"Я вернусь..." - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей Николаевич)

Глава 17

Мрачный голос ошибся. Юрий, разумеется, не только выжил, но и был на ногах уже через две недели, а Зимин таки ушел, и ушел далеко. Исчез, растворился, развеялся, как сигаретный дымок на ветру, – словом, пропал, как незадолго до него пропал адвокат Лузгин. Его, конечно, искали. Не поднимая шума, не вынося сора из избы, кулуарно, в узком семейном кругу, без милиции, прокуратуры и газетного переполоха, упорно и тщательно, повсюду и везде – искали, да так и не нашли.

Юрий в этих поисках участия не принимал, поскольку считал их пустой тратой времени. Мир велик и легко доступен для того, кто имеет деньги. Упускать не надо было, а кричать вслед беглецу: "Держи вора!" – пустая затея. В Клуб он больше не ходил, да и Клуб, по слухам, самоликвидировался, развалился. Не было больше Адреналина, и даже Зимина не было, да и господам клубменам, наверное, неловко было смотреть друг другу в глаза после совместного просмотра записанных Зиминым кассет. Словом, как у Высоцкого: настоящих буйных мало, вот и нету вожаков...

Но как-то раз в квартире Юрия раздался телефонный звонок. Был уже конец мая, за окнами буйно зеленело, и пахло, и тянуло в открытую форточку теплым ветерком с ароматом сирени, и клацали в сиреневых дебрях костяшки домино, и голос Сереги Веригина торжествующе вскрикивал: "Рыба!", и стояло на столе запотевшее, прямо из морозилки, ледяное пиво. Удивленно подняв брови – кто бы это? – Юрий снял трубку, и незнакомый мужской голос назначил ему встречу через час в том самом ресторане, где Юрий когда-то так неудачно встретил Новый год. Голос был настойчив и убедителен, и Юрий на встречу пошел, хотя и с большой неохотой.

В ресторане их было пятеро – строгие костюмы, ослепительные рубашки, однотонные галстуки, уверенные сытые лица, твердые глаза и отменные манеры. Юрий не видел этих рож уже почти полгода и с удовольствием не видел бы их до конца жизни, но узнал всех пятерых с первого взгляда и, едва успев присесть, хмуро бросил:

– Ну?

Непонятно было, как они ухитрились его отыскать, но вот сумели же. Впрочем, были бы деньги, а остальное – дело техники. Разыскать в Москве человека, который ни от кого не прячется, не так уж сложно, особенно для таких вот обеспеченных господ, знающих все входы и выходы, привыкших всегда получать желаемое.

– Один человек недавно вернулся с курорта, – было сказано Юрию в ответ на его неприветливое "ну?". – Он утверждает, что в тех краях кто-то организовал Клуб.

Слово "клуб" было произнесено так, что ошибиться в его значении не представлялось возможным. Существовала только одна разновидность клубов, которая могла служить предметом этого разговора.

– Мне это неинтересно, – прямо сказал Юрий.

– В это трудно поверить, – вежливо усомнился один из пятерых – тот, что вел беседу.

Остальные сидели как истуканы и молчали, разглядывая Юрия, как блоху под микроскопом. И все-то у них было просчитано наперед, все-то они знали – видимо, не поленились навести справки и выведать всю подноготную, и сомнений у них, похоже, не было никаких. Но хвастаться перед Юрием своей эрудицией они не стали – пока, во всяком случае. Вместо этого ему было сказано вот что:

– Нам показалось, что вы – наиболее подходящая кандидатура для этого дела. Кроме того, было бы справедливо, если бы вам представилась возможность довести до логического завершения то, что вы так блестяще начали. Разумеется, все расходы за наш счет.

– Я не наемник, – огрызнулся Юрий. – Никогда им не был и никогда не буду, вам ясно? Поищите себе другого киллера.

