"Все голубые фишки" - читать интересную книгу автора (Лебедев Andrew)ГЛАВА 5.Умная Маша – Маша Бордовских была умная. Умная, но в личной жизни не счастливая. Неделю вот ходила с фингалом под глазом, как последняя бомжиха-алкоголичка. Бывший любовничек прораб Вова Игнатьев на прощанье удружил-отоварил. За все хорошее, за все минеты, что она ему делала. Хотя, чего лукавить, ей самой нравилось ощущать это внутри себя. Ну так и по морде, значит, не зазря получила. Любовь ведь это бартер. Тебе хорошо и мне хорошо. А когда люди расстаются, когда один другому делает плохо, значит и тот, кто уходит, должен что то получить на память. Хоть бы и бланш под глазом. Ушла от Вовы Игнатьева, сняла квартирку на Сиреневой Тишани, поступила к Иринке Дробыш в "Вечернюю Уралочку", стала писать репортажи, бегать за известными людьми, брать интервью… Бланш под глазиком рассосался. Настала и пора заводить нового любовника… И тут у новоявленной журналистки глаза разбежались. Сегодня она по редакционному заданию к дирижеру их областного театра оперы и балета едет, завтра к генералу Уварову – лидеру местной оппозиции, а послезавтра к арт-директору ночного клуба "Золото"… И все мужчины такие интересные, все мужчины при власти и при деньгах – не теряйся, девочка! Как-то вечером позвонил ей Ноиль – шофер из гаража городской управы, они с ним через Вовку знакомы были, Володя с Ноилем вместе в десантуре служили, встречались, корешевали. Ноиль ее удивил. – Слыш, подруга, – проговорил он в трубку, – ты там корреспонденткой в "Вечёрке" теперь работаешь, хочешь я тебя с одним очень интересным мужиком сведу, ты ахнешь-не поверишь, но предупреждаю, с ним переспать придется. – А что за мужик, – по-деловому спросила Умная Маша. – Важняк из Москвы, он тут катастрофу того самолета расследует, а я его вожу. Ну ему вобщем женщина нужна, но не проститутка, сама понимаешь, я ему обещал пособить в этом деле. Так ты как? Не хочешь? Он и денег даст, а тебе такой материал. – Давай, заезжай, – сказала Умная Маша, – я теперь в конце Сиреневой Тишани квартиру снимаю, в сороковом квартале возле нового универсама. – Только он велел, чтобы мусульманка была, – предупредил Ноиль, – ты ему соври, что отец у тебя татарин, ладно? – Ладно, – кивнула Умная Маша и дала отбой. … Когда Миша Летягин уходил из инженеров, уходил, поступив на заочное на журналистику, Вадик Столбов как-то при встрече сказал ему, что Гоша Богуш этого Мишиного поступка, этого его выбора не одобрил. – Он сказал, что ты нашему клану изменил, – передал Мише Гошины слова Вадик, – ты был наш, а теперь ты уже не наш. Мы же инженеры строители, в одну альма-матер ходили, учились, на практики ездили, диплом писали. Работали, росли по службе. Друг другу помогали. А ты? – А что я? подумал Миша Летягин и вспомнил вдруг детский анекдот. Там в трамвае пьяный громила-хулиган хватает хилого интеллигента за галстук и дыша ему перегаром в лицо, спрашивает, – ну, хренли ты вылупился? А интеллигент, пытаясь сохранить лицо, с жалкой улыбочкой отвечает, подыгрывая своему мучителю, – а и действительно, хренли это я вылупился? Ха-ха-ха… Вот и верно. А что теперь Миша Летягин с точки зрения Игоря Богуша? Игорь верой и правдой своему жизненному выбору – всё для карьеры, все силы, весь талант. А Мишка Летягин раз – и все меняет в своей жизни, мол вы мне теперь не коллеги, и я жертва неверной профессиональной ориентации, данной мне в учителями школе и родителями дома. Да какая там к чёрту профессиональная ориентация была? Поступал – лишь бы в институт какой-нибудь поступить, лишь бы с военной кафедрой, чтобы в армию солдатом не забрили. А что у них в Краснокаменске было? Педагогический, строительный, медицинский и политехнический… В медицинский у Миши способностей к химии не было, в педагогический – там военная кафедра отсутствовала, в политехнический – ездить через весь город не удобно. Вот и поступил в строительный, вот и вся его профориентация. Гоше Богушу то легче было, у него батя директором стройтреста был. Ему легко про профориентацию разглагольствовать. Но два годочка Миша на стройке отработал. Да два годочка потом в проектном институте еще отсидел – отмучился. И понял, нет, не его это. А