"Привет с того света" - читать интересную книгу автора (Щупов Андрей)

Глава 9

Услышав крики, Дювуа приблизился к окну. У Время обеда на верфи обещало своеобразный аттракцион. Неутомимый Штольц, отложив инструмент, выходил в круг и начинал свое коронное выступление. Узел из дюймового гвоздя, деление досок на части ударами кулака. Подобного здесь еще никто не видел, и на «показательные выступления» новичка сбегались десятки людей.

А выглядел Штольц и впрямь великолепно. Рост — метр девяносто два, обнаженный торс, поблескивающий от пота, мощные грудные мышцы, литые плечи, мускулистый узор спины. Рабочие верфи устраивались на земле, на сосновых бревнах, и под одобрительные возгласы капрал демонстрировал французам искусство рукопашной техники, одного за другим вызывая добровольцев в круг.

— Обыкновенный шнур… — Он показывал сложенную вдвое диверсантскую удавку. — Веревочка… С помощью этой самой веревочки я справлюсь с дюжиной императорских гвардейцев. Даже если у них будут сабли.

— Ну уж!..

На Штольца петухами налетали неверы и тотчас оказывались на земле. С неуловимой быстротой ра-ботая руками, превращая свою «веревочку» то в петлю, то в жестко натянутый «блок», капрал парировал удары, захватывал кисти рук и ноги, рывком опрокидывал нападающих на песок. Что и говорить, для местных работяг лучшего цирка было не придумать. Молодняк взирал на Штольца с обожанием, впитывая каждое слово, и он, рассказывая и поучая, с удовольствием вспоминал капральскую школу.

— Кулаком бить — кости ломать. Если кисть не поставлена — работай ладонью. И удар ничуть не слабее, и руку сбережешь… Пока замахиваешься, пять раз схватишь пулю. Бей коротко и точно. Всего-то и точек уязвимых у человека — раз, два и три. Остальное — для узких специалистов…

Дювуа отвернулся. Морща лоб, присел на деревянные нары. Лейтенант, подперев рукой щеку, глазел на компьютерный экран.

— Что-нибудь интересное вычитал?

— Да нет, но… порой это действительно увлекает. — Макс кивнул на экран монитора. — Броксон был прав. Заурядным фанатиком его не назовешь. Такие перлы отпускает — голова кругом идет. Да вот хотя бы это: «Глаза, кожа, желудок, уши и нос — все годится для энергетического потребления. Мы и сами не знаем всех видов усваиваемого нами вселенского топлива. И само общение людей — от дружбы до ненависти — все это тоже чистейшей воды взаимообразная энергетическая подпитка. Двусторонний вампиризм, поведение на уровне фагоцитов…» Вот так, дорогой Дювуа! Вампиризм как единственно возможная форма общения людей — вот что провозглашает мсье Гершвин.

— Наверное, в чем-то он прав.

— Да не в чем-то, а во всем! Человек — фагоцит! Милое сравненьице! А главное — в точку. Во всяком случае, наш Кромп бы его понял.

— Что ж, тем хуже для нас. __ Макс внимательно взглянул на историка.

— Ты чем-то расстроен? Ага!.. Император не пожелал с тобой разговаривать, так?

— Да нет, беседа состоялась.

— Тогда в чем дело, мсье Куро де Шантель?

— А в том, что более встреч и разговоров уже, по всей видимости, не будет. Его заинтересовал проект, но не слишком. Кроме того, у него бездна дел, и я чувствовал, что ему не до меня. Во всяком случае, сегодня он выслушал меня скорее из вежливости.

— Но все-таки выслушал?

— Почему бы и нет? Англия — его застарелая мозоль. Всякий, кто обливает ее помоями, автоматически заряжает его энергией. Так что получается чзрактически по твоему Гершвину. Я сулю императору суперкорабль, и он мысленно любуется руинами британского королевства. Вероятно, он не верит моим словам, но слушать меня ему приятно.

— Занятно! Значит, ты у него подвизался на роли сказочника?

— Выходит, так… Одно утешение, что не я один. Сказочников и льстецов самых разных калибров в его дворце пруд пруди.

— Вижу, на этот раз он тебе понравился значительно меньше, так?

