"Предатели" - читать интересную книгу автора (Гамильтон Дональд)

Глава 24

Они прятались в скалах — Монах и двое его темнолицых подручных в пестрых гавайских рубахах. Они были вооружены старыми карабинами М-1, представлявшими собой помесь пистолета и винтовки, от которых, по-моему, никакого толку не было. Однако трудно было отрицать очевидное: в определенных условиях из этой штуки можно уложить человека насмерть.

Монах был облачен в нечто вроде формы цвета хаки с рубашкой с короткими рукавами и открытым воротом. Этот фасон, принятый в наших вооруженных силах, превращает даже четырехзвездочного генерала в бойскаута. Я подумал, что в Монахе всегда было нечто от начальника отряда бойскаутов. Разумеется, цели у них были разные, но вот энтузиазм схожий.

Его голубые глаза зажглись фанатическим блеском, когда он стал приближаться, держа меня на прицеле еще одного револьвера из нержавеющей стали, запасы которых у него явно были неисчерпаемы. Его подручные отобрали у меня нож и ремень, но больше ничего не обнаружили, потому как у меня больше ничего и не было.

— Старина Эрик в своем репертуаре, — лениво сказал Монах. — Лихо сражается, быстро очаровывает женщин, но медленно думает.

— Да и старина Монах не изменился, — в тон ему отозвался я. — Всегда готов заговорить человека до смерти. Если бы слова убивали, дружище, ты был бы в нашем деле король.

Это его задело, потому как он и впрямь себя считал в нашем деле королем. Впрочем, он не одинок. Мало кто занимался бы тем, чем занимаемся мы, если бы не полагали, что в своей области ему нет — или практически нет — равных. Но Монах очень болезненно воспринимал шутки на эту тему.

Его зрачки сузились, и он начал было что-то говорить, но передумал. Вместо этого он кивнул головой своим подручным, чтобы они повели меня по тому, что считалось тропинкой. Но тут вмешалась Джилл.

— Минуточку, — сказала она. — За ним один должок.

— Ну тебя с твоими должками, Ирина, — раздраженно буркнул Монах. — Разбирайся с ними в нерабочее время.

— Без меня вы бы так легко его не поймали, — обиженно протянула девушка. — Так что, пойди ух мне навстречу, милый. Я задержу вас на минуту. — Она умышленно позволила акценту заползти в ее интонации, да и лицо ее слегка изменилось. Она уже не казалась больше той длинноногой симпатичной веселой американской мисс, которая предстала предо мной на пляже всего несколько дней назад. Она сейчас делала на этом особый упор. Ей хотелось, чтобы я оценил искусство, с которым она провела меня. Что ж, проявление темперамента весьма типично для нашей профессии.

— Мистер Хелм, — обратилась она ко мне.

— Значит, вот она, Ирина из Москвы, — отозвался я.

— Из Москвы и еще кое-откуда.

— Фрэнсис и его ребята об этом не знали.

— Эти глупые пацифисты! Самые настоящие овцы.

— Которых вы и отвели на бойню мистера Монаха.

— Именно. Причем овцы, официально числящиеся американскими агентами. Завтра всплывет все — и их антивоенные убеждения, и их двусмысленный статус. И про вас тоже завтра все станет известно. Вы, конечно, проявили изобретательность, прикинувшись человеком тех же убеждений. Решили небось, что они вам доверятся. Так, собственно, и случилось, но это только пошло нам на пользу. После того как ваш труп найдут на катере, где будет также обнаружено очень странное оборудование, что, по-вашему, будут говорить о вас? Ведь станет известно, что у вас возникли неприятности с начальством по поводу отношения к войне в Азии.

— Вот, значит, как? Очень хитро, Ирина, — сказал я.

— Еще бы. Как вы думаете, на кого ляжет вина за гибель молодых американских солдат? Сначала мы хотели использовать Нагуки, но потом оказалось, что к нам собираетесь вы. Это нас устраивало гораздо больше. Вы, наверное, очень гордитесь тем, как ловко пробрались к нам на К., мистер Хелм? Но кто рассказал вам о К.? Я. Мы ждали вас с нетерпением. Мы смеялись над вашими дурацкими попытками ввести нас в заблуждение. Мы терпеливо ждали, когда же вы наконец к нам пожалуете. — Она улыбнулась с молодой снисходительностью. — Конечно, вы проявили известную лихость, когда разделались с нашими людьми на Мауи, но результат тот же самый. Вы в наших руках.

