"Жажда мести" - читать интересную книгу автора (Андерссон Дин)

Глава двадцать пятая. ОДИН

Сколько прошло времени, воительница сказать не могла, ей показалось, что вечность. Уже с трудом ощущая собственное тело, Песнь Крови не понимала, жива она или уже мертва. Мир вокруг нее сузился до отрезка веревки, за который она хваталась то правой, то левой рукой. Что еще связывало ее с реальным миром — шипенье травы на углях. Наглотавшись дыма, она вскоре почувствовала, как странные картины начали всплывать перед очами. Изо всех сил цепляясь за остатки сознания, она без конца твердила, что она должна выдержать.

«До самого заката, — напоминала она себе. — У меня нет выбора, я должна справиться. Они сказали, любым способом, каким могу. Кто сказал, что я должна болтаться здесь? Что, если, пока силы окончательно не оставили меня, я попытаюсь взобраться по веревке? Можно ведь и ногами зацепиться или завязать петлю на ноге, тогда станет куда легче».

Сказано — сделано. Она подтянулась и начала на руках взбираться по веревке. Выбрав определенную длину, уже принялась прикидывать, как лучше закрепить веревку, но в следующее мгновение ее неудержимо потянуло вниз. Она пыталась замедлить скольжение. Удержалась и вновь, перебирая руками, стала карабкаться вверх. На этот раз более удачно, однако слишком поздно воительница заметила, что ее руки погрузились в какое-то серое марево, мало напоминающее дым. А там они как бы потеряли опору, и Песнь Крови вновь заскользила вниз.

Она забилась, пытаясь остановить падение, пока ее ладони не коснулись спирального узла, стягивающего петлю на шее.

Песнь Крови прокляла все на свете. Она раскачивалась на веревке, задыхалась от облака дыма, поднимавшегося от углей на земле. С каждой минутой дым становился все гуще, все горячее. «Все дело в этих проклятых травах, — догадалась она. — Пахнет чем-то едким, кислым…»

Узел, стягивающий петлю, и сама петля увлажнились сукровицей, стали гладкими, начали даже поблескивать. Кровь стекала с ее содранных ладоней. К тому же, кажется, она ухитрилась обжечь их, когда пыталась подтянуться вверх ногами, а потом замедлить скольжение. Одним словом, воительница оказалась в прежнем положении: петля на шее, руки над узлом, только сил оставалось все меньше и меньше. Прежняя боль, знакомая ей по тем невыносимо долгим минутам, когда она висела распятая на вершине холма, пронзила мускулы. Повиси она в таком положении еще некоторое время, и начнутся судороги. Тогда будет невозможно контролировать натяг петли, и она задохнется.

Она принялась раскачиваться в разные стороны, пытаясь на каком-нибудь махе наткнуться на ствол дерева. Только бы ухватиться за что-нибудь твердое, тогда она смогла бы добраться до нижних ветвей, зацепиться за них ногами, а там видно будет. Однако, ударившись об древесный ствол, она обнаружила, что он был неохватен и гладок настолько, что удержаться за него невозможно.

Время шло, а ее ладони уже соскальзывали с намокшей и ставшей слишком скользкой веревки. Вот когда ее бросило в ужас, в следующее мгновение петля туго обхватила шею. Последним усилием она смогла подтянуться повыше и что было сил закричала:

— Не-ет!

Руки ее дрожали, силы стремительно покидали воительницу, однако она заставила себя ухватиться повыше узла и подтянуться, на сколько можно. Затем, сама не зная как, машинально вращаясь, накрутила несколько витков веревки на левую руку. Это сработало, ладони больше не скользили. Легче стало и левой руке, на которой она повисла на какие-то мгновения, и петля на шее ослабла. Этих мгновений хватило, чтобы подтянуться и тем же способом ухватиться за веревку правой рукой. Закрутившись, она смогла теперь сменить руку.

Песнь Крови наконец немного отдышалась и, что важнее всего, выиграла драгоценное время, чтобы получить возможность перевести дух, отдохнуть и сообразить, что делать дальше. Поочередно меняя затекшие руки, осмотрелась. В просветах истончившихся дымных столбов обнаружился светящийся диск солнца. Оно уже низко стояло над горизонтом. Удивляло, что окутывавший ее едкий дым так и не вызвал никаких видений. В голове сохранялась ясность. Никаких намеков на Одина! Реальность была сурова, немилосердна и сводилась к одной неразрешимой задаче — как выжить.

