"За дверью" - читать интересную книгу автора (Белозеров Антон)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1. It’s my life.

Предуведомления Автора:

1. Данная книга является плодом творческого вымысла.

2. Любые совпадения упоминаемых в книге событий, названий и имен собственных с реально существующими являются случайными.

3. Взгляды и высказывания персонажей книги могут не совпадать с точкой зрения Автора.

Прозвенел звонок, и сотни детей с воплями вывалились из дверей школы. Мы выходили медленно и солидно. Как-никак, это было наше последнее первое сентября. Начало последнего учебного года. Выпускной класс московской школы. Вообще-то, три года назад нашу школу переименовали в лицей, но мы, те, кто учился тут с первого класса, продолжали называть ее по-прежнему.

— Проводишь? — спросила Маришка.

— Провожу… — я взял ее рюкзак и закинул за спину вместе со своим собственным.

Честно говоря, на сегодняшний вечер у меня были свои планы, и Маришка в них никак не фигурировала. С Маришкой мы не виделись все лето. За это время многое изменилось. В основном — у нее. Я и не ожидал, что она предложит мне ее проводить.

Знакомый голос позади меня:

— Вот козлы, совсем детей замучили! Малыши разбегаются из школы, как тараканы.

Я обернулся. Это были Витек и Нася. Вообще-то Анастасию следовало бы называть Настей, но буква «т» из ее имени пропала где-то в третьем или четвертом классе.

— Тихо! — одернула Нася Витька. — Вдруг Гнида Павловна услышит?

— Да пошла она! — махнул рукой Витек, но на всякий случай оглянулся, проверяя, нет ли поблизости учителей.

Соболева Ида Павловна — наша классная руководительница. Она появилась в школе два года назад, и директор «подарил» ее нашему классу. Первым делом Ида Павловна заявила: «Я такая строгая и въедливая, что ученики всегда давали мне кличку «Соболь». Уверена, что и вы меня будете так называть.» Она ошиблась. Между собой мы стали звать ее «Гнида Павловна». Это намного точнее отражало ее сущность.

— Мы с вами! — с обычной непосредственностью сказала Нася. Она жила с Маришкой в одном подъезде.

— Мы поедем на автобусе, — сказала Маришка.

— Отлично, и мы с вами.

Мы с Витьком переглянулись и обреченно вздохнули. До дома, где жили девчонки, идти минут десять. А так мы будем пятнадцать минут ждать автобус, чтобы проехать две остановки, а потом пять минут идти в обратную сторону. Но с женщинами в таких вопросах спорить бесполезно. Все равно логическими доводами их не переубедишь. Это мы поняли уже давно.

— Эй, старики, айда с нами, пивка попьем!

Это был Толян из нашего класса. Он не пошел на последний урок, но явился к школьным дверям с бутылкой пива в руке и с двумя девчонками из параллельного класса. Все трое курили и старательно демонстрировали, какие они взрослые. Толян мне никогда не нравился. Он жил с дедом и с бабкой — родителями умершей матери. Его отец был то ли милиционером, то ли бандитом, жил с новой семьей в другом конце Москвы и общался со своим сыном посредством бумажных конвертов с денежными купюрами зеленого цвета.

Дед Толяна был упертым «шестидесятником». У него на кухне постоянно собирались такие же пожилые друзья, пили дешевый алкоголь, много курили, бренчали на гитарах. От них Толян набрался многих мерзких словечек и выражений, таких, например, как «старик», «айда» или «в этом я не копенгаген». Мне «шестидесятники» казались какой-то сектой типа «хлыстов» и «трясунов». Такие же далекие от реального мира, с такими же необоснованными претензиями на знание абсолютной истины и на право поучать других людей.

К сожалению, сам Толян почему-то стремился втянуть меня в свою компанию. Может быть, потому что на уроках истории и философии я всегда выглядел умнее, чем молоденькая учительница Любочка Львовна. Прямолинейный и недалекий, как дед-«шестидесятник», Толян упорно не замечал моего нарочитого пренебрежения к его персоне. Один раз ему удалось затащить меня к себе в гости и познакомить с друзьями деда. Наутро я мучился от тяжелого похмелья, а от моей одежды даже после стирки пахло табаком.

Обычно я стараюсь не замечать людей, которые мне неприятны. Вот и сейчас я хотел пройти мимо, сделав вид, что не услышал приглашения Толяна. Но Маришка совершенно неожиданно для меня свернула в сторону этой троицы:

— Привет? Что курите? Угостите меня!

Вот черт! Маришка закурила! Определенно, это лето изменило ее не в лучшую сторону. Сам я в жизни не выкурил ни одной сигареты и совершенно не собирался этого делать. Вдыхание дыма так же противоестественно, как и поглощение пищи через задний проход.

Маришка знала о моих взглядах и на Толяна, и на курево. Похоже, она не зря потащила меня за собой. Она хотела мне что-то доказать. Но что? Можно подумать, она не знала, что мне известно о том, как она в июле ездила на море со студентом-второкурсником.

Толян вытащил из своего рюкзака еще одну бутылку пива, сдернул пробку при помощи пришкольного заборчика и протянул мне:

— На, старик, освежись после трудового дня.