Но, говоря это, он уже знал, что согласится. Ничего, оказывается, не зажило; существовали, оказывается, шрамы, которые, в отличие от пулевой дырки под лопаткой, не затягиваются сами собой. Огромные, во все лицо, заплаканные глаза Зинаиды Александровны Штерн, секретарши Лузгина, высеченный из черного мрамора тяжелый крест на могиле Мирона... Мирон на том свете, наверное, животик надорвал со смеху, любуясь этим любовно отполированным крестом и раз за разом перечитывая надпись: "Покойся с миром". Ему, этому пьяному безбожнику и забияке, такое надгробие показалось бы забавным. А впрочем, кто знает, как все это выглядело при взгляде из тех краев, куда он угодил...

Словом, господа в галстуках были правы: Юрию действительно хотелось довести дело до конца.

– А если это ошибка? – спросил он тогда.

– Вот это вам и надлежит выяснить, – сказали ему. – Отрицательный результат все-таки лучше мучительной неопределенности, как вы полагаете? И потом, знаете, что думает петух, когда гонится за курицей? Не догоню, так хоть погреюсь. Поезжайте, Юрий Алексеевич, погрейтесь. Там действительно очень тепло.

...Да, действительно, очень тепло. Даже слишком.

Юрий нехотя открыл глаза. Послеполуденное солнце жарило во всю свою тропическую силу, тень пальмового навеса спасала от него лишь частично. Пить больше не хотелось, смешанная с пивом водка камнем лежала в желудке, и ни черта она не пьянила – не то, как видно, было у него настроение. Толстяк-американец напротив него все тряс жирными щеками, поминутно облизывая выступавшие на крошечной верхней губе бисеринки пота, утирался огромным носовым платком и разглагольствовал о необходимости усмирения Ирака при помощи штурмовых групп коммандос, которые будут высажены в стратегически важных пунктах и вблизи секретных лабораторий, где изверги-мусульмане разрабатывают оружие массового уничтожения.

Надо было как-то заканчивать всю эту бодягу. Сколько можно валять дурака?

Юрий все-таки не утерпел, закурил, невежливо повернулся к собеседнику спиной и сказал бармену.

– Тоска, брат мой по бутылке, тоска смертная... А скажи, как тут у вас с развлечениями?

Бармен пожал огромными костистыми плечами.

– Несколько питейных заведений, – сказал он, – казино, боулинг, четыре теннисных корта... Ну и, конечно, море.

– Море, – проворчал Юрий, вертя в пальцах рюмку. – Огромная теплая лужа, в которую к тому же гадят все, кому не лень.

– Рыбам это по вкусу, – с ухмылкой сказал бармен. – Здесь отличная рыбалка.

– Это не спорт, – скривился Юрий. – Хитрость против хитрости, сила против силы... Это одна видимость честного состязания. С железным крюком в глотке не очень-то посостязаешься. Когда противник лишен возможности дать тебе сдачи, это не спорт, а обыкновенное убийство, Джорджи, старина. Мне нужно что-нибудь покруче. Что-нибудь наподобие... Вот откуда, скажи, у тебя эти швы на верхней губе? Упал, наверное, да? И прямо на кулаки... У вас тут, как я погляжу, многие плохо держатся на ногах. Портье в отеле, те ребята на причале, которые разгружали багаж, и даже водитель гостиничной машины... Мне говорили, что в здешних краях, если найти нужных людей, можно пару раз хорошенько, со вкусом, упасть. По правде сказать, за этим я сюда и приехал. Что скажешь, бар-мен, бар-друг? Не хотел бы ты дать мне по морде?

– Не понимаю, мистер, о чем вы говорите, – сказал бармен. Его черное лицо сразу стало отчужденным. – Я не бью клиентов по лицу, хотя, если вы настаиваете на откровенности, мне очень не нравятся люди, которые приходят сюда что-то вынюхивать. Прошу прощения, сэр, но от вас за версту разит копом.

– Так уж и копом? Нет, Джорджи, старина, я не коп. Хотя в чем-то ты прав. Я действительно вынюхиваю.

– Тогда вы обратились не по адресу. Мое дело – разливать напитки.

