"Привет с того света" - читать интересную книгу автора (Щупов Андрей)

Глава 23

«Горго» дает не более восьми узлов, сеньор, а эти канальи движутся вдвое быстрее.

— Ну, положим, не вдвое, но нас они действительно нагоняют! — Штольц озабоченно всмотрелся в даль. — Эй, Людвиг! Разбуди-ка капитана. Скажи, боцман зовет. Похоже, придется малость повоевать.

Светловолосый вихрастый юнга ловкой обезьянкой скатился по вантам на палубу и, шлепая по дереву босыми пятками, бросился исполнять приказание боцмана. Близость пиратских судов беспокоила команду. Толпясь на корме, матросы напряженно следили за их приближением. Стоящий у штурвала бородатый Доминго тоже проявлял нервозность, нет-нет да и оборачиваясь назад.

— Выше нос, рулевой! Видали мы пиратов и похлеще… — Штольц достал из кармана портативную рацию, нажал кнопку вызова. — Але, Лик! Видишь этих красавцев?.. Ага… Так вот пора им погрозить кулаком. Обходи меня справа, а мы ими займемся… Что?.. А я сказал, не обсуждать! Во-первых, нас тут трое, а ты там один. Да и не та у тебя скорлупка, чтобы выдерживать прямые попадания.

— Сеньор! Их семь штук!.. Семь больших кораблей! — тревожно выкрикнул один из матросов. — И наверняка десятка три пушек.

— Какие еще три десятка! Больше!..

— А это мы сейчас проверим.

Штольц щелкнул задвижкой, и на линзы особого морского бинокля опустились темные фильтры. Океанская гладь переливалась солнечной позолотой, слепя глаза, выжимая слезы. Рассмотреть пиратов было не так-то просто. Впрочем, кое-что он все же рассмотрел. К примеру, обилие парусов на пиратских кораблях и довольно хороший ход. С каждой минутой становилось все очевиднее, что столкновения не избежать. Ветер был не ахти какой, но и при более сильном ветре корабли маленькой флотилии не развивали особо впечатляющей скорости. Эскадра пиратов в этом отношении имела явное преимущество, уверенно сокращая дистанцию, из едва различимых точек превращаясь в шхуны, которые можно было подробно разглядеть.

— Да… — снова протянул капрал. — Это не наш «Гладиатор». Самое странное, откуда они здесь? Мы ведь уже прилично оторвались от материка. Уже и Канарские острова прошли.

— А откуда мы знаем, как далеко заплывали эти сорви-головы, — возразил Дювуа. — Между прочим, именно пираты держали первенство в открытии тех или иных земель. И это естественно. Прибрежное пространство для них было запретным, вот они и рыскали вдали, отыскивая необитаемые острова, архипелаги.

— Оно конечно, только откуда у них столько пресной воды? Мы-то, понятно, опреснителем пользуемся, а они?..

Скрипнула дверь. Из кубрика высунулась взлохмаченная голова Макса.

— Что там еще стряслось? Какие такие пираты?

— Самые натуральные, ваше сиятельство. Извольте взглянуть. — Капрал протянул приблизившемуся лейтенанту бинокль.

— Так… Ну а какого черта тогда тянете резину? На борту две первоклассные винтовки. Вверх, на смотровую бочку, и — огонь.

— Что бы ты понимал в морском деле. — Штольц цыркнул слюной за борт и кивнул на мачту. — Ты туда ползал хоть раз? Там качает на пять метров вправо и влево. Усидеть — и то непросто, а ты целиться собрался.

— Ладно. И что теперь? Так и ждать, когда они приблизятся?

— Ну зачем же ждать? Постреляем в них с палубы.

Штольц лениво затрусил к каморке, которую, предварительно обив железом и обтянув ветшающим кевларом, они превратили в подобие оружейного склада.

Спустя минуту он появился с винтовкой.

