"Инквизитор. Акт веры" - читать интересную книгу автора (Ульрих Антон)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

После того как помешавшийся в уме глава семейства де Карабасов был посажен под замок, Хуан и старик Хорхе сели в большой комнате за стол друг напротив друга и стали держать совет. Верный слуга сообщил юному де Карабасу, что хоть его отец еще жив и согласно испанским законам Хуан не может называться маркизом, он все равно уже стал доном, то есть главой семьи. Теперь на плечи в одночасье возмужавшего наследника ложатся многочисленные обязанности, добавил Хорхе, глядя своими добрыми глазами на внимательно смотревшего на него мальчика.

– Милый Хорхе, скажи не скрывая, что сейчас лежит у нас в кошеле? – пытливо спросил слугу Хуан.

Слуга тяжело вздохнул:

– Ничего, дон Хуан. Ни единого дуката.

Далее Хорхе поведал мальчику, какими еще «богатствами» он располагает. Оказалось, что от некогда обширных земель вокруг Карабаса, ранее принадлежащих их старинному роду, дон Карлос владеет лишь полем за селением, на котором благодаря грезам юного Хуана раскинулось ныне кладбище животных.

– И это все? – поразился новый господин.

Старик Хорхе пожал плечами, дескать, ничего не поделаешь, таков рок, довлеющий славному роду Карабасов.

– А как же сундуки? – не унимался Хуан. – Что хранится в сундуках, которые стоят в кабинете моего несчастного отца?

– Они пусты, – был ответ.

С помрачневшим лицом юный маркиз замолчал, глядя в темный потолок своего убогого жилища. И тут своды потолка унеслись ввысь, раздвигаясь и расталкивая пространство и время. Хуан грезил, будто он оказался в огромном светлом зале, стены которого сплошь завешаны прекрасными картинами, пол выложен в виде замечательной мозаики, а вокруг него стоит самая красивая мебель, которую только можно себе представить. Посреди зала на золоченом троне восседал папа римский. Он жестом подозвал к себе быка, спокойно стоявшего поодаль, рядом с Хуаном. «Мой дорогой, мы повелеваем, пусть этот славный муж будет достойным моего благословения». Бык подошел к мальчику и преклонил перед ним колена, передавая тем самым папское благословение. Его длинный алый язык змеей выполз изо рта быка и подмел мозаичный пол перед ногами мальчика.

Хуан очнулся от оцепенения, которое нападало на него всякий раз, как он грезил наяву. Старый Хорхе все еще сидел напротив, правда успев за это время задремать. Точно так же дремал он, приклонив голову на стол, напротив дона Карлоса в день, когда родился Хуан.

– Я понял! – воскликнул юный маркиз, будя слугу. – Понял, что это значит. Чтобы все было именно так, как мне только что привиделось, надо выжить. Выжить любой ценою. Мы должны продать ту землю за селением! – провозгласил он оторопевшему Хорхе.

Решение, моментально принятое, было также молниеносно приведено в исполнение. Некий владетельный гранд из Севильи, приближенный короля Фердинанда, прибывший в Кастилию вместе с его свитой из Арагона, изъявил непременное желание устроить свое новое родовое гнездо именно в селении. Поэтому он, не торгуясь, как и подобает настоящему аристократу, приобрел земельный участок, на котором располагалось небольшое кладбище убиенных ради забавы животных, даже не зная о том, что там закопано.

Получив деньги, юный Хуан проявил характер. После стольких лет полуголодного существования он не стал с ребячливой поспешностью проматывать остатки некогда крупного состояния, а бережливо припрятал золотые дукаты. Для этого они вместе с Хорхе, прихватив с собой лопату и заступ, вышли ночною порой в патио и, выкопав порядочную яму прямо посреди дворика, уложили туда глиняный горшок с деньгами.

Аккуратно закопав сокровище и притоптав неровности земли, Хуан объявил верному слуге:

– Только мы знаем, где зарыты деньги. Теперь если что-то случится со мной, ты имеешь на них полное право.

Хорхе отрицательно замотал головой и сказал, что это господские деньги и пусть лучше у него отсохнет рука, чем он прикоснется к ним. На это Хуан разумно возразил, что он так поступает исключительно во благо своему несчастному отцу, чье бормотание иной раз переходило в безумные крики, разносящиеся по всему Карабасу.

– На эти деньги ты будешь содержать моего отца до конца его жизни. Если же и ты умрешь или сойдешь с ума, то перед этим передашь деньги викарию в церковь Святого Фомы Севильского, чтобы тот позаботился о моем больном отце.

Еще раз подивившись разумности доводов и предусмотрительности ребенка, старик подхватил лопату с заступом и вернулся следом за юным хозяином в дом.

