"Невидимки" - читать интересную книгу автора (Гамильтон Дональд)Глава 22Любитель, утверждающий, будто не собирается рисковать, но при этом упирающий револьвер или пистолет в спину обученного профессионала, не оставляет агенту ни малейшей возможности принимать заверение всерьез. Имеется несколько ответов человеку, использующему ствол на манер старого доброго биллиардного кия или стрекала; ответов по преимуществу смертоубийственных, и все до единого мы знаем назубок. Хотя применяем очень редко, ибо вероятные противники дулом не подталкивают. В конце концов, огнестрельное оружие именно затем изобрели, чтоб разить на расстоянии. Умудрившись подавить смех, я сдержался, не стал отнимать пистолет, не отправил Карла странствовать по комнате кувырком, и вообще повел себя тише воды, ниже травы. Комната, кстати, была просторной, недурно обставленной в стиле прошлого столетия, снабженная привлекательной двуспальной кроватью. Обои, впрочем, казались обшарпанными, вылинявшими; а кое-где начинали отслаиваться. И все равно, высокие своды составляли приятный контраст нависающим над самой головою потолкам отечественных отелей, безукоризненно чистых и начисто лишенных всякого своеобразия. Рюкзак моей спутницы покоился на дальней постели, а рядом валялась вытащенная и небрежно брошенная одежда. Сама Карина, отворив дверь и, как условились, предательски впустившая меня внутрь, отступила подальше, предусмотрительно избегая оказываться на возможной линии огня. По-прежнему облаченная в черные джинсы и пушистый белый джемпер, молодая женщина успела сбросить туфли. Не одобряю. Несколько раз получив болезненные удары по ступням, я тщательно избегаю прилюдно разгуливать босиком, но современную девицу, попавшую в пределы четырех замкнутых стен, даже конской упряжкой в туфлях не удержать. Сужу по американкам, но уроженки Швеции, кажется, держались тех же порочных убеждений. Пристально следя за мной, Карина усердно побледнела, напустила на лицо надлежаще озабоченное выражение. Стояла с видом послушной маленькой девочки, подчинившейся боевому приказу, отданному опытными товарищами, но все же чувствующей себя не в своей тарелке. Предательство - не мед!.. Мы заранее договорились: толика смущения не повредит. В образ, который Карина создала для себя и теперь на время возродила, хладнокровная ненависть не укладывалась. "Впрочем, - подумал я, - предавая по-настоящему, крошка смотрела бы точно так же"... И возможность двойного предательства полностью сбрасывать со счетов не следовало. Жизнь свою я полностью вверил женщине, истинному пониманию пока недоступной. Оставалось лишь уповать, что я не совершил роковой ошибки. Правда, шестое чувство нашептывало успокоительные слова, но и шестое чувство иногда способно ошибиться... Карл опять подтолкнул меня дулом: - Handema mot Я покорно принял указанное положение. Смит-и-вессон тридцать восьмого калибра Карл отыскал тотчас, вынул из поясной кобуры, едва не своротив при этом предохранитель. - Хорошо. Можешь распрямиться... В чем дело, Карина? - У него еще один ствол есть! Вернее, целых два! Маленький дерринджер, у меня отобранный. В правом носке пошарь. Отлично. Этот эпизод сценария мы тоже разработали загодя; решили воспользоваться дерринджером, как жертвуемой при шахматном гамбите пешкой, дабы измена, учиненная Кариной, казалась правдоподобнее. Также нельзя было исключать, что девушка перекроила сценарий по-своему, а теперь хотела полностью разоружить меня. Поживем - увидим. На свете существует величайшая глупость: верить всем и каждому. Хуже нее лишь одно: вообще никому не доверять. Ошарашенный собственным промахом Карл немедля поправился: - Не двигаться, Хелм! Замереть! Голос юнца отчего-то потерял командирские нотки. - То двигаться, - молвил я раздраженно, - то не двигаться! Реши сперва, олух Царя Небесного, а потом челюстью щелкай! Я ждал увесистого тычка, но