"Все голубые фишки" - читать интересную книгу автора (Лебедев Andrew)ГЛАВА 1.Глухой стук упавшего тела был почти не слышен. Его полностью поглотил мерный бой дизель – молота, колотившего сваи на соседнем участке. Тук! Бумпс! И ничего… Только лежит на грязной плите человек, распластавшийся в неестественной позе, да темно-бардовое, почти черное пятно венозной крови расползается по шершавой серой поверхности бетона из-под оскалившейся желтыми зубами неживой головы с черным восточным ежиком жестких волос. Первым спохватился крановщик, он из кабинки своего башенного крана по рации, по этой "воки-токи" Мэлсу Шевлохову – бригадиру крикнул, что стропальщик со стены упал, а тот уже прыгнул в грузовой подъемник и сразу вниз в прорабскую. – Исо разбился, – с порога крикнул бригадир. Игнатьев – начальник второго участка сорок первого СМУ вздрогнул, скривился в нервной гримасе, выругался матерно и одернув с утра выглаженную молодою любовницей модную свою белую рубаху с коротким рукавом, тяжело поднялся из-за стола. – Я так и знал, что этим кончится, так и знал, – обращаясь скорее всего к самому себе, бормотал Игнатьев, выходя из прорабской. Со стороны можно было подумать, что человек разговаривает со своей Судьбой или высказывает претензии собственному Ангелу хранителю. А возле тела уже столпились соплеменники бедного Исы. Блондинов тут не было. Один только подошедший Владимир Петрович Игнатьев был блондином, а так – сплошь азиаты со смуглыми не то от загара, не то от природной черноты шеями. – Мэлс, ты это, ты всех, у кого регистрации нету, всех, кто без оформления работает, давай-ка уведи в общежитие по быстрому, пока милиция не приехала, – скривя губы в какой-то исполненной неприязнью гримасе, сказал Игнатьев, – а этого, Исо накройте что ли чем-нибудь, да и не толпитесь здесь, не стойте как бараны, мертвого не видали никогда что ли? Надо было звонить шефу. А может не надо было звонить шефу? Владимир Петрович, в нерешительности задумался, приняв позу находящегося в смятении Наполеона, когда при Ватерлоо тот узнал о полном провале контратаки своей тяжелой конницы. Он был красив – Владимир Петрович. Не даром его любили молодые девушки. Давно прошло то время, когда прорабы на стройках ходили в брезентовых робах и от них несло водкой и дешевыми папиросами. Теперь начальники строительных участков выглядели не хуже иных клерков из офисов банковского Сити. Вот и Владимир Петрович на работу приезжал в новеньком корейском джипе в отутюженной белой рубашечке и в пижонских брюках. На бронзовой от анталийского загара шее поблескивала увесистая золотая цепочка, а на мощной волосатой руке его красиво переливались бликами швейцарские часы с браслетом. Орёл, да и только. Прорабы в сорок первом СМУ треста УНИВЕРСАЛ хорошо зарабатывали. Три тысячи долларов зарплата, да столько же, если не больше – так называемыми "левыми поганками"… Хватало и на то, чтобы прилично выглядеть в обществе и на дорогие прихоти, вроде очередной юной сожительницы Владимира Петровича. А вот теперь этому орлу – да камнем и вподдых. Как некстати этот Исо с шестнадцатого этажа упал! У этого Исо ни регистрации, ни трудового соглашения никакого… Звонить теперь Богушу? Ведь предупреждал прорабов Игорь Александрович – генеральный директор их строительного треста, предупреждал, что вся ответственность за наем "кули", как с остроумным высокомерием в тресте называли среднеазиатских рабочих, вся ответственность ложилась на прорабов. Игорь Александрович Богуш ничего и знать о работе незаконных гостарбайтеров не желал. Но это он на словах не желал. А на самом то деле, урезая фонды на зарплату, практически вынуждал начальников участков идти на риск. – Звонить Богушу? Доложить о Че-Пэ? Богуш, он конечно поможет замять все это