— Спасибо, я не пью пива.

— Ты что, не мужик?

Возможно, Толян и не хотел меня оскорбить. Но рядом стояли Маришка, Витек с Насей, а также две параллельные девчонки, которые препротивноейше захихикали, давясь клубами сигаретного дыма.

Но меня так просто не возьмешь. Я спокойно улыбнулся и произнес, словно обращался к неразумному ребенку:

— Пиво — это напиток для тупого, безмозглого быдла. Культурные и образованные люди вроде меня пиво не употребляют.

Толян удивился. Никогда до этого я не осаживал его так резко. Да еще при знакомых девчонках.

— Старик, ты не пра-а-ав! — протянул Толян.

Я решил раз и навсегда расставить все точки над «и»:

— Я, помнится, уже просил не называть меня «старик». Неужели это так трудно запомнить?

— А? — быстродействием мозги Толяна не отличались.

— Обращение «старик» используют исключительно дебилы и дегенераты.

— А? — до Толяна наконец-то дошло, что теперь он выглядит общим посмешищем. Толян разозлился. Он был на голову выше меня и в плечах пошире. Он считал, что одного этого будет достаточно, чтобы утвердить свою правоту.

Я не дал возможности Толяну устроить грубую драку по его правилам. Я быстро сунул руку в карман и выхватил свою верную «бабочку» — складной нож, две половинки рукоятки которого скрывали сложенное лезвие. Одно движение кисти, и лезвие оказалось снаружи. Я просунул его между ног Толяна и немного надавил снизу. Толяну пришлось подняться на цыпочки. Это несколько ущемило его духовное достоинство, но зато сохранило в целости достоинство физическое.

— Если ты еще раз назовешь меня «стариком», то я отрежу тебе яйца и забью их тебе в глотку, — произнес я и улыбнулся так, что мои слова можно было воспринимать либо как угрозу, либо как дружескую шутку. Эту улыбку я специально отрепетировал перед зеркалом для подобных случаев. Теперь от Толяна зависело, какой вариант он предпочтет. Все окружающие замерли…

Толян, стоя на цыпочках, имел возможность поразмыслить над моими словами. Он несколько натянуто улыбнулся и слегка подсевшим голосом сказал:

— Да ладно, Фил, не дури…

Фил — это уже лучше. Так меня звали все друзья и знакомые. Фил — это сокращение от Философа, а не от Филиппа. На самом-то деле у меня совсем другое имя. Оно, если честно признаться, мне не слишком нравится. Поэтому я не стал настаивать, чтобы Толян его называл. Философом меня прозвали года полтора назад, когда я на целый урок развернул доклад об онтологических и методологических особенностях поликвантового типа мышления. Доклад был на девяносто девять процентов откровенным стебом, но Любочка Львовна этого не поняла и поставила мне жирную «пятерку».

Убедившись, что Толян признал свое поражение и не попытается наброситься на меня с кулаками, я взмахнул рукой, «бабочка» сложилась и исчезла у меня в кармане. Я долго тренировался, так что на приведение ножа в боевое состояние и на его складывание у меня уходило меньше секунды.

— Псих! — крикнула Маришка и быстро зашагала к автобусной остановке, даже забыв взять сигарету.

Я поспешил следом. Ведь у меня за спиной находился Маришкин рюкзак. Не бросать же его вслед этой истеричке? Витек и Нася двинулись за нами. Толян и параллельные девчонки остались у школы. Надеюсь, Толян надолго запомнит мой урок.

На половине пути к остановке Маришка обернулась и бросила мне:

— Когда же ты, наконец, повзрослеешь?!

Я пожал плечами. Конечно, до ее студента-второкурсника мне было далеко. Он ездил на собственном «Мерседесе», правда, подержанном и не слишком дорогом, но для девчонки-школьницы и это казалось верхом роскоши. Вообще, о «правильной» жизни Маришка узнавала из многочисленных «девичьих» журналов, которые безоговорочно указывали, что надо одевать, как краситься, какую музыку слушать, какие фильмы смотреть, каких парней любить, как часто и в каких положениях.

Нам повезло. Нужный автобус стоял на остановке с открытыми дверьми. Увидев такой подарок судьбы, мы бросились вперед, словно сдавали «стометровку» на уроке физкультуры, и вскочили на подножку. Народу в автобусе было довольно много, поэтому протискиваться в глубь салона мы не стали и остались у дверей.

Тут у Маришки в рюкзаке зазвонил мобильник. Я повернулся боком, чтобы она смогла его достать. Краем глаза посмотрев на телефон, я отметил: «Новый, дорогой, тот самый, который особенно настойчиво рекламируют.»

— Аллё? Да, мама. Да, я еду. Да, на автобусе. Да, помню.

Закончив говорить, Маришка сунула мобильник обратно в карман рюкзака и пояснила:

— Ко мне сегодня приходит репетитор по математике. Буду готовиться к поступлению.

— А мы с Витьком записались на курсы, — сказала Нася.