Карлу было недосуг заниматься рукоприкладством. Он согнулся, проверил обе моих лодыжки, хотя Карина ясно указала: правый носок, - вынул маленькое двуствольное чудище из уютной берлоги в шерстяном носке. Выпрямился. И лишь тогда удосужился отпустить мне удар по голове, от коего перед глазами круги заплясали. - Фот тебье, скотьина! Чтоб нье хитриль! В минуты наивысшего эмоционального подъема сопливец начинал изъясняться по-английски с очень сильным акцентом. Бывает... Я обернулся и устало смерил Карла взглядом. Весьма недурен собою был этот малый, невзирая на фанатическое пламя, пылавшее в ярко-голубых зенках. Подтянутый, худощавый, с тонким лицом породистого северянина. Я непроизвольно подивился, не числится ли сей честной юноша графом или, на худой конец, бароном. А возможно, граф или барон, служивший еще под началом какого-нибудь Густава-Адольфа или Карла Двенадцатого любезно пригласил протопрабабушку господина Иохансона прогуляться на травку под кусток... На физиономии Карла застыло победное, торжествующее выражение, присущее субъектам, которые заполучили два заряженных ствола и готовы испробовать их на безоружном неприятеле. Ребяткам сдается, будто в руках у них внезапно очутились волшебные ключи к неизбежной и неминуемой победе над целой Вселенной, хотя на самом деле обзавелись они просто хитроумными устройствами, способными быстро метнуть комочек свинца на известное расстояние. Собственным стволом Карла был девятимиллиметровый хромированный браунинг, вмещающий тринадцать патронов в магазине и четырнадцатый - в камере. Как-то я уже говорил: очень удобная штука, ежели на вас наступают гуськом четырнадцать слепоглухонемых олигофренов. Джинсы и свитер оставались теми же, что и в Стокгольме, да и побриться молодцу отнюдь не мешало бы. Не могу сказать "добру молодцу", ибо ни малейшей доброты в этом существе приметить не удалось. В иных обстоятельствах, стоя перед иным человеком, я воздержался бы от бесполезной болтовни. Упрекать противника просто смешно, а бросать угрозы и пояснять вооруженному пистолетом субъекту, что именно сотворишь с ним, когда наступит твой черед - небезопасно. Вернее, самоубийственно. Такое делают лишь на телевизионном экране. Представляй на здоровье, как медленно и постепенно скормишь окаянную сволочь голодной собаке, но зачем же кричать об этом во всеуслышание? Пусть наказание будет парню приятным сюрпризом в нежданную минуту... Но здесь наличествовала не деловая, разумная обстановка, а дешевая пьеса, поставленная безмозглым любителем, долго и помногу пялившимся в телевизор. Разумного поведения Карл не понял бы. Следовало изображать болвана и утешать неприятеля тем, что все происходит в точном соответствии с кинодешевками, служившими парню главной и единственной школой мастерства. Следовало вести себя сообразно голливудским правилам. - Сучка поганая! - зашипел я на Карину. - Паскуда. Теперь надлежало бестрепетно посмотреть Карлу в глаза и произнести очень длинную и грозную речь. Так я и поступил. Вообразил себя полоумным сочинителем дурацких боевиков и грозно возвестил: - Ты за это заплатишь, негодяй! Это тебе даром не пройдет! - Уже проходит, - ухмыльнулся Карл, приподымая пистолет. - Ну-ка, садись вон в то крьесло и ведьи сепья брилично! Опять разволновался... Недовольно ворча и скалясь, я устроился в указанном предмете гостиничной обстановки. Тотчас же выпалил: - Я еще доберусь до тебя... сукин сын! Карл развеселился по-настоящему. Ощущал себя всемогущим сверхчеловеком и плевать хотел на бессильные выкрики безоружного ничтожества. Именно таких героев созерцал он в американских боевиках: неустрашимые обладатели стволов, спокойно щурящиеся, выслушивая трескотню загнанного в угол и припертого к стенке супостата... Не в детстве, разумеется, созерцал: у шведов большие строгости с фильмами, относящимися к разряду Самое умопомрачительное в этом - факт, что Швеция по сей день сохраняет всеобщую воинскую повинность. Парень, полностью огражденный от любых и всяких телевизионных и кинематографических насильственных сцен - а особенно сцен, где наличествует огнестрельное оружие, - внезапно обнаруживает, что его на полтора года сунули в учреждение, где учат продырявливать ближнего из автомата, убивать ударом штыка или приклада, увечить голыми руками. Также сжигать заживо при помощи противотанковой гранаты. Честное слово, ежели поголовно учите мужчин зверству истинному и настоящему, не ограждайте их от перепалок и перестрелок, понарошку отпечатлевшихся на целлулоидной пленке. Будьте последовательны, господа хорошие! Увы, правительство и последовательность обычно составляют понятия несовместные. Причем, в любой стране. - Я держу на прицеле, ты привязываешь, - распорядился Карл, обращаясь к выжидавшей Карине. - Шнур вытащи из моего левого кармана. Хорошо вяжи, я все узлы проверю. С неподдельным негодованием Карина вздернула подбородок. Однако исправно приблизилась, опустилась на колени, принялась обматывать веревку вокруг моих щиколоток и локтей. - Проверяй что хочешь, - презрительно обронила она Карлу. - Я путешествовала с ним, как велели, спала с ним, как приказывали... Пояснила, как удобнее захватить, сама же и помогла атому. Назвала место, где лежал запасной пистолет! И в благодарность слышу: каждый узел проверим?! Проверяй, проверяй! Может, я его небрежно привязала, чтоб скорее освободился и мне же мозги вышиб? Иди, проверяй... Карл, похоже, немного смутился. - Ты не поняла; дело вовсе не в недоверии. Просто женщины редко умеют затянуть узел как надо. Я ничего иного сказать не хотел. Пожав плечами, Карина фыркнула и поднялась. - Она пересекла комнату, подняла и переместила свой Три точки, одно тире. И снова: три точки, одно тире. Господи, помилуй, V![6] - Грета пришла, - промолвил Карл. - Впусти ее, пожалуйста. Отложив рюкзак, моя спутница отворила новоприбывшей. Темноволосая девица выглядела осунувшейся и исхудавшей за одну-единственную ночь. Не диво. Кроме кровотечения, сказывался и немалый шок. Одежду Грета, разумеется, сменила. Теперь на ней обретались красные шерстяные брюки, белая мужская рубаха и толстый коричневый свитер. Левую щеку почти полностью закрывал приклеенный пластырем тампон. Запавшие глаза блистали ненавистью. Кивнув Карине и Карлу, девица повернулась ко мне. - Попался? Отлично. Продолжая сверлить меня ненавидящим взором, Грета обратилась к любовнику: - Я видела, как он вошел в город, а потом шатался по улицам. Что-то купил на бензоколонке, но к телефону даже не приближался. Прикрытия, как в Стокгольме, не заметно. Я подождала в вестибюле, чтоб удостовериться. Никого. - Надо уведомить Астрид, - рассудительно молвил Карл. - Она опасается, что завтра Хелм способен испортить всю музыку... Грета нетерпеливо взмахнула рукой. - Уведомим! Так ли, иначе ли, а командного своего поста в Лулео Астрид не покинет, время еще есть. Сперва покончим с мерзавцем, а потом уже доложим. Пускай сперва на вопросы мои ответит, ублюдок! Снедаемый сомнениями Карл не унимался. - Белено сообщить сразу. Астрид не понравится задержка, связанная с самоуправством. - Не валяй дурака! Астрид приказала обезвредить этого типа на несколько часов, чтоб не вздумал вмешиваться. Мы его и обезвредим... навсегда. Не помешает никому! Призадумавшись, Грета неохотно согласилась: - Убивать, наверно, и впрямь нельзя. Но если пленник сопротивляется, он может и пострадать в схватке, правильно? Тем хуже для него, а демонстрация в Лаке-форсе все равно состоится... Пусть выложит, куда скрылся второй, который... меня... - Не выложит, - сказала Карина. - Как это? Грета уставилась на маленькую блондинку с недоумением. - Как это, не выложит? - Очень просто. Он собственными руками застрелил напарника. - Не может быть! - На моих глазах. Шесть пуль в