"Интриганы" - читать интересную книгу автора (Гамильтон Дональд)

Глава 4

У гостиницы Посада Сан Карлос было замечательное расположение, комфортабельные комнаты, хорошая пища, отличное обслуживание и один маленький недостаток. В определенное время дня шум в холле и примыкающем к нему ресторане был почти невыносим из-за группы музыкантов с электроусилителями, которые чувствовали, что не отрабатывают свою зарплату, если большие окна, выходящие на море, не тряслись в рамах, а серебряная посуда не танцевала на скатертях. Между прочим, единственное, что не нужно любой мексиканской группе, — это усилители.

Сейчас они играли, и я понял, что мне можно кое-что сказать. Разговор — если ваш собеседник сидел близко к вам — был достаточно безопасным с точки зрения подслушивания.

С минуту я рассматривал девушку, потом пожал плечами:

— Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите.

— Вы Эрик. Я Ники. Код — двойное отрицание. Я допил коктейль и отставил стакан.

— Двойное отрицание? Что это значит? Извините, Ники. Вы не к тому обратились. Меня зовут Мэттью.

— Армагеддон, — сказала она.

Я начал было подниматься, но, услышав пароль, снова погрузился в большое кресло и поднял палец, подзывая официанта.

— Еще мартини, пожалуйста, — прокричал я, перекрывая шум. — Что вы предпочитаете?

— “Маргариту”, если можно.

Моя предыдущая подруга считала “Маргариту” провинциальным туристическим напитком, но я лично ничего не имею против этого коктейля из кактусового сока, хотя он абсолютно непригоден для серьезного питья.

— И “Маргариту” для леди, пожалуйста, — прокричал я вслед официанту. Звуковые волны от группы ритмически перекатывались через меня. Я сконцентрировал внимание на девушке рядом со мной. Она была довольно хорошо сложена, с темными волосами, здоровый образец человеческого существа женского пола, делающий все, чтобы скрыть свою женственность. У нее была мальчишеская стрижка — или то, что считалось мальчишеской стрижкой до того, как все начали отращивать волосы. Длинные стройные ноги девушки плотно охватывали мужские брюки с молнией — пройдет еще немного времени, и женская эмансипация доберется до всего, даже до защитных щитков между ног.

Брюки были белые, хлопчатобумажные, слегка расширяющиеся книзу и довольно грязные. Кофточка в бело-голубую полоску тоже не блистала чистотой, так же, как и изношенные белые тапочки, не говоря уже о видимой части ее лодыжек. У нее явно не было лифчика под кофтой. Эта молодая леди не носила его вовсе не из-за отсутствия обычных выпуклостей, а потому, что ей было на это наплевать. А если наплевать ей, то кого это должно волновать?

Словом, она была своеобразным продуктом телевизионных рекламных роликов, хотя возненавидела бы любого, кто бы это сказал. Но если достаточно тупые телемагнаты тратили миллионы долларов на безвкусную отвратительную рекламу, говорящую детям, что надо быть чистым и сексуальным (конечно, пользуясь продуктом А), те, кто поумней и поершистей, вынужденно делали вывод, что единственный разумный ответ — это быть грязным и бесполым.

Однако ее нельзя было назвать некрасивой. Молодое тело приятно округлялось под неряшливым пиратским костюмом. С загорелого, слегка курносого лица на меня смотрела пара ясных серых глаз. Густые темные брови совершенно не были выщипаны, губы лишены помады. Да, это был вполне неплохой рот, достаточно большой и потенциально чувствительный, но сейчас скорее твердый и осуждающий. Я смотрел, как она потягивала “Маргариту”, чудесным образом появившуюся в руках официанта, пока я пробовал мартини.

— Вы не дали мне условного отзыва, — сказала девушка.

— Геттердэммерунг, — произнес я небрежно. — Он к старости становится занудным, как день страшного суда, не так ли?

— О, он не так уж стар, — как бы защищаясь, быстро ответила Ники. Неужели она думала, что я стараюсь заставить ее выдать себя?

— Итак, шифр — двойное отрицание.

— Да, что бы это ни значило.

— Если бы вам полагалось знать, что это означает, он бы вам сказал, — незнание девушкой смысла шифра фактически было предупреждением, что этой молодой леди во время работы не следовало слишком доверять; в любую исходящую от нее информацию должны быть внесены определенные поправки, прежде чем она станет руководством к действию.

— Как его называют? — спросил я.

— Я же дала вам пароль. Что вы еще хотите?

— Как мы его называем? — терпеливо переспросил я. Прежде чем работать с ней, было важно узнать, насколько она в курсе наших дел.

— В конторе он известен как Мак. Я не знаю почему.

