"Елизавета Петровна" - читать интересную книгу автора (Сахаров (редактор) А. Н.)

VII

Впрочем, была ли у Елизаветы «партия»? Нет, в точном смысле этого слова её не было. Ведь партия должна представлять собою нечто стройное, сплочённое, дисциплинированное, действующее сознательно в определённом направлении под влиянием единой центральной воли. Ничего подобного в деле Елизаветы Петровны не было: у неё были только приверженцы, обиженные правительством, а потому желавшие торжества Елизавете. Но эти приверженцы были в значительной мере бездеятельными: дальше простого ворчания и надежд на провиденциальный случай они не шли. Нити заговора, руководство ими находились всецело в руках Шетарди, от которого исходили также и средства: Елизавета была слишком бедной принцессой, чтобы задаривать солдат, как она это делала, из собственного кармана.

Мы уже упоминали выше, что кардинал Флери скупился деньгами. Некоторые историки идут дальше и утверждают, что Франция вообще была почти «ни при чём» в перевороте 1741 года и что Шетарди не давал денег Елизавете. Так, например, серьёзный историк и автор лучших монографий о русских государях XVIII в. Валишевский, труды которого увенчаны Французской академией, категорически заявляет, что активная помощь Франции в этом перевороте – просто легенда, так как подлинные депеши Шетарди явно свидетельствуют против подобного взгляда. Зато другой серьёзный историк, тоже увенчанный Французской академией, А. Вандаль, в монографии, посвящённой русско-французским сношениям при Елизавете (царевне и императрице), основываясь на тех же депешах, категорически заявляет, что деньги на революцию в России шли из Франции. Где же правда? И в чём причина такой странности, что одни и те же источники ведут к противоположным выводам?

Внимательно просмотрев депеши Шетарди и вчитавшись в доводы Валишевского и Вандаля, автор романа был вынужден безусловно перейти на сторону последнего. Прежде всего сам Валишевский даёт основание упрекнуть его в некоторой небрежности обращения с фактами. Он всё время старается доказать, что Елизавета не получала денег от Шетарди, тогда как самое важное – вопрос, получала или нет царевна деньги от Франции. А между тем Валишевский сам же говорит, что деньги на войну с Россией дала Швеции Франция и что эта война была предпринята с целью отвлечь внимание русского правительства от внутренних дел, что должно было дать Елизавете Петровне возможность осуществить переворот. Мало того, Валишевский говорит, что шведский посол Нолькен[6] получил от своего правительства сто тысяч экю на политическую интригу и что Шетарди, узнав об этом, подумал: «У шведов не было ни привычки, ни средств идти на такие траты. Откуда же взялись эти деньги? Те, которые тратились в Стокгольме на внешнюю политику, обыкновенно исходили от французской казны». «Поэтому, – заявил он далее, – не было ничего неправдоподобного, если и эти сто тысяч были даны Францией».

Теперь сопоставим всё это с подлинным заявлением посла от 2 (13) мая 1741 г.: «Будьте уверены, что признательность, которую будет питать принцесса Елизавета к Швеции, не помешает ей отличить настоящую пружину, приведшую машину в действие».

Иначе говоря, даже в тех случаях, когда деньги шли через третьих лиц, фактически давала их Франция. Можно ли говорить после этого о том, что активная помощь Франции – просто легенда?

Вся ошибка Валишевского заключается в том, что он не дал себе труда заметить, как часто одна депеша противоречит другой. Но это вполне понятно и естественно: многое заставляет предполагать, что Шетарди составлял свои депеши так, что даже и будучи расшифрованы, они оставались не вполне доступными для непосвящённого: под внешним смыслом таился ещё другой, внутренний, тайный.

Разумеется, мы не можем подробно останавливаться на доводах «за» и «против», так как это значило бы пускаться в историческую полемику, для которой в данном труде не может быть места. Мы просто хотели предупредить читателя, что высказываемый нами взгляд разделяется не всеми, и что для нас лично убедительным кажется взгляд Вандаля.

Весьма характерным в этом отношении является следующее место из депеши Шетарди от 21 апреля. Шетарди говорит, что Елизавета исчислила расходы на революцию в сумме ста тысяч рублей. «Я передал принцессе, что король, постоянно занятый мыслью содействовать её счастью, охотно доставит средства на покрытие издержек, как только будет указано, каким способом сделать это секретно».

Из дальнейших депеш можно догадаться, что Шетарди нашёл этот способ: в Петербурге жил некто де Ман, у которого в Париже был богатый дядюшка; де Ман вёл широкую жизнь и крупную картёжную игру. Что было мудрёного, если богатый дядюшка посылал своему единственному наследнику деньги на покрытие трат по такой разорительной жизни?

Действительно, два разных документа проливают некоторый свет на это. Из депеши Шетарди явствует, что он достал для Елизаветы Петровны некоторую сумму денег, которую взял взаймы у приятеля, выигравшего много в карты; Шетарди просил, если можно, вернуть деньги этому «приятелю». А из секретных документов французского министерства иностранных дел явствует, что в первых числах октября 1741 г. тайный агент министерства с чисто опереточными предосторожностями передал в кафе де Фуа эту сумму денег маркизу де Ман, который не замедлил послать их своему племяннику в Петербург. Вообще дальнейшее сличение дат наводит на мысль, что депеша Шетарди говорит не о совершившемся, а о желаемом факте, то есть, как мы уже говорили, под наружным смыслом депеши скрывался другой, внутренний смысл, и депешу надо истолковывать так: «Пошлите через де Мана такую-то сумму мне».

Разумеется, всё заставляет предполагать, что Франция дала очень много денег прямо в руки Елизавете. Но это уже детали. Важно то, что Франция тратилась на переворот, что, хотя из осторожности она прикрывалась Швецией, но фактически не партия, не приверженцы, а Франция возвела на престол царевну Елизавету Петровну.

Итак, внимательное рассмотрение фактов говорит за то, что партии в точном смысле этого слова у Елизаветы не было.

Из её приверженцев наиболее деятельными были доктор Лесток, ганновержец родом, но француз по происхождению (его биографию читатель найдёт на страницах романа), камергер Воронцов,[7] немец Шварц.[8] и еврей Грюнштейн[9] Близкий в то время Елизавете Алексей Разумовский непосредственного участия в интриге не принимал: и тогда, как и впоследствии, он держался в стороне от политики.

Наиболее деятельным был Лесток. Через него-то главным образом и сносилась Елизавета с маркизом Шетарди, и если некоторые историки и отрицают значительность роли Шетарди, то значительности роли Лестока в перевороте 1741 года, кажется, не отрицает никто.