"В небе полярных зорь" - читать интересную книгу автора (Кочегин Павел)

2

Открылась дверь. Все мигом вскочили.

К столу, припечатывая шаг, прошел командир полка майор Локтев. С каждым взмахом руки под гимнастеркой движутся угловатые костлявые лопатки. Следом, пригнувшись, чтобы не задеть головой за притолоку, по- слоновьи протопал военком полка Дедов.

Локтев резким движением расправил складки на гимнастерке. Звякнули боевые ордена и медали. Маленькими, глубоко сидящими глазами внимательно посмотрел на летчиков. «Вот и Якова Антонова стул опустел», — с болью в сердце подумал командир. Он устал. За короткий день сам трижды поднимался в воздух, выиграл два сражения. Но разве эти вылеты его вымотали? Нет! Воздух — его стихия, бой — призвание. Там, в небесах, он чувствует себя как рыба в воде. Гораздо труднее руководить боем с земли. Переживания за товарищей, когда они в опасности, а помочь, кроме подсказа, ничем не можешь, высасывают и нервы, и силы.

Узкий череп Локтева, обтянутый голой кожей, словно бы еще больше сузился, щеки ввалились.

— Предлагаю память нашего дорогого друга Якова Антонова почтить минутным молчанием, — усталым, с хрипотцой, голосом проговорил Локтев.

Все замерли, склонив головы, как над могилой. — Садитесь, товарищи.

Вначале об итогах дня доложили командиры эскадрилий.

— Давайте разберемся, почему погиб Антонов, — снова заговорил Локтев. — Он запоздал с запуском мотора. Когда начал выруливать, эскадрилья уже была в воздухе. Я запретил взлет, но он не выполнил приказа. Возможно, что и не слышал. И вот взлетел и болтался один. А один, пусть у него будет хоть семь пядей во лбу, никогда погоды не сделает. Только группа может вести бой успешно, пусть даже самая маленькая группа — пара. Горький опыт учит: не отрывайся! Оторвешься — пиши пропало, живая мишень для противника. Вот такой мишенью и стал Яков. И все из-за того, что он думал в момент вылета не о противнике, а о том, что скажут о нем товарищи, командиры. А не посчитают ли его трусом? Сделайте выводы из его гибели. Хотите жить, хотите бить врага, держитесь зубами друг за друга!

— А вот и второй случай, — после короткой паузы продолжал Локтев. — Старший сержант Кучеренко «отличился». Расскажите, старший сержант, как получилось, что вы оторвались от ведущего и дрались один?

Афанасий Кучеренко подошел к столу, взял в руки макеты самолетов.

— Встаньте здесь, чтобы вас все видели, — сказал Дедов, указывая рукой.

Кучеренко недовольно хмыкнул, но покорно вышел из-за стола. За низкий рост в полку его называли Карапетом. Рассказывали, что при поступлении в авиационную школу он обвел вокруг пальца медицинскую комиссию, подослав к измерителю роста своего дружка. На голову Кучеренко словно бы кто накинул черную каракулевую мерлушку. Не одну расческу сломал он в чащобе своих волос.

— Значит, пара «мессершмиттов» пронеслась между вами и Бугровым? И вы шарахнулись в сторону? Так? — переспросил командир полка.

Пилот кивнул головой.

— Так это излюбленный их прием: отколоть от строя и уничтожить одиночный самолет.

— А что я мог сделать? — попытался возразить Кучеренко. — На фрицев, что ли, лезть?

— К ведущему. И не бойся, бандюги тоже глаза имеют, а на таран не пойдут. Бросай машину на бандюг — отвернут. А ты тут его в пузо и резани. Ну, а сколько патронов израсходовали?

— Все.

— Все?! — удивился Локтев. — За четыре очереди весь боекомплект? Молодец! Вот молодец! Увидел фрица за версту — палит в божий свет, как в копейку. А когда действительно надо стрелять — у него кругом пусто.

Локтев взял из рук Кучеренко макеты самолетов.

— Прицельная очередь дается короткая: пять-десять патронов, не больше. А когда взял бандюгу в прицел, — он приблизил макеты друг к другу, — тогда на дистанции сто-сто пятьдесят метров бей наверняка. А с пятидесяти метров удар будет без промаха. И эрэсы 6 выпустили?

— Да.

— По истребителям?

— Да.

Локтев укоризненно посмотрел на, летчика и покачал головой.

— Какой... — командир, по-видимому, хотел сказать еще что-то, но сдержался. — Кто же эрэсами стреляет по истребителям? Ведь они предназначены для бомбардировщиков и наземных целей. Вопросы, предложения есть?

— Трудно на «харитошах» тягаться с «мессерами», — сказал кто-то.

— Трудно, знаю. Но какие есть машины, на тех и воевать придется. А вообще-то надо понять, что воюют не самолеты, а летчики. Надо знать тактику врага и смекалку проявлять.

— Снять надо эрэсы, — предложил Комлев. — Машина много теряет в маневренности и скорости. Для воздушного боя достаточно огня пулеметов, а получим задание на штурмовку — подвесить их недолго.

— На это нужен приказ высшего командования. Посмотрим — решим, — ответил Локтев.

Опираясь жилистыми волосатыми руками на стол, поднялся военком полка батальонный комиссар Дедов, волжанин. На его груди — ордена Ленина и Красного Знамени. Второй — за уничтожение банды басмачей в двадцатых годах. Дедов — богатырского телосложения, черты лица у него крупные, над верхней губой навис нос, про который в народе говорят: «эка носина — в соборное гасило!»