— Ладно, — нетерпеливо заговорил Монах. — Если ты что-то хочешь сказать ему еще, говори скорее.

— Но ведь именно от вас узнали в Вашингтоне о готовящейся операции, — напомнил я девушке.

— Правильно. Нам хотелось, чтобы овечки были собраны в нужное время и в нужном месте. Нам хотелось, чтобы Вашингтон прислал человека для расследования, которого мы бы могли использовать в своих целях. Например, Нагуки, а лучше всего вас. Тем более, что у Монаха имелись кое-какие личные соображения предпочесть вас.

— Ладно, ладно, Ирина, — встрял Монах. — Делу время.

— И последнее. — Она подошла ко мне еще на шаг. — Помните, мистер Хелм, отель в Гонолулу и человека, которому стало смешно?

— Конечно, — ухмыльнулся я. — Вы действительно выглядели уморительно без одежды, но с надеждой. Что вас трахнут.

Она размахнулась и ударила меня по голове. Рукояткой моего же револьвера. Удар получился сильным, и какое-то время я ничего не видел, только полосы света и мрака. Когда я снова обрел возможность видеть, она по-прежнему стояла там же. Затем она поджала свои очаровательные юные губки и плюнула. Бросив мой револьвер Монаху, она повернулась и зашагала прочь. Торжественность ухода слегка портили запачканные на сиденье джинсы.

Я коснулся рукой над ухом — на пальцах показалась кровь. Да, оставалось сожалеть, что она не ограничилась плевком. Насколько мне известно, ни один человек не пострадал серьезно от слюны.

— Оскорбленная женщина, — усмехнулся Монах.

— Именно, — кисло согласился я и послушно двинулся по тропинке вслед за блондинкой. Голова у меня раскалывалась, и я подумал, что вызывать к себе повышенное внимание противника с целью предоставления свободы союзникам, не всегда таковыми на деле являющимися, занятие более чем утомительное. Но я напомнил себе, что если я не перестану вызывать их постоянный гнев, то они, чего доброго, оставят меня в покое и пошлют кого-то уничтожить лодку, а может, и похоронить Изобел.

Я подумал, как там поживает Изобел, как справляется со своей раной — если вообще жива, и тут же совершенно выкинул ее из головы. Я не очень верю в разные штучки экстрасенсов, но все же порой мне кажется, что если очень сильно думать о ком-то или чем-то, то другие тоже начинают думать об этом же. Кроме того, у меня хватало и собственных забот.

Я сказал, что мы двинулись по тропинке, потому что это был самый естественный маршрут по берегу, но дорога наша ничего общего не имела с ухоженными парковыми аллеями. Приходилось то и дело перебираться через камни и расселины, и хотя это не совсем располагало к разговору, я все же бросил через плечо:

— А что это за К.?

Монаху явно надоело выслушивать в свой адрес оскорбления, а потому он довольно охотно откликнулся.

— Ты же знаешь эти гавайские названия. Это бухта Какананука. Попробуй повтори это двадцать раз на дню. Опять же К. звучит таинственней, и никто не поймет, где искать ее на карте. Чем больше меда, тем легче заманить медведя. А ты, Эрик, прямо скажем, угодил в нашу западню.

— Что поделаешь. — Помолчав, я добавил не без уважения в голосе: — А ты ловкий дипломат. Как это тебе удалось заставить работать на себя и Москву, и Пекин. Учитывая их теперешние отношения, это не так-то просто.

— Почему ты думаешь, что они работают сообща, дружище? — хмыкнул Монах. — Кто-то из них, может, так и считает, но...

Он осекся, ибо впереди мы услышали два револьверных выстрела. Монах выругался.

— Дьявол, это револьвер тридцать восьмого калибра. Если эта стерва опять пустила в ход... Стой здесь, Эрик. Руки за спину.

Я послушался. Монах что-то сказал своим подручным, и один из них достал веревку, которую Монах попробовал на крепость, а затем связал мне запястья.

— Эти ребята доставят тебя куда надо, — сказал он. — Живым или мертвым. Я бы, конечно, не стал тебя трогать до завтрашнего утра, но состояние трупа в общем-то не так уж важно. Труп не обязательно должен быть свеженький. Короче, Эрик, если хочешь помереть сейчас, сделай одно лишнее движение, и ребята будут рады постараться. Я увижу тебя в лагере. А вот увидишь ли меня ты, будет зависеть от тебя.

