"Похититель школьных завтраков" - читать интересную книгу автора (Камиллери Андреа)

Глава восьмая

Комиссар вышел из конторы, сел в машину и поехал в Монтелузу. В управлении Финансовой гвардии[14] спросил капитана Алиотту, своего старого друга. Его сразу впустили.

– Сколько мы уже не виделись? Я не говорю, что ты один виноват. Я тоже хорош, – сказал Алиотта, обнимая приятеля.

– Ну, простим друг другу и наверстаем упущенное.

– Договорились. Ты по делу?

– Да. Помнишь того инспектора, от которого я в прошлом году получил ценные сведения об одном супермаркете в Вигате? Торговля оружием, помнишь?

– А как же. Его зовут Лагана.

– Я могу с ним переговорить?

– А в чем дело?

– Хочу пригласить его в Вигату на полдня. По крайней мере, надеюсь, что не больше. Надо посмотреть документацию одной фирмы, она принадлежала тому убитому в лифте синьору.

– Я его позову.

Инспектор был крепким пятидесятилетним мужчиной, с короткой стрижкой и в золотых очках. Монтальбано он сразу понравился.

Он досконально ему объяснил, что от него требуется, и вручил ключи от конторы. Инспектор посмотрел на часы:

– К трем часам могу быть в Вигате, если синьор капитан не возражает.

Поболтав немного с Алиоттой, Монтальбано решил, что ему следует позвонить в комиссариат, где он не появлялся со вчерашнего вечера.

– Доктор, это собственной персоной вы?

– Да, Катаре, собственной персоной я. Кто-нибудь звонил?

– Да, доктор. Два раза доктору Ауджелло, один…

– Катаре, мне плевать, кому еще звонили!

– Но вы собственной персоной только что спросили!

– Катаре, кто-нибудь звонил мне, моей собственной персоне?

Может, если подладиться под его язык, удастся получить вразумительный ответ.

– Да, доктор, звонил кто-то, но было непонятно.

– Что непонятно?

– Ничего не понятно. Должно быть, родственники.

– Чьи?

– Вашей персоны. Вас по имени звали, говорили: Сальво, Сальво.

– А еще что говорили?

– Плакались, очень печалились, причитали: ай-ай, ой-ой.

– Мужчина или женщина?

– Женщина, старая, доктор.

Айша! Он вылетел из кабинета, забыв даже попрощаться с Алиоттой.

Айша сидела перед домом и горько плакала. Нет, Карима и Франсуа не появлялись, она не потому звонила. Она встала и провела гостя в дом. Комната перевернута вверх дном, даже матрас распорот. Посмотреть, на месте ли книжка? Нет, успокоила Айша, ее они не нашли.

Наверху, в комнате Каримы, еще хуже: из пола местами выдраны плитки, игрушка Франсуа, пластмассовый грузовичок, разломана на куски. Фотографии исчезли, даже «портфолио» Каримы. Ну, этих не жалко, подумал комиссар. Наверное, они подняли здесь страшный шум. Где пряталась в это время Айша? Старушка объяснила, что не пряталась, она днем раньше поехала навестить подругу в Монтелузу, припозднилась и осталась ночевать. Ей повезло: если бы ее нашли в доме, прикончили бы. У них, верно, были ключи, ни одна из дверей не взломана. Конечно, они пришли только за фотографиями, хотели уничтожить все свидетельства того, как выглядела Карима.

Монтальбано велел старушке собирать вещи, он отвезет ее обратно к подруге в Монтелузу. Там придется пробыть несколько дней, на всякий случай. Айша грустно согласилась. Комиссар кое-как объяснил, что, пока она собирается, он заскочит в соседнюю табачную лавку, это займет не больше десяти минут.

Перед начальной школой, по пути в табачную лавку, собралась шумная толпа бурно жестикулирующих мамаш и плачущих детей. Двое полицейских, откомандированных в Вилласету из Вигаты, – Монтальбано их знал, – попали в окружение. Комиссар прошел мимо, купил сигарет, но на обратном пути любопытство взяло верх. Комиссар потребовал, чтобы толпа расступилась перед вовремя прибывшим на помощь стражем закона, то есть перед ним.

– Неужели вас отправили сюда из-за такой ерунды? – удивился один из полицейских.

– Нет, я здесь случайно. Что стряслось?

Мамаши, услышав вопрос, стали наперебой отвечать. В результате из их хора Монтальбано не понял ровно ничего.

– Тихо! – закричал он.

Женщины притихли, но малыши от испуга завопили еще громче.

