"Предатели" - читать интересную книгу автора (Гамильтон Дональд)

Глава 14

Мы увидели западную оконечность острова Молокаи с его аккуратно расчерченными ананасовыми плантациями, но гористый восточный край был скрыт облаками, которые обычно собираются над более возвышенными частями островов. На Оаху, например, побережье Вайкики может быть залито солнцем, а над Пали гремит гроза. В горах Кауи есть место, где осадков выпадает гораздо больше, чем где бы то ни было на земном шаре. Молокаи, похоже, не являлось исключением из этого метеорологического правила.

Видимость, расстояние и угол наблюдения никак не благоприятствовали изучению той части берега Молокаи, в которой я был особенно заинтересован. Что ж, вряд ли приходилось рассчитывать на то, что гавайские авиалинии предоставят в мое распоряжение самолет-разведчик, хотя я бы от него не отказался.

Затем показался остров Мауи: небольшая горная гряда на одной оконечности и большой, вулканического происхождения, покрытый облаками пик на другой. Халекулани, Обитель Солнца. Мне случалось видеть большие горы в Америке, но там они вырастали из почвы, находившейся на высоте над уровнем моря, тут же горы возникали прямо из моря. В аэропорту Кахулуи нас уже поджидал новый хвост. Крючконосый с портфелем сошел с самолета раньше нас, но он задержался в аэровокзале и, когда мы проходили мимо него, чиркнул спичкой, чтобы закурить сигарету. Я украдкой оглянулся и вычислил того, кому крючконосый показал нас.

Это был еще один не значившийся в наших досье тип — крупный бронзоволицый гаваец, в яркой спортивной рубашке навыпуск, белых брюках и кожаных сандалиях на босу ногу. Хотя ему было уже за тридцать, у него был вид добродушного подростка — впрочем, для местных это вполне типично. Внешность, однако, может быть очень обманчивой. Как известно, эти добродушные туземцы преспокойно отправили на тот свет капитана Кука, когда он немного поприжал их на одном из Гавайских островов. А затем, поскольку он производил на них впечатление божества, они содрали мясо с его костей и разобрали последние на амулеты.

Пока мы шли по аэровокзалу, я внушал Изобел:

— Учтите, я позвонил из Гонолулу и заказал отель, а стало быть, у наших противников было полно времени как следует подготовиться. Они могли оборудовать жучками и наши будущие номера, и машину, которую мы возьмем в аэропорту. А потому не говорите ничего такого, что бы вы хотели оставить от них в тайне.

— Неужели даже машину? — переспросила она, блестя глазами. — Машина с начинкой.

— Именно, — подтвердил я. — А если вы хотите сохранить сегодня вечером непорочность, то лучше устроить себе головную боль. Мы остановимся в городе и купим аспирина. Головная боль — результат удара по голове. Как это ни печально, но вы совсем расклеитесь и пожелаете лечь рано и в одиночестве.

— Но ведь, — она удивленно посмотрела на меня, явно не ожидая с моей стороны такой заботы о ее добродетельности. — А, понимаю. Вы хотите сегодня вечером кое-чем заняться. Самостоятельно.

— Внимание! — сказал я.

— Да, хозяин. Слушаю и повинуюсь. Этот курортник у окна, да? Это он нас поджидает?

— Возможно. Только мы не должны реагировать на него. Нам это не должно быть известно. И вам не следует проявлять такую наблюдательность и сообразительность, миссис Марнер. Вы недалекая, эгоцентричная светская стерва. Помните об этом. Слишком смышленые люди быстро наживают себе неприятности.

— Ладно, Мэтт, — усмехнулась Изобел. — Спасибо за очередное предупреждение. — Ее раздражение прошло. Она взяла меня за руку, придвинулась ко мне и сказала довольно кокетливо: — Очень жаль, что вы будете так заняты. А я захватила такую миленькую ночную рубашечку. Разумеется, совершенно случайно.