С этого времени Хуан отдалился от своих товарищей по играм, высокомерно заявив им, что ему, как маркизу де Карабасу, коим он пока является только морально, и высокородному гранду, негоже якшаться с голытьбой. Теперь Хуан проводил свои дни в гордом одиночестве, чаще всего пребывая в грезах. Вскоре он перестал отличать явь от видений, постоянно преследовавших его, вызывая страх за его рассудок у доброго и верного Хорхе. Чтобы не докучать старику, Хуан часто уходил за селение и гулял по полям и лугам, живя той жизнью, которую ему подарила Природа, то есть в величественных и мрачных фантазиях. Только такого героя и могла породить Испания – самое мистическое и экзальтированное место на земле, с завидной регулярностью дающее миру блистательных гениев.

Во время одной из таких прогулок, размышляя над изгибами форм бычьих рогов, а также двадцатью восьмью способами их золочения, Хуан вышел к старинной ветряной мельнице, стоявшей далеко за селением около дороги, ведущей в Севилью. Та мельница была когда-то давным-давно построена одним из предков Хуана, а ныне стала заброшенным местом. По словам мальчишек из Карабаса, место это было нечистым, а на мельнице водились демоны.

Уже переставший отличать явь от грезы юный маркиз медленным шагом направился к мельнице. Ветер лениво крутил растрепанные крылья, которые скрипели и свистели, что придавало мельнице романтичный и одновременно жутковатый вид. Подойдя, Хуан неожиданно обнаружил сидевшего на мельничной ступеньке мужчину. Вид его был странен, однако уже привыкший не удивляться тому, что предлагали ему собственные глаза, де Карабас учтиво поклонился и присел рядом, искоса поглядывая на незнакомца. Было сразу заметно, что мужчина находится в том почтенном возрасте, когда мудрость окончательно берет верх над сердечными порывами, но тело еще крепко, а седина только-только серебрит виски и длинную бороду, спадавшую на красный камзол. Удивительным же и необычным во внешнем виде незнакомца был белоснежный крест, нашитый поверх камзола. Словно бы мужчина являлся рыцарем из тех далеких крестовых походов, о которых доводилось ранее читать Хуану. Да и запах, исходивший от одежды незнакомца, был не тем солоновато-сухим и сдержанным, каковой обычно исходил от кастильцев. Нет, запах шел терпкий, дурманящий голову. Это был запах далеких земель и великих походов, запах, пришедший вместе с незнакомцем откуда-то издалека, из тех мест, что были недавно открыты великими испанскими мореплавателями.

Все это в мгновение ока пронеслось в голове Хуана. И словно в подтверждение его мыслей, незнакомец хриплым, низким голосом, именно таким, каким обычно капитан командует матросам поднимать паруса, произнес:

– Как красива Испания. Вот так бы сидел под этой мельницей и любовался бы.

Хуан согласно кивнул головой.

– Только в Кастилии такое лазурное небо, – сказал он.

Незнакомец вскинул брови. Он не ожидал от столь юного на вид мальчугана разумных речей.

– Меня зовут брат Бернар, – представился мужчина. – Я из ордена Сантьяго. Вот уже месяц, как я вернулся из Вест-Индии, куда был отправлен орденом вместе с достославным доном Гарсиа, дабы проповедовать Слово Божье среди нечестивых язычников, населявших далекие земли. Теперь же я направляюсь в резиденцию нашего ордена. Однако путь мой лежит через столь прекрасную землю, что я никак не могу добраться до намеченной цели, наслаждаясь виденным и предаваясь постыдному безделью.

Сказав это, брат Бернар раскрыл плотной вязки котомку, вынул оттуда каравай хлеба, полголовы сыра и, разломив все это пополам, протянул половину угощения Хуану и принялся в задумчивости вкушать вторую. После того как от простых, но чрезвычайно вкусных яств не осталось и следа, юный маркиз встал и, учтиво поклонившись, пригласил брата Бернара провести у него некоторое время.

– С величайшим удовольствием, сын мой, – ответил тот.

Мужчина поднялся со ступеньки и неожиданно коротко свистнул. Тотчас же откуда-то из-за мельницы выбежал оседланный конь. Брат Бернар ловко вскочил на коня, на удивление Хуана, не пользуясь стременами, посадил впереди себя де Карабаса и велел ему указывать путь.

Возвращавшиеся вечером после сиесты на поля жители селения были удивлены, встретив необычного всадника с белым крестом на груди, впереди которого горделиво восседал юный маркиз.