упор. - Не верю! - В американских секретных службах идет, если ничего не путаю, ожесточенная внутренняя война. Организация Хелма разделилась на два непримиримо враждующих стана. И дерутся они, точно гангстеры повздорившие. Чего иного ждать от империалистических наемников? - пожала плечами Карина. И облизнула губы. - Допрашивать Хелма бессмысленно. И бесполезно. Ты ему лучше спасибо скажи: прикончил твоего обидчика. - Спасибо? - с презрением переспросила Грета. - Эй ты, волк! Ухлопал своего же друга? - Никогда не числились друзьями, - откликнулся я. - Просто работали вместе. А потом не поладили, выясняя, кому из двоих начальников лучше помогать... - Но меня, - прошипела Грета, - напарник твой изуродовал еще пока вы орудовали плечом к плечу! Драматически притронувшись к марлевому тампону, девка ожгла меня пронзительным взглядом, словно ждала, что я примусь отпираться и юлить, пытаясь ускользнуть от заслуженной ответственности. - Конечно, - заметил я. - Но по какому поводу, собственно, скулеж? - Ску-льеж?.. - На что ты жалуешься? - поспешила растолковать Карина. От негодования темноволосая девица лишилась дара членораздельной речи. Забормотала, брызгая слюной, захлебнулась, умолкла. С трудом овладела собою. Резко развернулась и бросилась к стоявшему в углу комоду. Склонилась, заглядывая в складное зеркало-трельяж. Я не мог понять, чем же занимается достойная особа, глядя на свое отражение. Потом Карина вскрикнула. Грета отделила пластырь, осторожно сняла тампон, возвратилась ко мне. - Любуйся! - прокаркала она. - Любуйся хорошенько! Вот она, работа твоего прихвостня! И еще набираешься наглости спрашивать, на что я жалуюсь?! Позеленевший от ужаса Карл безмолвствовал. Должно быть, не успел или не захотел изучать полученные Гретой повреждения, и теперь созерцал их впервые. Зрелище было впечатляющим. Признаю: даже меня чуток передернуло. Не так-то много на свете хорошеньких девиц, чтобы почем зря кромсать им вывески ланцетами... Но и покойному Вальдемару Коновскому следовало отдать должное: разрез был тонок, решителен, аккуратен. С полным знанием дела произведен. И зашит с полным знанием дела, честь и хвала хирургу. Наверное, Грету пользовал сам доктор Хассельман, и повреждение лечили в том же кабинете, где нанесли... Выглядела щека отнюдь не аппетитно; впрочем, порезанных физиономий я навидался предостаточно, и морщиться от ужаса почел излишним. Обычная картина: швы, засохшая кровяная корка, надлежаще сильное воспаление, которое через денек-другой минует. Если заживление состоится без осложнений. Грета даже не будет особо изуродована: так, самую малость... - Что скажете, Хелм? - завизжала девица. - А что именно тебе услыхать хочется? - полюбопытствовал я и с рассчитанной наглостью передернул плечами: - Грета засопела от бешенства. - И двое суток назад, голубушка, ты помогла похитить человека и подвергнуть его пыткам. Посредством раскаленного железа. Но когда тебе самой чуток поцарапали милое личико, затеваешь неимоверный скандал... Чего же ты иного ждала при своем роде занятий? Как выразился один великий американец, боишься жара - держись подальше от кухни. Сработала моя наглость исключительно хорошо. Избыточно хорошо, пожалуй. Грета попыталась было заговорить, но трясущаяся челюсть не давала словам вылетать разборчиво и гладко. В конце концов, девка оставила безнадежные потуги, заревела и задрала свитер. Я подумал было, что Грета хочет закатить маленький сеанс домашнего стриптиза, но, как выяснилось, к ее ремню, продетому сквозь поясные петли джинсов, крепились небольшие кожаные ножны, которые не пустовали. Сувенирный клинок - ими в этих краях торгуют напропалую и с огромной выгодой. Четырехдюймовое лезвие, откованное из превосходной шведской стали. Березовая рукоять, на славу обточенная и отполированная мастером. Серебряная инкрустация. Красивое оружие, только держала его