– Комиссар, да это курам на смех, – принялся объяснять полицейский. – Кажется, вчера утром появился парнишка, который нападает на других ребят по дороге в школу, отнимает у них еду и убегает. Вот и сегодня утром та же история.

– Поглядите, поглядите, комиссар, – вмешалась одна мамаша, демонстрируя синяки под глазами одного из детей. – Мой сын не хотел отдавать ему яичницу, так и получил под глаз. Бедный ребенок!

Комиссар наклонился и потрепал по голове мальчишку.

– Как тебя зовут?

– 'Нтонио, – карапуз замялся, смущаясь, что из всех выбрали его.

– Ты знаешь того, кто украл у тебя яичницу?

– Нет, синьор.

– Кто-нибудь его узнал? – громко спросил комиссар. Хор ответил «нет».

Монтальбано наклонился к «'Нтонио».

– Что он говорил, чтобы ты ему отдал завтрак?

– Он не по-нашему говорил. Я не понял. Тогда он схватил мой ранец и открыл его. Я хотел отобрать, но он мне как вмажет! Забрал яичницу и сбежал.

– Продолжайте расследование, – приказал Монтальбано полицейским и ушел, чудесным образом сохраняя серьезный вид.

В эпоху, когда Сицилия была населена мусульманами, а Монтелуза носила имя Керкент, арабы отстроили на окраине городка квартал, в котором никого, кроме них, не было. Когда мусульмане бежали, в их домах поселились монтелузцы, и название квартала переиначили по-сицилийски: Рабато. Во второй половине нашего века здесь случился страшный оползень. Немногие уцелевшие дома были наполовину разрушены, перекошены, в общем, едва сохраняли равновесие. Арабы, вернувшиеся на сей раз в роли городской бедноты, снова заняли их, заменяя недостающую черепицу жестяными листами, а разрушенные стены – картоном.

Сюда Монтальбано привез Айшу с жалким собранным ею узлом. Старуха в благодарность обняла и расцеловала «дядю», как она продолжала его называть.

Было уже три часа, а Монтальбано так и не поел, и в животе у него уже урчало. Он зашел в ресторанчик Сан-Калоджеро и сел за столик.

– Найдется что-нибудь поесть?

– Для вас – всегда, комиссар.

В этот самый миг он вспомнил про Ливию. Она совершенно вылетела у него из головы. Монтальбано бросился к телефону, на бегу лихорадочно подыскивая себе хоть какое-нибудь оправдание. Ливия говорила, что приедет к часу. Наверняка она уже рвет и мечет.

– Ливия, дорогая.

– Я только что вошла, Сальво. Самолет задержался на два часа, даже ничего не объяснили. Ты волновался, дорогой?

– Еще бы не волновался, – бесстыдно соврал Монтальбано, чувствуя, куда ветер дует. – Звонил домой каждые пятнадцать минут, и никто не поднимал трубку. Вот недавно позвонил в аэропорт Пунта-Раизи, и мне сказали, что рейс задерживается на два часа. Только тогда наконец успокоился.

– Прости меня, милый, я не виновата. Когда ты приедешь?

– Как назло, прямо сейчас не могу. Я в Монтелузе, совещание в самом разгаре – продлится еще не меньше часа. Потом сразу поеду к тебе. Ах да – сегодня мы ужинаем у начальника полиции.

– Но мне даже нечего надеть!

– Пойдешь в джинсах. Поешь – наверняка Аделина что-нибудь приготовила, посмотри в духовке или в холодильнике.

– Да ладно, я подожду, поедим вместе.

– Я уже перекусил бутербродом, так что не голоден. До скорого.

Он вернулся за столик, где его ждали полкило хрустящих жареных султанок.

Утомившись с дороги, Ливия прилегла. Монтальбано разделся и лег рядом. Стоило им поцеловаться, как Ливия отодвинулась и принялась изводить его попреками:

– От тебя пахнет чем-то жареным.

– Ну еще бы. Представляешь, битый час допрашивал одного типа в закусочной.

Они занимались любовью не торопясь, зная, что времени у них в избытке. Потом сидели на кровати, облокотившись на подушки, и Монтальбано рассказывал ей об убийстве Лапекоры. Чтобы развеселить Ливию, он поведал, как приказал арестовать мать и дочь Пиччирилло, столь обеспокоенных своей репутацией. Рассказал и как купил бутылку вина бухгалтеру Куликкье, потому что свою тот выронил возле трупа. Вместо того чтобы рассмеяться, как он надеялся, Ливия холодно посмотрела на него.

