"Султан Луны и Звезд" - читать интересную книгу автора (Арден Том)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ИСЧЕЗАЮЩАЯ ПЕСНЯ

Глава 1 СВЯТИЛИЩЕ ПЛАМЕНИ

В глубине пустынного царства Унанг-Лиа пролегли скалистые красные вершины Хребтов Терона. Дерзко, внезапно вздымаясь к безоблачным небесам, величественные горы бесстрастно царят над морем зыбучих песков. Когда солнце стоит высоко, зазубренные пики горят багровым огнем, а когда день клонится к концу, ослепительное сияние сменяется более темными цветами — лиловым, зеленым, синим. Но посреди них всегда найдется один, который светит ярче, — это золотой луч. Он светит с высоты нагорья, подобно лучу маяка.

Для странника, который пересек бескрайнюю засушливую пустыню, вид этого «маяка» может показаться странным, пугающим. Иноземец, пожалуй, прищурится и воззрится на сияющий луч с трепетом и замиранием сердца, а унанг тут же рухнет ниц на песок и прошепчет название Священного Города.

Каль-Терон!

Это жемчужина высокогорья. В далекой Сосенике, в Ямаринде и Эмаске, на островах Зоэбида и побережье Куатани это слово произносят с благоговейным трепетом. Год за годом к Каль-Терону стремятся паломники, покидая кто белесые холмы, кто густые рощи, кто рынки, кто дворцы с их тенистыми садами. Многие из паломников больны, многие стары, и все же они, не ведая сомнений, стремятся сюда. Многие умрут по пути, но какое это имеет значение? Для унангов умереть по пути в Каль-Терон — высшая благодать.

Сегодня, когда солнце садится за горами, в Священном Городе кипит жизнь. Горят факелы, бьют барабаны, звенят бубны, ароматы благовоний и чудесные распевы поднимаются к небесам.

Это праздник Пророка. В Великом календаре Унанга, который строится на сложнейших расчетах орбит и периодов обращения планет, смещениях звезд и фаз луны, много праздников, но ни один из них не сравнится с этим. Пять дней правоверные старательно постились и молились. И вот теперь, вечером пятого дня толпы народа, ликуя, празднуют торжество рядом с величественной постройкой, что стоит на холме. Стены могучей твердыни богато украшены рубинами, гранатами и аметистами, а зовется она Святилищем Пламени. Это — главный храм тех, кто верует в Терона. Немногие из них когда-либо увидят то, что находится за его стенами. Собираясь здесь толпами, истово верующие знают лишь, что именно здесь, в этом громадном, изукрашенном драгоценными каменьями светильнике пылает Священное Пламя.

В горячем ночном воздухе пульсирует волнение. Приближается апогей праздника. Вскоре к святилищу поднимется Калед, султан всех унангов, и исчезнет за огромными дверями. Говорят, что будто бы, войдя внутрь, он будет смотреть на пламя, и в него, как и в его предшественников, проникнет огонь Терона. А потом настанет мгновение, которого все ждут с замиранием сердца. Султан покинет святилище, выйдет, встанет на вершине рубиновой лестницы и устремит взгляд на тех, кто собрался внизу. Взгляды всех обратятся к нему, уши будут жадно ловить каждый звук, когда он скажет — а он должен сказать:

«Пламя еще горит».

Этого достаточно. Этого во все времена было достаточно. Потом для подданных настанет пора падать ниц и кричать от радости.

Но все это пока впереди. А сейчас толпа замерла в ожидании, она охвачена лихорадочным нетерпением. «Султан Луны! Султан Звезд!» — слышатся то тут, то там приглушенные распевы. Из-под туго скрученных тюрбанов струйками стекает соленый пот. Колышутся прячущие лица женщин чадры от взволнованного дыхания.

А потом слышатся вздохи, а потом — восклицания. Час пробил! С противоположного конца церемониальной дороги, от ворот величественного здания, называемого Дворцом Шепотов, доносится пение рогов. Толпа в экстазе. Султан в роскошных одеяниях является перед толпами обожающего его народа.

