"Марафон со смертью" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей Николаевич)

Часть вторая Профессионал

I

За последний год Алина измучилась совершенно.

С тех пор, как российские федеральные войска штурмом взяли Грозный и на Северном Кавказе развернулась настоящая война, она потеряла покой.

Сначала она толком не поняла, что же происходит. Да, были сообщения средств массовой информации о многочисленных жертвах в результате вооруженных столкновений между федеральными войсками и группировками чеченских боевиков. Да, по-человечески, по-женски было страшно задумываться, во имя чего гибнут совсем еще мальчишки. Да, было дико и жутко слышать про бомбардировки сел и городов Чечни российскими боевыми самолетами и вертолетами. Да, было недоумение, и это мягко сказано, – как можно воевать так, чтобы всего за несколько часов уничтожались целые батальоны и даже полки регулярной армии.

Но это все было сначала. Это были чувства обыкновенной русской женщины, к тому же женщины умной, умеющей думать, анализировать и сопоставлять факты и информацию из различных источников.

А потом Алина услышала о том, что в Чечню послали подразделения ОМОНа и мобильные отряды некоторых спецслужб. Еще чуть позже – про знаменитую "Альфу", которая так неудачно "отметилась" в Буденновске.

Вот тогда покой оставил молодую женщину – ведь ее муж тоже служил в спецгруппе.

Каждый день она ждала чего-нибудь ужасного – очередного захвата города, очередного террористического акта или еще чего-нибудь в том же роде.

Воображение рисовало ей, что однажды ее Банда, ее любимый муж Сашка не вернется вечером с работы домой, потом его не будет еще какое-то время, а еще чуть позже в один прекрасный день ей сообщат, что "майор Бондарович погиб при выполнении важного правительственного задания"...

Она вздрагивала и отгоняла подальше эти страшные мысли, ругая себя: "Дура набитая! Про что ты думаешь?! Накаркать хочется?"

И все же нет-нет, но мысли эти снова возвращались к ней, и тогда страх за Банду, за себя, за их годовалого сынишку Никитку сковывал душу женщины, невыносимой болью сжимая ее сердце.

Особенно остро почувствовала Алина опасность в тот день, когда началась эта безграмотная операция по штурму поселка Первомайского, в котором силами федералов были блокированы террористы под командованием Салмана Радуева с двумя сотнями заложников.

Вечером, как обычно, они всей своей большой семьей – а жили молодые с родителями Алины, благо позволяли размеры квартиры Большаковых и самое благожелательное отношение стариков к своему зятю – собрались у телевизора посмотреть выпуск новостей. Александр пристально всматривался в экран, как будто хотел увидеть в коротком репортаже из Чечни что-то особенное.

И как только сюжет с места боевых действий закончился, Банда вдруг резко откинулся на спинку кресла, в гневе сильно ударив кулаком по подлокотнику:

– Идиоты!

– Что ты имеешь в виду? – спокойно спросил Большаков, хоть и удивленный столь эмоциональной реакцией зятя, но постаравшийся скрыть свои чувства.

– Ой, простите, Владимир Александрович! Не смог сдержаться...

– И все же?

– Вы заметили, показывали ребят – в камуфляже, в бронежилетах?

– Ну, – неопределенно протянул отец Алины, – там все, вроде, в камуфляже были...

– Да, конечно. Но там сейчас происходит что-то ужасное. Это ведь были не обыкновенные солдаты...

– Банда с горечью кивнул на телевизор и вдруг встал, нервно прошелся по комнате, потом снова опустился в кресло. – Помните ли вы захват террористом автобуса с корейцами?

– Конечно.

– Обезвреживание проводила спецгруппа по борьбе с терроризмом из УВД Москвы. Есть такое спецподразделение. Хорошие ребята, настоящие профессионалы. Я знаю некоторых из них, встречались по делам службы...

– И что?

– Мне говорили сегодня на работе, по секрету, конечно, что их туда бросили на съедение. Но я не поверил. А теперь сам увидел, – Банда снова кивнул на телевизор, – узнал их, убедился. Показали на весь экран.