— Командир полка указал на ошибки, допущенные летчиками, — начал говорить он (с ударением на «о»). — Но вообще-то сегодня дрались вы здорово. Генерал объявляет всем летчикам благодарность. Генерал просил особо отметить действия Егора Бугрова и поздравить его с первой личной победой. Это первое, что я хотел вам сказать. Второе. Получен приказ Народного Комиссара Обороны «Об установлении полного единоначалия и упразднении института военных комиссаров в Красной Армии».

При этих словах в сердце Комлева кольнуло. Мелькнула мысль, вызванная не то чувством самолюбия, не то скорбинки: «Вот и откомиссарствовался!». Мелькнула и тут же заглохла. А Дедов, теперь уже заместитель командира полка по политической части, продолжал:

— Без военных комиссаров, говорил Владимир Ильич Ленин, мы не имели бы Красной Армии. Тогда, в годы гражданской войны, комиссары нам были нужны, как хлеб насущный. Много было командиров, которые не верили в прочность Советской власти, много было и враждебных ей. Да и те командиры, которые вышли из народа, тоже нуждались в поддержке комиссаров, в их совете. Вспомните Чапаева и Фурманова. Теперь положение резко изменилось. Преданность командиров своей Родине неоспорима. Они это доказали на деле. Политически они выросли и могут решать самостоятельно все вопросы, касающиеся боеспособности части. А наши комиссары повысили свои военные знания, приобрели богатый опыт современной войны. Как и командиры, они вполне могут командовать частями и подразделениями. Но отмена института военных комиссаров отнюдь не означает, что теперь замполиты могут меньше заниматься политической работой, вопросами быта бойцов. Я думаю, что все командиры и политработники правильно поймут Указ Президиума Верховного Совета СССР и приказ Наркома.

После замполита вновь взял слово командир полка.

— Командиры эскадрилий, запишите задание на завтра, — сказал он. Сегодня Локтев уже не добавил «и комиссары». Это с непривычки немного ущемило Комлева, однако он, как и прежде, начал записывать задание. А Локтев все тем же отрывистым, глухим голосом говорил:

— Первая эскадрилья с рассветом посылает пару на разведку аэродрома Луостари.

Командир полка подошел к карте, на которой была нанесена наземная обстановка, отмечены аэродромы противника, и подробно рассказал об условиях полета, указал высоту, маршрут, направление захода на цель, скорость. В заключение предупредил:

— Ни в коем случае не вступать в бой. Задание всем ясно?

— Ясно, — ответили хором летчики.

— Разрешите? — спросил Комлев и встал. — Может быть летчики сами решат, как им выполнять задание?

— Не отсебятничайте! Условия полета даются штабом дивизии, — ответил за командира Дедов. — Еще что у вас?

— Знаю, товарищ военком, — продолжал Комлев, — что задания на разведку даются штабом дивизии, но выполняют эти задания летчики. А их, летчиков, пеленают, как пеленали раньше детей грудных. Вначале вытянут вдоль боков руки, затем завернут в пеленку из холстины, а поверх еще широким кушаком перетянут и в ногах завяжут крепким узлом. Лежи и не каркай, теперь, мол, не развернешься.

Больше года воюем, а приказы на разведку, как близнецы, походят один на другой: высота, маршрут, время появления над целью. Я не знаю, откуда пошел такой порядок. Это сковывает инициативу летчиков и ведет к печальным последствиям. Немцы изучили наши полеты, как пять пальцев, и встречают нас в воздухе. А я так считаю. Дело штаба дать приказ, что разведать и какие сведения о противнике доставить командованию. В исключительных случаях, если крайне необходимо, ограничить летчика временем. Все остальное должны решать непосредственно исполнители приказа. И об этом мнении эскадрильи прошу вас, товарищ майор, доложить командованию дивизии.

— Замполит первой дело говорит. Идите отдыхать, — завершил разбор боевого дня Локтев.

— Ну, как самочувствие, политичный? — спросил Ветров Комлева по пути к штаб-квартире (так шутя называлась землянка командира и комиссара эскадрильи). Ветров любил подражать первенцевскому Кочубею и своего комиссара называл «политичный ты мой». И даже впервые испытал в бою своего «политичного» по-кочубеевски. В первом совместном вылете он специально закладывал головокружительные виражи, выполнял боевые развороты и другие фигуры высшего пилотажа, но комиссар словно бы привязался к ведущему. В полете Ветров только одобрительно поводил густой бровью да удовлетворенно покачивал головой.

— Настроение? А что? Как всегда.

— Ты только не думай, что с этого дня я твой командир, а ты у меня подчиненный. Мы с тобой как были равными, так и останемся равными по службе, друзьми по боевой работе. И никаких гвоздей.

— А я иначе и не думал.

— Вот и преотлично, все, что ты скажешь, для меня закон, всегда поддержу.

— И я тоже. Указ правильный. Хорошо сказано, что для комиссаров создалось ложное положение. Это и я чувствовал, и ты тоже. Да и каждую мелочь тебе надо было согласовывать со мной. Хотя ты и так знал, что я не буду против. Одна формальность. А Локтев? Смотри, как он изменился. Не узнать. Сравни-ка сегодняшний разбор с теми, что были когда-то.