"Неизвестная жизнь Иисуса Христа" - читать интересную книгу автора (Нотович Н)

Н Нотович
Неизвестная жизнь Иисуса Христа

К издателям

Господа,

мне отрадно слышать, что вы решили опубликовать английский перевод моей книги «Неизвестная Жизнь Иисуса Христа», которая впервые вышла на французском языке в начале прошлого года.

Этот перевод не является дословной копией французского издания. Неизбежные затруднения, связанные с публикацией, привели к тому, что первый раз моя книга была напечатана в большой спешке, что и нанесло ей немалый ущерб. У меня было всего пять дней, чтобы набросать предисловие, введение и заключение, и едва ли несколько часов на правку гранок.

Это и явилось причиной определенного недостатка аргументов в поддержку некоторых моих утверждений, а также появления смысловых разрывов в повествовании и многих опечаток, вокруг которых был поднят шум моими противниками, не заметившими, что своим чрезмерным усердием рубить сплеча и указывать на поверхностные недостатки они лишь продемонстрировали собственное бессилие, набросившись на ствол того дерева, которое я взрастил и которое выстояло под самыми яростными порывами ветра, пытавшегося повалить его.

В самом деле, они оказали мне услугу, за которую я искренне им благодарен, поскольку способствовали пересмотру этой темы, что мне самому казалось необходимым. Я всегда рад воспользоваться любыми сведениями и не настолько искушен в востоковедении, чтобы не быть уверенным в необходимости больших знаний.

Таким образом, английские читатели первыми извлекут выгоду из той обоснованной критики, которую я принял, и тех поправок, которые я внес.

Итак, я предлагаю английскому читателю книгу, очищенную от ошибок и свободную от каких-либо неточностей в деталях, за которые меня попрекали так ожесточенно и настойчиво, как, например, в случае с китайским императором, время правления которого я указал верно, но ошибся, приписывая ему принадлежность к другой династии.

Моя цель и искреннее желание, – чтобы английская публика, – обладающая острым умом, но настороженно относящаяся к любым новшествам в особенности, если речь идет о религии, – смогла бы судить о моем труде по его смысловым качествам, а не по грамматическим или типографским ошибкам, на что до сего момента опирались мои противники, стремясь преуменьшить истинную ценность этого документа. Я надеюсь все же, что после прочтения работы станет ясно, что писал я ее совершенно искренне и честно.

Я вполне осознаю, что умело организованная критика уже заранее настроила публику против книги. И даже великодушно защищаемая знакомыми и незнакомыми друзьями, «Неизвестная Жизнь Иисуса Христа» подверглась столь злобным нападкам фанатиков, кои по-видимому вообразили, будто я жажду начать теологические распри (в то время, как моей единственной целью было положить еще один кирпичик в здание современной науки), что все это создало вокруг первого издания книги в Англии атмосферу недоверия.

Все было устроено так, чтобы подлинность моих документов считалась сомнительной. Но атаки были направлены главным образом против автора, ставя под сомнение его честность, в беспочвенном уповании на то, что подобные оскорбления могут поколебать его спокойствие и заставить его выказать эмоции, которые восстановили бы всех против самой книги.

Я мог бы с презрением отнестись к обидным обвинениям: оскорбления – это не доводы, даже если они и высказаны в нарочито сдержанной манере, столь свойственной господину Максу Мюллеру в его попытке разбить меня. Но я тем не менее рассмотрю те, что затрагивают мое путешествие в Тибет, Лех, Ладак и буддийский монастырь в Химисе. Для начала я кратко перечислю возражения, выдвинутые относительно способов подтверждения подлинности моих документов. Вот что вызвало сомнения: отчего лама Химиса отказался утвердительно ответить на вопросы, заданные ему по поводу манускриптов? Оттого, что люди Востока привыкли считать европейцев разбойниками, которые внедряются в их среду, чтобы грабить во имя цивилизации.