— Давно бы так, — проворчал Макс. — А то чуть что — сразу капитана будить…

Матросы с удивлением взирали на длинноствольное чудо в руках Штольца. Капрал бережно зафиксировал оптический прицел, затянул крепежные винты и стянул с окуляра полотняный чехольчик. Покосившись на матросиков, неожиданно гаркнул:

— Всем с кормы, нехристи! Дистанция — пять шагов. Кто подойдет ближе, получит щелбан.

Матросы поспешно отодвинулись. Среди рядового состава атлетически сложенный капрал пользовался непререкаемым авторитетом. Пожалуй, уважали его и побаивались даже больше, чем Макса. Как и на верфи в Булони, уже несколько раз Штольц на потеху матросикам устраивал показательные бои, где на полном серьезе предлагал атаковать себя и даже разрешал пользоваться холодным оружием. Жилистые морячки налетали на него впятером и вшестером, но все неизменно заканчивалось их поражением. Работая ногами и руками, как взбесившаяся мельница, боцман умудрялся «складывать» всех на палубу, при этом щадя кости атакующих, в худшем случае разбивая носы и ставя синяки. С техникой щелбанов он также успел ознакомить практически всех членов команды, а потому проблем с дисциплиной не возникало.

Опустившись на одно колено, Штольц пристроил ствол карабина на край планшира и прищурился.

— Пушек у них действительно немало, — пробормотал он. — А вот пушкарей… Пушкарей скоро, боюсь, не останется вовсе.

Грянул выстрел, и сгрудившиеся матросы в ожидании устремили взоры к далеким кораблям. Они ожидали взрыва или другого чуда, но на этот раз результат дано было увидеть только лейтенанту и самому стрелку.

— В живот… — Макс поморщился. — Выше бери! Забыл, что вода притягивает?

— Не учи ученого, господин капитан… — Штольц повторно нажал спуск. — Еще один!.. Вот и засуетились, субчики! — Он оглянулся на лейтенанта. — А может, использовать НЗ? Пустить в них плутониевую пульку? И пусть спасаются вплавь.

Макс покачал головой.

— Обойдешься обычными пулями. Нечего захламлять здешнее море…

— Всего-то одну! — заныл Штольц. Макс мгновение размышлял.

— Нет, — в конце концов решил он. — И расстояние не слишком большое. Нас самих поджарит. Нет уж!.. Вали капитанов и пушкарей. Может, образумятся.

— Ага, такие образумятся! Их там сотни две обормотов. Патронов не напасешься…

— Тогда бей зажигательными. Тоже нашел проблему. — Макс потер слезящиеся глаза и широко зевнул. — Все. Меня больше не беспокоить. Иначе сами будете торчать в ночную вахту. А этих, — он кивнул в сторону далеких кораблей, — чтобы духу через полчаса не было.

— Как скажешь, маэстро.

Штольц послушно перезарядил винтовку. Раскрыв рты, матросы наблюдали, как уходит с палубы зевающий капитан. Они уже имели счастье созерцать чудо-опреснитель, слышали, как переговаривается друг с дружкой начальство, приближая рты к маленьким коробочкам, однако подобной беспечности им еще не демонстрировали. Эскадра пиратов продолжала приближаться, жерла десятков пушек уже нацеливались на невзрачные парусники… Но исход неначавшегося сражения был, похоже, уже предрешен.

— Ах, твари! До чего, однако, жадные!

Пуэрто натянул бечеву, пытаясь вытянуть бьющуюся рыбину на палубу. Не тут-то было. Стоило серебристому телу многочешуйчато блеснуть на солнце, как из глубины всплыла гигантская белая акула. И приманка, и пойманная пеламида — все исчезло в зубастой пасти. А морской монстр, сомкнув челюсти, вновь ушел в воду. Бечева была намотана вокруг кисти Пуэрто, и от мощного рывка незадачливого рыбака чуть было не выбросило за борт.