Витек кивнул головой. Последние два года они все делали вместе. Мы называли их «идеальной парой». Когда Витек принял решение поступать в Бауманку, Нася последовала за ним. Ей не пришлось отказываться от своих собственных планов. У нее их просто никогда не было. Нася была доброй, верной и надежной подружкой. Если бы в ее хорошенькой головке имелись хотя бы небольшие зачатки интеллекта, то у Витька, возможно, в моем лице появился бы опасный соперник. Но долгого общения с Насей я выдержать не мог. Мне казалось, что я начинаю тупеть примерно на пятой минуте разговора о модных тряпках и косметике.

— А ты по-прежнему метишь в МГУ? — спросил у меня Витек.

— Ага.

— На филфак?

— Или на истфак. Как получится.

— Почему не на журналистику? — спросила Нася.

— Там у тети Вики нет знакомых. Да и журналиста из меня не получится.

— Почему?

— Я не подлец и не проститутка. У меня есть такие атавистические чувства, как честь и самоуважение.

— Зато журналисты зарабатывают кучу денег! — авторитетно заявила Маришка.

— Они их не зарабатывают, они их отрабатывают, — поправил я.

— Ты просто завидуешь!

Я пожал плечами. Хорошо еще, что она не сказала «ревнуешь». Ее студент-второкурсник как раз и учится на журналиста. Правда, не в МГУ, а в каком-то коммерческом ВУЗе имени известной женщины. То есть там, где дипломы выдают не за знания, а за деньги родителей.

Автобус подъехал к остановке. Народ начал выходить. Мы стояли у дверей, но особенно никому не мешали. То есть, почти никому. Из самой середины салона, расталкивая всех пассажиров, к выходу поперла толстенная тетка с охапкой битком набитых сумок и пакетов.

Есть такая разновидность теток, которые совершенно не задумываются о тех неудобствах, которые они доставляют окружающим и самим себе. Если этим теткам надо проехать одну-две остановки, то при посадке в автобус они расталкивают других людей; грозно пыхтя и активно работая локтями, пробиваются в середину; шумно плюхаются на свободное место, наваливают свои сумки на колени соседей и на спинки передних сидений. И все это для того, чтобы сидя проехать три минуты. Когда автобус уже остановился на нужной им остановке, тетки вскакивают и бросаются к выходу с такой энергией, как будто боятся, что сейчас их навеки замуруют под толщей камней.

Когда такая вот тетка протискивалась мимо нас, Нася скорчила страдальческую мину — одна из сумок острым углом уперлась ей в позвоночник.

— Можно не толкаться? — вежливо поинтересовался у тетки Витек.

Та проигнорировала его вопрос. Наглые толстые тетки с необъятными сумками всегда уверены, что толкают ИХ.

Пришлось вмешаться мне:

— Гражданка не толкается. Просто она испытывает удовольствие, притираясь к мужикам в общественном транспорте.

В автобусе кто-то хихикнул. Тетка вспыхнула, на носу и на лбу у ее выступили крупные капли пота.

— Как вам не стыдно! — вмешалась стоявшая рядом женщина бедно-интеллигентного вида. — Она же вам в матери годится!

— Она нам в матери не годится! — ответил я. — Она годится в матери наркоманам или алкоголикам.

Толстая тетка вывалилась из автобуса и, вжав голову в плечи, посеменила прочь. Должно быть, я оказался недалек от истины. Двери закрылись, автобус тронулся.

— Какая жестокая молодежь! — воскликнула бедно-интеллигентная женщина. — Откуда вы только беретесь, такие бездушные?!

Наверное, она рассчитывала на поддержку других пассажиров. Но все отвели глаза в стороны и сделали вид, что заняты своими делами.

— Вы же нас такими и сделали, — сказал я. — Что посеяли, то и пожинайте!

— Неправда! Мы всю жизнь работали, чтобы вы выросли добрыми и честными.

— Что-то плохо вы работали, и поэтому мало заработали! — усмехнулся я. — У меня одни кроссовки стоят дороже, чем все, что на вас одето, вместе взятое.

Бедная интеллигентка — судя по бледному внешнему виду, учительница в школе или преподавательница в институте — закрыла лицо ладонями. Ее плечи затряслись.

— Да что же это вы делаете?! — вскричал какой-то мужик, окатив нас волной застарелого перегара и несвежей чесночной колбасы. — Сейчас я вас!…

— Что ты нас? — с ледяной улыбкой (той самой, многократно отрепетированной) поинтересовался я. — Мы — школьники, несовершеннолетние. Тронешь хоть пальцем — сядешь на шесть лет. Понял? Или, может быть, ты педофил? Маришка, не этот ли козел приставал к тебе вчера вечером?

Маришка не пожелала мне подыграть, но этого и не требовалось. Мужик покраснел, его глаза забегали. Он и сам уже был не рад, что привлек к себе общее внимание. Ему повезло, автобус остановился на следующей остановке. Мужик выскочил из открывшихся дверей и рванул за угол.

Мы тоже вышли. До подъезда Маришки и Наси оставалось всего тридцать шагов.

— Все, я пошла! — объявила Маришка и сняла с моего плеча свой рюкзак, словно я был вешалкой, а не живым человеком. — Меня дома ждут.

— Пока, — сказал я.

— Лечи нервы! — на прощание посоветовала мне Маришка и зашагала к дому.