– Верно. А мое – пить и трепать языком. А ты, бедняга, обязан слушать и даже поддерживать беседу, потому что деваться тебе некуда, да и деньги тебе платят именно за это. Разливать напитки может и автомат, Джорджи. Дерьмовая у тебя работа, парень. Вот скажи мне, просто ради интереса: что бы ты сделал с человеком, которого вызвал на честный бой – один на один, кулаки против кулаков – и который, вместо того чтобы честно, по-мужски принять вызов, выстрелил тебе в спину и сбежал на край света?

– В спину? – старательно изумился бармен. – Не знаю, мистер. Со мной такого не бывало.

– А я и не спрашиваю, что ты сделал, – сказал Юрий. – Я спрашиваю, что ты сделал бы, если... Понимаешь: бы! Если бы! Теоретически. Только не говори, что позвонил бы в полицию, это на тебя не похоже. Ты же ненавидишь копов.

– Теоретически, вы сказали? Хм... – Бармен, казалось, был озадачен. – Право, не знаю. Край света... Да у нас тут и так край света, куда же бежать?

– На другой край, – подсказал Юрий. – В Австралию, например. Или в Россию. Вот представь: ты вдруг узнаешь от добрых людей, что негодяй, который тебя продырявил, а перед этим отравил твоего приятеля и еще кучу людей, спокойно живет в России и посмеивается в кулак над тобой и над всеми, кого он одурачил. Каковы твои дальнейшие действия?

Это был рискованный, чересчур прямолинейный ход, но Юрию уже опостылел этот рай для бездельников. К тому же бармена следовало раскачать, и это был самый простой способ: взять и выложить все как есть. В какую бы сторону ни качнулся бармен Джордж, это было Юрию на руку. Главное – заставить противника проявиться, а дальше – как получится... Это была классическая разведка боем, и единственное, чего боялся сейчас Юрий, так это что он приехал не туда и бармен действительно ничего не знает и не понимает.

Но бармен качнулся, причем качнулся именно в ту сторону, которая больше всего устраивала Юрия.

– Я человек небогатый, мистер, – сказал он после минутного раздумья, – иначе я бы не стоял здесь, за стойкой, а сидел бы в кабинете с кондиционером. Но я бы занял у кого-нибудь денег или даже украл бы и купил тур в Россию. Там я нашел бы этого человека, взял бы в кулак пулю, которой он меня продырявил, и загнал бы ее негодяю в глотку вместе с кулаком. Вот как бы я поступил, сэр. Теоретически.

Юрий усмехнулся, полез в задний карман джинсов, вынул оттуда сплющенную, деформированную пистолетную пулю и аккуратно положил ее на стойку. Потом он повернулся к бармену спиной и задрал футболку.

– Можешь приложить, – сказал он, – сравнить калибр.

– Не стоит, – сказал бармен. – Я плохо разбираюсь в оружии, мистер. Да, у вас дырка в спине, но получить ее вы могли где угодно.

– Так ведь у нас с тобой чисто теоретический разговор, – весело сказал Юрий, опуская футболку и снова поворачиваясь лицом к стойке. Он смахнул пулю в ладонь и убрал ее на место, в карман. – И я советую тебе чисто теоретически подумать, чем ты рискуешь в данной ситуации. Я приехал сюда один, без оружия, наручников и удостоверения сотрудника Интерпола, даже без перочинного ножа. Может быть, я лгу, а может быть, и нет. Если я лгу, мой обман непременно раскроется и мне, как я понимаю, не поздоровится. А если нет? Неужели ты хочешь всю жизнь подозревать, что работаешь на подлого, лживого негодяя, который пьет из тебя кровь и кормит тебя баснями? Есть только один способ проверить это, Джорджи-бой. Ты знаешь какой.

Бармен задумался. Между тем толстый американец, заметив наконец, что его никто не слушает, и углядев пулевое отверстие в спине Юрия и саму пулю, подался вперед и, указывая глазами на то место, которое теперь надежно прикрывала футболка, спросил:

– Терроризм? Хаттаб?

На его жирной физиономии застыло выражение опасливого интереса. Он буквально изнывал от любопытства, и Юрий, поборов желание послать его по матушке, по-русски ответил:

– Да. То есть йес. Отстань ты, ради бога!