— Бросай бечеву, дурак! — рявкнул Штольц. В руке его сверкнула сталь, и перерубленная снасть оказалась за бортом. — Забавы кончились, дорогие мои! Акула акуле рознь. Бо всяком случае, эта субмарина могла разворотить весь наш корабль.

— А если выстрелить в нее? В глаз, к примеру? — Подавшись вперед, Пуэрто загоревшимися глазами провожал погружающуюся в глубину акулу. Прозрачная синева просматривалась, должно быть, метров на тридцать-сорок.

— Радуйся, болван, что рука целой осталась. Еще пара секунд — и быть тебе без кисти.

— Или пережевывала бы она тебя сейчас там… — Один из матросов пальцем ткнул в море.

— А что? Будь у меня мушкет, я бы попал! У нее же каждый глазище — с кулак!

— Ну и что? Пристрелим ее, а дальше? Она же тонны две или три весит. Подними-ка такую на палубу без крана или простейшей лебедки.

— Да, красотка что надо. — Дювуа тоже перегнулся через планшир. Вид чудовища поразил всех. — Вот бы такую заснять на пленку.

— Как-нибудь потом. — Макс обеспокоенно поглядел на плавники, тут и там разрезающие морскую гладь. Хищница приплыла не одна. — Шлюпку теперь не спустить — вот что плохо.

— А зачем тебе шлюпка?

— Лик приглашал к себе на «Либерию». Конфиденциальная беседа. Тебя, кстати, Дювуа, тоже приглашали.

— А меня?.. Эй, Макс! Что еще за фокусы?

— Вас, мсье капрал, как-нибудь в другой раз. Видимо, не на чай с тортом зовут.

Штольц обиженно засопел. Секретничанья он не переносил.

— Ладно-ладно!.. Посмотрим, что вы там без меня сумеете.

— А действительно: почему не по радио? — удивился Дювуа. — Может, малыш Лик попросту заскучал?

— Скоро узнаем. — Макс еще раз оценивающе посмотрел на кипящую от акульих тел воду. Своей рыбной ловлей они перебаламутили всех окрестных обитателей океана. — Нет уж, братцы! Черта с два я рискну сесть в лодку.

— А что? Наша шлюпка как раз под размер ее пасти, — поддел его Штольц.

— Что вы, сеньор. — Пуэрто раздумчиво покачал головой. — Пасть у нее, конечно, огромная, но шлюпка туда не поместится. Разве что половина.

— Спасибо, милый Пуэрто. — Макс хлопнул моряка по плечу. — Но не утешает. Прости меня, не утешает!

Встречу они все же сумели организовать. «Горго» сошелся с «Либерией» вплотную, и Макс с Дювуа попросту перепрыгнули с корабля на корабль. А спустя пару минут они сидели в капитанской каюте, где Лик демонстрировал им помятый и оцарапанный кожух опреснителя.

— Такие вот дела, — констатировал он. — Если бы не особая сталь, расколошматили бы к чертовой матери.

— Великолепно!.. — Макс сунулся к опреснителю. — И кто это сделал, конечно, неизвестно.

— Важнее выяснить не кто, а почему!

— Мы уже четвертую неделю в пути, и, значит, мы что-то важное упустили из виду — настроение матросов, например.

— Ты хочешь сказать, что на «Либерии» назревает бунт?

— Во всяком случае, ничего иного мне просто не приходит в голову.

Макс продолжал разглядывать кожух.

— Били топором. И старались от души. Такую сталь помять!.. Правда, не понимаю, чем именно им не угодил опреснитель. Может, у тебя в экипаже завелся душевнобольной?

Лик усмехнулся.

— А далее, конечно, последует риторический вопрос: какой гад занимался подбором команды, так?

— Брось! — Макс поморщился. — Не в этом дело. Без тестов, без знания этой эпохи — какой уж там подбор! И времени у нас было в обрез.

— Мы не сказали им, куда плывем. Может, в этом вся загвоздка?

— По-моему, они это и сами видят. Строго на запад.

— А что означает для них этот запад?