— Я уже насмотрелся на ваши рубашечки, киса. Я ведь убираю по ночам ваши апартаменты. Но ради вашей же безопасности не импровизируйте. Мне бы не хотелось навлекать на вас лишние опасности, а потому не вздумайте сделаться неудержимо соблазнительной в неподходящий момент.

— Что ж, приятно слышать, что я соблазнительна, — с несколько томным вздохом ответила она.

Машина, которую мы взяли напрокат, “форд-седан”, была с массой новейших штучек, изрядно портящих жизнь старым автомобилистам вроде меня. Рулевое управление, тормоза, коробка передач — все с гидроусилителями. В Детройте, конечно, делают удобные и надежные автомобили для тех, кто убежден, что машина должна ехать сама. Я же за годы работы в Европе привык к маленьким автомобильчикам, готовым покорно и точно выполнять волю водителя, и недолюбливаю огромных, надменных монстров, у которых на никелированной морде написано, какого высокого они мнения о себе.

Крючконосый сдал вахту. Он сел в машину и укатил, даже не оглянувшись. Зато к нам прицепился его сменщик в разбитом “джипе”. Мы въехали в город, впрочем, трудно было назвать нормальной ездой мое непрерывное сражение с запрятавшимися в “форде” гидравлическими гномами. Я был вынужден все время держать ногу на тормозе, чтобы исправлять ошибки могучих передач.

Продвигались вперед мы несколько судорожно, зато телеграфные столбы и пешеходы остались целы и невредимы.

— Вы валяете дурака или учитесь водить машину? — осведомилась Изобел, когда, купив в первой же попавшейся по пути аптеке аспирин, мы несколько импульсивно тронулись дальше. Она поправила прическу, застегнула туже пристяжной ремень и сказала: — Если ты устал, я готова сесть за руль.

— Надеюсь, ты не принадлежишь к числу все умеющих и все знающих женщин, — буркнул я. — Мне больше нравятся беспомощные создания. К тому же я водил самые разные машины — от роскошного “мерседеса” до армейского грузовика. Как-нибудь справлюсь и с этой звездой супермаркета, даже если на это у меня уйдет весь вечер.

— От этого моей голове лучше не станет.

— Значит, прими аспирин. Для того-то мы его и купили.

Доведя до сведения тех, кто мог нас подслушивать, что не все так гладко у влюбленных голубков, мы двинулись на юг по узкому перешейку вдоль извилистого берега с подветренной стороны. Над нами было голубое небо, а сзади маячила Халеакала, до половины укутанная облаками. Похоже, для того, чтобы разглядеть ее верхушку, надо вставать ни свет ни заря.

Шоссе представляло собой асфальтовую дорогу с движением в два ряда, обсаженную какими-то похожими на перья деревьями, именуемыми в туристском проспекте деревьями киаве. Мне они напомнили добрые старые мескитовые деревья, которые растут у нас в Техасе. Я не остановился в историческом городке Лахаина, о котором рассказывал Изобел, но я проехал через него достаточно медленно, чтобы удостовериться, что там был длинный причал, где стояли рыбацкие и прогулочные лодки и катера самого разного вида. По крайней мере, одну такую лодку можно взять напрокат, размышлял я, ведь Молокаи, по сути дела, за углом.

Собственно, остров прокаженных было видно из окна нашей машины. На мой сухопутный взгляд до него было не то чтобы рукой подать, и путешествие в маленькой лодке представлялось большим риском. Впрочем, цель моего визита также была связана с немалыми опасностями. Но, так или иначе, я могу сделать вид, что готовлюсь к поездке, а значит, дам загорелому гавайцу и крючконосому американцу материал для донесений и, возможно, тем самым немного отвлеку их внимание от Джилл, где бы она ни находилась.

Затем нам стали попадаться шикарные отели. На лужайке возле одного из них атлетического вида мужчины и женщины раскатывали на маленьких электротачках. Береговая линия делалась все более и более изрезанной. Наконец мы увидели прелестный холм, возвышавшийся над уютной песчаной бухтой. По склону этого холма сбегал гостиничный комплекс, на создание которого было потрачено немало вкуса и выдумки, что даже как-то не увязывалось с общим местным стилем.