И американец отстал. Он был уже изрядно навеселе и хотел общаться – безразлично с кем, хоть с самим собой. И он снова затянул свою речь, обращаясь теперь к супруге, которая, невнимательно слушая его болтовню, с брезгливой миной, но очень споро уминала мороженое из огромной, как таз, стеклянной вазочки.

Юрий снова повернулся к бармену. Черно-фиолетовое лицо старины Джорджа было хмурым и напоминало грозовую тучу.

– Я вижу, ты находишься в затруднительном положении, – сказал Юрий. – Так я тебе помогу. Скажи-ка, не участились ли у вас на острове в последнее время странные смертные случаи? К примеру, решит кто-нибудь с кем-нибудь подраться и подерется, а к концу драки вдруг оказывается, что он мертвый. Все у него цело, разве что морда немного разбита, а сердце почему-то остановилось. Врачи только руками разводят: паралич сердечной мышцы, а отчего, почему – непонятно. Ну, так как – было?

По остановившемуся взгляду и заострившимся скулам бармена Юрий понял, что попал в десятку: да, было, и было, наверное, не раз. Одно было странно: как он все-таки отважился так открыто заявить о себе? Ведь Клуб – это такая визитная карточка, что лучшей просто не придумаешь. Видно, Адреналин и впрямь заразил своего приятеля чем-то, какой-то хитрой бациллой, вытравить которую из организма оказалось непросто. Сбежал, схоронился на краю света, а потом соскучился, не утерпел и сказал какому-нибудь здешнему негру: слышь, ты, негр, а давай подеремся! И пошло и поехало... Да, тропики действительно расслабляют. Посиди здесь месячишко, и покажется, наверное, что никакого снега, никакой Москвы и никакой такой России на свете нет, да и не было никогда.

– По-моему, сэр, у вас с головой не все в порядке, – сказал наконец бармен, оказавшийся на удивление крепким. – Но вы правы: я ничем не рискую, и угождать клиентам – моя прямая обязанность.

– К черту твои обязанности – и прямые, и кривые, – сказал Юрий. – Куда приходить? И когда?

– Вечером, как стемнеет, – ответил бармен. – На старый причал... Впрочем, нет. Приходите прямо сюда. Мы с ребятами вас проводим и проследим, чтобы все было по-честному.

– Сделайте одолжение, – сказал Юрий. – Да, и еще одно. Я не делаю из своего появления здесь никакого секрета, понял? Главное, чтобы мой приятель не узнал обо мне раньше времени и не улизнул. Но имей в виду, Джорджи-бой: с его точки зрения ты теперь знаешь слишком много. Береги свое сердце, старина. Паралич сердечной мышцы не лечат. Как у вас здесь расплачиваются?

– Никак, – сказал бармен. – Стоимость напитков включена в счет за проживание. Из расчета десять долларов в сутки.

– Дьявол, – сказал Юрий. – А я, как идиот, пытался всех угостить.

– Для тех, кто здесь отдыхает, стоимость выпивки значения не имеет, – заметил бармен. – Вы сделали дружеский жест, и это самое главное.

– Десять долларов, говоришь? А если я выпью на двадцать? – заинтересовался Юрий.

– Это мало кому удается, – заверил его бармен. – Напитки у нас дешевые. А если кто-то много пьет, убыток с лихвой покрывается за счет других клиентов, непьющих.

– Да? Что ж, надо будет как-нибудь на досуге попробовать разорить ваше заведение. Ты зря улыбаешься, приятель, твоя керосиновая лавочка, считай, в двух шагах от банкротства.

С этими словами он лениво сполз с табурета и двинулся к выходу.

– Эй, мистер, – негромко окликнул его бармен. – Знаете, я не прочь разок-другой дать вам по физиономии.

– Вечером, – обернувшись через плечо, коротко ответил Юрий. – Как стемнеет. На старом причале.

