"Крымская ракета средней дальности" - читать интересную книгу автора (Дышев Андрей Михайлович)

Глава 4 ШТОПОР

Тут на моем поясе задрожал, как в лихорадке, мобильник. Я кинулся подальше от кафе. «Тихая музыка», о которой упоминала Ирэн, рвала мне барабанные перепонки.

– Кирилл, все это очень серьезно, – услышал я голос Федьки Новорукова. – Ты где сейчас?

Я промолчал, старательно прикрывая трубку рукой, чтобы Федька не услышал музыку. Хотя вряд ли моя ладонь могла стать преградой для сотни децибелов.

– Ладно, можешь не говорить, – правильно истолковал мое молчание Федька. – Но все-таки сделай музыку потише, я не могу кричать.

Этот сукин кот проверял меня: в машине я или нет?

– Хорошо, – ответил я и, перемахнув через парапет, побежал по пляжу к морю, где тяжелые конвульсии рэпа были не так слышны.

– Так нормально? – с трудом сдерживая дыхание, спросил я, опускаясь на гальку у самой воды.

Федька в ответ негромко выругался и спросил:

– И долго ты намерен валять дурака? Я ведь знаю, что ты на набережной! Поубавь шум волн!

– А что ты еще знаешь? – не вполне вежливо спросил я.

– Какого хрена ты мне звонил?! – вдруг взорвался Федька. – Ты хочешь, чтобы я тебе помог, или намерен играть со мной в прятки?

– А ты сможешь мне помочь?

– Для этого я сначала должен знать все! Что случилось? Как ты оказался рядом с трупом?

Сгущались сумерки. Галька уже остыла. От моря тянуло сырым теплом и запахом водорослей. Недалеко от меня громко смеялась и звенела стаканами компания тучных женщин и рыхлых мужчин.

Он прав. Сейчас Федька для меня все равно что доктор для больного. Хочешь получить помощь – рассказывай все как на духу, где болит и что болит, даже если очень стыдно и страшно.

– Я подвез незнакомую мне женщину к дому, а когда она зашла в подъезд, услышал два выстрела, – лаконично рассказывал я. – Побежал туда. Нашел ее на третьем этаже. Она лежала в луже крови. Потрогал рукой сонную артерию, а бабка, которая наблюдала за мной в глазок, решила, что я душу эту несчастную.

– Ты услышал два выстрела сразу после того, как она зашла в подъезд?

Федька начал профессионально копать. Я почувствовал себя зверем, которого хитрый охотник загоняет в западню.

– Не сразу, конечно, – поправил я. – Приблизительно через минуту.

– А для чего ты стоял минуту у подъезда?

Все! Он вцепился мертвой хваткой. Он чувствует, что я что-то скрываю. Рассказать ему, что эта женщина приходила в агентство с пустяковой просьбой и что мы ей отказали, а потом вдруг я решил подвезти ее к дому? А у самого дома все-таки решил помочь ей? Он спросит, почему я изменил свое решение, а я отвечу, что из-за жалости? Очень неубедительно, несмотря на то что это правда. Именно Федьке это покажется неубедительным, потому что он не относится к числу тех людей, которые что-либо делают из-за жалости. Каждый свой шаг, каждый поступок он мысленно тестирует вопросом: а ради чего я это делаю? а законно ли это?

– У меня машина не сразу завелась, – с ходу соврал я, понимая, что кран лжи уже открыт и при необходимости я буду лгать не задумываясь.

– А зачем ты ее заглушил? – загонял меня в угол Федька.

– Женщина долго деньги отсчитывала, а у меня бензин был на нуле.

Не знаю, удовлетворил ли его этот ответ, но он начал наносить удары с другой стороны:

– Ты поднялся на третий этаж…

– Да, я стал подниматься по лестнице…

– …и никого не встретил?

– Нет, никого. Дошел до третьего этажа и вижу – она лежит, а по перилам кровь капает. Я склонился перед ней и пощупал сонную артерию.

– Зачем?

– Как зачем, Федька? – искренне удивился я. – Я хотел узнать, жива она или мертва.

– Для тебя это был принципиальный вопрос? Он как-то повлиял на твои дальнейшие поступки? Если бы ты убедился, что она жива, ты поступил бы иначе?

Он бил меня прямо по печенке!

– Федор, я в ту минуту не задумывался над этим, – признался я и принялся лихорадочно копошиться в мозгах в поисках какой-нибудь умной мысли, словно в сундуке с тряпьем. – Если бы она была еще жива, то я, наверное, попытался бы остановить кровотечение и обработать рану.

– Но почему ты решил пощупать сонную артерию? Ведь проще было попытаться найти пульс на запястье?

– А какая разница?

– Ты делал это одной рукой или двумя?

– Сначала одной… Я точно не помню, может быть, потом второй…

– Хорошо, ты убедился, что она мертва. Зачем ты начал ломиться в двери?

– Чтобы кто-нибудь из жильцов позвонил в милицию.

– А почему ты не воспользовался мобильником? Насколько я помню, ты отвечал на мои звонки то с пляжа, то из бара, то с прогулочного катера. Следовательно, ты всегда носишь его с собой?

