"Статьи" - читать интересную книгу автора (Дельвиг Антон Антонович)7. "НИЩИЙ". СОЧИНЕНИЕ А. ПОДОЛИНСКОГО.СПб., в тип. X. Гинца, 1830. (45 стр. в 8-ю д. л.) Певец "Нищего" познакомился с читающею публикою нашей в 1827 году, выдав маленькую поэму "Див и Пери". Счастливо выбранный предмет, стихи, всегда благозвучные, хотя не везде точные, и в целом хорошее направление молодого таланта обрадовали истинных любителей русской словесности. Поэма "Див и Пери", сама собою не образцовое произведение, сделалась драгоценною книжкою по надеждам, какие подавал ее сочинитель. Удовольствие судей благомыслящих откликнулось шумною радостью в наших журналах, как; едва слышное одобрение театральных знатоков подхватывается громкими плесками амфитеатра. Один московский журналист {1} даже вызвался благодарить молодого поэта от лица всего человечества. Поступок, у нас неудивительный. Упорное молчание людей, которые, по своему образованию и уму, должны б были говорить в полезное услышание наше, оставляет литературных демагогов в счастливой самоуверенности, что они говорят по общему призванию и от лица всех мыслящих. Потому-то в их судейских определениях заметите много повелительного и ничего убедительного! Пожалеем, если неотчетливая похвала их имела вредное действие на молодый талант нашего поэта: вторая поэма его "Борский" обрадовала только; журналистов, из коих один объявил {2}, что теперь должно учиться стихи писать у г. Подолинского, а не у Жуковского и Пушкина. Стихи в "Борском", как и в "Див и Пери", благозвучны, но язык еще более небрежен, а план его, как известно читателям, склеен из неискусных подражаний двум-трем поэмам любимых наших поэтов и закончен; катастрофой собственной выдумки, годной разве для' модных французских пародий {3}, какова "Le lendemain du dernier jour d'un condamne" {Наутро после последнего дня осужденного (фр.). – Ред.}. Благозвучные стихи без мыслей обнаруживают не талант поэтический, а хорошо устроенный орган слуха. Гармония стихов Виргилия, Расина, Шиллера, Жуковского и Пушкина есть, так сказать, тело, в котором рождаются поэтические чувства и мысли. Как женская красота вполне выразилась в формах Венеры Медицийской, так у истинных поэтов каждая мысль и каждое чувство облекаются в единый, им свойственный гармонический образ. Сия-то связь очаровательности звуков с истиною вдохновений всегда будет услаждением и славою человечества; она врезала в памяти великого Лейбница двенадцать песней "Энеиды"; плененный ими, он говаривал: "Если бы Виргилий наименовал меня только в одном стихе "Энеиды", я бы почел себя счастливейшим человеком и пренебрег бы всякою другою известностью". Подобное благозвучие предвещала нам, как заря прекрасного дня, поэма "Див и Пери", и, к сожалениию надежды наши не сбылись по прочтении "Нищего". В нем напрасно вы будете искать поэтического вымысла, в нем нет во многих местах (не говорю о грамматике) даже смысла. Это что-то похожее на часовой будильник, но хуже: ибо будильник имеет цель, он звенит, чтобы разбудить в назначенное время спящего человека. В подтверждение нашего мнения расскажем содержание сего сочинения: Бедный итальянец, уже в преклонных летах оставивший Италию, тоскует по родине, жалуется, что она далеко и, как ребенок, не умея назвать собственным именем, описывает ее частными картинами, более изображающими Швейцарию, чем Италию: Еще я помню: горы там, Снега и льдины по горам, Они блестят венцом златым Под небом вечно голубым; Долин и нега, и краса, Роскошно _зыблются леса И брызжет искрами залив У корней миртов и олив_; Там ряд священных мне могил Широко явор осенил - И, может быть, в его тени И я бы мирно кончил дни… Я?… Нет! Ему запрещено возвращение в отчизну, и он оттого хотел бы разлюбить ее. Но как _по вольности_, о ней Тоска живет в груди моей. Отчего же страдает он? – От любви, и вот каким образом: Однажды праздником весны - Храня обычай старины - Плясал под сению дерев Круг резвых юношей и дев, И между них была она, Моя Аньола!… Утомлена, ко мне на грудь Она поникла; я дохнуть Не смел…. И вдруг руки моей слегка Коснулась жаркая рука, - Я вспыхнул – к пламенным устам Прижал ее – не помнил сам. Что делал я, кипела кровь - И я ей _высказал любовь_. Аньола, удивленная, как и читатели, нежданным и неуместным признанием в любви, Прочь пошла, не оглянулась. Нищий из этого заключил, что она его не любит; ему показалось, Что жизнь пучина слез и бед, Любовь – огонь, а счастья нет. И он, скрыв в душе любовь свою, Бежал всего – родных, друзей, И часто в сумраке ночей, Тревоги полный, _чуждый сну, Один всходил на крутизну_ и бессмысленно рыдал. Однажды ночью (на юге долго ночь тепла, замечает поэт) застает он над водопадом Аньолу и не одну; слышит, как она целуется, видит, как Приникнув к ней, рука с рукой, Ее ласкал соперник – и сталкивает этого счастливца со скалы, то есть исполняет на деле ревнивое мечтание Алека, прекрасно высказанное Пушкиным: …Когда б над бездной моря Нашел я спящего врага, Клянусь, и тут моя нога Не пощадила бы злодея: Я в волны моря, не бледнея, И беззащитного б толкнул, Внезапный ужас пробужденья Свирепым смехом упрекнул, И долго мне его паденья Смешон и сладок был бы гул. ("Цыганы"). Незнакомец сброшен со скалы; Аньола бог знает куда скрылась, даже не вскрикнув от испуга, а герой поэмы услышал голос несчастного и узнал по нем родного брата. Невольное братоубийство подействовало не на сердце его, а на голову. Не знаем, было ли такое намерение у автора; судим по исполнению. Нищий помешался, и с этого несчастного мига все, что ни рассказывает он в остальной части поэмы, – или без смысла, или без цели. Чем бы кинуться к несчастному брату на помощь, или, если это напрасно, постараться, по крайней мере, пока жив он, вымолить у него прощение, он преспокойно проговорил следующее непонятное заклинание и упал в обморок: Если б гром С небес разгневанных упал, И под развалинами скал Братоубийцу он погреб, - Чтоб бездна приняла, как гроб, Мою главу… чтоб в судный день Моя испуганная тень Укрылась в сумраке земли, - Чтоб мне на сердце налегли Громады гор, – но гром молчал! Пришед в себя и пропев целую идиллию о красоте утра, насилу воспоминает он о своем поступке и то сомневается, но _Беглый взгляд Случайно пал_ на водопад, _И что же_? – брата епанча, У ската горного ключа Полой _вцепившись о гранит_, По ветру вьется и шумит! Из остальных слов Нищего понять можно, что он был посажен в тюрьму, что его навещала мать (которую, будто бы, тихонько и за деньги к нему впускали, как к важному государственному преступнику), что она и Аньола умерли и что судьи позабыли его в тюрьме, где он просидел бы до конца жизни, если бы Наполеон, завоевав Италию, не велел освободить заключенных. На воле совесть его не мучила, нет, – первое чувство, родившееся в нем, была Убог и сир, Я обхожу печальный мир. Порою тучные поля Объемлю жадным взором я И мыслю: _если б хоть одно Здесь было и мое зерно_. |
|
|