"Рекламный трюк" - читать интересную книгу автора (Антонов Антон Станиславович)

24

Главврач центральной городской больницы был гениальным хирургом, но получал за свою гениальность обыкновенную бюджетную зарплату.

Он сам делал операцию Коле Демину, а ассистировал ему декан хирургического отделения мединститута, случайно оказавшийся в клинике утром, когда операция была в самом разгаре.

Шестнадцатилетний парень оказался живуч, как акула. Операция длилась уже много часов, и по всем законам медицины он давно должен был умереть.

Врачи заделывали пробоины в его внутренних органах, сшивали разорванные сосуды и скрепляли поломанные кости, но не знали, будет ли от этого какой-нибудь толк. Защищенный шлемом череп уцелел, но мозг мог серьезно пострадать даже под целой черепной коробкой. Настолько серьезно, что Коля мог превратиться в мертвеца с бьющимся сердцем или в идиота с разумом младенца.

Но врачи все равно продолжали бороться за его жизнь. А в это же самое время двое студентов медицинского института терзали совершенно здоровое молодое тело ни в чем неповинной женщины. Похитители Яны Ружевич готовили внеочередное послание, и обычно сдержанный предводитель Гена по прозвищу Крокодил на этот раз вышел из себя. В правой руке у него был длинный бич, который при каждом ударе обвивал жертву кольцом и оставлял на ее коже кровавый след. А в левой руке он держал плеть, и ее «хвосты» тоже окрасились красным. Девушка уже потеряла сознание, а Крокодил все бил и бил, крича в камеру:

— Я требую прекратить расследование! Пусть никто не пытается нас остановить. Если хоть один из нас будет задержан, остальные убьют ее! Когда вы Наконец начнете понимать, что мы не шутим?!

В конце концов он отбросил бич и плеть и пошел прямо на камеру, похожий в своей маске на средневекового палача. Голос его стал чуть спокойнее, но по-прежнему напряженно звенел:

— Даем срок до послезавтра. Если послезавтра, тридцатого числа, в вечерних новостях по местному телеканалу не будет сказано, что деньги готовы, мы применим к ней пытку огнем. Еще через сутки отрежем язык. Потом убьем, и обещаю, что смерть ее будет мучительной.

Крокодил забрал у Казановы камеру и вышел, оставив Яну висеть на веревке. Казанова, пачкая руки в крови, отвязал ее, смыл под душем кровь с ее кожи и долго смазывал йодом кровоточащие шрамы. От новой боли Яна пришла в себя и тихо простонала:

— За что?

Но Казанова ничего не ответил.

А Крокодил в это время просматривал наверху отснятый материал и возился с корректировкой звука, чтобы никто не мог узнать его голос — хоть он и без того был искажен яростью.

Примерно в это же время местный видеопират Толя Гусев — между прочим, хороший знакомый порнорежиссера Марика, пребывающего ныне в Штатах — занимался похожим делом у себя дома. Сидя возле батареи видеомагнитофонов, он следил, как с одной кассеты сразу на десять переписывается предыдущее послание похитителей Яны Ружевич.

Когда безбородовская команда отправилась относить Артему Седову ночные трофеи — кассету и парик, друг Безбородова Макс остался в Наташиной квартире один с двумя видаками и копией записи.

Макс, разумеется, воспользовался случаем и сделал еще пару копий. И через несколько часов продал одну из них Толику.

В первом видеопослании похитителей не было никаких явных признаков места действия, и Толик тогда ничего не заподозрил.

Но на этот раз веревка, свисающая сверху, свист плети и крик жертвы вызвали у Толика что-то вроде дежа-вю, синдрома однажды виденного. Или не однажды.

Где?.. А в этой самой комнате во время точно такой же работы, на этом самом телеэкране — в самопальных фильмах Марка Киплинга, то бишь Марика Калганова.

Если бы была реализована идея шефа «Львиного сердца», высказанная им в машине по пути в этот город — предложить вознаграждение любому, кто поможет в поимке похитителей и освобождении певицы, то все было бы кончено через пару часов после того, как Макс продал Гусеву кассету.

Но бывший контрразведчик Серебров тогда отверг идею шефа, сказав:

— Если мы это объявим, то похитители сразу убьют заложницу. Могут, во всяком случае.

Лучшая розыскная команда «Львиного сердца» решила не рисковать.

И теперь видеопират местного масштаба Толик Гусев говорил себе, что лучше проглотит собственный язык, но никому ни словом не обмолвится о своем открытии. Потому что совесть — понятие абстрактное, а прибыль — вещь весьма конкретная. Эра милосердия до сих пор не наступила, и за кассету с видеозаписью пыток Яны Ружевич можно получить живые деньги, а за спасение несчастной жертвы — разве что благодарность восхищенной публики.

Толик, может быть, еще подумал бы и взвесил шансы — ведь спасенная певица и сама могла его отблагодарить, — но из Москвы уже докатились слухи, что похищение ненастоящее, что его затеял сам Горенский и Ружевич просто играет в этом спектакле роль мученицы. А раз так, то не резон всяким левым людям, вроде Толика, встревать в чужое кино. Если только…

Если только не попытаться раскрутить самого Горенского. Мол, ты мне бабки, а я за это никому не скажу про то, что знаю.

С такими мыслями Толик лег спать, но идея оказалась слишком возбуждающей, и он долго ворочался в постели.

А в центральной городской больнице два многоопытных хирурга отошли от операционного стола. Для них эра милосердия никогда не кончалась.