"Гибель Гражданина" - читать интересную книгу автора (Гамильтон Дональд)

Глава 6

Фрэн Даррел поцеловала меня, прощаясь на пороге. Амос поцеловал Бет. Это старинный испанский обычай, вызывающий у Бет омерзение. Примерно в то самое время, когда она переросла неприятную обязанность лобызать всех своих дядюшек и тетушек и смогла целоваться избирательно, появился и я. Мы переехали в Нью-Мексико - и Бет, к своему ужасу, обнаружила, что здесь в обычае целовать каждого гостя.

Справедливости ради замечу, что Амос был наименьшим злом по этой части, ибо довольствовался мгновенным прикосновением к щеке. Думаю, он снизошел до местных обычаев исключительно ради Фрэн, говорившей, что иначе гости обидятся. Во всех вопросах, касавшихся поведения в обществе, Амос I подчинялся Фрэн; да ему, по правде, было все едино.

Он стоял с утомленным, отсутствующим видом, покуда женщины тараторили на прощание; а я переминался рядом и внезапно поймал себя на мысли:

"Амос, олух Царя Небесного, убирайся в дом, уйди с освещенного места". Научному светилу такой величины следует быть умнее и не торчать в светлом проеме двери неподалеку от поросших кедровником холмов, где легко может залечь целый батальон снайперов. Мысль выглядела мелодраматической, но Лорис и Тина заставили невольно думать о вещах такого свойства. Не то чтобы люди Мака были опасны для Амоса, но их присутствие означало неприятности, а если вокруг вдоволь неприятностей, кусочек может достаться любому.

- Очень мило, что вы пришли, - говорила Фрэн. - Но зачем же так быстро убегать? Мэтт, счастливого путешествия, слышите?

- И вам счастливого пути, - сказала Бет.

- А вас мы еще повидаем до отъезда.

- Все равно, счастливого пути. Я просто зеленею от зависти, - сказала Бет. - Спокойной ночи.

Даррелы повернулись, вместе вошли в дом, и с ними ничего не приключилось. А мы двинулись туда, где коричневый лимузин Бет поблескивал во тьме, как и подобает машине стоимостью четыре тысячи долларов.

Я спросил:

- Куда они едут?

- В Вашингтон, на будущей неделе. Я думала, ты знаешь.

- Черт, ведь Амос был в Вашингтоне только два месяца назад.

- Знаю, но, кажется, в лаборатории соорудили что-то важное, и Амосу придется делать особый доклад. Они едут вместе, Амос и Фрэн: навестят родителей Фрэн в Вирджинии, потом повеселятся в Нью-Йорке и вернутся домой.

Голос жены звучал грустно. В ее понимании цивилизация обрывалась на восточном берегу Миссисипи. Бет обожала Нью-Йорк. У меня в этом городе всегда начинается клаустрофобия. Не люблю города, из которых нельзя убраться за несколько минут.

- Выберем время и поедем в Нью-Йорк нынешней зимой, если все будет благополучно, - сказал я. - А сейчас давай подумаем, где нам поужинать. Не будем торопиться, и миссис Гарсиа успеет уложить детей до того, как мы вернемся.

Мы поужинали в Ла Пласите, ресторанчике на узкой, извилистой и пыльной улице, которую люди, ничего не смыслящие в живописи, окрестили Улицей Живописцев. В Ла Пласите были клетчатые скатерти и веселая музыка. Потом мы снова уселись в блистательную двадцатифутовую колесницу Бет. Выйди Бет замуж за нью-йоркского маклера, осядь она в скромном городке родного Коннектикута, - обзавелась бы "фольксвагеном" и считала бы, что лучшей машины сыскать нельзя. Это было бы протестом, вызовом окружающей мещанской роскоши. В Санта-Фе, где слово "роскошь" не в ходу, она, обладая в качестве мужа паршивым писакой, приобрела "бьюик" и уравновесила свое бытие. Машина выглядела олицетворением солидности. Бет бросила на меня быстрый взгляд, когда мы проскочили поворот на собственную улицу и ринулись дальше.

- Пускай заснут, - сказал я. - Ты иногда заправляешь бак этого автобуса?

- Бензина полно, - сонно ответила Бет, прижимаясь ко мне. - А куда мы едем?