— Да нет же, дело не в этом. Наполеон — это Наполеон, и одним этим уже интересен. Да и глупо было ожидать, что проект подводной лодки заинтересует его всерьез.

— Жаль. — Макс пробежался пальцами по клавиатуре компьютера, и текст на экране сменился данным в разрезе чертежом парусника. — Если он даст отбой сейчас, нам придется туго. Работы идут полным ходом. Еще немного, и Штольц превратится в первоклассного корабельного плотника. Если бы верфь осталась за нами…

— Думаю, так оно и произойдет. Навряд ли нас выгонят… — Дювуа устало пожал плечами. — Тем более что и Талейран не возражает против продолжения работ. Он, конечно, пронюхал о проекте, но пока это не должно его путать. Скорее всего, он будет присматриваться, постарается окружить нас своими сексотами.

— Вот и замечательно! Если он в курсе всего, то можно обратиться к нему напрямую. Что мы теряем? Не хочет помогать Наполеон, поможет господин министр. Или ты предпочел бы сотрудничать с императором?

— Разумеется, хотя… — Дювуа пожал плечами. — Просто я ожидал чего-то большего от наших встреч. Нынешний император —.замечательная иллюстрация того, до чего в конце концов доводит беспредельная власть. Он постоянно наедине с собой. Ему давно не нужны ничьи советы. По крайней мере теперь мне стало ясно, почему и как он ввязался, а вернее — еще ввяжется в войну с Испанией и с Россией.

— А историкам это было до сих пор неизвестно?

— Представь себе, нет. Наполеон и сам, оказавшись позже на острове Святой Елены, не сумел вразумительно объяснить эти свои действия. То есть, разумеется, он попытался свалить вину на других, но и это у него вышло крайне неубедительно, судя по его переписке, которая дошла до наших времен почти полностью. Это, безусловно, трагическая фигура… От начала и до конца. Бедность в юности, маленький рост, обида на корсиканского героя Паскуале ди Паоли, который долгое время являлся его кумиром, но так и не признал юного Наполеона, с пренебрежением отказавшись от дружбы и помощи. Комплексы, комплексы… И при всем том — выдающийся ум. Все мои объяснения он схватывал на лету, отметил узкие места проекта, интересовался грузоподъемностью, скоростью, сроками постройки… Как ты и просил, я сказал, что для начала мы соорудим особый сверхскоростной парусник.

— И он проглотил это?

— Но я же старался! Куда ему было деваться!.. И ты знаешь, он даже в двигатель наш поверил. С некоторым трудом, но поверил. Поршень сравнил с пулей, а цилиндр — с пушечным стволом. Клапаны, правда, его несколько озадачили, но в конце концов разобрались и с ними. И все же энтузиазма он на этот раз не проявил. Выразился примерно так: дескать, время для таких мощных машин еще не настало.

— А как насчет идеи прослыть просвещенным монархом?

— Увы, этот человек прежде всего воин. Воин до мозга костей. Плюс немаловажное обстоятельство, о котором я уже упомянул: корона успела сделать свое пагубное дело. Теперь он уже не сомневается, что произведен на свеъ гением, и главная его миссия — объединение всей Европы под крылом могучей Франции.

— Словом, он тебя послал…

— Да нет же! Мы поговорили вполне дружески, и верфь скорее всего останется за нами. Но как долго продлится его благоволение? Вот вопрос! Тем более что он всерьез сомневается в реальности на сегодняшний день таких вещей, как паровой двигатель.

— И он прав. Технически создать его еще невозможно.

— Ну, это тебе только так кажется. Инструментарий древних египтян, если взять для примера хирургию, во многом идентичен инструментам двадцатого и двадцать первого веков. О микрохирургии я, конечно, не говорю, но катаракту и аппендикс они удаляли не хуже наших врачей. И швы накладывали, и даже обезболивающие составы приготовляли. Так что не надо недооценивать древних.

— Но император-то твой на попятную пошел, разве не так?

— Ну что ж… В общем-то, я был готов к этому. — Дювуа пожал плечами. — Дело ведь по большому счету не в технике, а в сознании. Люди не готовы двигаться дальше, нет тех традиций, без которых прогресс буксует на месте. Всякая новая мысль должна быть выношена, должна дозреть естественным порядком. Уайт, Фултон, Ползунов — все они начинали не на пустом месте… А здесь мы пока первые. Потому Наполеон и не выказал особого восторга.

