотские последнего набора и слуги семьи Мак-Кормак, которые подозрительно поглядывали друг на друга. Из башни поспешно вышел капитан Эдгар Олифант. Хотя Мак-Кормак в роли Императора произвел его в адмиралы, он до сих пор даже не подумал о том, что пора сменить капитанские звезды на погонах. Он только добавил нарукавную повязку цветов Илиона.

— С возвращением, сэр! — воскликнул он. — А я уже собирался послать за вами поисковую группу.

Мак-Кормак через силу усмехнулся:

— Клянусь космосом, неужто вы полагаете, будто я или мои мальчики можем заблудиться в собственных наследственных владениях?

— Н-н-нет. Нет, сэр. Но если вы разрешите мне быть откровенным, то разумно ли ездить так вот — безо всякого эскорта?

Мак-Кормак пожал плечами:

— Со всем этим мне придется мириться позже — на Терре. А пока оставьте мне хоть немного свободы. — Приглядевшись к офицеру, он добавил: — У вас какие-то новости?

— Да, сэр. Известие пришло только два часа назад. Не пожелает ли адмирал… э-э-э… Император следовать за мной?

Мак-Кормак постарался послать сыновьям как можно более горестный взгляд. В душе же он вовсе не жалел, что та ответственность, которую он взвалил на свои плечи еще на орбите, снова взывает к нему.

Старинная, исполненная достоинства обстановка кабинета Архонта Илиона за последние несколько недель полностью исчезла под напором новых предметов: аппаратуры связи, компьютеров, электронных сейфов и сканеров. Мак-Кормак погрузился в кресло, стоявшее у старого облезлого стола. По крайней мере оно было его давним знакомым.

— Ну? — спросил он. Олифант прикрыл дверь.

— Первое сообщение было проверено и подтверждено двумя разведывательными кораблями, — сказал он — Имперская армада приближается. Она будет здесь примерно через три дня. — Было, в общем, безразлично, что имел в виду Олифант — стандартные сутки или двадцатичасовой оборот Энея.

Мак-Кормак кивнул.

— Я не сомневался в правильности первого сообщения, — сказал он. — Наши планы остаются прежними. Завтра в шесть ноль-ноль по времени Нового Рима я поднимусь на борт флагмана. Через два часа после этого наши силы уйдут в поход.

— Но вы уверены, сэр, что неприятель не оккупирует Эней?

— Нет. Но я был бы очень удивлен, если бы он на это пошел. Какой смысл? Ни меня, ни моих родных, которых можно было бы захватить в плен, тут не будет. Я принял меры, чтобы это стало известным неприятелю, как только он сюда заявится. А какую еще добычу он сможет взять на Энее до того, как закончится битва? Тот, кто одержит победу в космосе, может очень быстро прибрать к рукам любые планеты. А до того… нужно ли тратить силы, которые остро нужны в другом месте, на то, чтоб захватить такое осиное гнездо, как этот мир? Уж если оккупировать, так всерьез. Я полагаю, что неприятель уйдет из системы Вергилия в ту же минуту, как узнает, что мы не собираемся тут защищаться, что мы ушли, чтоб захватить истинное сокровище — Сатану.

— Но наши силы прикрытия, сэр… — начал с сомнением в голосе Олифант.

— Вы имеете в виду защиту внепланетных баз типа Порт-Фредериксена? Там всего по одному легковооруженному кораблю, главным образом, чтобы предотвращать случайные разрушения.

— Нет, сэр, я думаю о наших межпланетных патрулях. Какая роль отведена им?

— Это всего лишь наемники из Дартана. У них нет другого назначения, кроме как отвлечь внимание неприятеля и выиграть время для нашего флота, — ответил Мак-Кормак. («Неужели же я в самом деле не сказал ему обо всем этом? Что же еще я успел проморгать с тех пор, как лавина подхватила меня? Нет, все правильно, Олифант слишком погряз во всевозможных административных мелочах на планете».) — Несколько кораблей оставлены в космосе с приказом атаковать любое судно Джосипа, которое им попадется. Это будут, конечно, слабовооруженные разведчики, которых нетрудно уничтожить. Те, что спасутся, сообщат об этом начальству. Я хорошо изучил образ мыслей Пиккенса. Он решит, что мы хотим обороняться где-то в окрестностях Вергилия, и с сугубой осторожностью станет пробираться вперед, благодаря чему и не заметит нашего полета к бете Креста. — «Ох, добрый старина Пиккенс, всегда приносивший цветы Кэтрин, когда мы приглашали его на обед! Неужели же мне придется использовать против тебя то, что я узнал о твоем характере во времена нашей дружбы?»

— Что ж… Император — вы, сэр. — Олифант указал на аппаратуру, гулящую на разные голоса. — Дел, как всегда, невпроворот. Мы тут в штабе делали все, что могли, но ряд вопросов требует вашего внимания.

— Займусь ими еще до ужина, — сказал Мак-Кормак. — Но потом будьте под рукой, на случай, если мне понадобится ваша консультация.

— Есть, сэр! — Олифант отдал честь и вышел.

Мак-Кормак не сразу занялся аппаратурой связи. Сначала он вышел на балкон. С балкона открывался вид на скалы и на обширные богатые земли к востоку от них. Креуса — ближняя из лун — должна была вот-вот взойти. Адмирал наполнил легкие прохладным сухим воздухом и стал ждать.

Почти полный диск спутника внезапно выскользнул из-за горизонта. Порожденные им тени двигались с доступной глазу быстротой. Луна всходила так поспешно, что скоро должна была перейти в следующую фазу. Затопленный этим живым белым светом океан Антонина, казалось, вновь обрел свои испарившиеся воды. И вот уже по просторам моря бежит волна, и снова прибой обрушивается на подножие мыса Виндхоум…

«Ты часто вспоминала об этом. Ты любила эти минуты сильнее всего в тот год, что мы провели здесь вместе. Кэтрин, дорогая, придется ли тебе любоваться этим еще хоть раз?..»