– По-моему, Александр, никто из этого никакого секрета не делал. Кажется, я уже неоднократно слышал, еще несколько дней назад по радио или по телевизору, что этот отряд перебросили в Первомайский для участия в операции по освобождению заложников.

– Это я знаю.

– Так что же тебя так смутило?

– Они шли в бой.

– Я не понимаю...

– Владимир Александрович, их просто бросили на съедение, – повторил Банда свою фразу. – Это... Как вам объяснить? Это примерно то же самое, если классного хирурга отправить работать в магазин рубщиком мяса, – нашел наконец Банда подходящее сравнение.

– Да ты не нервничай так, – пожал плечами Большаков, уже не на шутку встревожившись, – такая реакция всегда выдержанного и хладнокровного Банды была для него полной неожиданностью. – Объясни мне толком, что тебе не понравилось. Что-то я ничего не понимаю. "Идут в бой"... Так их же туда для этого самого боя, наверное, и послали?

Алина и Настасья Тимофеевна испуганно переглянулись, тоже не понимая, чего это Банда так кипятится.

– Эти ребята – настоящие профессионалы. Они очень хорошо подготовлены, – Александр никак не мог успокоиться, заметно нервничал. – Они все отлично экипированы. Понимаете, это спецподразделение, для решения спецзадач. Это штучный товар.

Ночью, незаметно проникнув в Первомайский, подкравшись к бандитам поближе, они бы обязательно выполнили задание на "отлично". И никто из заложников не пострадал бы.

– Ну, это понятно. А что же – изменилось? Они так и сделают – вот наступит ночь...

– Изменилось все – их используют как обыкновенное пушечное мясо. Как каких-нибудь мотострелков или десантуру. Хватайте автоматы – и в атаку. Вперед, на пулеметы...

– Так ты же сам говоришь, что это профессионалы! Они же должны справиться...

– С кем и как справиться, Владимир Александрович?! Кто так делает? Да их же сразу половину положат! Это ведь лобовая атака! Бред собачий...

– Саша, успокойся, – мягко проговорил Большаков, положив руку на плечо зятя.

– Понимаете, их ведь беречь надо. А их вместо этого – под пули, как простых солдат. Зачем их тогда вообще дергали, если не хотят использовать по назначению? Хотели положить как можно больше народу – так гнали бы в атаку пехоту, а при чем тут спецподразделение?

– Да... – протянул Большаков. – Действительно, ты, наверное, прав. А я, видишь, ничего этого не понял, хоть и генерал.

– Вы, Владимир Александрович, – ученый, который занимает генеральскую должность, – горячо перебил тестя Банда. – Простите, конечно, я не хочу вас ни в коей мере обидеть, но вы не боевой генерал. Вы профессионал в своей сфере.

– Абсолютно верно. Так почему, по-твоему, я должен на это обижаться?

– Конечно, не должны... Но я о другом – там-то командуют боевые генералы! И вытворять такое!.. Этак, глядишь, завтра и моих ребят, чем черт не шутит, дернуть могут: автомат Калашникова в руки – и вперед, на мины...

– Типун тебе на язык, придурок! – вдруг крикнула, вскакивая с дивана, Алина. – Думай иногда, что плетешь!

Вся семья опешила, не ожидая от нее подобных выходок. Банда вскочил с кресла, сделал шаг навстречу жене, но Алина, сверкнув в его сторону разъяренным взглядом, лишь отступила, затем от переполнявшего ее гнева даже топнула ножкой, но уже в следующую секунду, не выдержав, вдруг заплакала и выбежала из комнаты...

– Саш, прости меня, не выдержала я, сорвалась. Я не хотела... Как-то само собой получилось.

Уложив Никитку спать, Алина быстро юркнула под одеяло и прижалась к мужу, уютно устроившись на его широкой сильной груди.

Она очень любила эти сладкие мгновения перед сном, приносящие неповторимое чувство тепла, близости, единства. В эти чудесные минуты он принадлежал ей и только ей, и умиротворение мягко охватывало молодую женщину, прогоняя все дневные страхи и волнения.

– Конечно, Алинушка. Я же все понимаю. Это ты меня прости, милая моя...