То, что я преуспел и эти повествования были сообщены мне, связано с применением мною восточной дипломатии, которую я постиг за время путешествий. Я знал, как издалека приблизиться к интересующему меня вопросу, в то время как сейчас каждый стремится идти напролом.

Лама сказал себе: «Если об этих манускриптах спрашивают, то лишь затем, чтобы их украсть», – и он естественно хранил молчание и отказался от объяснений. Эту подозрительность легко понять, если проследить деяния тех европейцев, которые в общении с восточными народами лишь угнетали и открыто грабили их с помощью цивилизации.

Некая дама написала в Европу, что «меня там [в Тибете] никто никогда не видел» и никто никогда не слышал моего имени. Затем кучка охранников храма заявила, что моя нога и не ступала в Тибет, – иными словами, что я мошенник.

Моравский миссионер, достойный мистер Шоу, повторил эту маленькую шутку, которую я должен назвать ребячеством; и затем искатели Правды добавили его свидетельство к остальным и возобновили оскорбительные обвинения. Верно и то, что вскоре после этого мистер Шоу официально снял их.

Мне немало труда стоило защитить себя по этому пункту обвинения, но я не должен позволять лжи оставаться безнаказанной и занимать выгодные позиции. Если упомянутая дама и ее друзья так и не встретились мне, то я могу призвать в свидетели лейтенанта Янгхас-бэнда, которого я встретил в Матаяне 28 октября 1887 года и кто первый пересек Китай, а также взошел на перевал Музтаг на высоте 21 500 футов (англ.), и многих других.

У меня еще хранится фотография симпатичного губернатора Ладака, Сураджбала, с надписью, сделанной им собственноручно, которую я публикую в этой книге.

Во время моей болезни в Ладаке меня даже посетил врач-европеец, находящийся на английской правительственной службе, доктор Карл Маркс, чье письмо от 4 ноября 1887 года вы уже видели. Почему бы не написать прямо к нему, чтобы убедиться, был ли я на самом деле в Тибете или нет, если уж кто-то так горячо стремится доказать обратное? Правда, потребуется некоторое время, чтобы послать письмо и получить ответ из Тибета, однако, письма туда посылают, и ответы оттуда приходят.

Также было заявлено, что оригинал «Неизвестной Жизни Иисуса Христа» никогда не существовал в монастыре Химиса и все это просто порождение моей фантазии. Вот уж, воистину, честь, которой я не заслуживаю, поскольку мое воображение не столь богато.

Если бы я даже был способен выдумать сказку такого масштаба, мне полагалось бы, просто руководствуясь здравым смыслом, возвеличить цену этого открытия, относя мою находку на счет какого-нибудь таинственного или сверхъестественного вмешательства, и следовало бы избегать точного указания места, времени и обстоятельств этого открытия. В любом случае, я вряд ли свел бы свою роль в этом деле к простому воспроизведению старой рукописи.

Меня также считали предметом насмешек хитрых лам, как это случилось с Вильфором и Жаколио, говорили, что, не будучи основательно защищен от неких индийских обманщиков, которые наживаются на доверчивости европейцев, я принял за чистую монету – чуть ли не за золотой слиток – то, что было искусной подделкой.

Именно господин Макс Мюллер особенно настаивал на этом обвинении. Итак, поскольку Макс Мюллер пользуется известностью в научном мире, я считаю себя обязанным – перед самим собой и перед публикой – уделить больше внимания опровержению его аргументов, чем всех моих прочих критиков.

Главным аргументом господина Мюллера, по-видимому, является утверждение, что повествование о «Неизвестной Жизни Иисуса Христа» в том виде, как оно было изложено мною в этой книге, не было обнаружено ни в одном каталоге «Танджур» и «Канджур».

Позволю себе здесь заметить, что если бы оно там находилось, то мое открытие не было бы ни удивительным, ни ценным, так как эти каталоги давным-давно были доступны для исследований европейских ученых, и первый же востоковед при желании мог бы запросто сделать то же, что и я, – поехать в Тибет, запастись путеводителем и извлечь из свитков пергамента фрагменты, обозначенные в каталогах.

