"Домой, во Тьму" - читать интересную книгу автора (Мякшин Антон)ГЛАВА 3Утром пришли люди. Отшельник ждал их, потому и не стал тратить сил на то, чтобы перебраться в свою землянку. Их было около полусотни, и они двигались единой группой. Желтое солнце освещало косогор, усеянный искалеченными телами, – но не звериными, а человеческими, покрытыми с ног до головы густой шерстью, свалявшейся от застывшей крови. Вниз по склону темнели большие каменные осколки, похожие на куски разбитых статуй. Отряд остановился, не доходя до косогора нескольких шагов – под деревьями. От него отделилась дюжина, направлял которую невысокий человек в серой монашеской рясе с надвинутым до подбородка капюшоном. Дюжина поднялась на вершину косогора. Монах остановился за пределами мелового круга. – Здесь нет того, что вы ищете, – проговорил отшельник, глядя слепыми глазами прямо перед собой. Монах выпростал из рукава правую руку. Подчиняясь его жесту, двое вступили в круг, быстро обыскали старика, прощупали валявшиеся рядом мешки, разметали угли кострища. Затем один из них оглянулся на монаха и, получив подтверждение, кривым ножом ловко перерезал отшельнику горло. Старик запрокинулся навзничь. Монах развернулся и пошел вниз. Подождал минуту, потом пятеро Братьев подтащили к нему тело Николаса. – Да, – донеслось из-под капюшона, – это он. Человек, убивший отшельника, с ножом в руке наклонился над телом, выискивая неповрежденное место, куда можно было воткнуть клинок. И вдруг замер, приглядываясь… – Не так, – раздраженно проговорил монах. – Сожгите труп и возвращайтесь в лагерь. Полусотня, выстроившись длинной цепочкой, потянулась обратно в лес. Двое – тот, с ножом, и крепкий толстоногий парень с широким крестьянским лицом, вооруженный саблей и мушкетом, остались над телом. На обоих были шляпы без полей, с торчащими красными петушиными перьями. – Чего его жечь-то? – сказал, скривившись, толстоногий. – И так сгниет. Тогда заговорил другой. Голос звучал гнусаво, точно ноздри этого человека вовсе не пропускали воздух: – Господин Мартин приказал. А ежели приказал господин Мартин, все равно что приказали его сиятельство. Не рассуждай, дубина! Тяни его вон туда, наверх, прямо на кострище… Парень вздохнул и, наклонившись, взял тело за ноги. С большим трудом проделал несколько шагов и отпустил ношу. – Тяжелый, гад! – сдавленно выговорил он. – Может, по кускам?.. Гнусавый выругался, сунул нож за пояс и подхватил тело за руки. Но и вдвоем они пронесли Николаса только до середины склона – А хрен с ним! – задыхаясь, сказал гнусавый. – Спалим здесь. Беги за хворостом. – А чего я-то? – Беги, кому сказано! Это когда его сиятельство раздавит вонючку-императора и дарует тебе графский титул, будешь распоряжаться, а пока – делай, что говорят! Парень раздраженно сплюнул и заспешил вниз. Когда он скрылся за деревьями, гнусавый присел рядом с телом. Множество трупов, застывающих вокруг, вовсе не смущали его. Он насвистывал что-то, подбрасывая в руке нож. Кривой клинок с деревянной рукоятью подлетал невысоко и, падая, вонзался в сырую от утренней росы землю. В очередной раз выдернув нож, гнусавый придержал его в руке, усмехнулся какой-то своей мысли и подбросил оружие так, чтобы оно воткнулось в грудь трупа. Тяжелое лезвие только ударилось в недвижную плоть, не воткнулось. И гнусавому показалось, что тело вздрогнуло. Он прервал свой свист, подполз на коленях поближе и склонился над лицом, покрытым сплошной коркой запекшейся крови. – Хе… – ухмыльнулся он немного погодя. – Посмотрим, как ты подергаешься на