С наступлением темноты на старом причале, где легонько покачивались рыбацкие катера и грязноватые посудины охотников за губками, зажигалась одинокая яркая лампа под мятым жестяным колпаком. С моря тянуло ровным слабым ветерком, который отгонял мошкару и заставлял широкий световой круг мерно перемещаться из стороны в сторону. От этого лица стоявших на причале людей то исчезали в темноте, то снова выступали из нее. Метрах в десяти от фонаря в одной из лодок возился чернокожий подросток, почти неразличимый во тьме. Он перебирал улов, с любопытством и опаской косясь на причал: только бы не прогнали! Рыба плескалась и звонко била хвостами.

Юрий немного припозднился на встречу у бара, введенный в заблуждение быстролетными тропическими сумерками, и к причалу он и четверо его сопровождающих подошли, когда действие уже началось.

Стоявший прямо под лампой отдельно от всех остальных человек тоже был смуглым, почти черным, но чернота его была не врожденной, а приобретенной. За то время, что Юрий его не видел, человек этот зарос густой русой бородой. Борода ему шла: она успешно скрывала его кривой брезгливый рот и несколько смягчала выражение колючих глаз. Он говорил – вернее, бегло шпарил на какой-то варварской смеси английского с испанским, и Юрий понимал его лишь с пятого на десятое. Впрочем, ключевую фразу он все-таки уловил.

– Делайте ваши ставки, джентльмены – вот как звучала эта фраза.

В толпе возникло движение, гомон, замелькали поднятые руки с зажатыми в них бумажками. Рослый негр с жирными плечами и отвисшим животом принимал ставки, записывая имена и суммы в потрепанный блокнот, а еще один негр, весело сверкая зубами и белками глаз, рвал из протянутых через головы рук мятые банкноты. Изобретение Адреналина, перелицованное, подправленное и переделанное в соответствии с конъюнктурой рынка, работало полным ходом. Так оно всегда и бывает с изобретениями: изобретатель, чудак, тщится осчастливить человечество и, как правило, даже не успевает заметить, когда и как его машина счастья успевает превратиться в денежный станок, а то и в оружие страшной разрушительной силы.

Под внимательными взглядами сопровождающих Юрий потащил через голову футболку. Он ждал еще одной фразы, без которой никогда не обходился этот цирк, – фразы, введенной в обиход еще покойным Адреналином, – и она прозвучала, отдавшись у него в ушах медным гулом судейского гонга.

– И последнее, господа, – перекрикивая гам, возвестил стоявший под фонарем. – Если кому-нибудь не нравятся мои слова и я лично, этот человек может свободно выйти сюда и попытаться заткнуть мне глотку кулаком!

– А то как же, – по-русски сказал Юрий и уронил снятую футболку куда-то назад, в темноту. – С превеликим удовольствием.

Зимин завертел головой, отыскивая противника, и наконец уставился на белевший в темноте незагорелый торс Юрия.

– У нас гости, – знакомо кривя рот, сказал Зимин по-английски. – Милости прошу. Ю а уэлкам!

Юрий шагнул из тьмы под режущий свет фонаря.

– А, – сказал Зимин, – ты... Смелого пуля боится?

Юрий полез в карман. Его попытались схватить за руку, но он отмахнулся, и кто-то винтом забурился в толпу. Толпа ахнула и заворчала – наполовину угрожающе, наполовину одобрительно, потому что, как всякая толпа, любила зрелища. Юрий вынул из кармана пулю и бросил ее под ноги Зимину на соленые доски причала. Зимин не спеша наклонился, поднял пулю, повертел ее перед глазами, усмехнулся и небрежно швырнул через плечо. В темноте позади него булькнуло – море, как всегда, безропотно приняло в себя человеческий мусор.

– Этот человек приехал издалека, – сказал Зимин, с независимым видом запуская руки в карманы просторных, выбеленных солнцем и морской солью джинсов. – Это сильный боец, и он хочет драться до конца. Поверьте, джентльмены, на это стоит посмотреть! Делайте ставки! Делайте ставки на исход честного поединка!

– Торгаш! – выкрикнул Юрий.