Согласно собственному утверждению Макса Мюллера, каталоги содержат перечень примерно двух тысяч томов. Воистину это весьма неполные каталоги, один лишь монастырь Лассы хранит более сотни тысяч томов рукописей, и я искренне сочувствую моему оппоненту, если он полагает, что эти крохи снабдят его ключом ко всему долгому периоду существования восточной науки.

Действительно правда, что притчи, перевод которых представлен в этой книге, невозможно найти в каком бы то ни было каталоге, будь то «Танджур» или «Канджур». Они не имели заглавия и были разбросаны не в одной книге, следовательно, их нельзя найти в каталогах китайских и тибетских работ. Они существуют как напоминания о замечательных событиях, имевших место в первом веке христианской эры, которые с большей или меньшей точностью кратко записаны ламаистскими писцами, – в той мере, в какой им запомнились.

Если бы у меня достало терпения сложить эти притчи воедино, придать им смысловую последовательность и исключить из них то, что привнесено моим переводом, разве сей плод настойчивых трудов вызвал бы вопросы?

И разве предания не доносят до нас, что «Илиада» в том виде, в котором она известна нам уже 2 500 лет, была составлена таким же образом по приказу Писистрата из разрозненных песен о Троянской войне и свято сохранена в памяти греческой традиции?

Господин Мюллер далее упрекал меня в том, что я не упомянул имени кардинала римско-католической церкви, удостоившего меня необычным доверием относительно «Неизвестной Жизни Иисуса Христа», и откровенные высказывания которого могли бы послужить подтверждением моему открытию. Но я взываю к обязательному для всех закону приличий, и каждый должен признать, что было бы недостойно открыть имя этого кардинала в связи с упомянутыми мною обстоятельствами.

Впрочем, к уже сказанному во вступлении относительно того, что для римско-католической церкви «Неизвестная Жизнь Иисуса Христа» не является новшеством, могу добавить следующее: в библиотеке Ватикана хранится шестьдесят три полных или неполных рукописи на различных восточных языках по данной теме, которые были доставлены в Рим миссионерами из Индии, Китая, Египта и Аравии.

Этот вопрос вынуждает меня пояснить раз и навсегда суть моих намерений в связи с передачей западной общественности документа подобной значимости, который, я признаю, всякий вправе свободно критиковать.

Предполагалось ли подорвать авторитет Евангелий или всего Нового Завета? Нет, ни в малейшей степени.

Во французском журнале «Lа Рaix» я ясно сказал, что исповедую русскую православную веру, и продолжаю это утверждать. Ущерб авторитету не мог быть нанесен, если отсутствуют противоречия в доктринах и несоответствия фактов. Но доктрина, содержащаяся в этих тибетских притчах, та же самая, что и в Евангелиях, а факты разнятся лишь по внешней видимости.

В самом деле, следует отметить, что первый, кто записал эти притчи на пали, скрупулезно передал рассказы местных купцов (не евреев, как полагал господин Мюллер) по их возвращении из Палестины, куда они отправились по своим торговым делам и где случайно оказались свидетелями драмы на Голгофе.

И ничего удивительного не было в том, что эти свидетели наблюдали происходящее с точки зрения, отличной от точки зрения римлян, которые должны были, в конечном итоге, полностью принять вероисповедание своей жертвы. Для них [купцов], естественно, было предпочтительнее принять версию, бытующую среди еврейского народа.

Вот уж что следовало бы уточнить, так это насколько беспристрастны были свидетели, и насколько честно и грамотно отразили переписчики суть их рассказов. Но это уже проблема экзегезы* и решать ее надлежит не мне.

Я скорее ограничился бы таким более простым вопросом и хочу посоветовать своим оппонентам сделать то же самое: существовали ли эти фрагменты в монастыре Химиса, и верно ли я отразил их суть? Это – единственное основание, на котором я признаю за кем-либо нравственное право вызвать меня на суд.