костре, падаль! Черно-багровая кровавая корка треснула. Гнусавый охнул и неловко подался назад, но не упал, потому что мертвая, иссеченная кровавыми полосами рука крепко держала его за горло. Окровавленные пальцы сжались, послышался хруст, и гнусавый уронил голову на плечо. Тогда Николас открыл глаза. Парень с охапкой хвороста быстро шел к косогору. – Эй, слышь! – закричал он уже издали. – Я чего подумал-то! Как стану графом, вся прислуга у меня будет из одних только баб! Ну, кроме стражников, конечно. Я такой указ введу: который из подданных мне свою дочку приведет в пользование на полгода, тот на полгода от податей освобождается. А ежели особливо хорошенькую, то и на год могу взять – да и вообще на сколько мне пожелается! А чего – я ж граф буду, а графу все дозволено! Как оно? Ага! Слышь? Чего разлегся-то?! Он бросил охапку рядом со своим товарищем, раскинувшимся на склоне. Шляпа с красным пером закрывало лицо гнусавого. – Эх, мне бы вот прямо сейчас бабеночку, – мечтательно вздохнул парень. – Нерожалую, пухленькую… Я бы половину своей будущей казны отдал! Слышь! – пихнул он гнусавого ногой. – Давай, вставай! Я за хворостом ходил, я и костер разводить должен, а?! Эй! Ты чего, уснул, что ли? Я тебе не шавка, чтобы… Тут только парень заметил, что тело, приготовленное для сожжения, лежит вовсе не в том положении, в котором он его оставил. Раскрыв рот, он застыл на месте. А тело вдруг медленно поднялось. Николас сел, с трудом превозмогая смертную истому в мышцах. Парень, замычав от ужаса, попятился и побежал, тяжело бухая сапогами. Николас выждал, пока зрение – свет в глазах то потухал, то вновь вспыхивал – восстановится, и размахнулся. Кривой нож гнусавого вошел парню под левую лопатку. Он всплеснул руками, споткнулся на бегу и рухнул ничком. Передохнув, Николас на четвереньках пополз вверх. Отшельник. Мертв. Убит совсем недавно – кровавая лента все еще ползет из разрезанного горла. Тел Янаса, Матея и Баска не видно. Значит, они живы?! Сумели бежать? Или Красные забрали их с собой? Нет, наверняка бежали. К чему Братству пропойца-священник, мальчишка и предатель-беглец? Они не стали бы их оставлять в живых, они бы их точно убили. Мешка с эльваррумом в меловом круге Николас тоже не обнаружил. Даже и не стоило искать его, и так было понятно – Ключ кто-то забрал. Кто? Николас отправился вниз по склону. Сначала на четвереньках, а потом, когда силы стали покидать его, – ползком. Очень трудно было дышать. Он то и дело сплевывал липкие сгустки крови. А вот и его меч – все еще торчит в туше твари. Нет, это уже не тварь. Солнечный свет преобразил вервольфа. Мертвое тело волка стало человеческим трупом. Выдернув меч, Николас оперся на него и поднялся на ноги. Правая рука все еще плохо слушалась. Но ноги держали его, хотя левая была, кажется, перебита. Доковыляв до деревьев, Николас отодрал от первого попавшегося ствола большой кусок коры, опустился на землю. Ни одного живого существа не было вокруг него – он чувствовал это. Звери и птицы ушли подальше от этого места и долго еще не вернутся. Но мучительнее всего было осознавать то, что с ним не было его эльваррума. Это жгло больнее ран. За своих спутников он беспокоился меньше, убедив себя в том, что они целы. Кто забрал Ключ? Янас? Матей? Или Баска? Странный тип этот Баска. Жаль, не было времени раскусить его… Николас лезвием меча осторожно разрезал штанину на левой ноге. Так и есть – перелом. Он стащил с себя куртку и рубашку – и ужаснулся. Никогда его тело не было так изранено. Из груди в двух местах торчали белые осколки