Банда прижался щекой к ее голове и ласково погладил по спине, чуть сильнее прижимая к себе.

Ему очень нравилась эта ее почти кошачья привычка прижиматься к нему, игриво и нежно прикасаясь всем телом, и выгибать спину, прислушиваясь к его поглаживаниям. Иногда ему даже казалось, что Алина вот-вот замурлычет от восторга.

– Саша, я боюсь.

– Чего ты боишься, малышка? Я ведь с тобой. Помнишь, как в том старом фильме – "не бойся, я с тобой"...

– Я все равно боюсь... – перебила она его, не дослушав. – Я очень боюсь, что твою группу тоже отправят в какой-нибудь очередной Первомайский.

– Ну, нет. В Чечню нас ни в коем случае не дернут, – уверенно возразил Банда. – Если только случится что-то уж совсем из ряда вон...

– Например? – она тревожно подняла голову, пытаясь разглядеть в темноте глаза мужа.

– Ну, не знаю.

– И все же? Сколько надо чеченцам захватить людей в заложники, чтобы операцией по их освобождению занялась ваша группа?

– Алинушка, ты спрашиваешь глупости, на которые никто не даст тебе ответа.

– И все-таки?

– Я не знаю, как ответить на твой вопрос. Скажу одно: мы – слишком элитные. И слишком секретные. Про наше существование знают очень немногие даже в самой системе ФСБ. Там, в Чечне, – война, открытое противостояние, настоящие бои. Мы же предназначены совсем для другого – для секретных, тайных, молниеносных операций, понимаешь?

– Но ведь этот спецотряд московской милиции послали! И прямо в бой...

– Нас не пошлют, – еще более уверенно, чем перед этим, специально придавая голосу почти что металлическое звучание, ответил Банда. – И вообще, Алина, милая, выброси из головы всякую ерунду. Поверь, я не могу тебе всего рассказать, но наше подчинение гораздо более узкое и конкретное, понимаешь? Нас никогда не пошлют в обычный бой.

– Очень хотелось бы тебе верить, – она еще сильнее прижалась к нему, пряча лицо на его груди. – А если и попробуют, ничего у них не получится. Я же тебя никому не отдам"

– А я никому, кроме тебя, и не собираюсь отдаваться! – игриво, чтобы успокоить и подбодрить жену, со смехом ответил Банда, нежно поглаживая ее бедро...

Пейджер на тумбочке у изголовья кровати запищал ровно в два часа ночи, с каждым мгновением настойчиво увеличивая громкость сигнала.

Алина, которая после рождения сына спать стала даже более чутко, чем ее знаменитый спецназовец Банда, первой проснулась и на этот раз. Перегнувшись через мерно сопящего мужа, она нащупала на тумбочке маленькую коробочку и нажала, как учил ее Александр, первую попавшуюся под пальцы кнопку Мигание красного сигнального светодиода тут же прекратилось, и на сразу же автоматически осветившемся дисплее пейджера женщина прочитала сообщение: "Общий сбор. Ситуация ноль".

За два года службы ее Банды в этом спецподразделении ФСБ Алина уже привыкла к подобным ночным вызовам и, хотя Сашка ей ничего и не рассказывал, быстро научилась классифицировать для себя сбрасываемые на пейджер сигналы.

Если пейджер выдавал "ситуацию три", Банда стонал, разочарованно кряхтел, несколько раз потягивался спросонья, затем нехотя вылезал из-под одеяла и шлепал босиком в коридор к стоящему там телефону, а потом, позвонив на работу, отметившись, как он говорил, тут же снова заваливался спать.

При прохождении по пейджеру сигнала "ситуация два" Банда десяток раз чертыхался, натягивал, не особенно торопясь, спортивный костюм и крое-; совки и, приготовив кофе, сидел у окна на кухне и курил, высматривая дежурную машину их группы, которая должна была за ним заехать.

Самой хлопотной и неприятной оказывалась "ситуация один" – при этом сигнале муж, сразу посерьезнев, вскакивал с постели и, даже не вспоминая про чашечку обязательного утреннего кофе, исчезал в темноте двора, не дожидаясь, пока за ним заедут. После такого сигнала он мог не появляться дома два-три дня, а когда возвращался, то сразу же заваливался спать, как правило, чуть ли не на целые сутки.