– Если шоу не приносит дохода, то это детский утренник, – дергая ртом, ответил Зимин, – да притом плохо организованный. Здесь, конечно, не те масштабы, с этих макак много не сострижешь, но баксов двести я на твоей шкуре заработаю, военный. Или даже двести пятьдесят. Я бы с тобой поделился, но мертвому деньги ни к чему.

– Жизнь тебя ничему не учит, – сказал Юрий. – Ну так я научу.

– В принципе, шанс у тебя есть, – снисходительно произнес Зимин. – Не то что у тех жирных гусей, которые тебя сюда послали. Ты оказался шустрым парнем, военный.

– Да пошел ты, – сказал Юрий и, напрягшись, перешел на английский. – Вы сделали ставки, парни? – спросил он у толпы. – Тогда приступим. Я лишь хочу быть уверенным в том, что поединок и вправду честный. Мои руки пусты, и карманы тоже, в этом может убедиться любой желающий. А теперь проверьте его.

И он указал на Зимина.

Зимин надменно вздернул бороду.

– Мы что, в полиции? – процедил он. – Здесь свои правила, приятель, и обыск среди них не числится.

– Он прав, Сэм, – мягко сказал бармен Джордж, боком выбираясь из толпы и делая шаг в сторону Зимина. – Если тебе нечего скрывать, то почему бы не вывернуть карманы? Просто для того, чтобы нас успокоить. Правильно, ребята?

Ребята дружно загудели. Кто-то свистнул, кто-то одобрил, а еще кто-то крикнул: "Долой!" Толпа развлекалась.

Зимин вдруг рванулся в сторону, но его тут же схватили за руки, за плечи, за бока. Видимо, старина Джордж, новый приятель Юрия, пользовался среди своих знакомых некоторым авторитетом. Чьи-то ловкие черные руки скользнули в карманы Зимина.

– Не уколитесь! – крикнул Юрий.

Бармену передали найденный в кармане Зимина шприц. На сей раз это был не шприц-тюбик советского армейского образца, а обычный одноразовый шприц – маленький, тонкий, как карандаш, заполненный едва ли на четверть.

– Что это, Сэм, дружище? – все так же мягко спросил бармен, вертя шприц на виду у толпы. Его бритая остроконечная макушка сверкала в свете лампы, как надраенная медная каска пожарного.

– Лекарство от малярии, черт бы вас всех побрал, – процедил Зимин, пытаясь вырваться из цепких объятий толпы. – Кончайте этот цирк, вы, ублюдки! Кого вы слушаете?

– Тебя, – резонно ответил бармен. – Лекарство от малярии? Отлично! Один укол для профилактики, я думаю, тебе не повредит. Нельзя же допустить, чтобы проклятая малярия подкосила тебя во время драки!

Зимин в отчаянии боднул кого-то головой, заставив ослабить хватку, бешено заработал локтями и ногами, почти вырвался, но был тут же снова схвачен. Бармен шагнул к нему, с видом заправского медика рассматривая содержимое шприца на свет. Юрий подумал, не остановить ли его, но потом решил: пусть все идет, как идет. Что он, нанялся развлекать эту банду? Так даже проще: и дело сделано, и рук марать не надо...

Но бармен остановился сам.

– Так не пойдет, – сказал он. – Ставки-то сделаны! Эй, парень! – крикнул он в темноту. – Дайка мне рыбу! Не волнуйся, я заплачу.

Из темноты, глухо топоча босыми пятками по доскам причала, прибежал мальчишка, держа на весу здоровенную рыбину неизвестной Юрию породы. Рыбина была длиной с руку взрослого человека, жирная, сильная и очень энергично боролась за жизнь. В самый последний момент она выскользнула-таки из рук мальчишки и шлепнулась на причал, но бармен ловко ухватил ее за хвост и поднял над головой. Живучая тварь даже в таком положении продолжала бешено извиваться, норовя выскользнуть из твердых черных пальцев старины Джорджа.

– У этой селедки малярия, – обращаясь к присутствующим, объявил Джордж. – Сейчас мы ее подлечим.