Но это был первоклассный отель, который не следовало путать ни с чем иным. Когда мы стали подъезжать к нему, Изобел раскрыла свой косметический сундучок и стала приводить в порядок прическу и подкрашивать губы. Быстрым и нервным движением она закурила сигарету и бросила зажигалку в сумочку.

— Я готова что-нибудь выпить, — сообщила она мне. — И хорошо бы сделать это до того, как будем переодеваться к обеду.

— Понятно, — отозвался я. — Будет тебе выпивка. И мне тоже, если ты намерена культивировать сегодня головную боль.

— Разве я виновата, что какой-то сукин сын огрел меня по голове, — плаксиво отозвалась она.

Мы продолжали разыгрывать сцену легкой ссоры и в баре, а затем перенесли ее и в номера, которые были не рядом, хотя и в одном коридоре — это лучшее, что мне удалось достать, не имея в запасе времени. Я быстро удостоверился, что Изобел устроилась на новом месте, и двинулся к двери. Она окликнула меня.

— Мэтт!

— Да?

Изобел прошла к двери, заперла ее и повернулась ко мне лицом.

— У меня действительно раскалывается голова, мой милый, — сказала она. — Ты бы мог хоть немного посочувствовать, а не делать вид, что со мной невозможно иметь дело. — Говорила она очень убедительно. Актриса из нее вышла бы неплохая.

Я немного помолчал, размышляя, что лучше сказать для подслушивающих, если таковые имелись. Затем я произнес:

— Извини, я эгоцентричный подлец. Дай мне пинка, детка.

Она засмеялась, подошла ко мне, взяла мое лицо в ладони и поцеловала в губы. Но то, что должно было по идее являть собой символ примирения, под ее опытным руководством превратилось в нечто гораздо более страстное. Это явно не имело никакого отношения к тому плану, который я разработал для нее. Она обняла меня за шею, а затем произошло еще кое-что — весьма тяжкое испытание для человека, вот уже несколько недель ведшего самую целомудренную жизнь.

— Какая стерва, — нежно проворковал я, пытаясь высвободиться настолько, чтобы можно было говорить.

В ее глазах играла смесь озорства и злости. Она прижалась своей щекой к моей и прошептала в ухо:

— В чем дело? Разве это вас отвлекает от работы, мистер Секретный Агент? Вам ведь предстоит трудная ночь, не забыли? А у меня такая жуткая головная боль...

Мне вовсе незачем было дальше выдерживать свою целомудренную роль. Да, в Гонолулу я вел себя благородно, но зеленая девица, играющая в Мату Хари, — это одно дело, а взрослая женщина, знающая толк в эротических забавах, — совсем другое. Я от чистого сердца предложил ей роль, которая давала возможность оставаться в безопасности. Если она отказывается, это ее дело.

— Это саботаж, — сказал я, тесно прижимаясь к ней. — Я же говорил — не надо делаться неотразимой.

— Не забывай о микрофонах, милый, — насмешливо отозвалась она.

— К черту микрофоны.

Я крепко прижал ее к себе и, целуя, стал причинять ущерб целостности ее костюма.

— Мэтт, не надо. Ты же погубишь мой туалет...

— Плевать, — рявкнул я. — Надо было раньше подумать об этом. Я предупреждал тебя, киса, но тебе не терпелось показать всю твою сексуальность. Так что теперь марш в постель и не брыкайся, когда тебя будут насиловать.

— Терпеть не могу приказы, — сердито отозвалась она. — Я уже говорила: я люблю, когда меня просят.

— Не могли бы вы, миссис Марнер, лечь в постель, чтобы вас там изнасиловали, мэм?

— То-то же, — прошептала она. — Так гораздо лучше. Да, мистер Хелм, если вы только позволите мне снять трусики, то я с удовольствием лягу в постель, и насилуйте меня на здоровье, сэр!