— Запад и запад, какая разница?

— Не скажи! Запад для нынешних европейцев — это прежде всего неизвестность. Неведомый континент, неведомые моря… — Макс хмыкнул. — Поблагодарим господина Гершвина. Его орлы постарались на совесть. Если верить захваченной картотеке — помните тот особнячок с ацтеками? — так вот, если верить их записям, эти ребята успели отправить на дно более трех десятков кораблей.

Лик обратил взор к Дювуа.

— Хорошо, тогда вопрос к профессионалу: по каким таким причинам происходили мятежи на древних кораблях? Как с этим справлялись и какую профилактику проводили капитаны прошлого?

— Грамотно! — одобрил Макс. — Присоединяюсь к любопытствующему…

Прежде чем ответить, Дювуа потер лоб, словно массируя голову — стимулируя тем самым память.

— Мятежи на кораблях, — начал он — Действительно, такие вещи случались, и довольно часто.

Насколько я знаю, основной причиной было скудное питание. Судите сами, много ли возьмешь на суденышко вроде нашего? И никаких тебе рефрижераторов, никаких консервантов. В длительном плавании довольствовались запасами воды, которая уже к концу второй недели начинала потихоньку скисать — если плыли по жарким местам. Конечно, спасали дожди, но дождь — явление капризное, непредсказуемое, и, если длительное время запасы пресной воды не пополнялись, среди экипажа начинало зреть недовольство. Рыба приедалась, прочие запасы плесневели, а на солонине и сухарях долго не продержишься. Вот и начинали звереть. Тухлая вода, животы болят, голодно…

— Но у нас-то с этим вроде бы порядок! Мерси полковнику Броксону! Морской комплект-универсал в двух экземплярах! А там — и набор консервантов, и ферменты с антибиотиками, и чего только нет! Об опреснительных приборах я уже не говорю. Без них в это плавание даже не знаю, как бы мы рискнули пуститься. Плюс надувные плоты, подводные очки, перчатки с перепонками… Опреснители, конечно, слабенькие, зато проще обструганной палки. Солнце греет, конденсат сливается куда положено. Итого — семьдесят литров за день и еще половина того же за ночь. Да они должны были бы молиться на этот агрегат!

— А вместо этого взялись за топор.

— Узнать бы, кто это сделал! Ноги повыдергаю!.. Ведь сук под собой рубят, идиоты! Дювуа пожал плечами.

— Они могут этого и не понимать. Что для них эти опреснители? Всего-навсего дьявольское изобретение. Черные шары, высасывающие из морской соли пресную воду. Наверняка это многих пугает. Они же все католики! Вспомните застенки инквизиции. Одного такого шара вполне достаточно, чтобы организовать процесс с четырьмя кострами. Мы отплыли от берегов Европы, но из этого отнюдь не следует, что нам удалось переиначить команду. В большей части это все те же малограмотные люди, боящиеся чертовщины и неизвестности.

— В общем, ты считаешь, что дружбы с экипажами не получилось?

— Она и не могла возникнуть столь быстро. Кроме того, они разные. Не спорю, кому-то из них тот же Штольц симпатичен, но кто-то, возможно, считает его, да и нас с вами, пособниками дьявола. Они могут не подавать виду, но то, что они наблюдают ежедневно, более чем непривычно. Помимо скудного питания для мятежей находилось немало иных причин. Все та же неизвестность целей морского предприятия, жестокость капитанов и старших матросских чинов, затесавшиеся в команду пиратствующие головушки… Подбить экипаж на бунт в тяжелом и затяжном плавании — задача не столь уж сложная.

— А что у нас тяжелого, интересно знать? Пиратам мы дали по ушам, бурь пока особых не было… Со жратвой, конечно, не густо, зато воды вдоволь — и вполне свежей. Да и по времени… Когда мы отплыли от Палермо? Всего-то ничего! — Макс потеребил кончик носа. — Да и все плавание не будет затяжным. Дней в пятьдесят наверняка уложимся. Не так уж много… Даже меньше, чем два месяца. А в этом столетии, насколько я знаю, и по полгода плавали, и по году.