Протиснувшись мимо меня, он бросился бегом в тропические заросли. Затем один из конвоиров пихнул меня в спину, и мы двинулись дальше, уже гораздо медленней. Было трудно идти со связанными руками, и я одновременно старался не споткнуться и внимательно озирал окрестности. Как сказала Джилл — или Ирина, — К. была за следующим утесом. Впрочем, вся ее информация страдала от недостатка достоверности.

Внезапно мы вышли из джунглей в рощицу киаве, под которыми располагались защитного цвета палатки, невидимые ни с моря, ни с воздуха. Полог ближайшей из них был откинут, и я увидел внутри радиоаппаратуру. Там, где кончалась роща, начинались трава и песчаные дюны.

Я стал смотреть, где катера, и сначала их не заметил. Затем я увидел их в джунглях слева, там, где залив исчезал в густой зелени. Часть кустов была подрезана, чтобы дать место для двух белых катеров.

У края зарослей стояли Монах, Ирина, два смуглолицых гавайца, похожих на тех, что конвоировали меня, а также плотный человек в белом, но запачканном костюме. Еще один человек, тоже в белом, лежал на земле. Похоже, он был мертв.

У плотного человека было круглое восточное лицо с узкими глазами.

Когда мы подошли, я услышал, как Ирина говорила Монаху:

— Учти, они пытались пробраться мимо часовых. Когда я подбежала, вон тот вытащил пистолет. Он хотел выстрелить, ну, и я, естественно, решила его опередить.

У плотного человека было круглое восточное лицо и раскосые глаза, теперь и вовсе превратившиеся в щелочки. Голос у него был мягкий, и слова он выговаривал очень тщательно.

— Полагаю, я должен получить объяснение, мистер Рат. Мы отправились в последний раз осмотреть оборудование, наше оборудование. И попали в руки грубиянов. Мой коллега убит этой буйной молодой особой. Это был очень ценный работник. Мое начальство будет весьма недовольно. Как мне прикажете доложить им о случившемся?

Это был настоящий мужчина. Он оказался в трудном положении, в высшей степени трудном, но лицо его сохраняло спокойствие. Он не тратил лишние силы и время на выражение неудовольствия. Он обсуждал случившееся так, словно речь шла о дефектной схеме, а не о мертвом коллеге.

— Итак, мистер Рат? — обратился он к Монаху. Вид у него был мрачный.

— Мне очень неловко, мистер Су, — отозвался Монах. — Я очень сожалею. Произошло нелепое недоразумение. Просто ошибка. Вы сказали, что ваша работа окончена, и я приказал убрать катера подальше, чтобы никто ничего с ними не сделал. Эти люди всего лишь выполняют приказ. Им не положено думать. Вы меня понимаете? Им невдомек, что вы имеете право приходить и уходить, когда сочтете нужным. А мисс Дарнли — она еще слитком молода... И к тому же мало кому хочется получить пулю. Почему у вашего товарища оказался пистолет, мистер Су? Я же говорил вам, что мы сами решаем все проблемы безопасности.

Мистер Су, если я правильно услышал его имя, немного поколебался, потом сказал:

— Я говорил ему, что он злоупотребляет вашим гостеприимством, но он все же захватил оружие. — Единственным признаком волнения с его стороны было, пожалуй, то, что его английский сделался более беглым. — Что ж, обе стороны виноваты, мистер Рат. Мертвого не вернуть, ничего не поделаешь... Вы займетесь им, я надеюсь?

— Разумеется. Если вы хотите пройти на катер, то пожалуйста.

— Не сейчас, — легкая улыбка появилась на лице мистера Су. — В данный момент я не в настроении. Если вы не возражаете, я вернусь к себе в палатку.

Он двинулся прочь от трупа. Монах кивнул. Ближайший к нему гаваец сделал шаг вперед и свалил китайца на землю прикладом карабина, вложив в удар ровно столько силы, сколько требовалось. Воцарилось молчание.

Монах посмотрел на поверженного, потом на меня.

— Вот твой спутник по морской прогулке, Эрик, — сказал он.

Настало самое время задать наивный в своей очевидности вопрос:

— Значит, вы с московской дамой одурачили ваших китайских союзников? — сказал я. — Какую же такую хитрую операцию ты пытаешься провернуть, Монах?

— Не пытаюсь, а провожу, дружище. — Голубые глаза монаха горели ярким пламенем.

Я посмотрел на девушку, потом на Монаха и сказал:

— Значит, ты продался не за юани, а за рубли?

