Вадим Арчер
Чистый огонь

Глава 1

Что сжигают за собой? Мосты? Корабли? Любовные письма?

У него не было ни мостов, ни кораблей – это для богатых. У него не было даже любовных писем. Нельзя сказать, чтобы он вообще не писал их – писал, и еще как бойко, для своих приятелей из академии магов, потому что у него были богатая фантазия, живой язык и что-то еще, заставлявшее получательниц давать длинные и нежные ответы. И еще потому, что писать для других было гораздо легче, чем для себя. Но своих любовных писем у него не было, он не хранил их за пазухой и не перечитывал на переменах, бросая торжествующие взгляды на завистливых сверстников.

Что же он сжег за собой в тот дурацкий день, когда они с другом надумали подшутить над первым помощником ректора академии – противным, везде сующим свой нос старикашкой, давно пережившим свою магию, точно так же, как и свои зубы. Надо же было такому случиться за два месяца до выпускных испытаний! Лучше было бы подшутить над самим ректором – тот, конечно, проявил бы больше понимания, и они оба не вылетели бы в считанные часы из академии, как на том настоял смертельно обиженный первый помощник.

Его друг по крайней мере был не из нищей семьи и мог вернуться домой. Его самого в свое время отдали магам, чтобы избавиться от лишнего рта, потому что у него оказались соответствующие способности и маги согласились его принять. Одежда на нем была предоставлена академией, котомку дал на прощанье сосед по комнате, лежащие в ней мелочи были или подарками друзей, или вознаграждениями за хорошую учебу. Конечно, сейчас он уже не мальчишка и может работать, но хочется ли ему вернуться в семью, давно ставшую чужой? Да и была ли она когда-нибудь ему родной? Во всяком случае, он такого не помнил.

Еще два месяца – и он стал бы настоящим магом. Получил бы рекомендацию от академии на хорошее место, устроился бы туда, стал бы богатым и уважаемым. А теперь он, нищий бродяга без всяких надежд на будущее, идет по пыльной дороге прочь от этой самой академии.

Что же все-таки сжигают за собой?

"А погоды стоят заказанные…” Кажется, так говорил Кувалда, один из крутых магов древности, служивший при королевском дворе, когда хотел подчеркнуть, что на дворе и за его пределами стоит именно та погода, которую заказывали ему, Кувалде. В книгах академии было многое написано о Кувалде, в том числе и то, что характер у него был скверный, а действие колдовства неустойчивое. И даже не всегда предсказуемое.

Вот что значит хорошее место и правильно распущенные слухи, подумал он. В принципе, этот Кувалда не делал ничего такого, что превосходило бы способности любого из учеников академии. Кроме разве что самых безнадежных, поправил он себя, поразмыслив.

Погода стояла прекрасная – если бы не дурное настроение, идти по лесу было бы просто приятно. Будь у него соответствующие деньги, он и сам заказал бы такую. Хотя, спохватился он, при чем тут деньги, когда он сам при желании может сделать любую погоду. Если бы так же легко можно было сделать еду…

Он сошел на обочину и сел под дерево спиной к дороге. Не потому, что устал – не прошло и полдня с тех пор, как он оставил стены академии. Не потому, что собирался перекусить – у него все равно с собой ничего не было. Просто дорога здесь вышла на склон, и ему захотелось полюбоваться удивительным видом, открывшимся перед ним, да еще при такой чудесной погоде.

Маленькая птичка с зелеными крыльями и серой грудкой усердно обшаривала куст прямо перед ним. Круглый блестящий глаз покосился на него.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – просвистела птичка. – Как дела?

– Есть хочется, – признался он.

– Хочешь червяка? – спросила она.

– Нет, – отказался он. – Люди не едят червяков.

– Почему? – удивилась птичка. – Червяк питательный. Червяк – это мясо. Ты, наверное, не очень голодный.

– Может быть, – согласился он.

– С кем это ты разговариваешь, парень? – раздался за его спиной громкий веселый голос.