Перед ним маршируют шеренги стражников. Они, как и их командир, в одеждах цвета пламени — цвета государства. Одни стражники вооружены копьями и ятаганами, а другие держат на поводках львов. Вокруг приплясывают богато наряженные евнухи. Они бьют в барабаны, дудят в трубы, вертятся и подпрыгивают. Колышутся, развеваются дивные шелка их одежд. Мускулистые рабы несут резные носилки с узорчатыми занавесками, пышными подушками и раскачивающимися светильниками. Над церемониальной дорогой, высоко над головами людей плывет султан, застывший в благоговейной позе. Он сидит, скрестив ноги, склонив голову и воздев руки к небесам.

— Султан!

— Султан! — слышится со всех сторон. Кто-то стонет, кто-то улюлюкает, кто-то тянет к султану руки, кто-то хлопает в ладоши и, раскачиваясь в такт, принимается распевать всем известный гимн, провозглашающий величие владыки:

Поначалу взгляды всех обращены только к султану, но вот появляются еще одни носилки, затем — еще одни. И пусть и те, и другие не так роскошны, как те, на которых восседает султан, они все равно прекрасны, и люди, глядя на них, точно так же замирают и преисполняются благоговения — ибо и двое, следующие за владыкой Унанга, также войдут в Святилище.

Султана сопровождают прекрасные юноши. Они сидят на подушках, молитвенно сложив руки. Один из них, высокий, стройный и гибкий, как ива, усыпанный лепестками лотоса и жасмина, — это принц Деа, единственный сын султана. Он впервые войдет в Святилище Пламени. Мальчики глядят на него с завистью, девушки вздыхают от затаенной страсти. Принц еще не достиг совершеннолетия, но недалек тот день, когда он возьмет себе первую невесту и навек свяжет свою судьбу с родом, что пошел от Пророка.

Следом за принцем на носилках несут юношу в простых одеждах. Это — молодой ученик Школы Имамов, и теперь все зовут его Новообращенным. Еще вчера у Новообращенного было другое имя, но оно уже утрачено для него, оно уже сгорело в пламени забытья. Каждый год одного из учащихся Школы избирают для входа в Святилище Пламени. В знак нерушимой связи между султаном и орденом Имамов именно очи Новообращенного нынче первыми зажгутся от священного Пламени. Но и тогда, когда мгновения великого ритуала минуют, Новообращенный не покинет Святилища. Ему более не дано увидеть ничего — священное Пламя станет последним, что он увидит.

Но нет выше чести для унанга. Новообращенного встречают с трепетом и поклонением, с молитвами и низкими поклонами, ибо в само мгновение своего появления на свет этот неизвестный юноша словно бы облачился в мантию святого.

Какие помыслы владеют Новообращенным? Он покачивается на носилках, глаза его закрыты, лицо бесстрастно, поза безмятежна. Быть может, он уже успел, как учил его духовный наставник, очистить свой разум ото всех мыслей. Быть может, его сознание уже отделилось от него и он равнодушен к толпе, как и к лицу того человека, которого несут на носилках впереди и который сейчас обернулся к нему. Это принц Деа. Его лицо стало землистым от страха. Он выкрикивает то имя, которого Новообращенный лишился навсегда:

— Таль!

Это всего лишь кратковременная слабость. Стройный юноша овладевает собой и вновь молитвенно складывает ладони и так же крепко, как Новообращенный, зажмуривается. Он надеется, что у его друга закрыты не только глаза, но и разум — закрыт для памяти, а более всего для желаний. Несомненно, они должны исполнить предписанный им долг. Но как сурова судьба — как это горько, что из всех Новообращенных именно Талю суждено было оказаться избранным для службы в Святилище Пламени!

Таль был самым близким другом детства принца. Но это было вчера, а сегодня он уже более не Таль.

Церемония начинается. Султан стоит на рубиновой лестнице. Его сын и Новообращенный — позади него. За ними, на почтительном расстоянии, рядами выстроились имамы, стражники, евнухи. Музыка и песнопения звучат громко, экстатически. Но вот владыка вытягивает руки перед собой, и мгновенно наступает мертвенное безмолвие. Все правоверные падают ниц и касаются лбами мостовой. Наверху распахиваются огромные створки дверей. Теперь возглавить процессию должен Новообращенный. Кто-то вкладывает в его пальцы подвешенную на цепочке курильницу. Стражники и имамы расходятся, словно волны моря. Евнухи поют без слов высокими, писклявыми голосами.