Едва гость вошел в родовое гнездо де Карабасов, как дом тотчас же огласил ужасный вопль, вылетевший из глотки безумного дона Карлоса, впавшего в буйство. Отец Хуана, выкрикивая самые ужасные из всех известных испанских ругательств в адрес архиепископа Севильского, восклицал:

– Истинный крест есть циркуль! Циркуль!

Навстречу гостю, ведомому Хуаном, поспешил с извинениями за шум и богохульные высказывания хозяина старик Хорхе, но брат Бернар жестом остановил его, сказав, что хотел бы взглянуть на больного. Удивленный слуга проводил гостя к задней комнате, в которой находился несчастный дон Карлос, прикованный цепью к стене.

Вид маркиза был ужасен. Он давно уже не подпускал к себе брадобрея и редко позволял себя мыть, а потому некогда красиво уложенные волосы его торчали грязными лохмами во все стороны, словно у льва. Грязная борода широкой лопатой лежала на блестящей от пота груди. Увидев, что в комнату вошел незнакомец с белым крестом на груди, дон Карлос кинулся было к нему, но крепко прибитая к стене цепь удержала буйно помешанного от нападения. Брат Бернар, ничуть не испугавшись, подошел к стоявшему наклоняясь вперед маркизу, которого от падения удерживала туго натянутая цепь, и спокойно заговорил с ним. Он спросил, не беспокоят ли дона Карлоса боли в темени, а также поинтересовался самым доброжелательным образом, как больной переносит самое жаркое время дня. Звук спокойного голоса гостя, а также приятные обороты речи мгновенно успокоили маркиза и, казалось бы, даже вернули ему рассудок. Дон Карлос учтиво отвечал на все вопросы брата Бернара. После этого маркиз предложил гостю сесть и даже извинился за свою попытку нападения. Ошеломленные Хорхе и Хуан наблюдали разительную перемену, происшедшую с больным. С надеждою смотрели они на необыкновенного гостя, спрашивающего, в чем суть восклицаний, коими встретил его дон Карлос?

– Крест, что вы изволите носить на груди, не есть настоящее распятие, – таинственным шепотом сообщил маркиз, наклоняясь к брату Бернару. – Это лишь фикция, придуманная священниками для простолюдинов. На самом деле Христос был распят на циркуле, который является тайным знаком иудейским. С помощью сего знака адепты иудейской еретической веры сообщаются между собой.

– Для чего же они сообщаются? – участливо спросил гость, совершенно не обращая внимания на то зловоние, которое исходило от давно не мытого тела маркиза.

– Они хотят захватить весь мир и править им по своему разумению, – выкатив глаза от нарастающего возбуждения, ответил дон Карлос.

Гость хмыкнул в кулак и удивленно заметил, что подобным желанием страдают все религии мира, и в первую очередь доблестная католическая церковь.

– Все дело в том, какие ценности ставить во главу религии, – с жаром воскликнул дон Карлос. – Наша христианская вера учит добродетелям и порицает тяжкие смертные грехи, число которым семь. Иудеи же, тайно поклоняющиеся циркулю, хотят вместо стремления к добродетелям навязать миру стремление к золоту. Золотые круглые дукаты любят счет, потому-то на циркуле, суть коего состоит в точности и окружности, был распят Спаситель, превыше всего ставивший любовь к ближнему.

– Тогда как же вы можете предлагать нашей христианской вере отказаться от символа креста ради проклятого еретического циркуля? – поинтересовался брат Бернар, донельзя удивленный таким поворотом мысли больного маркиза.

– Если мы вместо креста вознесем циркуль, на котором был распят Иисус Христос, то отберем у евреев их тайный знак. Адепты перестанут отличать своих от чужих, а потому не смогут завоевать мир! – брызжа вокруг себя пеной, в обилии идущей изо рта, выкрикнул дон Карлос, гордо глядя безумными глазами на гостя.

После этого удивительного сообщения брат Бернар, видя, что больному вновь стало плохо, тотчас же перевел разговор на другую тему. Через некоторое время дон Карлос снова пришел в себя.

– Соблаговолите отужинать с нами, – неожиданно предложил он гостю.

Обернувшись к Хорхе, маркиз распорядился, чтобы тот немедленно нагрел воду.

– Простите, я хотел бы перед едой слегка освежиться, – смущенно сообщил дон Карлос.

Не прошло и часа, как умытый и тщательно причесанный маркиз восседал во главе стола, на котором Хуан самолично расставил нехитрое угощение, какое нашлось в доме.

Во время трапезы брат Бернар заговорил о болезни, поразившей мозг дона Карлоса, но заговорил как об излечимом недуге.