через что пришло это понимание? Через какие душевные травмы пришло осознание того, что это НЕ ЕГО? Богуш это знал? Чтобы осуждать потом, де изменил, де предал… Ему то Богушу легко рассуждать. Миша Летягин вспоминал, как однажды на смене у него запила-загуляла бригада молодых монтажников. Кстати, комсомольско-молодежная бригада была, где бригадиром был целый лауреат премии ЦК комсомола и орденоносец Вася Пьянцух. Вот во главе с бригадиром в ту ночную смену они и загуляли. Позавчерашнюю получку отмечали с большой пусковой премией. Заначек с той премии от жен своих понаделали и гудели три дня к ряду. Дружная была бригада. На ночную смену прикатила на трех такси прямо из пивного бара. А переодевались они в грязное, в бытовке и еще водки добавили. Ну и развезло их. Им бы не работать – посидели бы в бытовке, как другие бригады в таких случаях загула бывало делали. Не они одни такие – весь строительный трест работяг, с премии неделю не работал. И никто бы их не журил за простой. Но Вася то Пьянцух орденоносец, лауреат. Про него Комсомольская правда писала. Он не может, как все – неделю пить и не работать, ну он своих орлов и погнал на леса, на стены, монтаж вести, план выполнять. Мишка Летягин было возмутился, – куда же вы пьяные на верхотуру? Попадаете все… А Пьянцух орет, – не лезь, мастер, сиди себе в прорабской, не дрейфь… К утру мы тебе десять кубов бетона уложим и шесть блоков санузлов смонтируем. Мишка бы и подчинился уже судьбе, решил, будь что будет, если сорвется кто, все на Пьянцуха совести будет, вся бригада пьяная, и мастер тут не при чем… Ушел к себе в прорабскую, настроил би-би-си на своей "спидоле", да лег спать. Но в три ночи пришла к нему крановщица Оля Тихонова с башенного крана и сказала, что работать, принимать бетон не будет… А они то уже три бетоновоза с бетонного завода заказали на эту смену, как быть?… – Как не будешь принимать? – спросил заспанный Миша. – А так, не буду, стропальщики мало того что пьяные, так Лёха Масягин ко мне в кабину крана залез и там у меня сидит, пытается кнопки нажимать, я ключ из кондуктора вынула, кран обесточила, так что, принимай решение, мастер, ты начальник, или кто? Мишка был в ужасе. Что делать? А пьяные лауреаты комсомола куражились. Матом его крыли, надсмехались. И еще эта – крановщица… Оля Тихонова. Красивая такая, он ей до этого как назло целый месяц глазки строил. А тут выходило так, что в ее глазах он полным ничтожеством теперь выглядел. В общем, получилось все еще хуже, чем он думал-задумал. Сел Миша на телефон, набрал ноль-два, вызвал наряд милиции. Для важности еще соврал, сказал, что он прораб и звонит с участка, и что у них нападение, захват подъемного крана… Захват, представляющий опасность для жизни окружающих и для государственного имущества. Приехали быстро. На двух уазиках с мигалками. Лёху Масягина с крана в миг достали. Кстати, сам орденоносец Пьянцух за ним лазил. Потом вытрезвительную машину милиционеры по рации вызвали. Лёху помяли – побили. Бригадир этот лауреат комсомола пытался милиционерам права качать, мол не знают, с кем связались, но менты свое дело туго знали, всю бригаду в вытрезвитель отправили. А на Леху Масягина потребовали с Ольги и с Михаила по заявлению написать, мол тот захватил кабину, угрожал, пытался взять управление… Лёхе пятнадцать суток потом дали. И бригадир Пьянцух – выйдя на следующий день, сказал Мишке, когда они один на один остались, – берегись, мастерюга сопливый, зарежет тебя Лёха, не простит тебе, кишки выпустит… Мишка и смалодушничал. Пошел к начальнику строительства и написал по собственному, попросив рассчитать досрочно, без отработки. И даже то обстоятельство, что красивая крановщица Оля Тихонова ему в следующую ночную смену дала там в прорабской, и это не подсластило горькой пилюли неверного профессионального выбора… А потом что еще было? Два года инженером-конструктором в проектной конторе здешнего филиала московского института Стройпроект? Ничуть здесь не лучше было, чем на стройке. На стройке хоть зарплата была. Оклад мастера в полтора раза выше, чем в проектном у инженера-конструктора, да и квартальные премии, да пусковые… После работы на стройке – сел Миша Летягин