— Ну, мы пошли? — вопросительно посмотрел на меня Витек.

— Пока, — мы пожали друг другу руки.

Витек с Насей также меня покинули. Я остался один, повернулся на каблуках и пошел домой.

Вначале я прошел мимо большой песочницы, возле которой на скамейках сидели молодые (и не очень молодые) мамы, обсуждали просмотренные сериалы и рецепты из журналов. Их маленькие дети, предоставленные сами себе, тем временем копошились в песочнице.

По утрам и вечерам в этой песочнице собачники выгуливали своих питомцев. Точно так же, как сейчас родительницы, они чинно сидели на скамейках, в то время как собаки справляли нужду в песок. По ночам вокруг песочницы собирались алкоголики со всего двора. Пьяные вопли и звон разбитой посуды слышались почти до самого утра, пока их не сменял заливистый собачий лай…

Но сейчас был погожий солнечный день, и песочница безраздельно принадлежала детям. Они играли в песочнице среди собачьих испражнений, пьяной блевотины и разбитых бутылок, а их счастливые мамаши весело щебетали на скамейках.

Дальнейший мой путь лежал вдоль высокого решетчатого забора детского сада.

Малыши под руководством воспитательницы играли в «заложников и террористов». Команда «заложников» сидела на корточках, сбившись в тесную кучку и положив руки на затылки. «Террористы» стояли вокруг и бросали в «заложников» надувной мяч. Если мяч попадал в «заложника», отскакивал, и «террористы» успевали его поймать, то «заложник» считался «убитым», покидал круг и отходил вправо. Если же «заложнику» удавалось перехватить мяч, то он считался «освобожденным» и отходил влево. Когда все «заложники» выбывали из круга, воспитатели считали «убитых» и «освобожденных». Затем команды менялись местами. Побеждала та команда, в которой было меньше «убитых».

Пока я шел вдоль забора, игра продолжалась.

Воспитательница азартно кричала:

— Васечка, ты убит!

— Леночка, ты освобождена!

— Маратик, убей Ирочку!

Несколько раз я ловил себя на мысли, что знаю, кто в кого бросит мяч. Вот сейчас девочка в желтой курточке «убьет» мальчика в клетчатой кепке. А мальчик в длинном голубом шарфе мяч поймает и будет «освобожден». Мои прогнозы оказывались верными почти всегда. Это меня не удивляло. Я уже давно замечал, что могу предсказывать некоторые события. Например, я почти всегда чувствовал, когда начнется дождь. Или когда меня вызовут к доске. Я пользовался этим, но ни с кем не делился своей тайной. Мне казалось, что если я кому-нибудь расскажу о своем необычном таланте, то он исчезнет. А я очень не хотел с ним расставаться.

Я был уверен, что отличаюсь от своих сверстников. Мне казалось, что я шире мыслю, дальше вижу и глубже размышляю. Я задумывался о таких вещах, которые просто не приходили в голову моим ровесникам. Я без труда находил общий язык с одноклассниками, но более уютно чувствовал себя в обществе взрослых людей. И в то же время я совершал поступки, которые могли считаться «детскими». Точнее, «детскими» они являлись с точки зрения тех, кто сам неоправданно тщился выглядеть «взрослым». Например, Маришка еще весной намекала, что мне пора, как она выражалась, «заняться делом». Что она подразумевала под словом «дело», кажется, не понимала и она сама. Она считала, что тот, кто «занимается делом», имеет возможность ходить в ночные клубы и на дискотеки, ездить на машине, курить, выпивать и со знанием дела рассуждать о том, какую последнюю коллекцию представил в Париже на Неделе высокой моды известный кутюрье Жан-Поль Шмотье.

Такая «взрослая» жизнь меня не привлекала. Мне, вообще, не нравилось расписанное и предписанное будущее, которое уготовило нам современное общество. В детстве мы должны были смотреть дебильные мультфильмы про покемонов и трансформеров, читать идиотские книжки о Гарри Поттере, пить тошнотворную Кока-Колу и жевать омерзительные шоколадные батончики. В юности нам полагалось смотреть так называемые «молодежные комедии» и боевики, рассчитанные на безмозглых дегенератов, читать тупые «молодежные журналы», пить кисло-вонючее пиво и давиться пересушенными чипсами. В зрелом возрасте предписывалось восхищаться бессмысленными фильмами Феллини и Тарковского (не досмотрев до конца ни одного их «шедевра»), с умным видам признаваться в любви к творчеству Достоевского (не прочитав больше трех страниц из его книг), опять-таки заливать в потолстевшее пузо пиво и заедать его то таблетками от запора, то порошками от диареи. Неужели только выполнив все эти условия, я могу считаться нормальным человеком?…

Пока моя голова была занята привычно-мрачными размышлениями, ноги сами довели меня до родного подъезда. Я пешком поднялся на третий этаж и ключом отпер замок.

— Это ты? — тетя Вика выглянула из кухни. Насколько я знаю, ей уже за сорок, но выглядит она гораздо моложе своих лет. Наверное, это благодаря спортивной фигуре и прекрасной коже лица, которая остается гладкой и свежей без всяких масок, кремов и косметики.

— Я.

— Обед будет готов через пятнадцать минут.

