"Внешняя жизнь" - читать интересную книгу автора (Эрно Анни)

1996 год

Начало января.

Обнаружили тело Селины Фенар, девятнадцатилетней девушки, пропавшей без вести в Англии неделю назад.

Согласно результатам вскрытия, она была убита не сразу после своего исчезновения. В течение нескольких дней она подвергалась заточению прежде, чем обрести смерть. Вероятно, водителем — дальнобойщиком, который посадил ее в свой грузовик, когда она ехала автостопом… Этот отрезок времени между ее исчезновением и убийством, эти несколько дней, когда она еще была жива, составляют самый трагичный элемент хроники происшествий. Ее близкие всегда будут помнить эти дни, когда девушка, будучи где-то в Англии, надеялась на свое освобождение, когда они могли хоть что-то предпринять. Факт того, что оказаться снова в том времени и изменить ход событий не представляется возможным и заключает в себе весь ужас нашего существования. Был момент, когда мужчины и женщины, находящиеся в тюрьмах Чили, Аргентины, Руанды были еще живы.

11 января.

На автозаправочной станции «Мобайл», ближе к вечеру. Служащий стоит у кассы, слушая радио. Я — единственная клиентка. Он берет рассеянно мою кредитную карту, вставляет ее в аппарат. Легкая улыбка появляется на его лице. Он слушает «Большие головы» по РТЛ. Ведущий обращается к одной из слушательниц: «Итак, значит вы абсолютно согласны с тем, чтобы называть вещи своими именами, ну, я не знаю, например э-я-ку-ля-ци-я?» — «Да, согласна, но все в разумных пределах». Ведущий громко смеется: «Да, вы правы, иначе мы будем слышать эти слова отовсюду». Слышится смех присутствующих на передаче зрителей и ассистентов ведущего. Я ввела код своей карточки и жду, когда служащий заправки пробьет чек. Затем, не глядя на меня, он протягивает мне его, погруженный в свои мысли, более нескромные, чем слова, раздающиеся из радиоприемника.

13 января.

Политики и, в свою очередь, журналисты произносят коллоквиум, саммит, раздувая эти простые слова, чтобы придать им значимость. Это политико-журналистское произношение очень напоминает произношение школьных учителей, читающих своим ученикам диктант. Кажется, что Ширак, Жюппе и другие хотят сделать народ более образованным, научить его орфографии и литературному языку.

19 января.

Можно разыграть сценку, датирующуюся прошлым годом.

Перед зрителями на землю ставят пару ботинок, желательно на высоком каблуке. Во внутрь засовывают зажженную сигарету, позаботясь при этом сделать как следует затяжку, чтобы вызвать густой дым. Затем зрителям предлагается посмотреть на эту пару обуви, из которой вьется дымок. Задается вопрос: «Что это такое?» Среди присутствующих недоумение, вопросительные ухмылки. И тогда нужно сказать: «Это один тип, ожидавший автобус в Сараево».

Эта сценка вызывает взрыв смеха при условии, что она театрализована: нужно обязательно видеть ботинок, откуда выходят легкие кольца дыма. За одну секунду (время, необходимое гранате) мы видим улетучивающегося человека, развалины, пара башмаков приобретает зловещий смысл. Такую метаморфозу невозможно перенести без взрыва хохота.

Описывать эту сценку — возможно, не самый худший способ, чтобы не забыть войну в Боснии.

Начало мая.

Из здания вокзала попадаешь в подземный туннель, где останавливаются автобусы. В небольшой нише расположился ярко освещенный «Снак», где можно купить сэндвичи и напитки. У подножья эскалатора, который, как правило, не работает, несколько африканцев раздают листовки. На земле — баночки с пивом.

Постепенно, вокзал Сэржи-Префектюр начинает походить, в сокращенной модели, на все многолюдные вокзалы мира: Марсель, Вена, Братислава. И в каждом какая-нибудь девушка сидит в глубине «Снака».

Надпись на стене вокзальной парковки «If your children are happy they are communists», и т. д., начинает понемногу стираться. Надпись «Эльза, я тебя люблю» исчезла. По-прежнему остается» Алжир — моя любовь», заключенная в красную звезду.

10 мая.

Вот уже несколько недель за плитой у меня жила мышь, накапливая съестные запасы из остатков пищи и подкладывая кусочки шерстяных изделий для своего будущего гнезда. Как только зажигалась плита, распространялся запах мочи. Мышь прилагала все усилия, чтобы остаться в своем гнездышке. Каждую ночь она приносила туда остатки пищи и шерстяные нити, которые я выметала днем. Чтобы с этим покончить, позавчера, я поставила мышеловку. Мышь сожрала сыр, минуя эту ловушку. Такое разумное поведение должно было быть, вероятно, компенсировано, но мне было все равно: я снова установила ловушку. Этим утром я обнаружила ее тело сдавленным прямо посередине, голова на боку, глаза выпучены.

Я вытащила ее тельце из ловушки, бросила в мусорное ведро. В последний раз я подмела за плитой, собрала остатки шерсти и пищи. Я привыкла уже к ее существованию. Когда я пользовалась плитой, когда я открывала духовку, я знала, что она там, внизу, прислушивается ко всем шумам, узнавая их, великолепно адаптировавшись к жизни на моей кухне. Даже жар духовки не мог ее больше удивить. Я прервала связь, которая соединяла меня с живым существом.

12 июня.

В магазине Леклерк, в овощном отделе сильный запах туалетной воды Жавель, опьяняющий, словно запах спермы.

Август.

Борис Ельцин принес клятву на Конституции. Пятиминутная церемония.

Глава второй могучей державы мира выглядел почти неподвижным, растолстевшим, с неровной походкой. Кажется, что он превратился в каменную статую.

П, неодобрительно упрекает свою мать, что та играет в лото. Она отвечает ему, что играет, потому что «находится в ожидании чего-то неизвестного».

13 декабря.

Полный вагон метро. Слышится женский голос, становящийся громче с каждым словом: «Будьте немного человечнее!» Воцаряется тишина. Ужасающий голос, рассказывающий о своем несчастье, обвиняющий человеческий эгоизм, теплые людские задницы и т. д. На нее никто не смотрит и никто не отвечает на ее гнев, потому что она говорит правду. Сойдя на платформу, она сталкивается с людьми, несущими сумки с рождественскими подарками, она осыпает их бранью: «Вы лучше бы дали денег беднякам, чем покупать все эти безделушки». И снова правда. Но подают не для того, чтобы сделать добро, а чтобы тебя полюбили. Подать бездомному только лишь для того, чтобы он совсем не сдох с голода — невыносимая мысль, и от этого он вряд ли нас возлюбит.