Он от неожиданности подскочил на месте. Птичка испуганно шмыгнула в куст.

– Да вот, с птичкой, – сказал он, придя в себя.

– С птичкой? – хмыкнул голос. – Это хорошо. Некоторые сами с собой разговаривают.

– Тоже неплохо, – отозвался неудавшийся маг. – Правда, самому с собой не нужно разговаривать вслух. Видимо, других пугает не то, что люди разговаривают сами с собой, а то, что они не слышат себя изнутри.

Он оглянулся и увидел парня своих лет, прилично одетого, с туго набитой сумкой через плечо. Тот с интересом разглядывал его, губы и глаза дружелюбно улыбались.

– Куда путь держишь? – спросил парень.

– Туда. – Маг неопределенно махнул рукой в противоположную от академии сторону.

– И я туда же, – обрадовался парень. Он скинул котомку с плеча и уселся рядом. – До чего же скучно идти одному! Я шел и думал – найти бы попутчика, но почему-то только встречные попадаются! Как ты думаешь, почему?

Они взглянули друг другу в глаза и расхохотались.

– И правда, почему? – повторил маг вслед за парнем, заливаясь смехом.

– Как тебя зовут? – спросил парень, когда они отсмеялись.

Забавно, подумал маг, что каждый раз во время общения с людьми требуется определенное сочетание звуков, обозначающее его самого. Когда он оставался в одиночестве, то никак не связывал себя с этим звукосочетанием, но теперь он снова был не один.

– Эрвин, – ответил он.

– А меня – Армандас. Для друзей – Арман. Парень начал расстегивать ремешки сумки.

– Скоро полдень, – сказал он. – Давай перекусим, раз уж сели, а там и дальше пойдем.

– Знаешь, – Эрвину пока было неловко называть нового знакомого Арманом, – у меня нет никаких припасов.

– То есть как – нет? – Руки Армандаса замерли на ремешке. – Мне мама насовала целую сумку, еле тащу.

– Это потому, что у тебя есть мама.

– А у тебя ее нет? – догадался Армандас.

– Вроде бы и есть… – задумчиво протянул он. – А вроде бы и нет…

– Странно говоришь. – Руки Армандаса продолжили возню над ремешками сумки. – Ничего, тут на двоих хватит… Но как же ты оказался на дороге один, без еды?

– Из-за шутки, – ответил Эрвин. – Оказывается, иногда удовольствие посмеяться бывает очень дорогим.

– Расскажи, – заинтригованно попросил его собеседник, нарезая ломти черного хлеба и раскладывая на них куски вяленого мяса. – Да ты бери, бери. – Он подтолкнул кусок к Эрвину.

Тот взял бутерброд и впился зубами в мясо.

– Еще два дня назад я ни за что бы не подумал, что буду сидеть вот так, – сказал он с набитым ртом. – Я учился в академии магов, мне оставалось два месяца до испытания. Я, конечно, выдержал бы испытание – магия всегда давалась мне легко, но теперь…

– Что – теперь?

– Понимаешь, по утрам у нас были обязательные медитации, и вел их безмозглый старый дурак, который больше ни на что не способен… то есть я хотел сказать, почтенный первый помощник ректора академии. – Эрвин на мгновение задумался. – Нет, раз меня все равно оттуда выгнали, будем называть вещи своими именами – нудный старый дурак, который давно забыл, что такое магия. Так вот, у него была привычка добиваться от нас полной неподвижности и при каждом нашем движении говорить: “Вас что, блохи кое за что кусают?” Надоел до тошноты – всегда одно и то же. Воображал, наверное, что очень остроумно. И мы с другом придумали вот что – пошли на соседнюю ферму, наловили там целую коробочку блох, а на утренней медитации высыпали их старикану за шиворот. С помощью магии, конечно – телепортация и тому подобное. Я переносил коробочку, поскольку это была работа посложнее, а Дарт оттягивал ему воротник. Блохи за ночь проголодались – ты бы видел, что тут началось! – Эрвин захихикал, вспоминая, как все это выглядело. – Старикан изо всех сил старался сидеть неподвижно, пока хватало терпения, – выдавил он сквозь смех, – но затем вскочил и побежал вылавливать блох.