— Хорошо.

Я живу вместе с тетей Викой уже десять лет. Она — сестра моей мамы. Мои родители, как мне объяснили, погибли где-то в Сибире, во время экспедиции. Их я совсем не помню. У нас дома нет ни одной их фотографии. Тетя Вика говорит, что гибель родителей вызвала у меня глубокий психоэмоциональный шок, поэтому я забыл все, что происходило со мной до шестилетнего возраста. Врачи настоятельно не рекомендовали ей держать в доме какие-либо предметы, которые могли бы напоминать мне о потере и этим усугублять психическую травму.

Я забросил рюкзак в свою комнату и отправился на кухню. Тетя Вика резала салат. Она никогда не пользовалась кухонными комбайнами. Нож в ее руках мелькал так быстро, что, казалось, легко обогнал бы любой электроприбор. Тетя Вика работала в какой-то юридической компании. По крайней мере, так она говорила. На работу она ездила не очень часто, но платили ей неплохо. Если бы она хотела, то давно ездила бы на солидной иномарке. Если бы хотел я, то такая же машина была бы у меня. Но от тети я заразился нелюбовью ко всякой технике. Вот ножи — совсем другое дело. Они для нас были не просто инструментами, а продолжениями рук.

— Как прошел первый день в школе? — спросила тетя Вика.

— Как обычно. Первый урок — ложь и лицемерие.

— То есть?

— Ну, Гнида Павловна рассказывала нам, в какой замечательной стране мы живем, как повезло нам с правительством и особенно с президентом.

— И что?

— Да, ничего. Просто на переменах мы слышим, как учителя чуть ли не нецензурными словами кроют и эту страну, и это правительство, и этого президента за нищенскую зарплату и за постоянно растущие цены.

— Надеюсь, в школе ты свои взгляды не высказываешь?

— Я что, идиот? Я росту таким же лживым и лицемерным, как все нормальные люди.

Тетя Вика сменила тему:

— Как дела у Маргариты?

— Нормально. У нее всегда все нормально.

Маргарита — это Маришка. Просто Маришка не любит, когда ее называют полным именем. Также не нравится ей «Марго», она говорит, что это имя отдает средневековьем. А обращение «Рита» ее просто бесит, она кричит: «Я не дочь пиротехника!» Бедняжку совсем задразнили в детстве.

— Много уроков задали?

— Так, ерунда. Надо написать сочинение о том, что хорошего мы видим в возрождении православия в России.

— Могу себе представить, что ты напишешь, — улыбнулась тетя.

— Пока что я придумал только название: «Россию хотят поставить на колени перед иконами».

— Тогда дальше ты можешь ничего не писать. Название полностью раскрывает твое видение темы. Не боишься получить «двойку»?

— Нет. Меня же тянут на медаль. Поставят «три» за содержание и «пять» за грамотность. В среднем «четыре»-«четыре». До конца четверти я получу столько «пятерок», что в итоге мне все равно поставят «пять».

— Не будь слишком самоуверенным.

— Я реалист, — сказал я.

— Ну-ну, тебе виднее.

На всякий случай я решил уточнить:

— А если я даже получу «три» в четверти, меня что, не примут в МГУ?

— Примут.

— Тогда в чем проблема?

— Ты должен научиться не только всем и всегда навязывать свое мнение, но и изредка говорить то, что от тебя хотят услышать другие люди.

— Я и так делаю это слишком часто.

В этот момент раздался звонок в дверь.

— Я открою, — сказал я и направился в коридор.

— Сначала спроси: «Кто там?» Открывай только знакомым! — крикнула мне вслед тетя Вика.

Безопасность — один из «пунктиков» моей тети. С самого раннего детства она требует, чтобы я периодически оглядывался на улице и проверял, не следует ли за мной кто-нибудь подозрительный.

Я посмотрел в дверной глазок и увидел соседку по этажу тетю Дарью. Она была одета в домашний халат и в тапочки. Должно быть, забежала попросить у тети Вики пачку соли или пару яиц.

Я открыл дверь:

— Здравствуйте, тетя Дарья. Заходите!

Я повернулся к соседке спиной и пошел на кухню, вполне логично предполагая, что она последует за мной.

Тетя Вика выглянула из двери:

— Кто там?

В руке она продолжала сжимать большой кухонный нож.

— Это к тебе тетя Дарья, — ответил я.

И тут я увидел, как глаза тети Вики округляются от ужаса. Она вскинула руку, и мимо меня со свистом пролетел ее нож. Нож не упал на пол. С чавкающим звуком он вонзился во что-то мягкое. Я понял, во что, или, вернее, в кого попал нож — в тетю Дарью!

Тетя Вика пробежала мимо меня к входной двери, захлопнула ее и прильнула к дверному глазку.

— Как ты мог пригласить в дом оборотня?! — вскричала она. — Оборотень не может проникнуть в дом, пока ему не разрешат войти.