ребер. Судя по всему, разбитые ребра проткнули легкое – вот почему он с трудом дышал. Глубокие раны на животе и боках были уже затянуты прозрачной розовой пленкой, но на дне их все еще можно было увидеть сизые складчатые комки кишок. – Плохо дело… – проговорил он и не узнал своего голоса – так хрипло и тихо, почти неслышно, прозвучали эти слова. Значит, задеты голосовые связки… Провел руками под подбородком и нащупал три продольные раны от волчьих когтей. Розовая пленка на них пульсировала. Он осмотрел правую руку – сильно изранена, но кости целы. На остальные раны не стоило обращать внимания. Николас оторвал от рубашки несколько длинных полос. Разодрал кусок коры на четыре примерно равные части. Вдохнул поглубже, содрогнулся от боли, сжал в зубах обломок ветки и принялся вправлять ребра. Однажды ему уже приходилось делать нечто подобное – правда, тогда сломано было одно ребро, а не почти все. Боль накатывала такая, что он дважды едва не терял сознание. Но не прерывал работы, понимая: промедлит – и ребра начнут срастаться, придется их ломать заново и складывать правильно. Чтобы отвлечься от терзавшей тело боли, он выстраивал возможные варианты того, что произошло этой ночью. Как было? Баска увел их? Но зачем ему это? Они ушли с ним добровольно? Тоже непонятно – почему?.. И – куда? Отшельник говорил, что путь из леса долог, а Баска, видимо, знал другой путь, короче. Но ему зачем-то нужно было дождаться сумерек… Зачем? Он соорудил из коры и полосок ткани шину, стянул ею грудную клетку и бока. Осталось еще разобраться с переломом на ноге. Это будет намного легче. Тем более что правая рука вроде бы подчиняется почти как здоровая – разработалась. Николас отодрал от дерева кусок коры поменьше предыдущего. Он наложит шину на ногу и немного отдохнет. Всего час или два. Отдыхать больше он не может себе позволить. А потом он встанет и пойдет. Куда? Об этом тоже надо было подумать. Надо искать мальчика и эльваррум. Скорее всего, там, где эльваррум, там и Янас. Да, это наверняка так… Он выпрямился, опираясь рукой о ствол дерева, затем убрал руку. Кривясь от боли во всем теле, особенно в перебитой ноге, закрыл глаза. Выставив вперед ладони, медленно повернулся по кругу. Потом просто упал и несколько минут лежал без движения, восстанавливая силы. Эльваррум ощущался едва-едва… Значит, Ключ унесли уже довольно далеко. Но ничего… Теперь он знает, куда идти. Он немного отдохнет и отправится в путь… – Пелип, а я все еще жив, – пробормотал Николас, закрывая глаза. – Попытка снова провалилась, да? Счет растет. И когда я приду, тебе придется платить за все… Огненные круги запрыгали перед его глазами, и трудно было определить, что это – начало обморока или снова мерещится красная борода ненавистного графа. Быстрое течение несло лодку меж узких берегов. Деревья склонились к воде так низко, что ветви пролетали над головами людей в лодке. Солдаты сидели на веслах, отец Матей и Янас, измотанные страшной ночью, лежали впритирку друг к другу на носу, а Баска, казалось, совсем не уставший, управлялся с рулем на корме. Несмотря на чугунную усталость, переполнявшую тело, Топорик не хотел спать. Яркое солнце било в глаза, вода шумела за бортами, да и несвязное бормотание ворочавшегося рядом проповедника не располагало к спокойному отдыху. Да разве дело было только в этом?! Янас, как ни старался, не мог изгнать из памяти изорванного тела эльвара Николаса. Ключника Николаса. И отец Матей будто обезумел. Бормочет себе под нос какую-то нелепицу, то и дело вздрагивает, словно смерть как напуган: – Потемнеет небо среди ясного дня… низвергнется из сумрака… зальет все огнем… из кровавого моря… Зверь – обличьем человек… Ключ от ночи и смерти! Это все правда! Боже, храни нас, грешных… А Баска на корме тряхнул чернявой головой и захохотал: – Глядите веселее, братцы! Прорвемся! Эй, святой отец, помнишь, я говорил, что бабка моя цыганкой была? Я не соврал! От нее, от старой ведьмы, мне дар везения перешел! Ключ теперь у нас! Боже мой, никто и не надеялся, что Ключника удастся перехватить! Нам осталось только сплавиться по реке, и все, братцы! Эй, Ганс, Лало! Чего кряхтите? Я почти год провел в кромешном аду, да и вам пришлось несладко! Но теперь победа близка! – Здесь такое творилось, господин! – покачал головой один из солдат. – Кому рассказать – не поверят. Да и рассказывать нельзя. Государь Император и Святая Церковь подобные разговоры запретили! Ганс и Лало, солдаты Летучего Императорского полка, как понял Топорик из приветственных разговоров, несколько месяцев прожили на речном берегу. Им не пришлось много трудиться, чтобы походить на охотников: за долгое время ожидания они и превратились в лесных охотников. Одежда их истрепалась, физиономии заросли косматыми бородами, и, так как припасы закончились давно, питаться приходилось дичью, которую они добывали сами. Баска должен был выйти на условленное место почти что полгода тому назад, они, наверное, и не чаяли уже встретить его. Топорик помнил, как они ошалели, увидев императорского посланника Тайной Канцелярии. А уж известие о чудесном обретении Ключа оказалось чересчур ошеломительным – они до сих пор не осознали до конца произошедшее. Да и сам Баска… Янас уже узнал: был простым осведомителем в стане воинов Братства. Действительно, счастливый случай свел пути его и Ключника. – Эй, мальчик! – все не мог угомониться Баска. – Ты понимаешь, что мы с тобой переломили ход истории? О нас будут слагать легенды! И знаешь что? Когда я предстану перед Императором с докладом, я не забуду про тебя. – Наблюдатели, – сказал Янас. – А? – Наблюдатели, – повторил мальчик, с непонятным удовольствием видя, как сползает улыбка с лица Баска. – Эти крылатые существа… Помните, господин посланник Тайной Канцелярии, как они летели за нами до самой реки? Я бы на вашем месте не радовался прежде времени. – Я знаю, – посерьезнел Баска ненадолго, но через несколько мгновений снова рассмеялся, закинув голову к небу: – Боже мой, неужто я скоро буду в родном Герлемоне?! Русло реки свернуло влево – так резко, что Баска едва успел выровнять руль. Течение становилось все быстрее, а берега – уже и каменистее. Здесь, за поворотом, было мелко – об этом можно было судить по серым покатым валунам, блестящим на солнце, словно спины громадных рыб. Баска оставил свои восторженные восклицания и внимательно следил за движением лодки. Прошло меньше получаса, прежде чем напряженное молчание разорвал его крик: – Эй, Лало, берегись! Солдат оглянулся. Весло в его руках, поднявшись над уровнем воды, врезалось в пролетавший мимо камень и переломилось надвое. Лодку тут же занесло. Баска навалился на руль, заорав: – Убрать весла! Единственное уцелевшее весло упало в лодку. Они немного потеряли в скорости, зато маневрировать стало гораздо труднее. Течение становилось все быстрее, вода белыми бурунами бурлила меж валунов, которые неслись навстречу все чаще. С Баска окончательно слетела веселость. Топорик вцепился в борт. Отец Матей привстал, растерянно осматриваясь. – Господи, когда же все это кончится! – простонал он. – Не ной, святой отец! – оборвал Баска, направляя