– Мой дорогой маркиз, судя по вашим высказываниям, только лишь одержимость идеями позволяет предположить, что вы больны. Во всем остальном умозаключения кажутся вполне логичными. Я могу помочь вам справиться с одержимостью, – неожиданно сообщил гость. – Лекарство от него самое что ни на есть простое. Вам надобно более думать о душе и о нашем Спасителе. Пребывайте в молитвах, мой друг, и тогда ваши действия не покажутся окружающим пугающими. Кроме того, я покажу вашему славному сыну цветы, что растут в округе, и с помощью отвара из них вы сможете если не излечить недуг полностью, то хотя бы преодолеть силу его.

После таких слов и Хуан, и Хорхе бросились к ногам брата Бернара, восхваляя небеса за то, что те ниспослали им драгоценного гостя.

После ужина дон Карлос вернулся к себе в заднюю комнату и, самолично надев на пояс цепь, встал на колени и принялся истово молиться.

Хорхе ушел заниматься хозяйством. Оставшись с Хуаном наедине, брат Бернар снова заговорил о недуге маркиза. Он поведал, что одержимость дона Карлоса неизлечима, а потому он поможет с помощью отвара усмирить неистовый дух его, сделав кротким и спокойным. И тут внезапно у Хуана начались видения. Очнувшись, он увидел склоненного над собой гостя, который с явным беспокойством осматривал его.

– Давно сие с тобою? – поинтересовался брат Бернар.

Юный маркиз поведал необычному гостю о грезах, которые регулярно видел наяву.

– Это, сын мой, не болезнь, – покачал головой тот. – И не одержимость. Это благодать Божья. Ты – Избранный. Ты чувствуешь, что ты не такой, как все? – неожиданно спросил он.

Хуан согласно кивнул головой.

– Я помогу тебе сделать видения управляемыми, – сказал брат Бернар. – Только ты должен мне пообещать, что никогда никому не расскажешь о том, чему я тебя научу.

Юный маркиз торжественно поклялся.

Гость поведал, что эти знания он получил от принявшего христианство индейца племени майя.

– Тебе надобно переписать священный текст из Библии, – сказал брат Бернар. – Но только надо переписать его собственной кровью, – добавил он. – Тогда твои грезы станут управляемыми и богоугодными.

Наутро необычный гость отправился далее. Хуан проводил его до самой мельницы, ведя лошадь под уздцы. Во время проводов брат Бернар, указав юному маркизу на маковое поле, сказал, что это и есть те самые цветы, с помощью которых можно успокаивать дона Карлоса.

– Надеюсь, мы еще свидимся, – сказал он Хуану на прощание.

После отъезда гостя маркиз де Карабас вновь сделался буйным, но вернувшийся Хуан быстро приготовил отцу отвар по рецепту брата Бернара, и тот тотчас же успокоился и затих, молитвенно сложив руки и улегшись на топчан.

После этого удивительного происшествия юный маркиз целый год укрощал необузданность своих грез, делая их угодными Богу. Для переписи он выбрал Откровение Иоанна Богослова, которое более всего пришлось ему по душе. Для этого он поставил на стол специально сделанную собственными руками глиняную чернильницу и сделал на ладони левой руки глубокий надрез. Кровь быстро побежала в чернильницу. Наполнив ее доверху, юный де Карабас обмотал руку тряпицею, обмакнул в кровь перо и начал убористо переписывать Апокалипсис. Чем дольше он писал, тем светлее становилось в его голове. Причиною тому была излишняя потеря крови в организме, однако Хуан объяснял себе сей факт исключительно оздоровительным эффектом. По прошествии года с момента появления в родовом гнезде де Карабасов брата Бернара переписанное Откровение о конце света было завершено. С этого времени грезы более не накатывали на Хуана неожиданно, зато он при желании всегда мог окунуться в них, уйдя из тяжелого и мрачного реального мира, который некоторые нечестивые называли адом, в воображаемые райские видения, прекрасные и диковинные. В видениях этих обязательно присутствовал черный бык с золотистыми рогами – символ неизгладимой веры юного маркиза в собственную исключительность. Вероятною причиной подобного подчинения грез послужила сильнейшая концентрация внимания Хуана на тексте, смысл коего был еще более сильным и ярким, чем сами грезы.

Закончив с переписыванием Откровения, юный маркиз с трудом смог поднять на руках тяжеленный том, состоящий из листов бумаги, красиво исписанных кровью. И тут в памяти его всплыли последние минуты жизни преподобного отца Сальвадора, который также перед самой своей смертью переписывал от руки Апокалипсис. Хуан понял, что в его кровавом труде имеется и акт искупления в отношении священника, чье убийство он мысленно совершил.

Глубоко вздохнув, юный де Карабас отнес тяжелый том в патио и закопал рядом с золотом.

Наутро несчастный дон Карлос скончался.