– Да! Я всегда ношу его с собой! – ответил я раздраженно, начиная нервничать. На собственной шкуре я убеждался, как профессиональный следователь может из мелких и, казалось бы, несущественных фактов сплести крепкую паутину обвинения. – Но в этот раз я оставил его в машине. Так получилось. Нечаянно. Тебя это настораживает? Забыть мобильник в машине – это что-то из ряда вон выходящее?

– Не кричи, – строго приструнил меня Федька. – Кричать будешь на футболе… Что ты сделал потом?

– Через дверь отозвалась какая-то ненормальная бабка, – продолжал я, вытирая свободной рукой пот, который ручьями лился по лбу. – Она сказала, что милицию уже вызвала.

– И ты сразу пошел вниз?

– Нет, я поднялся на пятый этаж.

– Зачем?

– Как зачем? – устало произнес я. – Я ведь тоже в какой-то степени детектив! Убийца мог попытаться уйти с места преступления по крыше дома. Я поднялся наверх, но люк оказался закрыт на замок.

– А если бы он не был закрыт, ты вышел бы на крышу?

Нет, эта манера разговора просто невыносима! Федька уже не просто припер меня к стенке. Он тузит меня кулаками под ребра, он не дает мне прийти в себя, отдышаться, подумать; он выбивает из меня признание в совершении убийства!

Я упрямо молчал. Федька нетерпеливо рыкнул:

– Дальше!

– Я спустился вниз, – нехотя продолжил я. – Подъехала милиция. Меня попросили предъявить документы. Я открыл бардачок, где лежала сумка, и увидел «макаров».

Я слышал, как Федька недовольно сопит. Этот звук не могло заглушить даже море.

– И ты не придумал ничего лучшего, чем дать деру?

– А ты предпочел бы, чтобы меня посадили в следственный изолятор?

– Следственный изолятор – это не гильотина, умник! Посидел бы немного и вышел, ничего бы с тобой не случилось! А теперь за тобой такая телега проблем, что пупок надорвешь таскать ее за собой! Дальше рассказывай!

– Я осмотрел «макаров». В нем было пять патронов, один из них уже сидел в стволе.

– Пять? Почему пять? Женщина была убита двумя пулями, и свидетели подтверждают, что слышали только два выстрела.

– Это, Федор, вопрос не по адресу. Ты скажи, что мне теперь делать?

– Снимать штаны и бегать! Продолжай! Что дальше было?

– Ничего не было. Все.

– Все? – недоверчиво уточнил Федька. – А про убитую ты ничего не хочешь рассказать?

Я поразился его осведомленности. Неужели он уже знает о том, что она была у нас в агентстве? Возможно, ему известно, с какой именно просьбой она к нам обращалась. Зачем же я юлил? Только подозрение вызвал. Пришлось признаться, что дамочка просила меня разыскать своего возлюбленного, который прячется от нее в какой-то секретной воинской части.

– Не о том говоришь, Кирилл!

Мне надоел тон, с каким он разговаривал со мной. Если его интересуют какие-либо конкретные детали нашего короткого общения, то пусть говорит прямо, что именно он хочет от меня услышать.

– Я не знаю, что еще тебе рассказать интересного! – ответил я.

Возникла недолгая пауза. Изменившимся голосом (вот это уже был стопроцентный следователь Новоруков!) Федька произнес:

– У меня складывается впечатление, что ты ведешь двойную игру, Кирилл. Я перестаю тебе верить, потому что ты обманываешь меня. Боюсь, что я ничем не могу быть тебе полезен.

Я никогда не жаловался на свою память, но после таких слов засомневался: в самом деле, а все ли я рассказал Федьке, не забыл ли чего-то очень важного?

– Ты не кипятись, – попросил я его. – Но я действительно не знаю, какая еще информация тебе нужна… У нее была короткая обесцвеченная челка. Ее мама слепая и потому работает дома. Ее парень сначала числился пропавшим без вести… И вот что еще запало мне в память: когда мы ехали к ее дому, мне казалось, что за нами следит черный «Лендкрузер»…

– Мне плевать на «Лендкрузер»! – рявкнул Федька. Наверное, он решил, что я над ним издеваюсь. – Меня интересует только убитая! Что она сделала?

Не знаю, какое в этот момент было выражение на моем лице, но оно почему-то понравилось пьяной немолодой женщине из веселой бутылочной компании. Шурша галькой, она подошла ко мне и тронула за плечо.

– Красавчик, а штопора у тебя случайно не найдется?

Живот ее был пухлый, бугристый, с косыми, через весь живот, «автографами» хирургов. Я не успел прикрыть трубку рукой и отмахнуться от нее, как Федька нервно процедил:

– В общем, так, красавчик. Мне кажется, что ты вовсе не нуждаешься в моей помощи, тебе там хорошо и весело. Но хочу на всякий случай предупредить: у тебя очень большие проблемы.