И быстро кольнул рыбину в мускулистый хвост. Он не успел еще ввести и трети содержавшегося в шприце препарата, как рыбина перестала биться в его руке и мертво обвисла.

– Не знаю, – озабоченно выпятив нижнюю губу, сказал бармен, – может быть, я запоздал с помощью, и несчастная тварь скончалась от острого приступа малярии. А может быть, лекарство подействовало, и она уснула. Так или иначе, но есть эту рыбу я бы теперь не рискнул. Я бы даже кошке не рискнул ее предложить, честное слово.

Он размахнулся и с усилием швырнул рыбу в море.

– Я не эксперт, – продолжал бармен, роняя под ноги шприц и наступая на него ногой. – И вы все тоже не эксперты. Мы тут привыкли обходиться без экспертов и полиции. Так, Энрике? Ты у нас констебль, и последнее слово за тобой.

Наступила пауза. Все головы, и даже голова Зимина, повернулись в одну точку, и Юрий увидел худощавого темнокожего человека лет сорока – не негра, а, скорее, мулата. Он был, как и все, раздет до пояса, и его жилистый торс с выступающими дугами ребер и рельефной мускулатурой матово поблескивал в свете фонаря.

– Не знаю, – после продолжительного молчания сказал констебль Энрике. – Мы здесь без чинов, так? Мне не хочется уходить, но если вы скажете, я уйду. Но я вам так скажу: эти двое хотели драться, так пусть дерутся, черт бы их побрал! Мы пришли сюда не для того, чтобы болтать языками, как пьяные американки в твоем баре, Джорджи!

– А как же закон, Энрике? – спросил бармен.

– Закон по секрету шепнул мне на ушко, что чертовски устал и хочет вздремнуть, – ответил констебль. – Мне показалось, что от него сильно разило виски. Он не заходил в твой бар, Джоржи? Теперь он, наверное, храпит на всю округу и вряд ли проснется до утра.

Толпа загоготала, отдавая должное шутке. Не смеялись только бармен, Зимин и Юрий.

– Да прекратите же этот балаган, черт возьми! – выкрикнул Зимин. – Отпустите меня! Я отказываюсь драться! Я верну вам ваши чертовы ставки, подавитесь! Я отказываюсь, ясно? Констебль, я требую немедленно прекратить безобразие! Я требую защиты!

– Мадре де диос! – воскликнул констебль. – Защиты? Так защищайся, амиго! Если ты не хочешь защищаться от него, – он ткнул пальцем в сторону Юрия, – тогда, боюсь, тебе придется защищаться от всех этих амигос! Выбирай! Ты сам сказал: здесь свои правила. Не спорю, ты первый их придумал, но это не значит, что ты можешь их нарушать, когда тебе вздумается!

Толпа одобрительно взревела, и Зимина вышвырнули на середину круга. Круг сомкнулся.

– Ну что, дружок, – сказал ему Юрий, – погано вдруг оказаться в роли обезьяны в зверинце, который сам же и организовал? Тебе привет от Мирона, сволочь. И от секретарши Лузгина тоже. С другими я просто не был знаком.

– Хочешь денег, военный? – сделал последнюю попытку Зимин. – У меня не так уж много, тысяч сто пятьдесят, но я готов поделить их поровну. В конце концов, мы оба русские. Неужели мы станем убивать друг друга на потеху этой толпе чернозадых мартышек?

– А почему бы и нет? – сказал Юрий. – Они тоже люди и имеют полное право развлечься после трудового дня.

И тогда Зимин первым прыгнул вперед.

Он дрался с яростью отчаяния, умело и точно, вкладывая в каждый удар все, что у него было, – опыт, силу, хитрость и холодную злобу загнанной в угол крысы. Он был легче Юрия и потому вертелся ужом, ловко ныряя под удары, уклоняясь, избегая ближнего боя и не давая взять себя в захват. Толпа ревела и улюлюкала, совсем как когда-то в Клубе. Фонарь методично раскачивался над головами, заставляя длинные черные тени испуганно метаться по причалу. Наконец Юрий поймал Зимина на довольно примитивный финт и свалил его тяжелым, без затей, прямым ударом в челюсть. Удар удался на славу, толпа ахнула и подалась, принимая в свои объятия бестолково размахивающее руками в беспорядочном падении тело, а потом спружинила, как огромный матрац, и Зимин кубарем выкатился на середину круга.

