"Записная книжка Дьявола" - читать интересную книгу автора (ЛаВей Антон Шандор)

Инерция эротической кристаллизации

То, что приятно, радует глаз. Радость дает силу, сила дает жизнь. Мы получаем удовольствие различными способами и разными путями, однако, самый осознанный из них — через органы зрения. Человек — животное, ориентированное на зрительное восприятие. Он определяет для себя стандарты визуальной привлекательности отнюдь не гибкого свойства. Если установленные им стандарты красоты затем изменяются модой или социальными переменами, он уже не будет счастлив, как до перемен. Взрослея и становясь свидетелем все больших и больших изменений, он пытается вернуть утраченную радость, вращаясь в социальных кругах, где может предаваться воспоминаниям о том, что некогда радовало его. Таким образом, он может поддерживать свою жизненную силу, хотя и путем замещения. Со своими закадычными друзьями он будет говорить о "добрых старых временах" — временах, когда то, что он видел вокруг себя, радовало его взор, а теперь, к сожалению, так сильно изменилось. Его приятели и постаревшие девушки, привязанные к старому укладу жизни, разделяют его ностальгию и носят одежду, вышедшую из моды. Немодную! Как повезло пациентам домов престарелых, — они могут поддерживать по крайней мере видимое сходство со "старыми добрыми днями," хотя бы и не вставая с постели. Вряд ли многие из них осознают, что именно эта просроченность и поддерживает в них жизнь.

Часто приходится видеть, как человек постаревший, вырастивший детей, человек, чья жизненная энергия пошла на убыль, вдруг преображается, когда он вливается в пенсионное общество и вдруг вновь обретает былую жизненность, Теоретически можно предположить, что тамошняя атмосфера только ускорит процесс умирания, прибавившись к инертности пожилого возраста. Почему же сплошь и рядом случается обратное? Потому что стареющий человек внезапно попадает в контролируемую среду, где больше визуальной образности приводит его в возбуждение и энтузиазм, нежели во внешнем мире. Являться модными вне моды доставляет удовольствие старичкам, и они смотрят друг на друга, так же. как это было в дни их молодости, когда парни с вожделением глазели на девушек, а девушки вздыхали о парнях.

А как насчет маленьких городов, которые были обойдены автострадами, где царство восьмидесятилетних, маленькие городишки, где, кажется, никто не умирает, где все так придирчивы ко внешнему миру, сражаясь с каждым нововведением, что изменяет визуальный ландшафт, и принимая только то, что обещает освобождение от боли, болезней и смерти. С визуальной точки зрения эти места полностью инертны: автомобили двадцатилетней давности, дома никогда не сносятся. Много времени проводится на порогах собственных домов и скамейках в парках, около пузатых печурок, на автобусных остановках, там, где можно что-то увидеть! Что же там можно увидеть? То же, что и всегда.

Обитатели подобного местечка вовсе необязательно будут жить до ста лет (хотя существуют места, где велико количество очень старых людей). Можно с уверенностью сказать, что в статическом окружении процентное соотношение стариков больше, нежели там, где все постоянно меняется. Однако спорным представляется утверждение, что если для стариков и естественно жить в такой среде, то для молодежи она будет удушающей. В определенной степени это верно, но не является правилом.

Главная причина, по которой молодежь покидает такие места, состоит в том. что она не в силах совладать со старыми пердунами. Старики с таким же презрением относятся к "прогрессу," выраженному в молодежных стилях, — визуальные ассоциации, доставляющие им удовольствие, чужды для пожилых людей, так же, как их тяжеловесность для молодых. При таких противоречивых стандартах визуального возбуждения никто и близко не может быть счастлив так, как был бы счастлив в визуальной атмосфере, полностью соответствующей его запросам. Давайте не забывать о том, что сегодняшняя молодежь кристаллизует свои собственные визуальные стандарты красоты. Достаточно скоро они сами станут старомодными чудаками. Со временем они встретятся вновь в пенсионных заведениях и домах престарелых, предаваясь воспоминаниям и окружая себя снаряжением времен своей юности.