лодку в неширокий пролив меж двух валунов. – Я же говорю – я везунчик! Выберемся! В проливе лодку подбросило. Подлетев, Топорик углядел впереди большой камень, острым плавником торчащий из воды. Он вскрикнул. – Прямо по курсу!.. – закричал Ганс, но было поздно. Они упали прямо на камень. Раздался сочный треск. Лодку развернуло, выбросило на середину реки и закрутило, как щепку в песчаном смерче. – Табань вправо! – надсаживаясь, завопил Баска. Ганс и Лало кинулись к веслу одновременно. Топорик упал под ноги посланника, больно ушибив локоть о завернутый в мешковину Ключ. – Святые угодники! – взвизгнул проповедник, хватаясь за борт. Лало, завладев веслом, кое-как при помощи Баска, отчаянно крепившего руль, выровнял лодку. Вдали показался угловатый хребет каменистой гряды. Белая дымка водяной пыли висела над грядой. – Надо пристать к берегу! – распорядился Баска. – Перетащим лодку посуху, потом снова спустим на воду. И какого дьявола здесь эти проклятые валуны? Я помню карту – река должна быть широка, и проход по ней свободен! Лало, вы разбили лагерь точно там, где нужно было? – Здесь чертова пропасть лесных речушек! – прокричал в ответ Лало. – Но они все ведут в одном направлении… Если мы и ошиблись, это легко поправить… – Легко поправить?! Ну, дай бог добраться невредимыми, я вам тогда… Лодку снова сильно тряхнуло. – Лало, табань! – сбившись, воскликнул Баска. – Ганс, помоги ему! Ганс! Ганс!!! Но Ганс и не думал никому помогать. Он стоял прямо, чуть покачиваясь. Из середины его груди вылезло остроконечное окровавленное жало. Топорик не сразу и понял, что это – наконечник арбалетной стрелы, пробившей тело солдата насквозь. Ганс удивленно посмотрел на Баска, осел на борт и начал заваливаться назад. Отец Матей метнулся к нему, но Ганс, нелепо дрыгнув задранными вверх ногами, уже повалился за борт. Берега по обе стороны реки кишели людьми, на шапках которых – а то и просто в волосах – алели петушиные перья. – С-сволочи… – прошипел Баска. Стрела свистнула рядом с ним и плюхнулась в воду. Еще три с треском впились в бока лодки – две справа, одна слева. – Святой отец, ложись! – крикнул Баска. – Мальчик, спрячься под скамью! Лало, брось весло! Ко мне! Передав руль солдату, посланник рухнул на колени. Топорик, укрыв голову под плоской дощечкой, заменявшей скамью гребца, видел, как он, чертыхаясь, обматывает мешок с Ключом широкими кожаными ремнями. Грохнуло подряд несколько выстрелов. На уровне глаз Янаса в борту лодки возникла дымящаяся дыра. Оттуда плеснуло водой мальчику в лицо. Проповедник подполз к нему поближе. – Молись, отрок! – прокряхтел он. – Молись, чтобы Господь не оставил нас! Но не о спасении своем молись, а о том, чтобы дьявольскую эту вещь… Очередной выстрел снес уключину и заставил проповедника замолчать. Баска с мешком, укрепленным за спиной, поднялся на ноги. Он держал охотничий арбалет. Лало всем телом навалился на руль. В плече у солдата торчала стрела, кровь текла из раны и закушенной губы. Баска озирался. Стрелять было не в кого. Засада осталась далеко позади, но Братья не бежали по берегу следом за лодкой. Это могло означать только одно – впереди ждала еще одна засада. Так и есть – кусты по берегам зашумели. Поднимая тучу брызг, в воду прыгали люди с петушиными перьями на шляпах. Над головой они раскручивали багры на длинных веревках. Прицелившись, Баска спустил тетиву. Один из Братьев скрылся под водой, но остальные взметнули в воздух свои багры. Бросив разряженный арбалет, Баска выхватил из-за пояса Лало два ножа – один оставил себе, другой