Я предлагал вернуться в Тибет с группой известных востоковедов, чтобы на месте проверить подлинность этих писаний. Никто не откликнулся на это предложение. Большинство удовлетворилось дальнейшими нападками на меня, а те, кто попытался найти эти фрагменты, выбрали неверный способ поиска.

Я узнал, однако, что американская экспедиция находится в процессе формирования, не желая какого-либо участия с моей стороны, они собираются предпринять это путешествие, чтобы самостоятельно провести серьезные исследования. Я не боюсь этих изысканий: напротив, я всем сердцем приветствую их. Они покажут, что я, будучи далек от мысли о нововведениях, лишь придал осязаемую форму преданиям, во все времена существовавшим в христианском мире.

Новый Завет совершенно умалчивает о периоде жизни Спасителя с тринадцати и до тридцати лет. Что происходило с ним за это время? Что он делал? Покажите мне отрывок, в котором хотя бы приблизительно утверждалось, что он никогда не был в Тибете или Индии, и я сложу оружие. Но и самый упорный фанатик весьма затруднился бы показать мне подобные строки.

Более того, разве было бы странным, если основоположник христианства вдохновился бы доктринами брахманизма или буддизма с целью преобразить их, очистить от всего наносного и донести до умов Запада? Моисей поступил именно так, а не иначе. Когда он писал «Книгу Бытия» и провозглашал закон справедливости, то ссылался на книги и законы, написанные до него. Он не единожды признавался в этом. Все это – азы экзегезы.

Разве вызывает сомнения то, что все религии, даже самые варварские и абсурдные, сохранили фрагменты истины и имеют возможность принять однажды всеобщую Истину, – являя тот факт, что корни их идут от общего источника и что после разделения на множество ответвлений они будут собраны вместе под единым началом? Далекое от того, чтобы отвергнуть без проверки эти проблески истины, христианство спешит принять их, придав им подлинный смысл и применяя их к мистическим нуждам народов.

Не будь это так, стал бы святой Иоанн Евангелист прилагать столько усилий, чтобы взять «Lоgоs» Платона и превращать его в то «Нетленное Воплощенное Слово», несравненное величие которого затмило высочайшие концепции греческого философа?

Не будь это так, стали бы отцы греческой и латинской церквей, святой Иоанн Хризостом и святой Августин (если упомянуть лишь самых известных из них), столь затрудняться, чтобы извлечь из мешанины и пыли мифологии те мудрые истолкования и нравственные заповеди, которые они приняли, воскресив легенды, – если мне позволен будет этот неологизм, – возвращая мифам их истинный сокровенный смысл?

Я оставляю экспертам задачу извлечения истин брахманизма и буддизма, вплетенных в притчи Шакьямуни и Вед.

Возвращаюсь к моей книге. Я стою на том, что, если ей удастся неопровержимо установить согласие между учениями Евангелий и священными писаниями Индии и Тибета, то она окажет выдающуюся услугу всему человечеству.

Ново ли это явление в христианском мире – книга, имеющая целью дополнить Новый Завет и пролить свет на доселе туманные моменты? Труды, известные как апокрифы, были столь многочисленны в шестнадцатом веке, что католический церковный собор в Тренте был вынужден ограничить их несметное количество с тем, чтобы избежать разногласий, вредящих интересам общественности, и сократить Книгу Откровений до минимума, доступного средним умам.

Разве не объявил церковный собор в Нисине – согласовав это с императором Константином – многие рукописи запретными для верующих, – те рукописи, которые почитались почти с тем же благоговением, какое вызывали четыре канонических Евангелия? Нисинский церковный собор совместно с Трентским также свел до минимума число трансцендентальных истин.