Хохот Армандаса, представившего эту картину в красках, присоединился к смеху Эрвина.

– Это было вчера утром, а сегодня нас с другом выгнали из академии, – пояснил Эрвин, отсмеявшись. – Дарт пошел к себе домой, это в другую сторону, а я, как говорится, куда глаза глядят.

– Но как старикан узнал, что это сделали вы? – спросил Армандас.

– На нас донес сосед моего друга по комнате. Он видел у Дарта коробочку с блохами. Если бы не этот парень, никто не догадался бы. Пошумели бы, а затем все утихло бы. Обидно, конечно, – всего два месяца не доучился.

– Всего два месяца? Чепуха. Ты – самый настоящий маг, Эрвин.

– К сожалению, нет, – нахмурился тот. – У меня нет свидетельства академии, а кто ничего не понимает в магии, те смотрят в первую очередь на свидетельство. Кроме того, после испытаний выпускник проходит посвящение на беседе с ректором, где тот сообщает ему нечто такое, без чего маг не может быть настоящим магом. Это известно каждому ученику, это – первое, что говорят ему учителя. Конечно, кое-что я могу, но мне никогда уже не быть настоящим магом.

– Тогда обидно, – согласился Армандас. – А почему ты не хочешь вернуться домой?

– Меня слишком рано увезли оттуда, я почти ничего не помню. А к тому, что я помню, меня не тянет возвращаться.

Он покрошил на ладонь хлеба и протянул птичке, давно вынырнувшей из куста и с любопытством прислушивавшейся к беседе. Та без колебаний села к нему на ладонь и стала клевать крошки. Армандас с изумлением взглянул на птаху:

– Так ты вправду с ней разговаривал?

– Конечно, – ответил Эрвин.

– А о чем?

– Я сказал ей, что голоден, и она предложила мне червяка. С моей стороны было бы невежливым не угостить ее.

– Этому учат в академии?

– И этому тоже.

– А еще чему? – не унимался заинтригованный Армандас.

– Я учился там почти четырнадцать лет, а ты хочешь, чтобы я все сразу тебе рассказал? – усмехнулся Эрвин. – Много чему там учат.

– И ты расстраиваешься из-за каких-то двух месяцев?

– А ты бы на моем месте не расстраивался?

Армандас ненадолго задумался, видимо честно пытаясь поставить себя на место Эрвина. Птичка доклевала крошки, что-то пискнула и улетела.

– Что она сказала? – встрепенулся он.

– “Спасибо”, конечно.

– Знаешь, я, наверное, тоже расстраивался бы. – Открытое лицо Армандаса не оставляло никаких сомнений в его искренности. – Ты что собираешься делать дальше?

– Пока не знаю, – пожал плечами Эрвин. – Прийти куда-нибудь, а там поискать работу.

– Значит, тебе все равно, куда идти? Эрвин утвердительно кивнул.

– Тогда пошли со мной в Дангалор, у меня там родня. Я сам хочу устроиться там – может быть, устроимся вместе. Идет?

– Идет.

Армандас аккуратно сложил остатки еды в сумку. Эта неосознанная тщательность явно была следствием длительного воспитания. Затем он взвалил сумку на плечо, весело подмигнул новому попутчику, и они зашагали по дороге.

Вообще-то Эрвин предпочел бы одиночество, но вскоре он перестал опасаться, что новый спутник окажется надоедливым. Тот был разговорчивым, но умел и говорить, и слушать. В нем чувствовалось хорошее воспитание, и уже после нескольких фраз знакомства выяснилось, откуда оно взялось-Армандас, в отличие от Эрвина, был знатного рода. Еще несколько фраз – и оказалось, что у них есть даже кое-что общее. Семья Армандаса среди знати была такой же нищей, как семья Эрвина среди простонародья. Его мать, очень знатная девица, но бесприданница, вышла замуж по любви и теперь сама вязала, а затем штопала зимние чулки себе, мужу и дюжине детей. Небольшого оброка с трех десятков подданных, конечно, не хватало на жизнь, поэтому у них было свое хозяйство, где работала вся семья.