бросил Топорику. Янас поймал оружие, не понимая, как оно может помочь в сложившейся ситуации. Пять или шесть багров полетели к ним с обеих сторон. Два впились в левый борт лодки, остальные бессильно упали в воду. На берегу торжествующе закричали, натягивая веревки. Лодку потащило влево. – Лало, держи вправо! – скомандовал Баска. – Мальчик, чего ты медлишь?! Топорик наконец догадался. Он рубанул ножом по веревке, она лопнула – багор повис на борту. Лодку качнуло. Баска дотянулся своим клинком до второй веревки, разрубил и ее. Но лодка не понеслась дальше, а, подпрыгивая на волнах, стала разворачиваться поперек течения, угрожая опрокинуться. – Лало, кому сказано – держи руль! – хрипнул Баска. Лало исчез. Рукоять руля болталась свободно. Топорик оглянулся. Голова солдата показалась над поверхностью воды – далеко сзади. Как рыбу, пойманную на крючок, его тащили к берегу. Багор пронзил Лало правую руку, лишив возможности даже защищаться. Правая, из плеча которой торчала арбалетная стрела, кажется, не действовала вовсе. А впереди на лодку мчалась каменистая гряда. – Держитесь! – приказал Баска. Он уже ухватил руль и теперь яростно пытался развернуть лодку. Если бы пара весел осталась цела, возможно, у них получилось бы выровняться и даже – проскочить в один из протоков в гряде. Но бурное течение оказалось сильнее императорского посланника Тайной Канцелярии. Лодку приподняло и с размаху швырнуло на камни. В следующее мгновение Топорик оказался под водой. Мир звуков для него умер. Нож вывалился из рук и тотчас пропал, утянутый тугими, как плети, водяными струями. Было непонятно, куда грести, чтобы выплыть на поверхность. Его перевернуло, шваркнуло о камень – и вдруг вытолкнуло наружу. Низкий рев сразу оглушил мальчика. Вода здесь, за грядой, клокотала, бешено кружа деревянные обломки. Вот мелькнуло чье-то тело… Баска? Матей? Мелькнуло и снова скрылось… Не было никакой возможности сопротивляться сильнейшему течению. Отчаянно загребая обеими руками, Топорик сучил ногами, отбиваясь от ледяных потоков, тащивших его на дно, словно от щупальцев живой и злобной твари. Он развернулся по течению – и вдруг увидел, что впереди горизонт обрывался голубой пустотой. Необозримый голубой простор. Широко расступившиеся берега, кипящая белой пеной кромка воды, а дальше – ничего нет. Только небо. Янас закричал и сразу смолк, едва не захлебнувшись. Через несколько мгновений его выбросило на хребет водопада, он ощутил под собой многометровую водяную пропасть, рванулся в последней попытке хоть на секунду отсрочить неминуемое падение, но ничего не сумел сделать. Он думал, что расшибется о воду насмерть, но удара даже не почувствовал. Только когда сильно сдавило грудь и больно зазвенело в ушах, понял, что уже глубоко под водой и надо всплывать. Топорик вынырнул, глотнул распяленным ртом воздух, и его снова накрыло волной. На этот раз, прежде чем выныривать, он долго – сколько хватило дыхания– плыл под водой, подальше от гулкого грохота водопада. В нескольких метрах от чудовищно ревущего водяного столпа, окруженного радужной дымкой, было уже спокойнее. Постанывая от тянущей боли в мышцах, мальчик подплыл к берегу, выполз, оскальзываясь на крупной гальке, на сушу и рухнул, обессилев. Смерть снова пронеслась мимо, не тронув его. Водяной каскад срывался с отвесных скал. Нечего было и думать спуститься с них без длительной подготовки и специальных приспособлений. Значит, погони можно не опасаться… Он бы лежал и лежал, не открывая глаз, приходя в себя после страшного напряжения, но позади сквозь