Действительно, дымить стало меньше. Наверное, оборотни перестали подбрасывать траву. Утихла и боль в содранных ладонях. Может, они просто онемели? Перестали кровоточить раны, нанесенные копьем. Скоро дымок совсем исчах. Глянув вниз, Песнь Крови обнаружила, что уголья окончательно погасли. Тут еще с моря налетел предвечерний ветерок, охладив ее разгоряченное, измученное тело. Скоро воительница сообразила, что перехват рук следует совмещать с биением сердца. Каждое движение необходимо исполнять в такт — в этом случае можно было терпеть бесконечно долго. За этими хлопотами она и не заметила, что наступили сумерки. Какую же радость она испытала, глянув на потемневшее небо. Наступил вечер, солнце село, и край неба, поглотивший его, постепенно поддался подступавшей ночи.

«Неужели конец? — мелькнуло у нее в голове. — Что они еще придумали, чтобы измучить меня?»

В долине, где стояло ритуальное дерево, было пусто. Ветер принялся раскачивать Песнь Крови. Небо почти совсем угасло, вскоре на нем выступили звезды, тьма поглотила окрестности, однако никто не пришел, не помог ей избавиться от веревки.

Воительница выругалась. Руки ее почти совсем онемели, левая уже начала отказывать. Стоило ей чуть ослабить хватку, как она тут же заскользила вниз, петля затягивалась. Стало трудно дышать.

«Где же они? — безмолвно выкрикнула она. — Я провисела до заката. Я выполнила условие, чего они медлят? Будьте вы все прокляты!»

Звезды над головой были мелкие, сияли тускло, как бы нехотя. Стало заметно холоднее, теперь ее начал бить озноб. Издали донеслись громовые раскаты. Спустя некоторое время в той стороне обозначились всполохи. Усилился ветер, теперь он задувал с севера, должно быть, нагоняя бурю.

Вот когда настали по-настоящему трудные минуты. Порывы ветра швыряли ее из стороны в сторону, а временами начинали раскручивать женщину, вырывая веревку из рук.

Песнь Крови зарыдала. Все было против нее в этом мире! И если бы только враги!.. Они пытали ее, заманивали в ловушки, терзали плоть. Это было вполне объяснимо, чего еще можно было ждать от врагов. Но так называемые друзья или будущие союзники! Где же они, эти воины-оборотни? Куда все подевались? Было ясно сказано — испытание продлится до заката, а теперь уже ночь. Звезды светят. И что? Приближается буря, и ей уже не справиться, руки совсем ослабли. Пойдет дождь, намочит веревку, тогда на ней уже никак не удержишься.

Словно накаркала. Хлынул дождь, обильный, пронизывающе холодный. Следом ударил град, принялся молотить по ее обнаженному израненному телу, ветер все-таки нагнал бурю.

Руки отказывались выдерживать вес тела. Как ни хватайся, как ни закручивай, все равно веревка скользила, петля затягивалась. С каждым новым порывом ветра смерть подбиралась к воительнице все ближе и ближе.

Совсем рядом от дерева в землю ударила молния. В воздухе послышалось шипенье. Ветер ревел, словно обезумевший зверь, сражавшийся с облаками. В этот момент новая напасть навалилась на нее — что-то трепыхающееся, когтистое коснулось ее лица. Пропало, налетело вновь, когти вцепились в щеки пониже глаз.

В этот момент сверкнула молния. Песнь Крови на мгновение различила пару чернокрылых существ, рвавших кожу на ее лице. Клювы у них были иссиня-черные, громадные. Проклятые птицы так и метили в глаза.

«Вороны! — догадалась она. — Два ворона! И буря… — Ей на ум пришли старинные предания:

— Когда Один выезжает на охоту, начинается страшная буря. Два ворона — это его посланцы».

— Прочь, Хугин! — закричала она, перекрывая вой ветра. — Оставь меня, Мунин!

Эти имена воронов Одина называл старый скальд, рассказывая сагу об Отце богов.

— Сообщите своему одноглазому хозяину, что мои очи ему сегодня не достанутся. И завтра тоже! И вообще, пока я жива. Убирайтесь вон!..

Раздалось громкое карканье, и две страшные птицы исчезли в ночи.

Между тем буря сменилась настоящим ураганом. С неба низвергались потоки воды, крупные градины продолжали стегать обнаженное тело. Подвешенную воительницу швыряло взад и вперед, петля затягивалась все туже. Воздух с трудом проникал в легкие, сознание начало меркнуть, руки отказывались повиноваться. Наконец час пробил — она повисла в петле. Опоры не было. Несколько мгновений она трепыхалась, затем рев ветра заполнил сознание, и что-то ярко вспыхнуло, а снаружи или в голове, она уже не могла сообразить.

Вдруг подступила тишина. Померк блеск молний, грохот урагана стал подобен тихому шепоту листвы. Она висела и корчилась от боли, хотя и муки ее как-то разом отделились, словно теперь принадлежали другому существу, тоже зовущемуся Песнью Крови.

Разбудила ее новая, нестерпимо-яркая вспышка света, будто солнце осветило ее увядший разум. Пламя трепетало, колебалось, вспыхивало, словно мысли. Сияющий диск хаотично двигался, заглядывая в самые потаенные уголки ее души, что-то выискивал, выспрашивал, во всем сомневался, пытался добиться правды и вдруг начал меркнуть.