Пребывая в легком шоковом состоянии, я посмотрел на пол. Тетя Дарья уже не была тетей Дарьей! На ее месте лежало белесое существо, лишь очертаниями имевшее сходство с человеком. Вместо лица — как будто спущенный воздушный шарик, с темными провалами вместо глаз и рта. Изо лба торчала рукоятка кухонного ножа. Под головой расплывалась лужа жидкости. Она была красной по краям и голубоватой в центре. То есть вначале из головы существа вытекала человеческая кровь, а потом, после превращения, ее сменила голубоватая полупрозрачная жидкость.

И еще: в руке лежавшего на полу существа был зажат длинный серебристый клинок с волнистым лезвием, покрытым тонким едва различимым узором. Должно быть, пребывая в облике тети Дарьи, существо прятало его под халатом, а потом достало, когда я повернулся к нему спиной. В таком случае мне становились понятными и испуг тети Вики, и смертоносный бросок ножа. Непонятным было только все остальное.

Тетя Вика, наконец, оторвалась от дверного глазка и повернулась ко мне:

— Странно, оборотни обычно никогда не охотятся в одиночку…

Она посмотрела на мое лицо и только теперь заметила, в каком состоянии я находился:

— Ты себя хорошо чувствуешь?

— А как ты сама думаешь? — сказал я.

— Нам надо поговорить. Пошли в мою комнату. Я буду собирать вещи и рассказывать. Только очень коротко. Надо собираться. Раз нас нашли, то следующего удара долго ждать не придется.

Я нагнулся и протянул руку к серебристому волнистому клинку. Я хотел получше рассмотреть письмена на его лезвии. Они казались мне странно знакомыми…

— Не трогай! — резко прикрикнула тетя Вика.

Она сняла с вешалки свой плащ, накинула на клинок, завернула его и унесла на кухню. Потом вернулась и потянула меня за руку в комнату:

— Пошли!

Я позволил усадить себя в кресло под торшером. У меня кружилась голова, а руки и ноги плохо слушались. Тетя Вика распахнула дверцы всех шкафов, вывалила на пол их содержимое, достала большую сумку и начала забрасывать в нее выбранные вещи. При этом она рассказывала мне:

— Пришла пора сказать тебе всю правду. Начну с главного. Ты не мой племянник. Я была телохранительницей твоей матери. Она доверила мне твою жизнь, когда на нее и на твоего отца напали боблины…

— Гоблины? — машинально переспросил я, вспомнив прочитанные книги в жанре фэнтези.

— Нет, не гоблины, а боблины.

— Типа того, что лежит в коридоре?

— Нет. Это оборотень. А боблины все время выглядят почти как люди. Они решили захватить Колоссию.

— Колоссию?

— Не перебивай! Дай мне рассказать! Колоссия — это одна из стран Изначального мира. Твоя Родина и Родина твоих родителей. Боблины хотели захватить Колоссию уже давно. Сотни лет длилось противостояние людей и боблинов. Но в честных войнах люди всегда одерживали верх. Тогда боблины решили пойти другим путем. Путем обмана и подлости. Они разработали долговременный план. И уничтожение магов Колосии стало одним из первых пунктов этого плана…

— Магов? — я решился задать вопрос, так как рассказ тети Вики (которая, как выяснилось, вовсе не была моей тетей), казался мне слишком поверхностным и непонятным.

— Твои родители были потомственными магами, — тетя Вика прервала свои сборы и посмотрела на меня в упор: — Ты — маг по крови. Родители звали тебя Калки.

— Калки? — это имя заключало в себе гораздо больше, чем просто набор звуков.

Любой, кто разбирался в индуистской мифологии (а я в большей или меньшей степени был знаком со всеми основными религиями Земли), знал, что именем Калки звался десятый аватар бога Вишну. Десятый аватар, или земное воплощение божества, должен был появиться в конце железного века — Кали-юги — когда преступления смертных существ поколебали бы основы мироздания. Калки должен был стать судьей и палачом, разрушителем старого мира и создателем нового, более чистого и совершенного.

Правда, индуистские мифы не упоминали о боблинах и об Изначальном мире. Но, прочитав немало фантастических и фэнтезийных книг, я довольно хорошо мог себе представить множество параллельных миров, отражений некоего истинного мира. Конечно, мое настоящее имя могло совершенно случайно совпадать с именем десятого аватара Вишну. Но, в любом случае, оно нравилось мне намного больше, чем то, под которым я жил последние десять лет.

— Калки — это не просто имя, — сказала тетя Вика, продолжив собирать вещи. — Ты наследник многих поколений магов. Боблины, конечно, знали о том, что тебе удалось спастись из родительского дома. Поэтому-то они продолжали искать тебя все эти годы. По приказу твоей матери, я спрятала тебя тут, на Земле, в одном из отраженных миров. И вот через десять лет, тебя нашли оборотни — союзники боблинов.

— А мои родители?

— О них я ничего не знаю. На наш дом напали полчища боблинов. Твои родители и их воины вступили в битву. Твоя мать сунула тебя мне в руки и вытолкала за дверь. «За дверь» — на языке магов означает — в другой мир. На разных Отражениях у нее были заготовлены и запасные дома, и местные документы, и дружественные связи. Так мы с тобой стали жить здесь. А о том, чем закончилась битва, я не знаю. Но, судя по тому, что родители за тобой не пришли, я думаю, что не обманывала тебя, говоря, что они погибли.