приглушенный рев водопада послышался громкий плеск. – Отец Матей! – сразу почему-то подумал Янас, приподнимаясь. Священник, окутанный промокшей насквозь рясой, сидел по пояс в воде, ладонями шаря вокруг себя. За спиной у него висел на ремнях дорожный мешок. Янас, пошатываясь, подошел к нему, отцепил от бороды застрявшие под подбородком проповедника очки. Отец Матей схватил их и нацепил на нос. – Слава богу! – выдохнул он. – Это ты?.. Я уж ни на что и не надеялся… Выжить в этой пучине… Что это там? Мальчик побрел туда, куда указывал Матей, к темной груде тряпья, выброшенной на берег. Когда он подошел ближе, куча шевельнулась. – Живой… – прошептал Топорик. – Ага… Я же говорил… – прохрипел Баска, выплевывая изо рта красную воду. – Я везунчик… Недаром моя бабка была цыганкой… Если бы ребята не перепутали реку, эти гады нас бы точно достали… на ровном месте… и тихом течении… Повезло… Куда им тягаться с водопадом! Он поднял голову, попытался встать, но ноги не держали его. Или, быть может, мешок с Ключом, прикрепленный на спине, казался ему теперь слишком тяжелым. Топорик помог посланнику перевернуться на спину, положил его голову себе на колени. Баска все сплевывал, но уже не воду, а кровь. – Приложило о камень… – слабо улыбнулся он, отирая подбородок. – Грудью… Мешок-то тяжелый. Приплюснуло между Ключом и камнем… Думал, что утону, но Ключ решил убить меня не столь… милостиво… И вот… Да еще в голове шумит… Дышать трудно… Мальчик почувствовал, как с головы Баска на колени ему течет теплое… Он осторожно провел рукой по волосам посланника. Кровь. – Они все равно не отстанут, – проговорил Баска. – Найдут способ спуститься или… обойдут другим путем… Пелипу нужен этот проклятый Ключ. Он ни за что не Должен получить его… Ключ достанется Императору, и только тогда Империя будет спасена. А быть может, и весь мир… Вам надо скорее уходить отсюда. На запад… Он поморщился и закрыл глаза. – Держите на запад, – повторил он. – К морскому побережью. Если поспешить, можно опередить людей Пелипа… Слушайте… Ему нужен Ключ. Он понимает, что… потеряв Ключ, потеряет все… Погоди… Сейчас… – Господин! – взмолился проповедник. – Позволь мне сказать! Этот Ключ – дьявольская вещь! Человеку незачем владеть им! – Молчи, святой отец. Не перебивай меня хоть сейчас… Мне плевать, что это за штука – Ключ, дьявольская он вещь или нет. Я знаю одно – Ключ не должен достаться Пелипу… – О, как ты ошибаешься! Ключ никому не должен достаться, ни одному человеческому существу! Послушай меня, я говорю серьезно! Никогда в жизни я не был так серьезен! Послушай! Я все-таки священник, и я знаю! – Не перебивай меня, святой отец! Скрипя от натуги зубами, он обеими руками принялся растягивать ворот рубахи. Отец Матей, вышагнувший из-за спины Топорика, помог ему – разорвал ворот. Посланник поднял со своей груди круглый, как монета, медальон на цепочке и оттолкнул руки священника: – Нет, я сам… Он открыл медальон, небрежно сковырнул оттуда портрет-миниатюру какой-то красавицы, потом, поднатужившись, отломил круглую крышку. На цепочке остался плоский диск с выбитым изображением собаки, сидящей над человеческим черепом. – Верен до самой смерти – вот что это значит… – проговорил Баска и закашлялся так, что кровь пролилась ему на грудь. – Знак Тайной Канцелярии. Пелип опустошил Лакнию, но княжества на западе еще держатся. Предъявите этот знак, и любой лакниец, облеченный властью, сделает для вас все, что в его силах. Если получится, найдите Гульда из рода Крудов. Он поможет… – он снова закашлялся и договаривал уже через силу: – Поможет переправить Ключ в Герлемон… по морю… Это верный человек… Баска приподнял голову, посмотрел сначала на священника, потом на Топорика… И протянул медальон мальчику. – Помните… – проговорил он. – Я доверяю вам не потому что у меня нет выбора, а потому, что верю в Промысел Божий. Ты слышишь, святой отец? Промысел Божий!.. Господь… не допустит победы графа, ибо это будет победа над человечеством… Он надолго замолчал. Топорик надел медальон на шею и, повинуясь просительному взгляду отца Матея, отступил в сторону. – Нет, святой отец, – слышал он слабеющий голос Баска. – Исповедоваться я не могу… Слишком много я знаю того, что может помешать вам исполнить вашу миссию. Нет, я вас не пугаю, просто… путаются мысли… Отшельник был прав, когда говорил о том, что дьявол пришел в наш мир… Тьма растет… Пусть Император и виноват в этом, но… лишь он один может спасти… Ключ ему… не Пелипу… Тело столкните в воду… не надо тратить времени на… помолитесь… Топорик поднял с земли мешок с Ключом, с трудом взвалил его на спину. Нет, все-таки слишком тяжело… Священник все еще молился, склонив голову над водой, которая стала могилой императорскому посланнику Тайной Канцелярии, когда у водопада на скалах замаячили красные петушиные перья. Топорик видел арбалеты в руках Братьев, но стрел не опасался – далековато для прицельной стрельбы. Опустив мешок на гальку, он тронул отца Матея за плечо. Тот вздрогнул, обернулся. Посмотрел сначала вверх, на скалы, затем перевел взгляд на мешок. – Я только посмотрю, – пробормотал священник. – Быть может, это вовсе и не то, чего я боюсь, быть может, это просто… Сейчас, сейчас… Развернув мешковину, он неожиданно вздрогнул. «Он же в первый раз его видит», – понял мальчик. – Скорее, святой отец, надо уходить, – поторопил он проповедника, который будто застыл над мешком. – Боже, – протянул проповедник. – Боже мой… Ключ от ночи и смерти… – Уходим! Священник через силу оторвался от зрелища Ключа, дрожащими пальцами затянул горловину мешка. – Невероятно! – сказал он. – Николас показывал тебе его? Откуда у него это? Янас не успел ответить. С вершины скалы снесло арбалетную стрелу, закружило ветром и опустило в воду. – Надо уходить! – поторопил священника мальчик. – Ага, да… Надо уходить… Сруби несколько веток, длинных и гибких веток, – попросил он. – Только поскорее… – Зачем? – Делай, что тебе говорят! Вот… Держи мой мешок. Там должен быть нож! Матей снял мешок и бросил его Топорику. Мальчик развязал его. – Это не твой мешок, святой отец, – морщась, выговорил Янас. – А… Ну и что? А чей? – Это мой мешок, – ответил Янас, поднимая топорик с ясеневой рукоятью. – Топор? Отлично! Значит, я в суматохе схватил твой мешок, а не свой! Какая разница! Руби ветви! Сделаем волокушу и оттащим подальше этакую тяжесть. Потом решим, что с ним делать. – Послушай, святой отец… – проговорил вдруг мальчик. – А он ведь жив… – Кто? – Если топорик вновь у меня, значит, он жив. – Да что ты мелешь, Господи, прости?! Ополоумел? Руби ветки! Надо сделать волокушу. Да ты!.. Священник вдруг вскочил, кинулся к мальчику, отобрал у него топорик, наотмашь, неумело, но сильно рубанул несколько раз по ближайшей иве. – Вот так! Вот так! Вот так! – со злостью приговаривал при каждом ударе. – Вот так!.. – Он неожиданно остановился, посмотрел на топорик – оторопело, будто не помнил, как оружие попало к нему в руки. – Боже, что со мной? Прости меня, мальчик, я… Я просто слишком напуган. Надо успокоиться… Помоги мне связать ветви меж собой. Вот так… А теперь укладывай на волокушу мешок… |
||
|