на денежную диету. А тут еще случилась у молодого инженера Летягина любовь… Полюбил он Иру. Инженера – конструктора Иру Вельяминову из группы ГИПа* Эрданова. Ира была красивая, стройная, и лицо у нее было умное и трагически одухотворенное, словно исполненное какого то страдательного контента. Она ходила по коридору их конструкторского отдела, чокая высокими каблучками, и глаза её – её вечно грустные глаза – всегда глядели в пол, а не постреливали налево и направо, как у всех иных инженерок, их проектного института. Миша сам себя накрутил. Ведь влюбленность, это самонакрутка. Это самоубеждение, что она самая лучшая из всех. Не даром в английском языке влюбиться – это – to fall in love то есть буквально – упасть в любовь, то есть расслабиться, дать себе слабину… Вот Миша и упал в любовь. Накрутил себя. Настроил. А вернее – расстроил себя, разрегулировал себе контуры и цепи. Мол Ира такая красивая, такая интеллигентная, такая скромная, такая одухотворенная. А Юрка Семенов – кореш… Всезнающий ветеран их проектного института, который всех инженерок у них в отделе перещупал, и знал все про всех – кто с кем и как, тот рассказал страдавшему Мишке, что Ирочка эта спала с ГИПом Мордвиновым – с женатым ГИПом Мордвиновым, и не просто спала, а бегала за ним, как собачонка и терпела от него всякие унижения. Юрка Семенов рассказал и то, как сам видел, как на сорокалетии у Мордвинова в ресторане "Уральская рябина", Ирочка ему сосала прямо в официантской подсобке, а когда отмечали пятидесятилетие Эрданову, Ирочка тоже была там, и Мордвинов там был на квартире, и Семенов тоже сам видел, как ее пьяную, тот водил в спальню Эрданова и там на ковре имел ее. Со смаком Юрка живописал, как Мордвинов лежал тогда на спине, и как она на нем тогда сверху прыгала – извивалась. – Что? Сам видел? – спрашивал Мишка. – Тля буду, зуб даю, видел, – говорил Юра Семенов. Все видели, не один я, все пьяные тогда были, вломятся в спальню, увидят, хихикнут, скажут, мол пардон, пардон, что помешали, а этим – Мордвинову с Ирочкой уже все по барабану – им уже хоть трава не расти. А еще Юрка рассказывал, как Мордвинов ездил с Ирой на юга. Без жены ездил, в санаторий министерства обороны, для которого они тогда проект делали. И устроил и для Ирочки вторую путевку. И что они там отдыхали две недели, а потом рассорились, и он ее там без денег бросил. Без денег и без обратного билета. Из воспитательных якобы соображений. *ГИП – главный Инженер Проекта – должность в проектном институте Противно Мишке тогда было все это слушать. Сто кошек на душе скребли. И совсем однажды противно стало. Просто невмоготу противно, когда пили они как-то раз в отделе после работы. Пили с Юркой Семеновым принесенный из соседнего магазина портвейн. В большой комнате, где стояли чертежные кульманы никого не было. Они накрыли нехитрую закуску на рабочем столе у Мишки и допивали уже второй пузырь, как вдруг вошел Мордвинов. Он был тоже крепко навеселе, и заметив Семенова с Летягиным, решил свое веселье экстраполировать на новых собутыльников. – А давайте что ли по коньячку, – подмигивая Семенову, предложил Мордвинов, критически оглядывая их скромный натюрморт. – Мы не против, – за себя и за Мишу ответил Семенов. Тогда Мордвинов с какой-то многозначительной сладострастной улыбкой достал из пиджака бумажник, открыл его, и из толстенной пачки сотенных, медленно вынул одну и протягивая Мише, сказал, – сбегай-ка, любезный в магазин, да принеси нам хорошего коньячку и закусить там чего-нибудь на свой вкус. Мишка был как завороженный. Побежал. И правда, не пошел, а именно побежал, как приказали. И тут вдруг вспомнил, как Юрка ему про них с Ирой рассказывал, мол она бегает за Мордвиновым, как собачонка. Не помня себя дошел до магазина. Взял какого-то коньяку, конфет, лимонов… Вернулся. Вернулся тоже бегом, на полусогнутых. Мордвинов сидел спиной к нему, когда он входил. Обернулся и сказал что-то вроде, – А! Принес? Ну, молодец, – и снова отвернулся к Семенову, потеряв к Мише всякий интерес. Тогда Миша взял принесенную бутылку за горлышко и с размаху шмякнул ею Мордвинова по голове. … До суда дело не дошло. Мордвинов подал в милицию заявление, что претензий к