— А ты сама не пыталась их отыскать?

— Как?! — горько воскликнула тетя Вика. — Ведь я не маг, а всего лишь воительница. Я не могу открывать двери и преодолевать границы между мирами.

— А я?

— Ты — можешь! Но ты пока этого не умеешь.

Тетя Вика закончила складывать свои вещи и направилась в мою комнату:

— Возьмем только самое необходимое. Попробуем добраться до Зайкина.

— До кого?

— Василий Макарович Зайкин — один из наших друзей. Он живет в деревне под Москвой. Если мы его застанем дома, то он поможет нам скрыться.

— Может быть, мы ему позвоним?

— Он не пользуется мобильным телефоном.

— А если послать сову?

Тетя Вика покачала головой:

— Это не дурацкая сказка о Гарном Потнере или как его там. Это реальная жизнь, причем жизнь жестокая. Кстати, посмотри в окно. Нет ли там чего подозрительного?

Окна нашей квартиры выходили во двор. Я осторожно отогнул занавеску и выглянул наружу. Вроде, все как обычно. Хотя… Мое внимание привлек большой черный джип с глухо затемненными стеклами. Я присмотрелся… и с криком отпрянул от окна.

— Что там?! — с тревогой спросила тетя Вика.

— Джип. Черный. Мне показалось, что внутри…

Тетя посмотрела в окно:

— Ну?

— Внутри такие же оборотни, как и тетя Дарья.

— Тетя Дарья — не оборотень, — поправила меня тетя Вика. — Оборотень только принял ее облик. Сколько оборотней в машине?

— Четверо. И у них такие же волнистые клинки.

— Плохо дело. Клинки волшебные. Они предназначены для уничтожения магов. Твоя кровь тебя не спасет.

— Моя кровь?

— Вспомни, много ли травм ты получал в детстве?

Я припомнил все шишки, ссадины и синяки, которые получал во время детских игр. Их было немало, но они всегда быстро проходили и не причиняли мне особых неудобств. А более серьезных травм я никогда не получал. Даже зубы у меня никогда не болели.

Тетя Вика внушительно сказала мне:

— Помни — ты не обычный человек. В чем-то ты гораздо сильнее, но в чем-то более уязвим. Я не слишком-то разбираюсь в магических искусствах, Зайкин объяснил бы тебе это гораздо лучше… Проклятье, джип с оборотнями — это очень большая проблема! Как же мы выберемся из дома?

— Может быть, через чердак? — предложил я.

— Мысль интересная, но не оригинальная. Могу поспорить, что оборотни устроили засаду и наверху. Они окружили нас и хотят взять измором.

— Может быть, вызовем милицию? — спросил я и тут же сам понял, насколько глупо прозвучали мои слова.

Ни один человек в здравом уме не будет искать у милиции защиты от преступников. Это себе же обойдется гораздо дороже.

— Тетя Вика, а кроме Зайкина других друзей у нас тут нет?

— Таких, которые справятся с командой оборотней — нет! Нам бы только выбраться из дома… Если начнем пробиваться с боем, то, боюсь, я не смогу тебя защитить от такого большого отряда… Слушай, а как ты узнал, что в джипе находятся четверо оборотней с клинками? Я ничего не разглядела через черные стекла.

— Я просто присмотрелся… и увидел, — я и сам не смог бы объяснить, как сумел заглянуть внутрь автомобиля.

Тетя Вика подошла ко мне, положила руки на плечи и заглянула в глаза:

— Скажи честно, тебе раньше случалось видеть то, что не видели другие люди?

— Видеть — нет. Но иногда я мог предчувствовать, что произойдет.

Тетя Вика быстро прижала меня к груди и так же быстро отстранила:

— Ты становишься настоящим магом!

— Как это?

— Ну… — тетя немного смутилась, — магический талант зависит от возраста. Он формируется во время… ну, этого…

— Полового созревания? — помог я.

— Точно!

— И когда он проявится в полную силу?

— Думаю, не раньше двадцати-двадцати одного года, хотя… — тетя Вика бросилась к книжному шкафу и с верхней полки сняла большой альбом. — Как же я забыла о магических ключах?

— О чем, о чем?

Альбом был мне хорошо знаком. Я не раз листал его в детстве и рассматривал картинки на каждой странице. Все они изображали примерно одно: открытые двери, за которыми виднелись различные пейзажи. За одной дверью — покосившаяся деревенская избушка. За другой — опушка леса. За третьей — каминный зал какого-то рыцарского замка. Имелись и такие картинки, на которых были изображены совершенно нереальные местности, порожденные изощренным и, казалось, не совсем нормальным разумом. Все детали картин, и реальных, и нереальных, были проработаны с необыкновенной тщательностью.

Тетя Вика быстро пролистала альбом, пока не нашла нужную страницу.

— Вот! — сунула она мне в руки тяжелую книгу. — Это то, что нам нужно.

На открытой странице было изображено что-то вроде сада камней: несколько десятков валунов разной формы и разных размеров в продуманно-хаотическом порядке были разложены на низком округлом холме. Разумеется, сад камней находился за прямоугольным дверным проемом, так что невозможно было разглядеть то, что располагалось справа и слева от холма.