Сам Армандас родился где-то в середине, шестым или седьмым – он называл эту знаменательную цифру, но Эрвин мгновенно забыл ее. Учиться он имел возможность только у матери – к счастью, она очень много времени уделяла образованию и воспитанию детей. Теперь он стал достаточно взрослым, чтобы позаботиться о себе, а если повезет, то и о приданом для младших сестер, и родители отправили его к городской родне, которая могла помочь ему устроиться в жизни или хотя бы приютить его на первое время.

За разговорами время летело незаметно. Еще не наступил вечер, а они уже многое знали друг о друге и разговаривали как закадычные друзья. Армандас даже со вздохом признался, что с лопатой и плугом он управляется гораздо лучше, а с оружием – гораздо хуже, чем положено знатному молодому человеку. Однако он оптимистично надеялся быстро исправить этот маленький недостаток, когда окажется в городе у родных.

– Они, наверное, и тебя пристроят, Эрвин, – строил он предположения – розовощекий сельский житель, выходец из семьи, где все радушно относились друг к другу, к немногочисленным подданным и случайным прохожим. – Они городские, знакомых у них, наверное, уйма.

Эрвин, с пяти лет росший в сухой обстановке академии магов, не разделял его уверенности, но у него не было и причин сомневаться. Он плохо знал внешний мир – учеников редко выпускали в небольшой городок или, скорее, большую деревню, располагавшуюся в нескольких лигах от академии. Окрестная природа, где он любил бывать в свободное от занятий время, и несколько близлежащих ферм не давали ему представления о людской жизни. Как удачно, что у него появился знакомый, который поможет ему освоиться в новых обстоятельствах, но еще удачнее, что этот знакомый оказался просто хорошим парнем, с которым можно было подружиться.

Вдруг его внимание привлекли какие-то звуки, доносившиеся из тянущегося по обе стороны дороги леса.

– Стой! – сказал он Армандасу. – Слышишь?

Тот остановился и прислушался.

– Что? – спросил он наконец.

– Хныканье какое-то или стоны. Вон оттуда. – Эрвин указал направление пальцем. – Давай посмотрим.

Не дожидаясь ответа, он углубился в лес. Армандас пошел за ним.

– Теперь слышу, – сказал он сзади, когда они прошли немного. – Ну и слух же у тебя!

Эрвин раздвинул кусты и оказался на лесной тропинке. В нескольких шагах впереди на ней возилось и хныкало странное маленькое существо с мохнатым тельцем, голыми конечностями и жидкими бурыми волосенками на круглой, похожей на кулачок голове. Увидев людей, оно забилось и завыло, но, поняв, что убежать не удастся, повернулось и свирепо оскалилось им навстречу. В круглых оранжевых глазах с вертикальными зрачками стояли крупные слезы.

– Что это за кошмарное создание? – спросил Армандас, во все глаза разглядывая невиданную тварь. При ближайшем рассмотрении оказалось, что на ней не собственный мех, а что-то вроде накидки из шкурок – он заподозрил, что из крысиных.

– Кикимора, – пояснил Эрвин, нагибаясь над ней. – Попала в заячий капкан.

– Ну и ну, – покачал головой Армандас. – Я о них слышал, но мало.

– Они живут очень скрытно. Этой не повезло – наверное, вздумала гулять днем. Днем они хуже видят.

– Их едят? Что-то она неаппетитно выглядит.

– Нет, не едят. Сейчас я ее вытащу… – Эрвин нагнулся над кикиморой и подхватил ее за плечи, чтобы ногой отжать пружину капкана. Кикимора извернула шею и впилась зубами ему в палец.