— Но мы плывем не в Африку, мы плывем совсем в другую сторону. И наши морячки прекрасно знают, что именно с западного направления корабли практически не возвращаются. — Дювуа пожал плечами. — Отсюда и страх, и предрассудки. Вспомни ту байку, что рассказали нам про Колумба, вникни в ее смысл. В открытую на западе Индию перестали верить, а Колумба публично объявили лжецом! На повторную экспедицию ни денег, ни помощи он не получил.

— И его счастье, — буркнул Лик. — Иначе взлетел бы со всеми своими каравеллами.

— Очень может быть. Но сейчас нас, по всей видимости, должно занимать другое: как бы сами не взлетели на воздух прежде времени. У нас всего два опреснителя, и один из них попытались уничтожить. По счастью, этот глупец не догадался просто сбросить его в море.

— Должно быть, ему стало любопытно, что же там все-таки внутри.

— А может, его вовремя вспугнули.

— Словом… — Лик взглянул на лейтенанта. — Что мы предпримем?

Макс нахмурился, не торопясь с ответом.

— Черт его знает… Усилим, конечно, охрану. За опреснителями будем смотреть в оба. Надо бы и с командой поработать. Скажем, Штольца на них натравить. Этого крикуна они все-таки любят. По крайней мере, мне так казалось до сегодняшнего дня…

— Да так оно и есть, — буркнул Лик. — Он на них рычит, а им только в радость.

— Вот-вот!.. Так, может, послать его к тебе? На время? У нас-то на корабле пока все спокойно.

— Лично я только за. — Лик кивнул и посмотрел на Дювуа. — А что еще предпринимали капитаны, чтобы обуздать мятежников?

— Хм-м… В общем, разное. Тот же Кортес сжег суда, чтобы укрепить пошатнувшийся авторитет. Он уже достиг американского побережья, и команда бузила, требуя возвращения на родину… Кое-кто из капитанов выставлял на столы двойную выпивку, а другие, как, например, Магеллан, с самого начала пытались поддерживать железную дисциплину, пресекая малейшее неповиновение и арестовывая застрельщиков.

— И что же дальше? Усаживали их за стол и угощали?

— Нет. Их прилюдно вздергивали на реях и в назидание остальным не вынимали из петли в течение нескольких суток.

Лик и Макс переглянулись.

— Да… — Лейтенант покачал головой. — На это мы, пожалуй, не пойдем. Не люблю я эти страсти-мордасти — петля, мешок на голове… Тьфу!..

— А монголы и русские, говорят, еще на кол сажали. И тоже прилюдно.

— Ну вот, договорились… — Макс поморщился. — Нет уж, как-нибудь обойдемся без этого.

Они сидели в плетеных креслах, и Макс рассеянно слушал рассказ Дювуа, Брезентовый тент укрывал от знойного солнца, деревянная палуба обжигала пятки. Путешествие продолжалось, и ветер посвистывал в снастях, заставляя трепетать вымпел, наполняя паруса тугой силой, толкая корабль вперед. Океан расступался перед величественной статуей, украшающей нос судна. Глаза нимфы глядели на волны с холодной отвагой и вызовом. Чуть на отдалении плыла крохотная «Либерия». Более легкая и скоростная, она время от времени обгоняла «Горго», но в конце концов, набегавшись, все же отходила в сторону, уступая дорогу более мощному собрату. Теперь на маленьком суденышке командовали двое: Лик и Штольц. На «Горго», как и в давнем своем походе в Аустерлиц, Макс делил компанию с Дювуа. Историк не давал ему скучать. В свободное от вахты время они беседовали, перебирая тему за темой, вспоминая прошлое, которое следовало называть будущим, и, конечно же, в сотый раз возвращаясь к личности главного террориста.