Мишке не имеет, что это была пьяная обоюдная ссора, и что он даже мол сам первый Мишку ударил. Но уволиться Летягину пришлось. И Ирочка тоже, говорят, сразу после этого уволилась и уехала жить в Киев к тётке. Мишка долго потом размышлял. Неужели Ирка с этим Мордвиновым была из-за денег? – А ты думал из-за чего? – с вызовом переспрашивал его кореш Юра Семенов, – конечно из-за них, все бабы такие. – А откуда у ГИПа такие деньжищи? – недоумевал Летягин, – ведь зарплата у него ну хоть и вдвое больше инженерской, но не в десять же раз? Юрка тогда хмыкнул и объяснять не стал. Другие объяснили потом. Уже когда Летягин работал журналистом и писал про Омский Нефтеперерабатывающий комбинат. – Понимаешь, – объяснял ему тогда Олег Тытарь – бывший инженер дирекции строящегося комбината, – ГИП это та сволочь, которая как раз может запросто в два в три раза завысить стоимость строительных работ. От него все зависит. Ведь финансирование строительства ведется по смете. А смету кто составляет? Правильно, ГИП. Вот строитель с ГИПом и вступают в преступный сговор. Строитель говорит ГИПу – оцени кА, друг, наш строящийся объект не в миллион долларов-рублей, а в два миллиона, а я построю за один миллион, и от сэкономленной суммы, что мне по твоей смете заплатит заказчик, отвалю тебе тридцать процентов за риск. А этому ГИПу оценить стройку подороже – раз плюнуть. Вместо положенной толщины стен в полтора метра, закладывает он два, вместо стальных закладных частей, проектирует бронзовые, вместо арматуры шестнадцать, пишет арматуру диаметром двадцать два, вместо цемента марки триста, цемент марки шестьсот… Строитель строит дешевле… Появляется экономия, ну, ее и пилят между собой. Только в советские времена это оформляли вроде как законно, мол строители сделали рацпредложение как сэкономить, а от суммы экономии, всем положена премия. А теперь при капитализме и этого делать не надо, обналичивай деньги и пили их между своими. Вот тогда то Мишка и разочаровался. И в мужчинах, что строят дома и дороги. И в женщинах, что бегают за такими мужчинами, как собачонки. … Валид Валидович кряхтел, орал, потел, но никак не мог кончить. – Господи, когда ж это закончится то наконец, – думала Умная Маша. Она уже сто раз пожалела, что согласилась поехать с Ноилем. Машина стояла в лесопарковой зоне, уткнувшись капотом в кусты, и Ноиль отошел метров на сто в сторону, покурить, покуда Валид Валидович пристроившись к заголенному Машенькиному крупу, совершал свои бесконечные возвратно-поступательные движения, оглашая при этом окрестные заросли громкими стонами, и какими то птичьими гортанными крёхами, приводившими Машу в ужас от того, что их кто-нибудь теперь услышит и позовет милицию. Наконец, издав некий слоновий трубный звук, Валид Валидович закончил-таки свое дело и зашелся в какой-то нечеловечьей судороге, что сродни тем сотрясаниям организма, какие показывают в фантастических фильмах ужасов про чужих. – Что вы так долго? – спросила Умная Маша, натягивая трусики и по очереди вступая в левую и в правую брючины своих джинсиков. – Это от долгого одиночества, – сказал Валид Валидович, – чувствительность органа понижена. – А я думала, что наоборот, длительное воздержание повышает чувствительность, – сказала Маша улыбнувшись. – Это если совершенно воздерживаться, то да, – согласился Валид Валидович, застегивая брюки, – мы когда парнями молодыми были, чтобы себе и девчонкам удовольствие продлить, когда на вечеринки собирались, и чтобы не опозориться, чтобы не брызнуть сразу в трусы, едва к девушке прикоснувшись, мы сперва шли в туалет и там мастурбировали, чтобы во второй раз удовольствие долгим было… – Так вы этим значит злоупотребили теперь? – сочувственно спросила Маша. – Чувствую, злоупотребил, – согласился Валид Валидович. – Бедненький, – сказала Умная Маша, нежно погладив Валида по плечу. – Ты мне ее еще раз завтра привози, – сказал Валид Валидович, когда они сперва высадив Машу на Сиреневой Тишани, поехали в гостиницу. – Понравилась? – усмехнувшись спросил Ноиль. – Понравилась, – коротко ответил Валид Валидович. И добавил, подумав, – понравилась, хоть ты меня и обманул, не мусульманка она, но очень тем не менее хорошая. |
|
|