дело, у него есть все необходимые рычаги и кнопки. Но потом, когда все станет шито-крыто, Богуш спросит Игнатьева, – а на хрена мне такой прораб нужен, чтобы за ним сопли подтирать? И будет по своему прав. Богушу такие прорабы нужны, чтобы умели сами за собой прибраться, если потребуется. Вот уволит Игнатьева Игорь Александрович, где Вова потом такую работу найдет, чтобы шесть тысяч в месяц? Придется тогда и с мечтой о кирпичном коттеджике расстаться, да и с иными планами тоже. В круиз по Средиземноморью, да новая машина. А к хорошей жизни ведь быстро привыкаешь. Нет, не будет он Богушу звонить! Не будет, тем более не будет, потому что у Игоря Александровича сегодня вроде как юбилей, не то пятьдесят ему, не то сорок пять… – Слушай, это, Мэлс, – обратился Игнатьев к бригадиру, – ты это, предупреди своих, чтобы не болтали лишнего, скажи им, что руководство денег семье этого Исо соберет, успокой их, а я пока сам до участкового доеду. И уже направившись к своему почти новенькому "Санта-фе", добавил, – и это, уберите тело с прохода, оттащите его в столярку что ли, да накройте там, чтобы никто не видел, и кровь на плитах замойте. … Участковым у них был у них капитан милиции Магомед Алиев. Район новостроек. Спальный район Сиреневая Тишань. Здесь вообще много азербайджанцев жило. Люська – уборщица, что в прорабской подметала, сама из аборигенок, рассказывала, что в местных школах в некоторых классах уже половина черноты. Это словечко у нее не по злобе, а как-то органично по-русски вылетало, как в литературе у Толстова или Лескова слова абрек или басурманин. Вышли до кафе "Лейла". Сели за столик, закурили. Алиев сразу смекнул что к чему. Хитрые они эти азербайджанцы. Скоро лет этак через "дцать" совсем местных в резервации загонят. А ведь еще лет восемь назад ничего у них здесь не было, кроме нескольких лавочек с овощами да арбузами. – Пять кусков, – сказал Магомед, выслушав прораба Игнатьева, – пять тысяч и этот таджик будет уже моя проблема, а не твоя. Сказал и улыбнулся во всю ширь своей золотозубой улыбки. – Пять тысяч за какого-то черного, да ты совсем охренел, капитан, – возмутился Игнатьев, – две пятьсот красная цена, что я не знаю, как это делается? Вывезешь его с моим Мэлсом на свалку, скажешь бригадиру бомжей, чтобы закопали, и дело с концом. В маленьком кафе "Лейла", принадлежавшем азербайджанцам, было совсем безлюдно. Они с капитаном, да девушка барменша, что служила одновременно и официанткой. Девушка очень старалась угодить, аккуратно ставила чашки с кофе, пепельницу, даже капельки какие-то незаметные глазу салфеткой старательно вытерла перед самым главным посетителем. Впрочем, какой он Магомед посетитель? Да он наполовину хозяин этого кафе. И девчонка эта официанточка наверняка его рабыня. Игнатьев глазом профессионального ловеласа оценил ножки и попочку прислуживавшей им девушки. – Пять тысяч, Володя, – упрямо подытожил Магомед, – или иди вызывай милицию и санитарный транспорт, оформляй протокол, как положено. А этот твой рабочий без документов. И еще у тебя таких рабочих пол-сотни на участке, разве я не знаю? А копнут, там у тебя в подсобках, где они спят, и антисанитария, и наркотики… – Нет там наркотиков, – вскинулся Игнатьев. – Есть наркотики, – жестом успокоил прораба Магомед, – и насвай, и гашиш, и кое-что покрепче… А надо, и патроны со взрывчаткой найдут, ты же знаешь наших. Игнатьев знал. Потому и молчал. Алиев лениво ковырял во рту зубочисткой. Игнатьев тяжело вздохнул. – Мало ты получаешь с меня? – спросил он, глядя мимо участкового куда-то в пол. – Это не включает в себя непредвиденные расходы, или форс-мажор, – неожиданно по-научному выразился капитан, – И ты вообще, что жадничаешь, Володя, хочешь проверок, так тебе же дороже выйдет. – Хорошо, будет