– Ой! – По крысиной одежке покатились капли темной крови. – Да не кусайся ты, дура! – Эрвин перехватил кикимору так, чтобы она не смогла его укусить, и отжал пружину. Освобожденная ножонка нелепо повисла в воздухе.

– Ну и зубки у нее! – заметил Армандас, внимательно наблюдавший за ними. – Прямо кинжалы!

– Она – ночная охотница, – объяснил Эрвин, осматривая ногу кикиморы. Армандас мог бы поклясться, что ее башмачки сделаны из цельноснятых мышиных шкурок и привязаны у щиколоток мышиными хвостиками. – Ловит мышей, мелких птичек, ест гусениц, птичьи яйца – когда сезон. Птичьи яйца – любимое лакомство кикимор. Но в основном, конечно, мыши.

– Я на твоем месте удавил бы эту тварь, – посоветовал ему Армандас, с отвращением глядя на кикимору. – Она чуть не откусила тебе палец.

– Это не животное, – сказал Эрвин. – Кикиморы понимают человеческую речь. То, что она молчит, еще ничего не значит. Она разумна, и, возможно, она гораздо разумнее, чем можно подумать, глядя на нее. – Он отвлекся от Армандаса и сочувственно глянул на страдальчески сморщенное, похожее на кулачок личико кикиморы с едва заметным курносым носиком и широким лягушачьим ртом. – Плохи твои дела, красавица. Нога сломана.

Он уложил брыкающуюся кикимору на землю и свободной рукой стал нашаривать вокруг подходящие прутья. Та наконец поняла, что ей хотят помочь, и притихла, позволив Эрвину освободить обе руки. Он отломил палочки нужной длины и стал укладывать ее ногу в лубок, ставя на место кость и нашептывая попутно какие-то непонятные слова.

– Что ты там бормочешь? – не выдержал Армандас.

– Заклинания всякие. Обезболивающие, для срастания и тому подобное. Нам в академии редко достается подобная практика. – Он поймал себя на том, что все еще мыслит о себе как об ученике академии магов.

Наконец Эрвин закончил возиться с ногой кикиморы. Та неподвижно лежала на земле, он сидел перед ней на корточках, задумчиво оценивая свои труды.

– Ну и что теперь с тобой делать, красавица? – спросил он и тут же сам дал себе ответ:

– Лечить тебя надо, вот что. Если тебя не лечить, ты проболеешь долго.

– Оставь ее где-нибудь в удобном месте, и пусть болеет, – посоветовал Армандас, все нетерпеливее поглядывавший на небо. – Мы и так с ней уже столько времени потеряли…

– А где оставить? – пожал плечами Эрвин. – Голод она выдержит, но ей нужно пить. Если я оставлю ее у воды, ее учуют и съедят хищники – учуять ее, как ты заметил, нетрудно.

– Да уж, – сморщил нос Армандас.

– А если я устрою ее на дереве, она умрет от жажды раньше, чем сможет спускаться оттуда. Видишь, что получается?

Кикимора горестно заскулила.

– Возьму-ка я ее с собой… – Эрвин расстегнул верхние пуговицы куртки и поднял кикимору, чтобы уложить ее за пазуху.

– Выбрось немедленно эту дрянь! – Армандас явно копировал интонации заботливой мамочки, воспитывающей любимого сыночка.

– Отстань. – Не обращая внимания на Армандаса, Эрвин осторожно разместил кикимору за пазухой и затянул ремень куртки потуже. – А теперь идем обратно на дорогу.

Армандас с тревогой огляделся вокруг. Он следовал за своим новым товарищем в глубину леса, не задумываясь об обратной дороге, а сейчас вдруг понял, что не знает, в какую сторону идти.

– А куда нам выходить?

– Туда, конечно. – Эрвин пошел напрямик через гущу деревьев. Действительно, вскоре они оказались на дороге.

– Ты запомнил дорогу? – спросил его Армандас.