– Ну ты и говнюк.

– Прошу прощения? – переспросил Монтальбано с надменностью английского лорда.

– Говнюк и настоящий мужчина-шовинист. Срамишь двух этих несчастных женщин, а бухгалтеру, который не постеснялся кататься в лифте вместе с трупом, покупаешь вино. По-твоему, это не значит вести себя как последний дурак?

– Перестань, Ливия, не ставь все с ног на голову.

Но Ливия не переставала. Успокоить ее удалось только к шести часам. А чтобы ее отвлечь, Монтальбано рассказал о мальчугане из Вилласеты, который крадет школьные завтраки у других таких же ребятишек.

И на сей раз Ливия не рассмеялась. Даже погрустнела.

– В чем дело? Опять я ляпнул что-то не то?

– Нет, просто я подумала о бедном ребенке.

– Которому подбили глаз?

– Да нет же, о другом. Наверное, он изголодался и совсем отчаялся. Ты сказал, он не говорит по-итальянски? Конечно, его родители – приезжие, им туго приходится. А может, его бросили.

– Господи! – Монтальбано вдруг осенило. Он вскрикнул так громко, что Ливия подскочила на кровати.

– Что с тобой?

– Господи! – повторил комиссар, выпучив глаза.

– Что я такого сказала? – встревожилась Ливия.

Не отвечая, Монтальбано ринулся к телефону в чем мать родила.

– Катарелла, быстро оторви задницу от стула и позови Фацио. Фацио? Я хочу, чтобы самое большее через час вы все, повторяю – все, были в комиссариате. Если кого не будет, вам не поздоровится.

Он положил трубку и набрал другой номер.

– Господин начальник полиции? Это Монтальбано. Мне стыдно вам это говорить, но сегодня я прийти не смогу. Нет, Ливия тут ни при чем. Все дело в работе, я потом доложу. Завтра к обеду? Прекрасно. И извинитесь за меня перед синьорой.

Ливия встала, требуя объяснить, почему ее слова вызвали такую бурю.

Вместо ответа Монтальбано потянул ее обратно в постель. Его намерения не оставляли сомнений.

– Разве тебе не надо через час быть в комиссариате?

– На четверть часа раньше, на четверть часа позже…

В кабинет Монтальбано, который вряд ли можно назвать вместительным, втиснулись Ауджелло, Фацио, Торторелла, Галло, Джермана, Галлуццо и Грассо, поступивший на службу меньше месяца назад. Катарелла стоял в дверях, чтобы не пропустить телефонный звонок. Монтальбано появился в компании Ливии. Она не хотела с ним ехать:

– Ну что мне там делать?

– Поверь мне, ты можешь оказаться очень кстати.

Но он ничего не пожелал объяснять.

В полной тишине Монтальбано набросал грубый, но довольно точный план и показал его присутствующим.

– Это дом на улице Гарибальди в Вилласете. В данный момент там никто не живет. Вот это двор позади дома.

Затем он указал все детали: соседние дома, перекрестки, изгибы улочек. Все это отпечаталось у него в мозгу в тот вечер, который он провел в одиночестве в комнате Каримы. Все, кроме Катареллы, которого назначили дежурным, должны были участвовать в операции: каждому он показал на плане его место. Подобраться туда надо очень скрытно – ни сирен, ни формы, ни полицейских машин, чтобы никто их не заметил. Если кто-то хочет ехать на своей машине, придется оставить ее не меньше чем в полукилометре от дома. Возьмите что-нибудь из еды – бутерброды, кофе, пиво; ожидание может затянуться, наверное, придется просидеть там всю ночь, и нет уверенности в успехе, весьма вероятно, что тот, кто им нужен, так и не появится. Когда загорится уличный свет, это будет означать начало операции.

– Оружие брать? – спросил Ауджелло.

– Какое еще оружие? – удивился Монтальбано.

– Ну, не знаю, дело вроде серьезное, вот я и подумал…

– А кого мы будем брать? – поинтересовался Фацио.

– Похитителя школьных завтраков.

В комнате все затаили дыхание. Лоб Ауджелло покрылся испариной. «Вот уже год говорю ему, чтобы показался врачу», – подумал он.

Стояла тихая лунная ночь, без единого дуновения ветра. На взгляд Монтальбано, у нее был только один недостаток: казалось, она никогда не кончится, каждая ее минута растекалась, растягивалась, превращаясь в пять минут.