— Место на верфи он нам, однако, выделил.

— Что лишний раз свидетельствует о его прозорливости.

Макс оторвался от стола, разогнул спину.

— Ты думаешь, наш парусник действительно поплывет?

— Штольц уверяет, что да. Я, конечно, не специалист, но почему бы и нет? Мы же работаем по проверенным чертежам.

— Не совсем. Есть, к сожалению, существенные расхождения. Все-таки дерево — не пластик, а мачта из сосны неизмеримо хуже мачты из стали. Вместо компактного троса приходится использовать пеньковый канат — и так далее, и так далее. Вот и получается вместо пяти тонн верных пятьдесят…

Дверь распахнулась, в дом ворвался потный и грязный Штольц. Он был на верфи с самого утра, наблюдая за работами, вникая во все сложные моменты, лично принимая участие в изготовлении отдельных сегментов судна. Пройдя к столу, он жадно схватил за горлышко бутыль с питьевой водой и, обливая голую грудь, начал шумно глотать.

— Снова буза, — говорил он в паузах между глотками. — Эти обормоты не желают ничего понимать. Все норовят сделать по-своему. Что такое эллинг, не знают! Скуловых килей вообще не признают. Делать по чертежу наотрез отказываются. Разбил одному пачку — вроде помогло. Только надолго ли?

— Ты все-таки поосторожнее с ними! Это тебе не казарменные бунтари.

— Да уж куда осторожнее! По четыре раза объясняю! На пятый, если не понимают, перехожу на язык жестов. Что ни говори, а доходчивее ничего человечество не придумало. Хоть и век другой, а понятия те же… С такелажем и рангоутом мы хоть как-то стыкуемся, а как доходит дело до обводов, до внутреннего обустройства, тут-то и начинаются трения. Еще и с баллером какая-то чепуха! Эти орлы убеждают меня, что делают его по-прежнему из дерева. А что он выдержит-то — деревянный? И гафель они крепят как-то чудно. Я ору на них, они на меня — в итоге работа стоит.

— А как же язык жестов?

— Выйди и посчитай. Их там не меньше дюжины, а кулака у меня всего два.

— Беллер?.. Это пушка, что ли? — спросил Дювуа.

— Какая там пушка… Ось, на которой крепится перо руля.

Дювуа покрутил головой.

— Однако нахватались вы тут словечек. Гафели какие-то, баллеры…

— А что прикажешь делать? Отправляться в плавание на галошах этих французиков? Спасибо, мне еще жить хочется!

— Разве ж я против!.. Макс взглянул на историка.

— Знать бы точно, как далеко придется плыть. Если всего-навсего через Ла-Манш — это одно, а если, к примеру, вокруг Африки, то и экипировка нужна соответствующая.

— В дневниках он пару раз поминает о бурах, о пирамидах египетских пишет.

— Значит, Африка?

— Кто его знает… У него и про племена майя много чего понаписано, но майя были так давно, что нынешняя эпоха их никоим образом не касается.

— А что тогда касается?

— Я уже говорил: Европа, Африка, может быть, Австралия. Нет, в самом деле: стать правителем родины кенгуру сейчас проще простого. А можно обосноваться и на побережье Гренландии.

— Значит, Австралия уже открыта? Дювуа кивнул.

— И уже несколько десятилетий туда свозят приговоренных в ссылку каторжников. Но пока это дикое место. Ни законов, ни намека на государственность.

— Африка, Австралия… — Макс тряхнул головой. — Тем более!.. Значит, надо постараться сделать конструкцию и скоростную, и надежную.

— Легко сказать…

— Ничего, сделаем. — Поднявшись, Макс хлопнул Штольца по мускулистому плечу. — Что ж, пойдем побеседуем с твоим контингентом. Два кулака — хорошо, а четыре — сам понимаешь…

— Еще бы! — Капрал бодро подмигнул историку. Дювуа осуждающе покачал головой.

— Тогда и я с вами. Инженеры человеческих душ, понимаешь!..

Стук топоров перекрывал голоса, справа и слева визжали пилы, на особых удлиненных телегах лошади-тяжеловозы подтягивали к булонскому лагерю строительный лес.