"Прости, Алинушка, – говорил он ей всегда после очередного возвращения, – работа у меня такая дурацкая. Хлопотная какая-то, нервная. Любят периодически нас дергать, чтобы мы особо не расслаблялись".

Алина все прекрасно понимала, не обижалась на него, не устраивала ему дома сцен, только тревожилась каждый раз – где он пропадает все это время?

Что делает? Сыт ли он? Тепло ли ему? Не угрожает ли ему какая-нибудь опасность?

– Что-то серьезное было? – каждый раз спрашивала она одно и то же после его возвращения, всеми силами стараясь рассмотреть в глазах мужа искренний ответ.

И он не отворачивался, не прятал от нее взгляда, абсолютно честно, как ей казалось, отвечая:

– Нет, что ты! Ерунда, обычная тренировка. Учебная, так сказать, тревога. Ты же понимаешь, у нас служба такая – как в армии.

– Да, конечно.

И Алина действительно всегда верила ему, потому что сомневаться в правдивости сияния его голубых любимых глаз было выше ее сил.

Но сообщения с таким сигналом, как на этот раз, – "ситуация ноль" – за эти два года его службы на пейджер еще не сбрасывалось, и теперь Алина явственно почувствовала, как тревожно сжалось ее сердце.

Она постаралась подальше отогнать от себя тоскливые предчувствия.

– Саша, слышишь... – легонько потрясла она его за плечо. – Вставай!

– Что такое? Почему тревога? Что случилось? – не сразу сообразил спросонья Банда, где он и что с ним происходит, а затем, отогнав сон, быстро открыл глаза и резко сел на постели. – Что, Алинушка, произошло?

– Читай – пейджер твой только что сработал. "Ситуация ноль".

– Что?! – Банда вдруг резко встрепенулся, выхватил из ее руки пейджер, и даже в темноте Алина разглядела, как изменилось выражение его лица. Он внимательно вчитался в полученное сообщение.

– "Ситуация ноль", – почему-то еще раз испуганно повторила Алина.

– О, ч-черт!

Его выбросило из кровати, как будто под одеялом сработала мощная пружина. В одно мгновение Банда оделся, Схватил ключи от своего старого "Опеля", доставшегося ему после гибели Олежки Вострякова, и уже готов был выбежать из комнаты, как вдруг остановился на пороге, обернувшись к жене.

Алина сидела на кровати все в той же позе, и из ее огромных глаз вот-вот готовы были покатиться слезы.

В своей кроватке, разбуженный шумом собиравшегося по тревоге Банды, заворочался и что-то встревоженно залопотал маленький Никитка.

Алина приложила палец к губам, знаком приказывая Банде вести себя потише, и несколько раз слегка качнула кроватку, успокаивая сына.

Банда на цыпочках вернулся, опустился перед ней на колени и притянул ее к себе:

– Алинушка, я прошу тебя – не волнуйся. Со мной все будет хорошо, – зашептал он, целуя ее глаза, волосы, губы...

– Что такое "ситуация ноль"?

– Алина!

– Я давным-давно уже Алина!.. Саша, скажи мне правду, это опасно?

– Ну что ты! Это обыкновенная учебная тревога. Просто она проходит под наблюдением высшего начальства, поэтому и подняли такой переполох...

– Сашенька, милый, я прошу тебя – будь осторожен. Ты мне обещаешь?

Он еще раз поцеловал ее, стараясь скрыть свое смущение, – первый раз в жизни напропалую врал жене:

– Все, милая, пока. Мне уже пора бежать...

Он исчез за дверью, а Алина так и не смогла уснуть до самого утра.

Забрав к себе в постель Никитку, она долго беззвучно плакала, нежно прижимая к себе малыша.

Она чувствовала, как где-то в темноте ночи ее Банда, ее милый любимый муж Сашка вступает в бескомпромиссное единоборство с чем-то безмерно страшным и опасным.

Если бы это было не так, его услуги – услуги суперпрофессионала, в чем он сам не раз признавался, – не пригодились бы...