В местах, где люди живут дольше всего, временной континуум искривлен. Старики жили бы еще дольше, если молодежь одевалась и выглядела так же, как и они во времена своей молодости. Во всем следует винить хронологические изменения, сопровождающие изменения моды. Каждое новое достижение медицинской науки сопровождается шагом в обратном направлении, если иметь в виду долголетие. В то время, как одни ученые мужи открывают новые лекарства, другие изобретают такие способы общения и путешествия, которые вспарывают изоляцию, что скрывает уникальные коллективные существования. Таким образом Шангри Ла превращаются в Манхэттены, а умирающие 90-летние старики превращаются в стерилизованных, прокопченных смогом и озабоченных умирающих 60-летних. В той же степени как мировые центры моды пропагандируют быструю смерть, неизменные среды обитания являются осями долголетия. Самая опасная ложь — полуправда, и индустрия моды увековечила самое вопиющую из них, выраженную во мнении, что свежий, новый подход помогает человеку оставаться молодым. Свежий подход сохраняет молодость, если человек свеж, молод и бодр духом.

Самое свежее, что старик может увидеть, — это красивая девушка, одетая по моде тех лет, когда у него, тогда еще молодого, происходила эротическая кристаллизация. Это не только эротически возбуждающе, но и эмоционально приемлемо. Точно так же престарелая дама находит пикантность в привлекательном молодом человеке ("свежая молодая кровь"), наряженном в манере ее былых поклонников. Она может путем замещения поддержать (и поддерживает) ауру привлекательности при встрече с таким человеком и именно эта аура. постоянно подзаряжаемая, будет поддерживать саму ее жизнь.

Человек видит, как умирает мир, который он любит, и вместе с миром умирает частица человека. Великий американский художник, Реджинальд Марш, олицетворил этот трюизм. Каждый день, до своей смерти в возрасте 56 лет, он рисовал и писал самые что ни на есть земные, истекающие потом и вожделением образчики человеческой природы, которые представали его взгляду. Свойственная ему продуктивная тяга к подглядыванию провела его через весь спектр дешевых кафе, карнавалов, парков развлечений, задворок, эксклюзивных клубов, оперных премьер, вечеринок и всего, что находится в промежутках, Его сверхреалистичные полотна заполнены людьми, которых он любил наблюдать в обстановке, нравившейся ему не меньше, чем сами люди.

Чем ближе приближались его последние годы, тем сильнее Реджинальд Марш впадал в депрессию от изменяющегося окружения. Появлялись новые стили и становилось все труднее погружаться в источники, из которых долгое время он черпал вдохновение как для своих картин, так и для своей жизни. Его холсты с изображениями комковатых женщин и мужчин с отвисшими животами были непривлекательны для эры пятидесятых, прошедшей под девизом похудания, и его шлюхи не подходили под модный тогда образ Грэйс Келли и мыла Айвори. Его презрение по отношению к современным мастерам ("Матисс рисует как трехлетний ребенок", "Пикассо, — фальшивый фасад") стало пророческим, когда он описал современное искусство как "высокое, чистое и стерильное — ни секса, ни выпивки, ни мускулов." «Устаревшее» чувство Марша достигло своего зенита, когда его попросили принять участие в художественном симпозиуме, Первый из выступавших, известный в те годы нью-йоркский художник с энтузиазмом превозносил текущие тенденции в искусстве. За ним последовал профессор, который защищал новые динамические визуальные эксперименты. Наконец очередь выступать дошла и до Марша, На мгновение он застыл на трибуне, собираясь со своими мыслями. Печальное выражение беспомощности появилось в его глазах, которые изучали аудиенцию. Талантливый наблюдатель скрытых проявлений вожделения и живительных сцинтилляций мягко произнес: "Я не из этого века,"- и сел на место. Вскоре он скончался.

Каждый, кто удовлетворен тем, как идут дела, неохотно изменяет свой образ жизни. В это понятие входят стиль, мода и окружающая среда. Человек — единственное животное, которое было тщательно выдрессировано неудовлетворенности. Что еще хуже, человек — единственное животное, поднаторевшее с одной стороны в неудовлетворенности, в то время как религия запрограммировала его оставаться статичным, инертным и самонадеянным. Неудивительно, что он представляет собой такой клубок разочарований.

Если человек доволен своим существованием, жрецы моды и перемен втягивают его в ненужные и бессмысленные изменения. Если он недоволен и желает бежать из мира, который, как он чувствует, обсчитывает его, от него требуют принимать вещи такими как есть, радоваться малому и ждать лучшей жизни в раю.