— Шумно, однако… — Дювуа с любопытством озирался. — А залах какой! Смола, опилки — чудо!..

Штольц хмыкнул. Они прошли мимо людей, обшивающих шкаторинами паруса, и ступили под навес на гладко обтесанный пол, по которому на коленях с мелками в руках ползали мастера.

— Это наш плаз, — пояснил лейтенант. — Все детали вычерчиваются прямо на полу в свою натуральную величину. Бушприт, утлегарь, шпангоуты… А далее деталь вытачивается и подгоняется под размеры. Такова здешняя технология. Мелкие детали, разумеется, вытачиваются на станках, которые, по счастью, уже имеют место быть.

— Видел я это чудо механики. — Штольц пренебрежительно сплюнул. — Ножкой жмешь на пе-дальку, и оно этак лениво крутится!

— Радуйся, что хоть такое есть.

— Я и радуюсь…

Макс приложил ладонь козырьком ко лбу, вглядываясь в синеющее море.

— Нам тут еще многому предстоит поучиться. В частности мореходству. Кстати, Дювуа, тебя это тоже касается.

— Что, прямо сейчас?

— Нет, конечно, но будь готов. Так сказать, в моральном плане.

— Что ж, попытаюсь представить, что это моя собственная яхта.

— А у тебя что, была когда-то своя яхта?

— Нет, но одно время хотелось. Очень хотелось.

— Вот и отлично! Считай, что мечта сбылась. Тем более что наш парусник более всего как раз и будет походить на частную спортивную яхту.

— Не крейсер же нам было строить, — поддакнул капрал. — А на здешних тяжелых шхунах только акул смешить.

— А пушки? Вы от них совсем отказываетесь?

— Да нет, парочку легких орудий мы, пожалуй, разместим на палубе. Но это скорее для видимости. В общем-то, артиллерия нам не нужна. Лишний груз, а толку никакого.

— С нашей осадкой того и гляди перевернемся…

— Словом, как-нибудь обойдемся без гаубиц. Зато любой здешний корвет отстанет от нас уже на старте. А если придется отстреливаться, воспользуемся карабинами с оптикой. Лик с капралом у нас мастера по этой части.

Но Штольц не услышал его похвалы. Он уже сунулся к мастерам. Усевшись с ними рядом, он яростно тыкал пальцем в рисунок на полу. Французы хму-рижись — замечания капрала им не нравились. Макс с усмешкой взглянул на Дювуа.

— Трудно убедить других в том, в чем не убежден сам. Мы ведь копируем все вслепую. Вот они и злятся. Чувствуют, стервецы, неуверенность.

— Как долго еще продлятся работы?

— Думаю, недели три точно. Не так уж много помощников нам выделили. Но по здешним меркам три недели — это более чем скоро. Само собой, о внутренней отделке и речи не идет. Рабочий корпус, рабочие помещения — без бронзы и прочих финтифлюшек.

— Завтра или послезавтра нам придется опять навестить министра. На этот раз приглашены все.

— Все? — Макс шевельнул бровями. — Ничего не получится.

— Почему?

— Так… Капрал работает, кому-то за хозяйством нужно приглядывать. В общем, перебьется господин министр. Пойдешь, как и прежде, один. У тебя вся эта дипломатия получается лучше, чем у других.

— Это будет не очень удобно, Макс. Не в том смысле — прилично или неприлично. Будет нарушен протокол, правила поведения. Пойми, здесь все хитрят. И мы тоже вынуждены играть в одну большую игру. Пока мы лояльны, сохраняют лояльность и по отношению к нам. Но если мы покажем норов…

— Хорошо, уговорил. — Макс махнул рукой. — Отправимся туда вдвоем. Штольца оставим дежурным на верфи. Заодно он проследит, не воспользуется ли кто нашим отсутствием.

— Вдвоем так вдвоем, — вздохнул Дювуа.

Пока переходили из одного зала в другой, Макс успел украдкой шепнуть:

— Есть у меня подозрение, что нам просто дурят голову.

— Что ты имеешь в виду?

— А то, дорогой мой Дювуа, что этот Гершвин мог никуда и не уплыть. Что, если на самом деле он где-нибудь здесь и только ждет часа, чтобы напомнить о себе?

Дювуа нахмурился.