Таль — тот, кто некогда носил это имя — смотрит прямо перед собой. Трепеща, ступает он в пещерную тьму. Он в смятении. Он-то думал, что за дверьми увидит пылающее жерло огромной печи. Где же Пламя?

Но тьма длится лишь мгновение. Двери с громким стуком закрываются, и становится виден свет — оранжево-красно-золотой. Он мерцает и манит к себе Новообращенного. Медленно, благоговейно он идет вперед — так, как велел ему учитель.

О, каким леденящим холодом страх сковал его сердце! Его решимость слабеет. Он почти забыл о том, что в руке у него — курильница, а она раскачивается все сильнее. Клубится благовонный дым, и от него глаза у Новообращенного начинают слезиться — а быть может, самые настоящие слезы бегут по его щекам. Перед ним только голая каменная стена, но ближе к углу — арка, а от арки ступени уводят вниз. У Новообращенного подгибаются колени. На миг ему вдруг хочется убежать отсюда, убежать к принцу, но он лишь едва отводит взгляд в сторону — и видит перед собой сверкающее забрало шлема стражника-эбена.

Одетый в золотые доспехи, с кривой саблей в руке, стражник в полумраке кажется призраком. Таль косится в другую сторону, но тут же видит еще одного стражника, и еще одного, и еще. И эти тоже возникают из мрака, подобно призракам. Он дрожит, с губ его срывается вздох. Так, значит, это правда — про эбенов! Всю жизнь, сколько он помнит себя, он слышал об этих стражниках, но до сих пор по-настоящему не верил, что они существуют.

Он многое знает о них. Лучших эбенских рабов-мальчиков отбирают, а потом муштруют в подземельях под Святилищем. Этим стражникам суждено никогда не покидать этого священного места. Их жизнь проходит рядом с Пламенем, но как раз Пламени-то они и не видят. Во время обряда Посвящения мальчиков-рабов ослепляют, но зато все остальные их чувства затем тренируются и доводятся до совершенства.

Обливаясь потом и дрожа, смертельно напуганный Новообращенный неверным шагом бредет к лестнице. С обеих сторон его окружают устрашающего вида стражники. Он уже успел забыть обо всем: о своей священной судьбе, об избранности, о той чести, которой он удостоен — только он один изо всех правоверных. Будь у него возможность убежать — он бы убежал, но ему некуда свернуть, негде спрятаться. Звуки тяжелой поступи слепых стражников эхом отлетают от холодных каменных стен. Виток за витком уводит вниз лестница. За те эпициклы, что минули с тех пор, как Пророк нашел Пламя, многие забыли о том, что величественное, изукрашенное каменьями Святилище было возведено, подобно надгробию, над глубокой горной пещерой. Свет постепенно набирает силу. Таль слышит приглушенный рев.

И вот — последний виток ступеней.

Таль дико кричит. Жесточайшие спазмы сотрясают все его тело. Ноги у него подкашиваются, он опускается на пол, не сводя глаз с ослепительного столпа света. Пламя рвется ввысь из углубления в полу, из круга, обложенного камнями. Сила его безудержной ярости способна испугать кого угодно.

Принц вскрикивает, бросается к другу. Увы, поздно... Эбены встают между ними и крепко держат того и другого. Еще несколько мгновений — и они швырнут Новообращенного в Пламя, но не сейчас, не сейчас... Ритуал должен совершаться, как заведено. Сначала юноши обязаны встать на колени, затем — опуститься ниц. Между ними величаво встает султан. Затем он тоже падает ниц и обращает к пламени любовно-рабские воздыхания и стоны. Он умоляет огненное божество принять его, благословить его, простить ему совершенные грехи. Он страстно просит огненное божество принять его скромное приношение.

Эбены хватают Новообращенного и волокут вперед.

— Нет!!! — кричит он испуганно, умоляюще. Он вопит, пытается вырваться, выкручивается, лягается, а принц, онемев от ужаса, только молча смотрит на него. Теперь он уже ничего не может сделать для своего друга.

А через мгновение уже не только принц — никто на свете не в силах ему помочь.

Султан с опаской смотрит на испуганного сына. Рев Пламени становится невыносимо оглушительным. Огонь ревет и стонет, словно жестокий штормовой ветер.