Я пожал плечами. Я понятия не имел. Просто не хотелось ехать домой. Я все еще чувствовал прикосновение Тининой руки в черной перчатке, подающей старый условный знак. Приехать домой означало сделаться доступным - обходя ли двор в поисках кота, бросаясь ли к студии в полуночном порыве вдохновения. Они ждали, покуда я останусь один, а я не хотел этого. Не хотел быть доступным.

Мы промчали через весь город, ночное движение было редким; потом я бросил рычащего хромированного зверя вверх по дороге, ведущей на Таос - поселок милях в шестидесяти к северу. Я искал облегчения, отпуская на волю столько лошадиных сил, но добился лишь одного: припомнил большой черный "мерседес", угнанный мною близ Левенштадта, - с Тиной мы уже распрощались, и ни слуху, ни духу о ней не было, - машину с шестицилиндровой бомбой под капотом, четырехступенчатой передачей и подвеской, гладкой, как шелк, эластичной и тугой, словно лапы крадущегося тигра. Когда я посмотрел на спидометр - на проселке, заметьте! - стрелка плясала у ста восьмидесяти километров в час, - это составляет сто миль с мелочью. А я-то полагал, колымага только разгоняется!

Я перепугался до полусмерти, но зато в течение всей операции носил кличку "Гонщик", и любое вождение беспрекословно доверяли мне. А прекословить эта банда примадонн стремилась по всякому поводу... Впрочем, никого из них я больше не видал. Некоторые ненавидели меня люто, а я не жаловал их в ответ, - но снайпера доставили на место, на связь вышли по расписанию, и, стало быть, группа проявляла себя совсем неплохо - пока не распалась. Мак не любил создавать постоянных отрядов. Два-три задания - и группу дробили, людей перетасовывали, иногда отправляли поработать волками-одиночками. Люди - даже такие, как мы, - имеют порядочную склонность обзаводиться друзьями, если работают вместе достаточно долго; а кому нужно рисковать всей операцией только потому, что, приказам вопреки, сентиментальный дурак не желает бросить другого дурака, схлопотавшего пулю или сломавшего ногу?

Однажды подобное случилось в моей собственной группе, и я решил вопрос самым жестким образом. Никто не останется на вражеской территории стеречь покойника, даже если очень любил парня при жизни. До конца задания пришлось остерегаться выстрела в спину; впрочем, я делал это всегда и всюду.

- Мэтт, - негромко сказала жена, - что случилось, Мэтт?

Я помотал головой и вывернул руль. Мы оказались на проселке, ведущем к вершине холма, к шоссе. Лимузин, разумеется, не был "мерседесом". Нас понесло в сторону по гравию, автомобиль не слушался. Гидравлические тормоза, гидравлическое управление! Мы едва не слетели с дороги. Наконец-то было с чем бороться, я бешено вертел баранку и удержал машину. Гравий фонтаном летел из-под задних колес. Я выбрался на гребень ската; амортизаторы, явно взятые с детской коляски, давали днищу колотить по каждому бугорку. Я остановился в редком сосняке и выключил мотор. Бет легонько вздохнула и откинула волосы назад.

- Извини, - сказал я. - Вождение вшивое. Это, наверное, мартини. Кажется, ничего не поломалось. Внизу горели огни Санта-Фе; дальше - темнел изгиб долины Рио-Гранде; еще дальше мерцали огоньки Лос-Аламоса, где был сокрыт источник научных восторгов доктора Даррела и немалого беспокойства простых смертных. Там уже, правда, не было слыхать раздражающего грохота, но местечко выглядело куда лучше, будучи просто частной школой для мальчиков, расположенной в сосновом бору. Что бы ни сотворил у себя в лаборатории Амос, о чем бы ни собирался он докладывать в Вашингтоне, - крепко подозреваю: украшению нашей с вами жизни эта штука не послужит.

Глядя в другую сторону, можно было различить на фоне темного неба пики Сангре де Кристо. Осень уже осыпала их снегом, они высились во тьме, подобно призракам.

- Милый, что случилось? - тихонько спросила Бет.

Приезжать сюда было ошибкой. Ответить я не мог ничего, а Бет отнюдь не принадлежала к супружеской школе хватай-без-правил. На записном листке у моей жены помечалось и место, и время для всего - даже для любви. Переднее сиденье машины, стоявшей в нескольких футах от магистрального шоссе, не значилось подходящим местом.

Я не мог разговаривать, а мягко и бесцельно целоваться мне не хотелось вовсе: оставалось только запустить двигатель, развернуться и покатить домой.