тебе пятёрка, – тихохонько, чтобы со стороны не показалось, будто они ссорятся, хлопнув по столу ладонью, сказал Игнатьев, – сегодня вечером привезу, только ты сейчас не мешкай с этим, вывези его у меня со стройплощадки… … Мэлс все сделал, как просил его прораб. Ту половину рабочих у которых не было никаких документов, он сразу вывел с участка, вывел оттуда, где в вагончиках они жили целыми месяцами, где спали, где готовили себе пищу, где стирали и мылись, где играли в нарды, куда приводили самых дешевых проституток, вывел с территории строительства и развел по квартирам знакомых земляков. Мэлс не даром получал свою тысячу долларов в месяц. Бригадир. Бригадир и правая рука прораба. А рабочие тихонько роптали. – У Исо жена и трое детей дома остались. – Как же не похоронить его по нашим обычаям? – Что мы совсем как рабочая скотина здесь? – Этот Путин хуже чем наш Туркмен-баши, если такое здесь с нами творят. Но Мэлс быстро усмирил недовольный ропот. – Жене и детям Исо прораб зарплату за три года пошлет, целых сто тысяч рублей, а вы помолчите, захотели назад по домам разъехаться? Я никого не держу, идите, в другом месте такие деньги попробуйте заработать. И никто больше не ворчал. Все – и каменщик Аба Елеусизов, и арматурщик Бэн Алишеров, и плотник Хамзан Дехканов и все тридцать совершенно бесправных работяг из далеких Пянджа и Ашгабада закрыли рты. Потому что у каждого там в голубых далях предгорий Алатау остались жены и дети, которым если они перестанут посылать им деньги, придется заниматься воровством и проституцией. … В свой последний путь Исо Шевлохов ехал без особого комфорта. В заднем "обезьяньем" отделении старого милицейского УАЗика. Магомед Алиев сам сидел за рулем. С ним на южную городскую свалку поехал и последний плакальщик усопшего – бригадир Мэлс Хамданов. – Надо бы договориться с бомжами, чтобы похоронили по нашему, лицом на восток, – сказал Мэлс. – Договоримся, – кивнул Алиев, покусывая свою вечную зубочистку, которую он лет пятнадцать подсмотрел в каком-то американском кино. … Через полтора месяца Алия Шевлохова и правда получила из России деньги. Много денег. Триста долларов. В киргизских сомах это было почти полторы тысячи. На такие деньги можно несколько месяцев жить – не тужить. И можно было не ходить больше на государственную дорогу Ашгабат-Туркменбаши. А Алия ходила туда. Ходила и садилась к шоферам грузовиков всего за пять сомов. И старшая дочь Алии – Сади ходила туда. И младшая скоро пошла бы. Если бы не муж. А муж Исо в последнем письме писал, что там в России на стройке их называют "кули". Так смешно… Кули… …. – Гоша, у тебя кули есть, чтобы резинострел свой на ком опробовать? – задорно сверкая новенькими по израильской технологии выбеленными зубами, спросил Вадик, – или собака какая-нибудь? – Я тебе дам, собаку калечить! – грозно прикрикнул на приятеля Богуш. Игорь Александрович – для близких друзей Гоша вертел в руках новенький, принесенный Столбовым револьвер. – Это мой тебе подарок на сорок пять лет, – пояснил Вадик, с почти нежной но вместе с тем подобострастной улыбкой глядя на своего институтского товарища. В далеком детстве, на первом курсе строительного института, когда они вместе со Столбовым прогуливали вторую пару лекций, сидя в кино, перед экраном, по которому скакал гэ-дээровский индеец Гойко Митич, как они мечтали о такой настоящей боевой железке с барабаном и с шестью блестящими патронами в её баррелях! Игорь Богуш помнил и тот фильм, после которого он стал четко представлять себя в кресле очень большого руководителя. Это была экранизация рассказов О-Генри. – Боливар не выдержит двоих… Именно эта сцена произвела тогда впечатление на юного Игоря Богуша, именно эта сцена, что была в кабинете президента нефтяной