Он сразу вскочил, очумело встряхивая головой, и Юрий вдруг увидел в его правой руке ртутный блеск узкого лезвия. Толпа тоже увидела нож, возмущенно рыкнула и подалась вперед, но бармен и констебль Энрике, расставив руки, сдержали людей, закричали что-то непонятное, и многорукий зверь отступил, спрятав клыки.

Лезвие описало стремительный полукруг параллельно земле, потом еще одни, заставив Юрия слегка попятиться.

– Вот и все, военный, – хрипло, с трудом проговорил Зимин и стремительно бросился вперед.

На мгновение два тела сплелись в тугой клубок, спаялись воедино, содрогаясь, будто в страшных судорогах, а потом объятия разжались, и одно из тел медленно сползло вниз и с глухим стуком ударилось затылком о доски причала, пачкая их кровью. Из-под залитой кровью русой бороды, задравшейся к усыпанному крупными звездами небу, торчала рукоятка ножа.

Стало тихо, раздавался лишь плеск волн, шлепки рыбьих хвостов в лодке чернокожего удильщика да хриплое дыхание Юрия. Потом к этим звукам присоединился грустный голос констебля Энрике.

– Мадре де диос! – сказал констебль. – Бедняга закон! Когда он проснется завтра утром, у него будет уйма работы.

– И как, по-вашему, он справится со своей работой? – поинтересовался Юрий, осторожно вытирая запачканный кровью подбородок тыльной стороной ладони.

– Как обычно, приятель, – сказал констебль, – как обычно. Старина закон сильно сдал в последнее время и без посторонней помощи не способен отличить собственную задницу от дырки в земле. А в данном случае, боюсь, охотников помогать ему не найдется. Бедный старый закон! Пойдем-ка в бар нашего приятеля Джоржи, пропустим по стаканчику, и ты расскажешь, каково живется старине закону у вас в России. Сегодня мне что-то расхотелось драться.

Когда самолет, набирая высоту, пробил плотный слой облаков и взял курс на восток, в Россию, по салону пошли стюардессы, толкая перед собой тележки с напитками. Юрий отказался от спиртного, взял стакан минеральной воды и, попивая ее скупыми глотками, стал смотреть в окно.

За окном ничего не было, кроме синего неба и серебристых облаков. Это было красивое зрелище, но чересчур однообразное и статичное. Он отвернулся от иллюминатора, поставил недопитый стакан на откидной столик и устало закрыл глаза. Ему таки не удалось отдохнуть на острове. Теперь он чувствовал себя смертельно усталым и опустошенным, как после ночного марш-броска с полной солдатской выкладкой. Слишком много солнца, слишком много моря, загорелых женских тел, бесплатной выпивки и разговоров. Слишком много... Не догоню, так хоть погреюсь... А он и догнал, и погрелся, и вообще очень многое успел за эти десять дней. Он успел, например, испытать на прочность здоровенную челюсть бармена Джорджа и нашел, что она крепка, как броня. Успел он также познакомиться с его костлявыми кулачищами, и это тоже было недурно.

И, кстати, рыбалка в тех местах действительно была отменная, а рыбам, которым, по словам бармена, не привыкать питаться человеческим дерьмом, наверняка пришлось по вкусу то, что было когда-то московским бизнесменом Семеном Михайловичем Зиминым...

Юрий поморщился – думать о Зимине не хотелось. И он выкинул Зимина из головы, и это у него, как ни странно, получилось. Тогда он, не открывая глаз, пощупал характерное вздутие на левой скуле – привет от веселого бармена – и задумчиво улыбнулся, поймав себя на мысли, которая теплым солнечным зайчиком скользнула по темному дну его сознания.

...А не открыть ли в Москве новый Клуб?