— Никто не знает. Может быть, это его имя.

— Никто там не знает его настоящего имени.

— Правильно. Где находится ранчо?

— Что?

— Ранчо, милая. Место, куда мы ездим разглаживать морщины после тяжелого задания. Где оно?

— Западнее Туссона, в Аризоне.

— Что находится за столом?

— Кресло, конечно. О, и окно. Широкое окно.

— Давно я работаю на него?

— Да, несколько лет назад вы какое-то время не участвовали в делах, потом вернулись. Вы один из его основных людей.

— Ба, спасибо, — воскликнул я. — Когда вы говорите это, я чувствую, что одна из моих основных ног соскальзывает в могилу.

— Мак вам очень доверяет, мистер Хелм.

— И вы задаете себе вопрос — почему? — я ухмыльнулся, когда она промолчала. — Что я делал, когда не работал на него?

— Вы были фотографом и журналистом.

— Женат?

— Один раз. Трое детей — два мальчика и девочка. Ваша бывшая жена вновь вышла замуж и живет с детьми на ранчо в Неваде. Старший мальчик учится в колледже где-то на Западном побережье. Думаю, что в UCLA.

Я не знал этого. В нашем деле лучше держаться подальше от людей, которых любишь, иначе кому-нибудь придет в голову замечательная мысль использовать их в игре.

— Ты хорошо справилась с домашним заданием, — похвалил я девушку. — Если ты Ники, когда я Эрик, то кто ты, когда я Мэттью Хелм?

— Марта Борден. Могу я считать, что допрос закончен, мистер Хелм?

— Пока да.

— Вы очень подозрительный. И злой. Вам не было нужды убивать того человека.

— Правильно, — согласился я. — Не надо было. Он мог бы прожить долгую, счастливую, полезную жизнь. У него было право выбора. Он решил стрелять в меня.

— А вы сбросили его за борт, утащили лодку и оставили тонуть.

Я мрачно взглянул на нее. Наверное, мне не дано их избежать. Только избавившись от одной, находившей тонкие различия между птицей и птицей, я встретил другую, которая делала тонкие различия между убийством и убийством: застрелить, очевидно, было нормально, а утопить — ужасно. Или, возможно, неудачно стрелять морально приемлемо, а удачно топить — нет.

— Бедняга, — вздохнул я. — Если бы только ему удалось проделать во мне дырку при помощи симпатичного семимиллиметрового “магнума”, никто бы не тронул и волоска на его милой головке. Я обливаюсь слезами. Однако полагаю, ты проделала долгий путь до Мексики не для того, чтобы посочувствовать неудачливому убийце?

Губы, незнакомые с помадой, затвердели.

— Мистер Хелм, то, что в вас стреляли, еще не дает вам права...

Мне надоела эта комедия.

— Дорогая, ты становишься утомительной. Сколько раз в тебя стреляли?

— Ну...

— Вот так. Впредь подожди, пока кто-нибудь попробует, а потом можешь говорить людям, какими терпеливыми мишенями они должны быть. Во всяком случае, кто говорит о правах? Это — жизнь. Парень сегодня стрелял в меня шесть раз. Он промахнулся, но у него оставалась еще целая куча патронов. Видимо, он получил инструкции (интересно, от кого?) и возобновил бы попытки пристрелить меня. Теперь, если он не чертовски хороший пловец, он не будет больше пытаться сделать это. Только и всего. А сейчас скажи, что я должен сделать. Думаю, без нетерпеливого стрелка за спиной я выполню задание намного лучше.

Марта глубоко вздохнула.

— Ну хорошо. Вы должны как можно скорее найти безопасный телефон.

Я пристально посмотрел на девушку.

— Тебя послали в такую даль, чтобы сообщить мне только это?

— Вы не должны звонить по специальному номеру. Наберите номер офиса и попросите Мака.

— Но ты можешь мне сказать, в чем дело? Она отрицательно покачала головой.

— Я точно не знаю.

— Что значит “как можно скорее”? Я не могу позвонить отсюда: здесь один телефон в деревне, один у администратора гостиницы, и вокруг обоих чертовски много народу. Я позвоню либо из самого Гуайямаса, если смогу связаться со Штатами, либо после пересечения границы — а это двести пятьдесят миль на машине. И если я выеду сегодня вечером, меня могут остановить мексиканские власти, которые будут интересоваться пустой лодкой, дрейфовавшей в заливе. Так или иначе, я не думаю, что смогу в столь поздний час взять свою малютку с причала морского клуба. Придется оставить ее...

— Нет, не делайте этого! Я ухмыльнулся.

— Ну разумеется! Приложив столько усилий, чтобы всучить мне эту чертову маленькую ракету, Мак не захочет, чтобы я бросал ее.