– Нет, – ответил тот. – Я всегда знаю, куда выходить.

– Вас этому учили в академии?

– Если этого в тебе нет, тебя просто не возьмутся учить.

Они продолжили путь по лесной дороге. Было еще не поздно, но густо растущие деревья создавали вокруг полумрак. Армандас, никогда не встречавший ночь так далеко от дома, почувствовал себя неуютно. До сих пор он говорил не умолкая, но вдруг смолк и задумался. Дома, наверное, скотину уже загнали в сарай и садились ужинать.

– Интересно, сколько сейчас времени? – рассеянно спросил он.

– Восьмой час, – ответил Эрвин. – Семь часов с четвертью, если быть точным.

– Откуда ты знаешь? – воззрился на него Армандас.

– Чувству времени нас учили специально. Очень рано, это был один из первых навыков, которые я освоил в академии. На главной башне академии есть большие часы с фигурными стрелками – чтобы всегда можно было проверить себя.

– А как вас учили?

– Нас, маленьких детей, сажали в темную комнату – поодиночке, конечно. Mar-наставник спрашивал нас, сколько сейчас времени, а затем говорил разницу. Выход из темной комнаты был один – не ошибаться.

Глаза Армандаса пробежали вдоль зеленых стен мрачного коридора дороги.

– Жутковато здесь, правда? Эрвин слегка наклонил голову набок, словно прислушиваясь к чему-то.

– Нисколько. Ты просто не привык к лесу, Арман.

– Может быть, встанем на ночь?

– Это делается у воды.

– А где вода?

Эрвин придержал шаг и направил внимание вперед:

– Скоро будет.

Действительно, дорога скоро пошла под уклон и привела к ручью. Они сложили вещи под дерево и пошли собирать валежник для костра. У хозяйственного Армандаса нашелся котелок, кружка с ложкой, одеяло, не говоря уже о еде, тогда как у Эрвина не оказалось ничего, кроме нескольких бесполезных в дороге мелочей и пары книг по магии. Подсчитав припасы, они пришли к выводу, что двоим этого хватит на три дня пути до Дангалора – если, конечно, не объедаться. Пока искали дрова, Эрвин прихватил из леса несколько грибов, и теперь они булькали в котелке, распространяя вкусный запах.

Пока путники возились со стоянкой и ужином, кикимора смирно лежала на котомке Эрвина. Армандас, втайне надеявшийся, что она сбежит, пока они ходят за дровами, был разочарован, застав ее на месте.

– Уж не собираешься ли ты таскать это с собой? – кивнул он на кикимору, когда они закончили с делами и уселись у костра в ожидании похлебки.

– Нет, не собираюсь. – Эрвин поднялся и перенес кикимору к костру. Та недовольно зажмурилась. – Нужно побыстрее заживить ей ногу, чтобы выпустить в лес через пару дней. Даже если бы я захотел ее оставить, ничего не получится – кикиморы не привыкают к людям. И правильно, кстати, делают.

Он протянул пальцы над ее ногой, нашептывая заклинания. Армандас взял ложку и стал помешивать похлебку.

– Дай кусочек вяленого мяса, – услышал он сзади голос Эрвина. Мясо, конечно, предназначалось этой мерзкой кикиморе, но Армандас, ни слова не говоря, выполнил просьбу нового друга. Действительно, вскоре из-за его спины послышалось смачное чавканье лягушачьего рта.

– Вкусное мясо, – неожиданно раздался писклявый голосок. – Откуда оно?

Армандас в досаде закатил глаза. Мало того, что этот Эрвин – парень со странностями, он еще и дразнится!

– Иди ты знаешь куда… – проворчал он.

– Тебя спрашивают, откуда мясо, – послышался сзади обычный голос Эрвина. – Неужели тебе трудно ответить?

Армандас медленно, словно боясь уронить голову, повернул ее назад. Прямо в упор на него смотрели два ярких оранжевых глаза с вертикальными зрачками.