— Что это? — спросил я.

— Это ключ. Его используют начинающие маги, когда учатся открывать двери.

— Я не понимаю…

— Ты — маг по крови. Если ты обладаешь талантом, то сможешь открыть дверь в другой мир. Тебе надо посмотреть на любую дверь и представить, что за ней находится то, что ты видишь на этом рисунке. Этот альбом дала мне твоя мама.

— Все рисунки — это двери в другие миры? — спросил я. В альбоме было страниц сто, не меньше.

— Не в другие миры, а в другие МЕСТА, — поправила меня тетя Вика. — Несколько МЕСТ могут находиться в одном и том же мире.

— Теперь понял.

— Раз понял, то попробуй открыть дверь.

— Какую?

— Да хотя бы вот эту, — тетя Вика указала на дверь между моей комнатой и коридором. — Попытайся! Ведь ты же Калки, маг по крови. А я пока соберу продукты.

Она быстро вышла из комнаты. В коридоре, а потом и на кухне послышался шум и грохот. Должно быть, тетя Вика, как и ранее, вываливала все содержимое шкафов и холодильника на пол. Она действовала быстро и решительно. В отличие от меня. Я просто стоял и смотрел то на картинку в альбоме, то на дверь. Я понятия не имел, что должен сделать для того, чтобы открыть эту чертову дверь в другое место.

Вначале я попытался представить себе сад камней, который находился бы в коридоре. Но тут я вспомнил, что в коридоре лежит тело оборотня, и едва не выронил альбом. Тогда я закрыл глаза, и в своем воображении нарисовал холм с камнями, стараясь как можно точнее воспроизвести рисунок. Я открыл глаза и убедился, что через дверной проем по-прежнему видна лишь прихожая.

Может быть, мне еще рано заниматься магией? Да и тетя Вика, когда предлагала мне открыть дверь, не слишком-то надеялась на успех. Что она там говорила про возраст и про половое созревание? Если бы она знала, что мы с Маришкой еще год назад…

В дверном проеме я увидел холм и камни. Как на картинке. Я остолбенел и даже не смог позвать тетю Вику. Но тут появилась и она сама, уже одетая по-спортивному: в кроссовки, джинсы и легкую куртку. В руках она держала пакет с продуктами и все свои кухонные ножи. Некоторые экземпляры достигали длины локтя. Только теперь я понял, почему тетя Вика всегда так ловко и быстро резала салаты.

— Что ты так на меня смотришь? — удивилась тетя Вика и обернулась.

На некоторое время она, как и я, утратила способность говорить. Значит, пейзаж с камнями не был плодом моего воображения. Входя снаружи в комнату, тетя Вика его не видела. Но с этой стороны обратной дороги в коридор не было. Был только сад камней.

— У тебя получилось! — воскликнула тетя Вика. — Честно говоря, я не верила, что у тебя получится. Ты молодец, Калки!

Тетя Вика начала выкидывать за дверь сумки и некоторые вещи, которые лежали на полу. Они падали на землю и на короткую, словно подстриженную, траву. Похоже, тетя Вика не столько удивилась моим способностям, сколько обрадовалась. Для нее переход между мирами был делом обыденным. А я просто стоял и смотрел на камни. Мой привычный мир был разрушен до основания. Впрочем, был ли этот мир МОИМ миром? Не потому ли я довольно легко воспринял рассказ тети Вики, что всегда подсознательно считал себя чужим на Земле или, по крайней мере, родившимся не в свое время?

— Пошли! — взяла меня за локоть тетя Вика.

Я сделал три шага вперед и ступил на землю. Огляделся. Обернулся. Вокруг нас расстилалась бескрайняя горная страна: утесы и ущелья, пики и пропасти, горы и долины. Мы стояли на небольшой плоской площадке. Перед нами находился сад камней. Слева — скала. Справа — убегающая вниз узкая тропинка. Позади — пропасть. И никакого намека на возможность вернуться в родную московскую квартиру.

— А где?… — я помахал рукой в воздухе, пытаясь изобразить дверной проем.

Тетя Вика меня поняла:

— Дверь закрылась, когда ты прошел через нее. Насколько я знаю, таково свойство магии. Ты создал проход, а за тобой он закрылся сам собой. Оборотни никогда не поймут, куда мы исчезли… Подожди-ка… Если оборотни нашли нас на Земле, то им, наверняка, помогает какой-нибудь маг. А маг может узнать, куда открывалась дверь. Так что собирай вещи, и поспешим отсюда!

Мы собрали разбросанные вещи и запихнули их в сумки. Свои ножи тетя Вика положила сверху, так что могла выхватить их в одно мгновение.

— Куда мы идем? — спросил я.

— К одному другу твоих родителей. Его зовут Отшельник. Он нам обязательно поможет.

Я еще раз осмотрелся и решился на главный вопрос:

— Мы все еще на Земле?

Тетя Вика отрицательно покачала головой:

— Нет. Это Изначальный мир. Но не Колоссия. Там нам появляться опасно, а у Отшельника мы узнаем все последние новости.

— И про моих родителей?

Тетя Вика опустила голову:

— Боюсь, что и про них…

Мы подняли сумки и зашагали вниз по тропинке.