— Никто не продавался! — резко возразил он. — Просто мы установили, так сказать, общность интересов в определенных регионах. В больших регионах. Когда решается будущее человечества, приходится брать в союзники тех, кто есть в наличии. Я пытался убедить ребят из Вашингтона принять меры, но они и слушать не желали. Нами правят сентиментальные трусы. Поэтому мне пришлось искать других соратников, которые придерживаются реалистического подхода к международным делам.

Я посмотрел на Ирину, стоявшую с безразличным лицом, потом на застреленного ею китайца и вспомнил Изобел.

— Да уж, она великая реалистка. Ну так что, ты сам мне расскажешь, в чем состоит ваш реалистический подход, или заставишь строить догадки?

Монах подошел к поверженному мистеру Су, брезгливо приподнял ногой и перевернул тело на спину и, посмотрев на широкое желтое лицо, сказал:

— Вот наш истинный враг, Эрик. Китайцы — самонадеянные наглецы. Думают, что могут перехитрить всех подряд. Они пытались перехитрить меня. Считают, что цивилизация началась с них и ими закончится. Так оно и выйдет, если нам не удастся этому помешать.

Постепенно общая картина начала проясняться.

— А ты, значит, и помешаешь, — пробормотал я.

— Скажем так: я приму все меры. Я долго тут жил и насмотрелся на этих людей. Опаснее китайцев в мире нет никого. И еще: они самая многочисленная нация. Если все эти сотни миллионов сорвутся с привязи, их не остановишь. Поэтому их надо остановить сейчас, Эрик. Пока не поздно.

— Значит, вот что ты задумал! — сказал я. — Значит, ты протестуешь против войны? Совсем напротив: ты хочешь раздуть войну побольше. Ты решил потопить американский транспорт с помощью китайского оборудования. А когда он пойдет на дно, на катере найдут и оборудование и труп китайца? Ты уверен, что Вашингтон предпримет ответные шаги, китайцы ответят на это, а потом начнется, как принято теперь выражаться, эскалация, которая приведет к ядерной войне. Верно?

Монах улыбнулся.

— Недооцениваешь ты меня, Эрик. Вашингтон обязательно отреагирует. Потому как на катере найдут два трупа. Первый — китайца, а второй — трусливого американца, который стоял за мир и работал в американских спецслужбах. Не забывай о себе, друг мой. Почему, по-твоему, мы так выманивали из Вашингтона агента, которого уж никто не сочтет пешкой в чужих руках — в отличие от тех сопляков, которых мы завербовали для отвода глаз. Да, Ирина права, твой пацифизм сыграл нам на руку. Твой труп в компании с китайским дискредитирует их, этих пацифистов, и слабое правительство, которое все это терпит. Чтобы утихомирить общество, потребуется сила, настоящая сила.

Я покосился на Ирину и спросил:

— Ну, а если ты добьешься войны, на чьей стороне выступят ее хозяева?

— Они будут сражаться вместе с нами против китайцев. У них нет иного выхода. Иначе они проиграют.

— Представляю…

— Когда-то мы вместе сражались против немцев. Китайцы опаснее Гитлера.

— А что, если они останутся в стороне и будут ждать, радостно потирая руки, когда две супердержавы так измочалят друг друга, что от них ничего не останется? — Я не смотрел на Ирину, но почувствовал, что она чуть дернулась, словно мои слова задели чувствительный нерв. Я заговорил опять: — Ты мечтатель. Монах. Не буду с тобой спорить. Я не специалист по азиатским проблемам, но я не верю твоим союзникам.

— Им придется сражаться, — упрямо повторил он, и глаза его засверкали. — Они прекрасно понимают, что речь идет о будущем белой расы.

Это меня обеспокоило. Я не отличаюсь сверхтерпимостью и не верю во всеобщее равенство. О человеке я сужу по его Ай-Кью, по тому, сколько очков он наберет на стрельбище и как водит машину. Так что тут нечего рассуждать о всеобщем равенстве. Но я никогда не считал, что цвет кожи человека имеет в нашем деле какое-то особое значение. А потому мысль о том, что неплохо бы уничтожить целый народ лишь потому, что он окрашен в другой колер, кажется мне, мягко говоря, не совсем разумной.

Особенно насторожило меня, что это говорил Монах. Он тоже никогда не отличался сверхтерпимостью, но, насколько я помнил, не являлся сторонником каких-то расистских теорий. Я стал понимать, кто продал ему весь набор идей насчет желтой опасности — с упаковкой и веревочкой. Я по-прежнему не смотрел на блондинку в белых запачканных джинсах. Увы, я явно недооценил ее, но, судя по всему, это сделал не я один.