— То, КАК он об этом писал, пожалуй, и убедило меня. Ты не поверишь, но мне начинало иногда казаться, что я слышу его голос. Правда-правда!.. Он писал о заброшенных городах, и я чувствовал, что он тоскует.

— И ты решил, что он отправился в Мехико?

— В Теночтитлан — так будет вернее. Во всяком случае, если он решил спасти эту цивилизацию — подчеркиваю, именно цивилизацию, а не народ или племя, — место его нынешнего жительства, конечно же, столица ацтеков. Я в этом просто уверен! Он уже там и, судя по всему, добился чрезвычайно многого.

— Вынужден согласиться: корабли, золото, смуглолицые солдаты… Кстати, если ацтеки научились строить парусные суда, значит, Гершвин все-таки сумел переместиться в прошлое.

— Вполне может быть, хотя я допускаю и иные варианты.

— Но построить корабль, способный пересечь океан, не так-то просто!

— Ну и не так сложно, как ты думаешь. Что и доказал Тур Хейердал своими заплывами на бальсовом плоту и камышовых лодках.

— Но ты сам говорил, что у ацтеков не было парусных судов. А каноэ и плоты, согласись, это несерьезно.

— Пусть. Но посланники Гершвина могли добраться до Европы на трофейных судах. А что? Выманили испанцев на берег и овладели флотилией. Не забывай, кое-кто из европейцев все же прорвался туда. В конце пятнадцатого века и начале шестнадцатого на территории Южной Америки насчитывалось уже около десятка испанских и португальских миссий. Форты, вооруженные гарнизоны и так далее. Полностью остановить колонизацию мсье Гершвину все же не удалось.

— Знать бы это наверняка! — Макс ударил себя кулаком по колену. — И как далеко он все же переместился в прошлое? На десять лет, сто или двести?..

— Во всяком случае, не двести и не сто. Хотя без Кассиуса и без аппаратуры нам этого, конечно, не узнать.

— Вот именно!

— И все равно… Если бы речь шла о сотне лет, то нашего противника давно не было бы в живых. А он жив — планы и списки, которые вы обнаружили в Мадриде и Лиссабоне, ясно говорят об этом. Мы же знаем его почерк, стиль. И в бумагах — все то же самое! — Дювуа заерзал в кресле, устраиваясь поудобнее. — Нет, Макс, наш хитроумный беглец — жив. И наверняка отирается где-то поблизости от верховного жреца, на которого он имеет влияние и с помощью которого манипулирует политикой индейцев.

— Верховный жрец… Это у них что-то вроде короля?

— Примерно. Во всяком случае, если у майя все города были равноправны, то ацтеки пошли дальше, введя четкую централизацию — с единой столицей, главной площадью и главным жертвенным алтарем. И, насколько я понимаю, у верховного жреца была такая же безраздельная власть, что и у королей.

— Верховный жрец… — пробормотал Макс. — На кой черт ему это сдалось? Я говорю про Гершвина. Ацтеки, жрецы, феодализм… Что там его могло прельстить?

Дювуа пожал плечами.

— Трудно сказать. Мы ведь так до сих пор и не поняли, с кем имеем дело. Однако сдается мне, что мсье Гершвину присущ некоторый романтизм.

Южная Америка — вообще особый край. Дворцы, пирамиды — стоит лишь раз взглянуть на них, как начинаешь чувствовать аромат той эпохи. И даты вполне впечатляют. Расцвет ацтекской культуры — в четырнадцатом веке, культуры майя — в восьмом веке, а, скажем, ольмеков, так называемых перво-американцев, — и вовсе лет шестьсот-семьсот до нашей эры.

— Свихнуться легче!.. — Макс в сомнении поджал губы. — Но откуда это известно? Ты же сам говорил о значении письменности. Не зафиксированное на бумаге не достоверно. А то, что они там вытесывали на своих камнях, так это еще доказательств требует. Мало ли календарей навыдумывало человечество!