Разве не известно из летописных источников, что Стилихон, главнокомандующий [римского императора] Гонория, приказал публично сжечь «Книги Сивилл» в 401 году? Разве можно усомниться в том, что они были полны нравственных, исторических и пророческих истин высшего порядка? Тогда можно было бы поставить под сомнение и всю римскую историю, наиболее важные моменты которой были определены решениями «Книг Сивилл».

Во времена, о которых мы говорим, были все предпосылки для укрепления или поддержки слабо объединенной или уже шатающейся религии, и духовная и светская власти полагали, что не может быть ничего лучше, как организовать бдительный надзор и строжайшую цензуру над вечными истинами.

Но просвещенные умы столь мало желали массового уничтожения всех документов, не соответствовавших официальным критериям, что сами уберегли определенное количество трудов от забвения. В течение последних трех столетий те издания Библии, которые включали в качестве приложения книгу «Пастырь» святого Ерма, Послания святого Климента, святого Варнавы, Молитву Манассии и две дополнительные Книги Маккавеев, являются, несомненно, редкими.

Четыре Евангелия основали фундамент христианского учения. Но апостолов было двенадцать, святой Варфоломей, святой Фома, святой Матфей заявляли, что проповедовали благую весть народам Индии, Тибета и Китая.

Неужели эти друзья Иисуса, близкие свидетели его проповедей и его мученичества ничего не написали? Или они предоставили другим исключительную обязанность записывать на папирусе возвышенное учение Господа? Но эти другие писали на греческом, а за Евфратом никто не говорил и не понимал по-гречески. Как же они могли проповедовать на греческом языке людям, которые понимали только пали, санскрит или многочисленные диалекты Китая и Индостана?

Известно, что святой Фома слыл самым образованным среди остальных учеников, которые в основном были выходцами из простонародья. Даже не имея мрамора или меди, разве не стремился бы святой Фома записать на нетленных дощечках то, что он видел, и те уроки, которые ему преподал распятый Господь?

Притчи, переданные мне буддийским ламой в монастыре Химиса, которые я расположил так, чтобы придать им смысловую последовательность и организовать их согласно правилам литературной композиции, могли быть на самом деле рассказаны святым Фомой, могли быть историческими набросками, сделанными его собственной рукой или под его руководством.

И не может ли это воскрешение книг, погребенных под пылью земных эпох, стать отправной точкой для новой науки, которой суждено в изобилии принести непредвиденные и невообразимые результаты?

Вот те вопросы, которые поднимает моя книга. Критика обрела бы заслуженное уважение, если бы рассмотрела их со всей серьезностью. Тема вполне достойна усилий, затраченных на ее изучение. Она содержит все вопросы, волнующие человечество. Я убежден, что исследования не будут бесплодны. Я нанес первый удар мотыгой и открыл спрятанные сокровища, но у меня имеются все основания полагать, что рудник неисчерпаем.

Теперь уже нет того, что было в те прошедшие столетия, когда некое сословие одно было хранителем всех Истин и выдавало массам их долю неделимого достояния, каждому сообразно его нуждам. Сегодня мир жаждет знания, и всякий имеет право перевернуть страницу в книге науки и узнать правду о Бого-Человеке, который принадлежит нам всем.

Я верю в подлинность буддийского повествования, потому что не вижу с исторической или теологической точки зрения ничего, что противоречило бы ему или делало бы его необоснованным. Пусть его изучат и обсудят. Пусть мне даже докажут, что я не прав. Но это не является оправданием нанесения мне оскорблений. Оскорбления подтверждают лишь одно – несостоятельность их авторов.

Я дал жизнь словам пророка Даниила о том, что придет время, когда «многие прочитают ее [книгу], и умножится ведение»*. Я изучил, нашел, узнал, открыл. Я передаю свои знания и свое открытие тем читателям, которые, как и я сам, жаждут учиться и познавать.

Я передаю их, с вашей помощью, английским читателям с полнейшим доверием и заранее полагаюсь на их суждение в полной уверенности, что оно будет справедливым.

Искренне Ваш, Н. Нотович