— В любом случае лучше не вступать в конфликт с мексиканскими властями. Я не думаю, что несколько часов сейчас что-то решают.

— Хорошо, тогда я буду планировать отъезд на утро. Скажи мне одну вещь. Ожидал ли он, что меня попытаются убить?

— Не думаю. Но Мак поручил мне вступить в контакт, как только будет сделана такая попытка.

— Это можно было предположить. Хотя обычно я ошибаюсь, когда пытаюсь предугадать его действия. Но он мог бы предупредить.

Ее глаза холодно блеснули.

— Вы профессионал, не так ли, мистер Хелм? Всегда начеку, всегда готов, как бойскаут. Разве вам нужно специальное предупреждение?

— А если бы попытки убить меня не было, мисс Борден? Что тебе предписывалось делать в этом случае?

— В любом случае я должна была вступить в контакт через день или два.

— А если бы в меня стреляли или напали другим способом, тебе следовало тут же передать инструкции. Да, все верно. Шеф знал, что покушение изменило бы мои намерения, и хотел, чтобы ты перехватила меня до того, как я доложу о происшествии обычным путем. Давно ты здесь?

— Две недели.

— А где остановилась?

— С ребятами. Вы их видели. Я собиралась ехать одна, но, встретив эту компанию, сделала так, что они пригласили меня с собой. Это хорошее прикрытие. У них есть переделанный панелевоз, в котором мы ночуем на площадке для прицепов. А еще один из парней взял на время лодку своего папаши. Иногда мы берем в нее одеяла и спим на берегу какого-нибудь острова. Забиваем косяк. Нюхаем кокаин. Ловим кайф от героина. Совокупляемся как животные. Настоящие оргии, старик. — Она состроила гримасу. — А вообще-то единственное, что они употребляют, кроме самой малости травки, это пиво.

— И много они знают?

— Ничего.

— Как тебе это удалось?

— Я помешана на экологии, дружище. Наблюдаю за птицами, потому что озабочена судьбой пернатых в этом загрязненном мире. Я трясусь над фрегатами, синеногими олушами, бакланами, пеликанами и прочими тварями. Знаете ли вы, что коричневые пеликаны подвергаются огромной опасности, равно как ястребы и орлы? И все из-за ДДТ. Скорлупа яиц становится такой тонкой, что они расплющиваются. — Марта глубоко вздохнула. — Я не должна над этим смеяться. Это не смешно.

— Не смешно, — согласился я. — Итак, наблюдение за птицами. Что тебе это дает?

— Преимущество ползать по скалам с биноклем. Я была на холме с противоположной стороны бухты, когда вы пронеслись, чтобы... встретить его. Я все видела в бинокль. Иногда в самую бурную погоду я чувствую жуткую потребность выйти посмотреть, что делают птицы...

— По ночам?

— Сегодня вечером я уговорила ребят сплавать на один из птичьих островов. Это большие скалы, покрытые гуано, на выходе из бухты. Мы зажгли лодочный фонарь, якобы для того, чтобы рассмотреть гнездящихся там птиц. На самом деле... на самом деле я рассчитала, что если бедняге удастся остаться на плаву, то при неизменном направлении ветра он скорее всего приплыл бы именно туда. Но там никого не было.

— С таким партнером, как ты, я мог бы отказаться от карьеры убийцы. Я их топлю, ты делаешь искусственное дыхание. Какой смысл?

— Все это не очень весело, — холодно отозвалась девушка. — Во всяком случае, его там не было. И я вам не партнер, мистер Хелм. Я только курьер.

Я медленно кивнул:

— Армагеддон. Геттердэммерунг. — Когда недавно Мак сменил пароль, я решил, что он просто, играет в слова. Но не исключено, что он пытался этим что-то сказать. Например, что происходит что-то большое и ужасное. Я поколебался. — Джентльмен, который сейчас изображает из себя рыбу, был послан кем-то, кто хотел вывести меня из игры. Меня и скольких еще, Ники? И сколько таких курьеров, как ты, поджидают поблизости, чтобы передать послание Мака подобным мне, которых этот загадочный кто-то хотел бы убрать? Марта Борден облизала свои бледные губы.

— Вы себя недооцениваете, мистер Хелм.

— То есть?

— Мак почему-то очень в вас верит. Есть некоторые другие, да, но у меня послание только для вас. Вы должны получить его, как только свяжетесь по телефону с Вашингтоном. Все зависит от вас.

— Что зависит?

— Я хотела бы знать, — ответила она, — и хотела бы верить, что Мак выбрал подходящего человека для дела, каким бы трудным оно ни было!