При свете зажигалки Ливия нашла матрас, положила его на железную кровать, прилегла и незаметно погрузилась в дремоту. Сейчас она уже сладко спала.

Комиссар сидел на стуле перед окном, через которое прекрасно просматривались двор и поле. Где-то там прятались Фацио и Грассо, но среди миндальных деревьев, как ни напрягай зрение, никого не было видно. Комиссар был доволен сноровкой своих людей. Как только он объяснил, что мальчишка, которого им предстоит подкараулить, наверняка Франсуа, сын Каримы, они взялись за дело. Он затянулся сороковой по счету сигаретой и при ее слабом огоньке посмотрел на часы: без двадцати четыре. Решил подождать еще полчаса и отпустить всех по домам. В этот самый миг он заметил легкое движение в конце двора, там, где начиналось поле: даже не движение, а мимолетную тень, на мгновение заслонившую отблеск луны на сизой траве и желтых сучьях. Это не могли быть ни Фацио, ни Грассо – он намеренно оставил там незащищенный проход, чтобы через него можно было проникнуть во двор. Движение – или что бы то ни было – повторилось, и показалась темная фигурка, приближавшаяся к дому. Без сомнения, это был мальчишка.

Монтальбано осторожно подошел к Ливии – в темноте слышалось ее дыхание.

– Просыпайся, он здесь.

Он вернулся к окну, Ливия тотчас оказалась рядом. Монтальбано прошептал ей на ухо:

– Как только его возьмут, беги вниз. Он будет до смерти напуган, но, увидев женщину, возможно, успокоится. Обнимай его, целуй, говори что хочешь.

Между тем мальчуган уже стоял у дома и, задрав голову, всматривался в окна. Внезапно появилась еще одна фигура, в два прыжка настигла его и обхватила руками. Это был Фацио.

Ливия бросилась вниз по лестнице. Франсуа вырывался и вопил, как пойманный в сети зверек. Монтальбано включил свет и высунулся из окна.

– Ведите его сюда. Грассо, пойди предупреди остальных, чтобы тоже шли в дом.

Тем временем детский крик сменился всхлипыванием. Ливия взяла ребенка на руки и что-то ему говорила.

Он все еще был очень напряжен, но больше не плакал. Вытаращив глаза, с любопытством рассматривал присутствующих и постепенно успокаивался. За этим столом всего несколько дней назад он сидел со своей матерью; быть может, поэтому теперь он вцепился Ливии в руку и не хотел ее отпускать.

Мими Ауджелло вышел и тут же вернулся с пакетом в руках: все поняли, что ему одному пришла в голову верная мысль. В пакете оказались бутерброды с ветчиной, бананы, развесные сласти, две банки кока-колы. В награду от Ливии Мими получил благодарный взгляд, что, естественно, разозлило Монтальбано, и пробормотал:

– Я тут кое-что вчера приготовил, подумал, если там окажется голодный ребенок…

Пока Франсуа ел, усталость и сон брали свое. Он даже не успел доесть сладости: внезапно голова его склонилась на стол, как будто кто-то нажал на кнопку и выключил электричество.

– И куда мы его повезем? – спросил Фацио.

– К нам домой, – решительно ответила Ливия.

Монтальбано поразило это «к нам». И пока он собирал джинсы и футболки для мальчугана, все никак не мог решить – радоваться ему или расстраиваться.

Парнишка не открыл глаз ни по дороге в Маринеллу, ни когда Ливия, наскоро приготовив постель, раздела его и уложила на диване в столовой.

– А если он сбежит, пока мы будем спать? – предположил комиссар.

– Не думаю, – успокоила его Ливия.

На всякий случай Монтальбано принял меры предосторожности: закрыл окно, опустил ставни и запер дверь на два оборота.

Они тоже легли, но долго еще не могли уснуть – почему-то их взволновало присутствие Франсуа, его дыхание, доносившееся из соседней комнаты.

В девять утра, небывало поздний для него час, Монтальбано встал, осторожно, чтобы не будить Ливию, вышел из спальни и пошел взглянуть на Франсуа. На диване его не оказалось, в ванной тоже. Как и опасался комиссар, он сбежал. Но как, черт возьми, ему удалось удрать, если дверь закрыта на ключ и ставни опущены? Монтальбано принялся искать повсюду, где только мог спрятаться мальчуган. Но того словно ветром сдуло. Надо было разбудить Ливию, рассказать ей все, попросить совета. Он протянул руку и тут заметил прижавшуюся к груди его женщины детскую головку. Они спали обнявшись.