Ошибиться было невозможно – его спрашивала кикимора.

– Мясо готовила моя мать. – От изумления его хватило только на то, чтобы выполнить требуемое.

– Твоя мать хорошая, человек, – пропищала кикимора.

– Да. – На лицо Армандаса медленно наползла улыбка. – Она очень хорошая.

Затем до него дошло, что он запросто разговаривает с этим страшненьким существом в балахончике из крысиных шкурок и в мышиных тапочках. Армандас вспомнил, как его мать боялась крыс, как она вскакивала на скамейку и визжала, если ей случалось увидеть в погребе крысу. Он зажмурился и затряс головой.

– Ты что, Арман? – раздался у него в ушах спокойный голос Эрвина.

– Вам, магам, хорошо, вы ко всему привыкли, – сказал он, открывая глаза, перед которыми по-прежнему стояла кикимора, ее сморщенное лицо-кулачок, жиденькие волосенки, острые уши, курносый нос и лягушачий рот. – А у меня просто голова не выдерживает, когда со мной разговаривает такое кошмарное создание… – Он запнулся и замолчал, потому что сообразил, что кикимора понимает каждое его слово.

– Ну почему кошмарное? – возразил Эрвин. – Она же просто красавица! – Его, конечно, занесло, но в нем заговорило то самое свойство, благодаря которому он сочинял приятелям такие замечательные любовные письма. – Ты посмотри, какие у нее чудные оранжевые глаза, а какие длинные ресницы!

– А все остальное? – Насчет глаз Армандас еще мог согласиться, но его трудно было заставить называть черное белым.

– А ты когда-нибудь видел… – Эрвин сделал едва заметную, но очень выразительную паузу, – других кикимор?

– Ты хочешь сказать, Эрвин, что другие кикиморы, – Армандас ужаснулся собственному предположению, – еще страшнее?!

– Арман… – укоризненно протянул тот. – Я хочу сказать, что другие кикиморы далеко не так красивы, как эта.

– Ладно, пусть так, – начал сдаваться Армандас. – Но эта ужасная одежка… она наверняка из крысы…

– Конечно, из крысы, – подтвердил Эрвин. – Это означает, что наша знакомая – отважная охотница. Думаешь, легко для существа ее размеров убить крысу? Это все равно, что для нас с тобой убить волка или кабана. Кроме того, крысы хитры и держатся стаями, а кикиморы, насколько мне известно, всегда охотятся в одиночку.

– Да, моя – отважная охотница! – Кикимора оживленно приподнялась на котомке Эрвина. – Моя всегда ест свежее мясо. Другие всю жизнь едят заячье дерьмо и ходят в одежде из листьев. Моя – не такая, моя носит красивую одежду. – Тонкими ручонками она оправила на себе балахончик из крысиных шкурок.

Армандас переводил взгляд с одного на другую, спрашивая себя, не сходит ли он с ума. Еще утром он прощался с родителями, с братьями и сестрами, еще утром его окружала нормальная, привычная жизнь. А теперь – эта кикимора, этот странный парень, так спокойно рассуждающий о ней… В городе, конечно, все вернется в привычное русло. Это все дорога…

– Эрвин, как твой палец? – вспомнил он. – Не нарывает?

– Нет. – Тот глянул на свою руку.

– Моя не хотела, – сказала с котомки кикимора. – Моя думала – это твоя ловушка.

– Я так и понял, – ответил ей Эрвин. – Мы по ночам спим, поэтому придется тебе полежать здесь до утра.

– Мою здесь не съедят? – спросила она, оглядываясь вокруг.

– Нет. Хищники боятся огня. Он улегся на землю у костра. Армандас бросил тревожный взгляд на его горло, оказавшееся в опасной близости с острейшими зубками кикиморы, но в конце концов решил, что если это не беспокоит Эрвина, знакомого с повадками кикимор, то ему самому тем более незачем беспокоиться. С этими мыслями он завернулся в одеяло и заснул.