— Верно, но кроме календарей есть более убеждающие способы определения дат. Радиуглеродный метод, урановое сканирование и так далее. Так что с датами зарождения южноамериканских цивилизаций все более или менее точно. Если здесь вообще применимо понятие точности. — Дювуа сокрушенно покачал головой. — Увы, как и в истории Египта, в истории Южной Америки — пропасть белых пятен. На протяжении долгих лет ни древние ольмеки, ни майя с ацтеками никого по большому счету не интересовали. Континент колонизировали ускоренными методами. Смирившихся приобщали к христианству, недовольных отправляли под меч и в огонь. Появлялись резервации, где словоохотливые миссионеры заставляли порывать с прошлым, прельщая будущим. Так и выходило, что некому было изучать Южно-Американский континент. Некому и незачем. Европейцы заявились с готовой культурой и чужой знать не желали. Поэтому только благодаря отдельным энтузиастам вроде Стефенса, Кайзервуда, Мельгара, Вальдека и Стирлинга удалось хоть что-то зафиксировать и сохранить. А сколько бесценных свидетельств прошлого было уничтожено! Каменные стелы взрывали динамитом, чтобы по частям перевезти в Европу и распродать на аукционах. Вытесанные на скалах криптограммы выдалбливались порой целыми кусками, и зачастую ради одного витиеватого фрагмента уничтожался пиропатронами целый памятник. Я не говорю уже о золотых сокровищах майя. Склепы и базальтовые гробницы разворовывались без всякой оглядки. Следы от взрывов и железных заступов, крошево, оставшееся от недавних исполинских памятников, закопченные потолки зданий — вот что встречало ученых в Копане и Накуме, в Мачакиле и Кохунличе. Да и сами первоисследователи не отличались особой щепетильностью. Джон Стефенс с Кайзервудом вывезли из древних городов массу предметов старины, организовав знаменитую «Панораму», в которой выставлялась богатейшая коллекция резьбы майя по сапотовому дереву. Увы, вся их «Панорама» погибла во время пожара. Подчистую были разграблены города Дос-Пилас, Ла-Флорида, поселения на острове Топоште, Эль-Перу. Последний был особенно богат скульптурными памятниками. Позднее от гигантских стел остались лишь вкопанные в землю основания… И все же, несмотря на весь этот кошмар, уцелело достаточное количество сооружений. Думаю, прежде всего — по причине их грандиозности. Гигантские пирамиды, дворцы и монастыри, по счастью, не утащишь в кармане. И такие красивейшие постройки, как Дворец тысячи масок в Кабахе, Дворец правителей в Ушмале, Храм воинов в Чичен-Ице, уцелели и до наших времен. Сохранились чультуны — огромные водные резервуары, вытесанные в скалах, акведуки и каналы.

— У них что, и система канализации имелась?

— Судя по всему — да. — Дювуа улыбнулся. — В этом смысле все наши новации и у древних египтян, и у майя с ацтеками использовались в полной мере. Были системы дренажа, были даже баскетбольные площадки! Умели они строить и широкие сакбе — подобие наших шоссейных дорог, иногда до восемнадцати метров в ширину.

— Славно!.. Из чего же они их мостили?

— Почему — мостили? Я же сказал: подобие шоссе! Специально изготавливался известковый бетон, который разливался поверх каменной насыпи и утрамбовывался каменными катками. Справа и слева от дороги возводились стелы с указанием точных дат постройки отдельных участков дороги. Протяженность подобных шоссе иногда достигала сотни и более километров. Многое умели древние, многое… Я уже не говорю о версии, допускающей возможность знакомства южноамериканских ацтеков с основами моделирования планеров.

— Ну, это уж точно враки! Пирамиды пирамидами, но летательный аппарат!..