— Вообще-то это…

— Думаешь, невозможно?

— Да нет…

— То-то и оно! — Макс со значением прищелкнул языком. — Вот и соображай! Что там у нас в ближайшем будущем ожидается выдающегося? В смысле исторических событий?..

— Событий?.. Ну, во-первых, конечно, Аустер-лиц, во-вторых — Испания, в-третьих… — Дювуа умолк, потому что они вошли в устланный пышными коврами огромный зал. Свет из просторных окон заливал самые дальние углы помещения, но этого казалось хозяину мало, и слуги успели зажечь не менее сотни свечей, наполнивших залу сладковатым церковным запахом.

— Чай! — Опираясь на роскошную трость, хромоногий министр жестом пригласил гостей к столу. — Я не знаю, каковы обычаи в вашем времени, но дружественные беседы, даже между монархами, лучше всего проводить за обеденным или чайным столом. Пустой желудок — плохой советчик.

— Хорошо сказано! — Сенатор Клеман чуть склонил голову.

— Прежде всего правдиво.

Повернувшись к ним и делая приглашающий жест, Талейран мягко улыбнулся. У него и улыбка получалась такой же сладковатой, каким был воздух в многочисленных комнатах дворца. Особняк Галифе, нынешнее обиталище первого дипломата Европы, теснотой и скромностью не отличался. Множество картин на стенах, роскошное оружие, муляжи рыцарей, призраками стоящие справа и слева, мебель, к которой боязно было притрагиваться.

— Мда… — Поймав на себе вопрошающий взгляд Талейрана, Макс пояснил: — Место, где я обитал раньше, составляли всего-навсего две жилые комнатки. Так что от ваших просторов просто голова кружится. Как вы здесь ориентируетесь?

Талейран рассмеялся. Смех его тотчас подхватил Клеман. Дювуа тоже предпочел обратить все в шутку.

— К таким вещам, Макс, привыкают, и привыкают удивительно быстро.

— Думаю, намного труднее привыкнуть к обратному, — сказал Талейран.

— Ну, мне такая беда явно не грозит…

Макс испытывал недовольство от того, что к нему приглядываются. Подобное любопытство может тешить кинозвезд, профессионального диверсанта повышенное внимание только нервирует. Потому и отбрыкивался он от предложения Дювуа, потому и не хотел идти сюда. Гладкая речь Талейрана отнюдь не успокаивала, напротив — заставляла быть начеку. Ум и хитрость министра, о которых толковал ему накануне визита историк, были отнюдь не мифом. Думающего человека видно, как и глупого, — на дистанции. Порой достаточно одной фразы, одной мимолетной гримасы. Помощник императора говорил с наработанной непринужденностью, случайных слов в его фразах не попадалось.

— Трудно ли это — путешествовать во времени?

— Не слишком, если вы говорите о моменте переброса.

— Значит, это происходит мгновенно?

— Практически да.

— И все-таки, по всей видимости, это не столь простая операция? Иначе люди будущего давно бы заполонили здешние земли.

— Вовсе не обязательно. Согласитесь: покинуть свое время непросто по ряду очень многих причин, прежде всего чисто человеческих.

Талейран с готовностью кивнул.

— Да, я знаю, что такое жить вне родины. Чужие люди, чужие нравы… Я был в опале и в изгнании.

Им подали чай, на подносах внесли печенье, халву и другие сладости.

— Насколько я понял, закон, регламентирующий перемещение во времени…

— Запрещающий, — поправил Макс, — так точнее.

— Хорошо, пусть будет — запрещающий… Значит, ваш народ настолько законопослушен, что наличия определенных статей в Гражданском кодексе достаточно, чтобы обеспечить полный порядок?

— Как вы успели убедиться, это не совсем так. В противном случае нас бы здесь не было.

— Да, да… Нарушители — это беда. — Талейран сокрушенно покачал головой. Манерным движением поднес к тонким губам чашечку, но, как показалось Максу, не сделал ни единого глотка, хотя тощий кадык и дернулся пару раз вверх-вниз. Вот актер!

— Люди, за которыми мы охотимся, чрезвычайно опасны. И эта опасность усугубляется тем, что нам совершенно неведомы их планы. В результате каждый новый день может стать днем всеобщей катастрофы.