«Один! Властелин воинов! Покровитель повешенных! Будь ты проклят, но я буду жить! Ради Гутрун, ради моей дочери! Тебе не справиться со мной», — из груди Песни Крови вырвался предсмертный крик.

Сияющий диск угас. Какой-то холодный шепоток проник в ее сознание. Смысл разобрать было невозможно, звуки напоминали скорее шипенье змеи, нежели человеческую речь.

Песнь Крови уже ничего не чувствовала, даже давления петли, в смертельной хватке сжимавшей шею. Неожиданно кольцо боли вновь встало перед ней, сжигая ее, словно пламя, все глубже и глубже проникая в горло. Затем огонь побежал по жилам, охватил все тело. Песнь Крови забилась в агонии, теряя последние остатки жизни.

Последний вопль вырвался из ее груди, долгий, пронзительный, чем-то похожий на вскрик новорожденного. До нее еще смутно доходили обрывки мыслей, понимание, что это был ее крик, даже удивление, как ей удалось набрать столько воздуха, чтобы издать его.

Затем перед мысленным взором поплыли странные образы. Они сменяли друг друга, порой накладываясь, безостановочно вращаясь, однако скоро в этой хаотической череде прорезался девичий лик…

Гутрун! Лицо дочери дало ей сил вскрикнуть еще раз.

Взгляд девушки остановился на Песни Крови. Сначала Гутрун смутилась, затем обрадовалась, слезы хлынули из ее глаз. Губы ее сложились таким образом, будто она произнесла имя матери.

«Держись, девочка моя! Я иду к тебе на помощь! Будь сильной и стойкой!» — мысленно прошептала воительница.

Губы Гутрун продолжали двигаться, однако Песнь Крови так и не смогла разобрать или догадаться, что именно дочь пыталась поведать ей.

«Гутрун!» — беззвучно позвала женщина.

Но лицо дочери начало гаснуть, уплывать вдаль.

Вдруг воительница начала падать. Она рухнула на погасшие угли, здесь и лежала, не в силах ни пошевелиться, ни позвать на помощь. Некоторое время жадно хватала холодный, влажный воздух, все никак не могла напиться. Страшно болело горло, его словно обожгли раскаленным обручем и не только снаружи, но и изнутри.

Дождь прекратился. Облака рассеялись, и она увидала звезды. Кое-где их мерцанию препятствовало что-то черное, непонятное. Спустя минуту она догадалась, это же ветви дерева. Открытие наполнило ее несмываемой радостью: она видит, она соображает, следовательно, живет!.. Мир вокруг вновь обрел прежнюю ясность. Молнии били в стороне, гром слышался в отдалении, видимо, буря уходила.

Песнь Крови попыталась пошевелить руками и ногами, тут и обнаружилось, как она замерзла. Это открытие тоже порадовало душу. Мерзнет, значит, живет. Однако с шевелением ничего не получилось. Она смогла двигать только веками, могла открыть глаза и закрыть их. Это все. Стало обидно и непонятно, где же эти проклятые оборотни? Кто же тогда вынул ее из петли? Долго ей тут еще лежать без движения? Успокоило воспоминание о Гутрун. Дочь была жива, она ждала ее.

Харбард и его товарищи пришли к дереву ранним утром. Там и нашли Песнь Крови на месте погасшего кострища. Лежала воительница недвижимо, однако жизнь еще теплилась в ней. Харбард взял ее на руки, взглянул вверх на веревку. Узел сохранился, но петля порвалась, словно ее прожгло насквозь. Вождь перевел взгляд на горло Песни Крови и обнаружил следы сильнейшего ожога. Однако другое обстоятельство привлекло его внимание — повыше и пониже кругового ожога на шее глубоко были выжжены мелкие значки, напоминавшие руны. Вождь ульфбьернов пробежал по ним взглядом и вздрогнул, он, знаток рун, не смог понять, что означала кровавая надпись на горле

Тут еще Ульфхильда добавила растерянности. Она стояла рядом и тоже изучала таинственную скоропись, затем обратилась к мужу:

— Что они означают?

Харбард пожал плечами:

— Никогда не встречал ничего подобного. Только Один знает, что здесь написано, так мне кажется. Только он мог сотворить что-нибудь подобное.

— Я ей даже завидую, — вздохнула Ульфхильда, коснувшись горла воительницы.

— Сомневаюсь, — ответил Харбард, — что она разделит твою радость.

Он понес воительницу в поселение. Ульфхильда и другие воины-оборотни последовали за ним. Они забрали ее одежду и оружие и по пути то и дело толковали о странной отметине, которой Один наградил незваную гостью. Всерьез обсуждался и другой вопрос, как скоро им придется отправиться в поход под предводительством этой удивительной женщины.