"Время войны" - читать интересную книгу автора (Антонов Антон Станиславович)

Хроники Одиссеи
Проникший в щели конвой Заклеит окна травой, Нас поведут на убой. Перекрестится герой, Шагнет раздвинутый строй, Вперед, за Родину в бой! И сгинут злые враги, Кто не надел сапоги, Кто не простился с собой, Кто не покончил с собой, Всех поведут на убой. На то особый отдел, На то особый режим, На то особый резон. Янка

42

Лана Казарина стояла у окна и смотрела на звезды, которые казались кусочками льда на черном бархате — неподвижными и холодными, как сама смерть.

Но вдруг Лане показалось, что одна из звезд движется по небу. Но не как стремительный метеор, который молниеносно прорезает черное пространство и сгорает без следа, а медленно и плавно, как-то даже лениво и будто нехотя.

Звезды так вести себя не должны, и Лана решила, что это у нее галлюцинация от переутомления и переживаний. Она тряхнула головой и отвернулась от окна, чтобы дать отдых глазам.

Дверь камеры со скрежетом отворилась.

— Только не меня! Только не меня! — зашептала рядом девушка, которая всегда заводила эту присказку, когда в камеру входил офицер со списком фамилий.

Эта девушка была старше Ланы, но вела себя совершенно как ребенок.

— Питренка, — произнес офицер первую фамилию, и девушка, вздрогнув, как от удара, прекратила причитать.

— Все-таки меня! — тихо, но с жуткой болью в голосе воскликнула она.

— Шумилава, Иванова Илена, Иванова Лариса, Крачкина, Бубнава, Таланава… — бесстрастно бубнил офицер.

Названные старались соблюдать тишину, хотя никто в камере не спал. От двери слышались сдавленные рыдания. Потом случилась заминка. Одна из девушек устроила перепалку с офицером, говоря вполголоса:

— Мы подруги. Я тоже хочу с ней.

— Тебя нет в списке. Отойди от двери.

— Дайте хоть попрощаться.

— Не положено!

И снова пошли фамилии.

— Максимава, Платонава, Каропкина, Василива, Казарина…

Лана оторвала взгляд от окна и прошептала:

— Ну вот и все.

У двери кто-то наступил ей башмаком на босую ногу, и Лана почему-то вспомнила поездку на сельхозработы и потасовку с пейзанками. И еще Игара Иваноу — единственного мужчину, с которым она целовалась в своей жизни и которого так и не выдала этим предателям из Органов.

«А хорошо бы он и правда был амурским разведчиком, — пришла вдруг в голову неожиданная мысль. — Тогда бы он ворвался сюда и освободил меня».

Но тут же Лана оборвала себя. Наверняка у амурских разведчиков есть дела поважнее. К тому же Игар никакой не разведчик. Все это вранье. Следователи Органов — большие мастера врать.

А значит, помощи ждать неоткуда. Сейчас ее убьют, и никто об этом даже не узнает. И никто о ней не вспомнит, кроме разве что отца, которому тоже недолго осталось жить, да того же Игара. Хотя он, наверно, давно уже забыл об их случайной встрече между монументами на границе двух краев.

И учительницу начальных классов, фамилию которой — Платонава — Лана вспомнила только сейчас, тоже убьют. Хотя она-то наверняка не виновата ни в чем вообще. Даже ножом никого не резала. Для нее муху убить — и то проблема.

А через несколько минут некто в серой форме Органов, похожей цветом на шкуру не то крысы, не то волка, прихлопнет ее, как муху, и даже не поморщится.

Группа из двадцати смертниц под охраной двух конвоиров спускалась вниз по лестнице у северной стены здания, и через окно на площадке было слышно, как часы над гробницей Василия Чайкина бьют полночь.

Праздничный день закончился.