— Для вашего времени, — с улыбкой добавил Талейран. — Но не для нашего, не правда ли?

— Как знать… — Дювуа развел руками. — Вы живете в непредсказуемое время. Малейший зигзаг в сторону, и с эшафотов градом посыпятся головы. Путь к миру и стабильности более чем зыбок, а выкопать на этой путаной тропке огромную яму, про-ще, чем вы думаете.

— Но где эта тропка, мы ведь все равно не знаем, — возразил собеседник. — Мы вынуждены идти ощупью. Согласитесь, это не менее опасно. В чем-то я даже могу понять ваших нарушителей. Желание переделать и изменить естественно. Вы сами сказали: наше время крайне непредсказуемо. Непредсказуемость плодит ошибки. Куда как более разумно попытаться избежать наиболее роковых.

Дювуа промычал что-то неразборчивое и потянулся за печеньем. Макс усмехнулся. Обе стороны упорно тянули на себя одно одеяло. Два хитрющих лиса кругами ходили, примериваясь друг к другу. Козырей на руках было не столь уж много, и пускать в ход главные карты не спешили ни те, ни другие.

Талейран сменил тему, хотя, в сущности, атака велась в том же направлении.

— Удивительно, но вам удалось всерьез заинтересовать императора. Совершенно поразительный проект! Это в самом деле осуществимо?

— В принципе да, хотя строительство подобных судов в сколь-нибудь широких масштабах скорее всего окажется вам не по карману.

— Это не слишком утешает.

— Но и не слишком огорчает. Новые технологии, а точнее сказать, преждевременные технологии, никогда и никого не доводили до добра.

— Значит, подобный опыт у вас уже имеется?

— Можно сказать, да. — Дювуа искоса глянул, на Макса. — В свое время мы получили оружие, до которого еще не доросли. Но наши правители, нимало не смутившись, немедленно пустили его в ход.

— И что произошло?

— То, что и происходит в таких случаях: реки человеческой крови.

— Это оружие оказалось настолько мощным?

— Вы даже представить себе не можете, насколько мощным и страшным. Самые чудовищные битвы, а они у вас, кстати, еще впереди, не уносили столько человеческих жизней, сколько один-единственный удар этого оружия.

Лицо Талейрана помрачнело. Сенатор бросил в сторону историка испуганный взгляд. Однако Макс мог бы поклясться, что произвела впечатление на собеседников отнюдь не мощь таинственного оружия будущего. Дювуа упомянул о будущих битвах, и именно это не на шутку всполошило бывшего аббата и бывшего республиканца. А вот Дювуа, напротив, лучился самой радушной улыбкой. Реплика была им обронена не случайно.

— Может быть, бросим кости? — игриво предложил он. — У кого выпадет больше очков, тот и получит нужную информацию. Нам, как видите, скрывать совершенно нечего.

— Пожалуй, кости отложим на потом. — Талей-ран успел прийти в себя и не без изящества поднялся. — Сожалею, но в полдень у меня встреча с императором. Вынужден откланяться, хотя завтра и послезавтра я вновь к вашим услугам.

Уже покидая залу, Макс неожиданно взял министра под локоток и отвел в сторонку.

— Вы умный человек, мсье. Может быть, поговорим более открыто? Скажем, поэтапная сделка — это вас устроит? Вы указываете место, мы называем дату вашей смерти. Все исключительно честно. — Он заговорщицки подмигнул. — Ну как? Идет?

Талейран не сумел скрыть охватившей его на миг дрожи. Умные глаза в панике перебежали с Макса на стоящего чуть в стороне Клемана.

— Нам нужны эти люди, и мы их все равно достанем. Не лучше ли договориться сразу?

Мягким движением Талейран высвободил руку.

— Я подумаю над вашим предложением, мсье Дюрпан.

— Подумайте. — Макс тронулся к выходу.

— Они хитрят и тянут.

— Это потому, что им кажется, что они предугадали ответ. Иначе зачем бы они заручились поддержкой императора?

— Вы говорите о верфи в Булони? Талейран кивнул:

— Да, дорогой сенатор. Пока строительство не закончено, они не будут спешить. И нам это только на руку. Чем дольше они находятся здесь, на виду, тем больше мы сумеем о них узнать. Уже сейчас за ними неотлучно наблюдает не менее дюжины верных людей. Что-то удастся подслушать, что-то они сами обронят. Так или иначе, но они слишком много знают, Клеман. И нам следует задержать их подольше.