– Постой! – сказал я, боясь, как бы Федька не отключил свой телефон (женщина, которой был нужен штопор, обернулась и вопросительно посмотрела на меня). – Скажи, для того, чтобы проблем не стало, мне достаточно прийти в милицию и сесть в СИЗО? Так, кажется, ты говорил минут пять назад?

Федька опять засопел, не зная, как мне ответить.

– Давай не будем торговаться, – жестко произнес он. – Если ты хочешь, чтобы я тебе помог, ты должен убедить меня в том, что не убивал эту женщину. А для этого тебе придется очень, очень потрудиться.

Вот это поворот! Только сейчас я понял, какая пропасть лежала между нами. Федька неожиданно раскрыл карты, и оказалось, что он подозревает меня в убийстве!

– Федор, – произнес я тихо, без эмоций и надрыва. – Я не убивал ее. Зачем мне ее убивать? Какой смысл? Напротив, я хотел помочь этой женщине.

– Смысл? – повторил Федька, раздумывая, выкладывать передо мной свой главный козырь или нет. – А смысл в том договоре, который мы нашли в сумочке убитой.

Наверное, у каждого человека в жизни бывают моменты, когда он решительно ничего не понимает. Именно такой момент наступил сейчас у меня.

– А ты можешь выражаться более ясно?

Я чувствовал, что он не верит моему недоумению, считает, что я играю, причем фальшиво.

– Я не знаю, Кирилл, почему ты так ко мне относишься, – устало произнес он. – Продолжаешь кривляться, хлопать глазами, как дурачок. Я ведь искренне хочу тебе помочь, но ты пытаешься водить меня за нос… Что ж, выражаюсь более ясно: в сумочке убитой нашли проект договора некоего Фатьянова со строительной фирмой «Пальмира» о строительстве загородного дома общей площадью тысяча двести квадратных метров и стоимостью триста тысяч долларов…

– Но при чем здесь я?

– Фу-ты, ну-ты, – тяжело вздохнул Федька, словно выполнял тяжелую и неприятную работу. – Объясняю: на проекте этого договора стоит регистрационный штамп твоего агентства. Значит, Фатьянов принес этот договор тебе для проверки на юридическую чистоту. И еще я знаю, что ты дал ему расписку о неразглашении условий договора третьим лицам. Так? Но по какой-то причине этот договор оказался в сумочке у третьего лица, то есть у молодой женщины с короткой стрижкой под «ежик». Думаю, что тебе это шибко не понравилось, и ты побеспокоился о репутации своего агентства…

Это был приговор. Чудовищное наваждение! Цепочка событий, которые я не мог ни спрогнозировать, ни увидеть в кошмарном сне. Федька уверен, что я убил женщину из-за того, что у нее в сумочке оказался конфиденциальный договор некоего Фатьянова! Сказать, что я потерял дар речи, значило не сказать ничего. Я просто отупел, будто превратился в барана, который со связанными копытами лежит на жертвенном камне, а вокруг него улюлюкает и точит ножи толпа.

– Молчишь? – спросил Федька. – Пистолет куда дел?

– Он со мной, – безжизненным голосом ответил я.

– Тогда приезжай. Немедленно приезжай. И я докладываю прокурору, что ты явился добровольно.

– А если я не приеду, тебя накажут?

– Ты не о том думаешь, это моя головная боль. Тебе надо растирать в пыль мозги и искать себе алиби, понял? А-ли-би!

– А как можно искать алиби, сидя в СИЗО?

– Я постараюсь убедить прокурора, чтобы ограничил тебя подпиской о невыезде.

– А если не убедишь?

– Черт возьми, Кирилл! – вскричал Федька. – А у тебя есть выбор? Что ты торгуешься со мной, тасуешь варианты? Ты уже столько всего наворотил, что подписку о невыезде должен воспринимать как предел мечтаний. А ты носом крутишь, словно избалованная невеста. Бегом в милицию!

– Сейчас, только кроссовки надену, чтобы быстрее бежать, – ответил я.

– Ну, как знаешь, – тихо и равнодушно ответил Федька. – Потом не обижайся на меня.

– Нет, Федор, не дождешься. Какой смысл мне на тебя обижаться? Ты следователь, а я рядовой гражданин. Подозревать – твоя профессиональная привычка, и ты от нее уже никогда не избавишься. Это когда-то давно, в Афгане, ты ходил со мной в разведку и не требовал от меня доказательств, что в трудную минуту я тебя не брошу.

– Ладно трепать языком, умник.

Я чувствовал, что задел его за живое. Может, не надо было вспоминать Афган? А как бы я поступил на его месте, будь я следователем? Закрыл бы на все улики глаза и безоглядно поверил старому другу, рискуя карьерой? Сложно все, очень сложно.

Разговор был исчерпан. Федька понял, что идти в милицию я не намерен, а я понял, что он готов мне помочь лишь в рамках Уголовно-процессуального кодекса: ходатайствовать перед прокурором о смягчении меры пресечения, о выделении мне отдельной камеры с видом на море и т. д. и т. п. Я отключил связь, схватил тяжелый овальный камень, отшлифованный волнами, и с силой швырнул его в море. Пропади все пропадом! Наговорил, наверное, долларов на десять, и все коту под хвост.