Грета весьма некрасиво: так, словно собиралась колоть лед и готовить коктейль. - Воспоследовала короткая пауза. Так бывает всегда. Сколь бы ни были разъярены любители, просто взмахнуть ножом и ударить они просто не умеют. Сперва надобно произвести на супостата крепкое впечатление, увидеть, что мерзкий неприятель съеживается от страха. Да и себя чуток взвинтить не мешает... - С ума сходить начинаем? - участливо спросил я. - Чертовски жаль. Грета. Спокойнее держись, а то лицевые мышцы сокращаются без толку и мешают ране правильно затягиваться... - Грета! - завопил Карл. - Не делай этого! Сама не простишь себе, когда угомонишься! - Себе?! Я - Значит, приступайте, сударыня, - подзадорил я. - Не заставляйте публику ждать. - Не дразни ее, - почти умоляюще молвил Карл, - видишь ведь: человек теряет голову. - Человеку терять нечего, любезный. Спектакль разыгрывался без сучка, без задоринки, словно по маслу. Я привлек внимание обоих террористов - сообразно замыслу; но вот решающий удар затаившегося до поры подкрепления отчего-то запаздывал... Грета, наконец, отважилась. Я непроизвольно отметил, что нож изящен, блестящ, новехонек, и наверняка туповат, равно как и владелица его. Торговцы не продают неумехам-туристам лезвий, отточенных до бритвенной остроты: если половина покупателей ненароком вскроет себе вены, от прилавка не отходя, - можно сворачивать бизнес и вешать объявление: "Закрыто". Но все же клинок был достаточно остер, чтобы раскроить мою физиономию. А коль скоро посчастливится в последний миг отклониться, все четыре дюйма закаленной стали вонзятся в основание шеи, либо за ключицей; и тогда удар окажется гибельным. Грета подобралась, резко взмахнула рукой. И позади раздался негромкий хлопок. Нож вылетел вон из женской руки, приглушенно звякнул о старый, истончившийся, почти насквозь протертый несчетными подметками ковер. На обезображенном лице отразилось внезапное изумление. Грета начала было поворачиваться, не понимая, что ужалило ее в самую неподходящую минуту. Снова послышался хлопок. Девица пошатнулась и рухнула плашмя. Карл уже лихорадочно извлекал браунинг, с недопустимой беспечностью заткнутый за пояс. Оружие зацепилось - то ли предохранительной скобой, то ли чем-то иным, - и выдергиваться не соглашалось. - Ответом ему была ударившая в грудную кость пуля двадцать второго калибра. Карл повалился, так и не успев достать отличный хромированный браунинг о четырнадцати зарядах. Маленькая миссис Сегерби шагнула вперед. Стиснула револьвер обеими руками. Тщательно прицелилась и всадила Карлу новую пулю, в затылок. Потом наклонилась над Гретой, ухватила молодую стерву за волосы, перевернула навзничь. Сызнова прицелилась. Очевидно, хотела поразить противницу в середину лба, но чуток ошиблась и высадила Грете левый глаз. Роли это не играло уже ни малейшей, ибо девка подохла сразу после второго выстрела. Сжимая рукоять револьвера, Карина застыла на месте, слегка покачиваясь из стороны в сторону, белая, точно мел. По горлу молодой женщины пробегали заметные спазмы. Попусту волновать и полошить любителя, совершившего первое в жизни убийство, никому не советую. Приведя нервную систему в надлежаще возбужденное состояние, человек зачастую бывает не способен прервать начатое и оставить незастреленным хоть одно существо, обретающееся поблизости. Наверное, синдром добросовестности сказывается или простая истерика - не знаю. Вот я и сидел, не шевелясь, покуда Карина не обмякла - самую малость. Медленно и очень спокойно произнес: - Теперь, ежели собираешься выблевать, подними предохранитель, положи револьвер на кровать, а уж потом беги в сортир. У тебя остался нерасстрелянный патрон, и обидно было бы напоследок застрелиться или меня в лучший мир ни за что, ни про что спровадить. Когда облегчишь душу и желудок, возвращайся, подыми вон тот очаровательный ножик и разрежь веревки... |
||
|