— Рано или поздно они все равно выскользнут. Или же поставят ультиматум. И тогда придется назвать им место.

Талейран взглянул на сенатора с презрением.

— Мы все-таки хозяева, они — гости. И преимущество в вариантах, безусловно, у нас.

— Я не совсем понимаю…

— Ну во-первых, дорогой сенатор, кто вас просит называть истинное место? Назовите любое другое и ждите. Спустя некоторое время они вернутся, и торговля продолжится. А есть и иной вариант… — Талейран выдержал зловещую паузу. — Реаль получит команду, и все эти посланцы из будущего исчезнут. Яд, пуля, пороховая бомба — сгодится любое из перечисленных средств. А мы станем обладателями снаряжения этих людей, что само по себе уже неплохо.

— Но тогда вы не узнаете многих вещей, которые мы надеемся от них услышать.

— И опять, мой друг, вы ошибаетесь. Потому, что если оказалось возможным прислать одну группу разведчиков, то найдутся возможности прислать и другую. Но к этой второй встрече мы уже подготовимся должным образом.

— Это очень опасная игра, — пролепетал сенатор. — Вы же слышали, что они говорили об оружии. Если они о чем-нибудь догадаются…

— Вы идиот, милейший! — Талейран рассмеялся. — Историю нельзя подправлять — вот та истина, которую они отстаивают. Затем и прибыли сюда! Чтобы наказать тех, кто посягнул на святая святых! А мы с вами, по счастью, не последние фигуры в этом государстве. Поэтому при любом раскладе они не тронут нас, понимаете? Даже если обо всем догадаются.

Он заложил руки за спину и вдруг почувствовал укол.

— Это еще что такое? — Пальцы его нашарили инородный предмет. Не без труда отцепив его от камзола, Талейран разглядел странного вида булавку. Поднеся к самым глазам, пробормотал: — Взгляните-ка, сенатор! Это любопытно!

Клеман шагнул ближе.

— Действительно…

— Что вы думаете об этом, а?

— Возможно, недосмотр слуг, хотя… я таких булавок не видел.

— И я не видел. Вместо камня металл — да какой необычный! — Талейран озадаченно свел на переносице брови. — А не подарок ли это наших сегодняшних гостей?

— Если предположить, что они оставили это нарочно…

— Молчите!

Талейран вскинул руку. Жестом показал, что следует выйти из залы. Булавку он осторожно положил на стол.

— Вызовите сюда Филиппе! — зашептал он, оказавшись в соседней комнате. — Мне нужно знать, где они сейчас. Распорядитесь, чтобы доклады отслеживались по времени. Каждую минуту я должен знать, где они и чем заняты.

— Вы полагаете, эта вещица… Талейран мрачно кивнул.

— Я не знаю, что это, но могу предполагать. Либо это миниатюрное орудие убийства, либо инструмент слежки.

Беседа продолжалась уже в карете.

— Какого черта ты намекнул ему про битвы?

— А по-моему, вышло как раз недурно. По крайней мере теперь он знает, что лучезарного будущего мы ему обещать не собираемся. Вот и пусть держится за нас крепче.

— Вот именно — крепче. Что, если такой малости, как собственное физическое благополучие, ему уже будет недостаточно? Человек захочет подробностей. Потому как напуган и все такое. Вот и вцепится в нас, как клещ, будет тянуть до последнего. — Макс торопливо выложил на колени саквояж, распахнув его, вытянул на свет антенну. — Что ж, настал сеанс радиочаса.

Разомкнув наушники, он предложил один Дювуа.

— Что это?

— То самое, ради чего я согласился пойти сюда. У нас не так много «жучков», но один я все-таки умудрился подцепить господину министру чуть пониже хлястика. Не слишком ловко, но, надеюсь, сойдет. А ты думаешь, зачем я с ним отходил шептаться?

Дювуа ошарашенно вставил миниатюрный на-ушничек в ухо.

— А что, если они обнаружат его?

— Ничего страшного. Модель неразборная, а посему тайн не выдаст.

— Ничего не слышно.

— А мы подождем, время у нас есть…