компании, когда бывший громила – ковбой – грабитель почтовых поездов, открывал ящик своего письменного стола, и там, рядом с коробкой гаванских сигар лежал его старый шестизарядный кольт. Гоша на всю жизнь сохранил этот образ, как мечту, ведшую его к вершинам строительного бизнеса. Коробку самых дорогих сигар он давно уже постоянно держал в своем столе. А вот теперь и револьвер ему принесли. Вместе с лицензией. – Ну что, если не в собаку, так давай в твоих таджиков постреляем? – скалился Столбов. – У меня нет таджиков, – сказал Богуш, холодно поджав губы. У него уже давно было заведено такое правило, которого Гоша придерживался всегда, – даже в шуточных разговорах с друзьями не говорить о запретных и незаконных аспектах своего бизнеса и своей бухгалтерии. – Я плачу все налоги, – говорил он друзьям. – Ну, мы то понимаем, – улыбались товарищи. – Нет-нет, я правда плачу, – настаивал Богуш. И в таком правиле был залог некой уверенности в том, что именно отсутствие опасной раздвоенности, некоего двоемыслия – "семь пишем, два в уме", помогут потом в случае чего не сбиться на следствии. – Нету у меня на стройке незаконных таджиков, – повторил Богуш, убирая кольт в стол, кладя его на взлелеянное детскими мечтами место. – А я слыхал, что давеча у твоего Игнатьева на строительстве шестнадцатиэтажки, таджик упал и разбился, – возразил Столбов. – Брехня, газетчики врут, – ответил Богуш, – это все происки конкурентов из "пятнадцатого треста", это их оплаченные папарацци брешут, это они хотят меня на рынке скомпрометировать. Вадик Столбов хорошо знал, что это не брехня, но спорить с приятелем не стал. Тем более, что с пятнадцатым строительным трестом у Вадика таких теплых связей, как здесь в УНИВЕРСАЛЕ не было, и выиграй "пятнадцатка" тендер на новое строительство, вряд ли получил бы Столбов заказ на проект. А с заказом и деньги. Деньги, без которых нынче – никуда. Он даже замурлыкал про себя. "Говорят, говорят. Ну и пусть говорят. У цыганок глаза словно звезды горят – говорят, говорят…" Этот романс Вадик всегда заказывал для Игоря Александровича, когда они с Богушом ужинали в цыганском ресторане на крутом берегу реки Каменки. Там строчки такие были, которые Гошу приводили в экстатическое состояние. Всюду деньги, деньги, деньги… Всюду деньги – господа. А без денег жизнь плохая – не годится никуда. Это точно, без денег никакой жизни нет. И куда может сгодиться жизнь без денег? … А жизнь Вадика Столбова закладывалась не на таком лёгком старте, как у Игоря. Если у Богуша, когда ребята поступали в институт, отец был уже начальником Дорожно-строительного треста, то у Вадика на момент защиты диплома папа работал всего лишь простым мастером на заводе и не имел, даже высшего образования. Карьера Столбова потому складывалась куда как менее стремительно, камешек к камешку, кирпичик за кирпичиком, возводил аккуратный Вадик маленькую пирамидку своего большого будущего благосостояния. И спасибо природной сообразительности – в том, что в строительстве воровать очень легко, умный Вадик разобрался очень быстро. И разобравшись, Вадик еще больше прилип к другу своей студенческой юности. Это был союз меча и орала замешанный не на классовой ненависти жителей уездного города Удоева к пролетариату и большевикам, нет это был союз проектировщика и подрядчика, замешанный на дележе огромных денег, крутившихся в строительном деле. Господи! Гоше уже сорок пять… Правда, говорят, что сорок пять лет мужчины не отмечают. Но Гоша – то никак не посмеет зажать свой юбилей. Общественность ему не позволит. Холуи, те забастуют, мол, не лишайте нас возможности полизать начальственный зад! А вообще, кому Гоша, а кому и Игорь Александрович… Генеральный директор и председатель правления совета акционеров стройтреста |
|
|