— А почему, собственно, нет? Ты ведь наверняка в общем и целом представляешь себе устройство обычного дельтаплана. Ничего технически невыполнимого! Даже для кустаря-одиночки. Тем более что мы знаем достижения древних, умевших выплавлять алюминий, изготовлять стекло, порох и фарфор. И если мы не удивляемся успехам предков в астрономии, то стоит ли поражаться возможности существования в те же самые времена простейших планеров? И о том, что земля круглая, они, кстати, узнали намного раньше тех же европейцев… Так или иначе, но гигантские узоры, вычерченные в пустыне Наска, наталкивают именно на мысль о полетах. Схемы возможных посадок, стрелки, указывающие направление преобладающих ветров, и так далее.

— Наска — это, кажется, в Перу?

— Точно.

— Да… Хотел бы я посмотреть на эта узоры сейчас.

— Думаю, нам это скоро удастся.

Через пару дней Штольц выследил виновного в порче опреснителя. Но тревога Макса, подозревавшего худшее, не развеялась. Штольц спал, спиной прислонившись к грот-мачте, когда на палубу выбрался злоумышленник. Крадучись, он продвигался вдоль левого борта к носовой части. Подкравшись к рулевому, вытащил из-за пояса кривой нож и ударил в спину. Несчастный рухнул на палубные доски без единого вскрика. Штурвал по инерции провернулся, корабль качнулся — и от легкого этого толчка капрал пробудился. И очень вовремя, потому что отточенный нож уже летел в его направлени. Все могло кончиться более чем печально, так как кевлара Штольц на корабле не носил. Его спасли отработанные годами боевые рефлексы. Он метнулся в сторону, лезвие вонзилось в дерево мачты, и почти тотчас нога капрала подобием выброшенного в ударе штыка ударила в живот нападающего. Хрипя, он повалился на колени. А Штольц уже стоял над ним, готовый отразить любое нападение. Человек, убивший рулевого, так и не встал на ноги. Удар капрала оказался роковым. Разбуженный Лик и пара матросов, с фонарями поднявшиеся на палубу, опознали в убитом некоего Карла Андерсена, вольнонаемного из Гамбурга.

— Какой же он, к чертям, Карл — да еще Андерсен? — капрал ногой шевельнул татуированную кисть убитого. — Вон какие узоры! Дракончики, цветы… И рожа у него, согласись, совсем не германская!

— Да, это индеец. — Лик кивнул. — Во всяком случае, понятно, почему он пытался уничтожить опреснитель. Чем хуже, тем лучше. Для них по крайней мере.

— Известное дело — смертник!..

— Зря ты его так крепко приголубил. Вкололи бы «сыворотку», поспрашивали о Гершвине.

— Как уж получилось. Я ведь ему спросонья влепил… Даже глаз толком не продрал.

— Ладно… Как мы его просмотрели — вот что непонятно.

— Да это как раз дело обычное. И на старуху бывает проруха. Мориса вот только жаль. Хороший был парень, весь вечер с ним протрепались, потому и заснул тут. — Капрал кивнул на расстеленную возле мачты мешковину. Вынув из кармана портативную рацию, поднес к губам. — «Горго»! Я — «Либерия»! Але, Дювуа?.. Буди Макса: ЧП. Обнаружили гостя от Гершвина.

— Что будем делать? — Лик хмуро поглядел иа сгрудившихся вокруг них матросов. — Ни к чему нам этот шум, а?

— Макс решит. А в общем… Поживем — увидим.

И Карла, и Мориса похоронили по морским традициям — при построенной на палубе команде с чтением выдержек из Библии. Завернутые в мешковину тела с каменными ядрами в ногах соскользнули по наклонной доске в волны. Толковой официальной версии так и не придумали. А потому Карла объявили сошедшим с ума от жары, Мориса — жертвой. За упокой их душ экипажи обоих кораблей выпили за ужином по двойной порции вина, чему матросы были несказанно рады. Известие же о гибели товарищей они восприняли с полнейшим спокойствием. Этим морским бродягам было не впервой видеть чужую смерть. Более того — в иных плаваниях это происходило куда чаще.