"Время перемен" - читать интересную книгу автора (Аренев Владимир)

Глава пятая. Гости, знатные и не очень

— Впечатляет, — Резникович отошел от окна и в изнеможении опустился в ближайшее кресло. — И что, по-твоему, мне теперь делать?

— Наверное, выйти к ним, — осторожно предположил Максим. — Не к Мэркому же они пришли. К тебе.

— И что я им скажу?

— Говорить ничего не надо. Мне так кажется. Хотя, конечно, я могу ошибаться. Не переживай, сейчас вернется наш хозяин и все объяснит. А толпа — да, впечатляет…

Что там, собравшиеся «паломники» просто пугали своим количеством! Журский с досадой подумал о древних правителях-тиранах, которые вырезали своим слугам язык. Жаль, что Мэрком в этом отношении гуманнее. Теперь вот расхлебывай!

Максим уселся на подоконник, чтобы еще раз поглядеть на пришедших.

Первые из них явились сюда примерно полчаса назад, как и предсказывал Кэвальд. Внешне для Журского они ничем не отличались от людей, эти «эльфы». Ощущение чужеродности он приписывал собственным предрассудкам. И отчасти даже радовался, что у местных жителей нету, скажем, зеленых пупырчатых ушей или хоботов вместо рук. Надюша не так испугается.

/"Если она вообще жива!"/ Да нет, а что с ней станется? Вот и Мэрком говорит, что в окрестностях никакие хищные твари не водятся, малярийных комаров здесь никогда не было. Может, она просто не туда пошла. Может даже, ее кто-то из «паломников» видел!..

…А они все прибывают. Разглядывая эту разноликую толпу, самое время вспомнить школьные учебники по Средневековью. Ну-ка, кого тут у нас больше всего? Ремесленников? купцов? простолюдинов? Так сразу и не скажешь. Перемешались они, как будто одно только присутствие Создателя стерло все границы, — ну коммунизм в чистом виде!

Стоят, запрокинули головы вверх, выискивают глазами окно, в котором, если им повезет, появится Создатель. Детей мало, стариков тоже почти нет; пришли пешком — и путь был явно неблизкий. Небось, сразу, как только Резникович с Журским миновали Круги Эльфов, так в путь и отправились. Кто-то, утомленный, жует второпях прихваченное с собой из дому; кто-то пьет из фляжки, протягивает ее соседу. Гомонят, но тихо, сдержанно, уважая как хозяина, так и его гостей (вернее, того самого гостя!). Многие садятся прямо на траву — слишком притомились, пока шли, а если вдруг в окне кто-нибудь появится, так они успеют встать!

…И встают, когда к ним выходят Мэрком с Элаторхом.

Отсюда не слышно, о чем говорят. Но на лицах «паломников» воцаряется смесь из ликования и разочарования. «Он вернулся, однако прямо сейчас не сможет выйти к вам», — таков, наверное, приблизительный смысл сказанного.

— Бред, — подает голос из кресла Резникович.

— Что ты имеешь в виду?

— Я чувствую себя так, как будто вернулся в места, где я когда-то был, — но я о них почти ничего не помню. Память возвращается ко мне по фрагментам. Я действую: говорю, делаю что-то — и только потом понимаю, почему говорю и делаю именно так. Я знаком с большей частью тех, кто пришел. И вместе с тем они для меня — незнакомцы.

— Если тебя это утешит, скажу, что Мэрком, похоже, ничего им не обещает. А вообще, когда ты разговаривал с этим летуном, выглядело так, словно вы с ним старые знакомые.

— Так оно и есть! К тому же, кажется, Нерожденных я помню чуть лучше.

За окном послы от «паломников» о чем-то живо дискутировали с Мэркомом. Журский повернулся к Денису:

— А кто такие Нерожденные?

Тот вздрогнул и заморгал, словно только что проснулся.

— Нерожденные? Ну… это те эльфы, которых я непосредственно создал.

Максиму показалось, что его друг просто повторяет когда-то заученные слова.

— Скажи, Денис, ты помнишь, как это было?

Резникович потряс головой.

— Я же говорил тебе!.. — произнес он раздосадованно. — И да, и нет. Но я все время вспоминаю новые подробности.

— Это здорово. Потому что Мэрком с принцем возвращаются. И я уверен, старик будет упрашивать тебя, чтобы ты выступил перед народом.

— Я выступлю, — неожиданно твердо сказал Резникович, хотя пару минут назад сам же спрашивал, как ему быть.

— Только без глупостей, ладно? Как тонко отмечали классики, нам здесь жить. Не переусердствуй.

— Я знаю, что делать. Говорю же тебе, я все время вспоминаю, все больше и больше!

Дальнейшие события показали, что Резникович не ошибался — и на самом деле сумел выполнить все в лучшем виде. Даже скептически настроенный Максим, когда слушал Создателя, почувствовал нечто, похожее на восхищение. «Вот уж не ожидал, что этот старый бумагомарака способен на такие речи! — потрясенно думал он. — Если бы сейчас не видел и не слышал всего этого сам, ни за что бы не поверил!..» Ну а эльфы, разумеется, вообще шалели, внимая обращенным к ним словам Создателя. Хорошо еще, что в башне таки нашелся подходящий балкон, иначе Резниковича в приступе восторженного благоговения точно бы разорвали на клочки.

— Думаешь, они разойдутся? — устало спросил Денис, когда, закончив свою речь, вернулся в комнату и снова опустился в кресло.

Мэрком с Элаторхом переглянулись, после чего старец покачал головой:

— Весьма сомневаюсь. Их даже не станет меньше, хотя преобладающая часть тех, кто уже слышал тебя, отправится по домам.

— Зато новые все будут и будут приходить, — отозвался из своего угла Кэвальд.

— Назначишь время своих выступлений, иначе — никак. — В голосе Максима зазвенело раздражение. — И это еще только начало. Сюда будут сходиться эльфы со всего мира, чтобы послушать тебя, посмотреть на тебя, получить твое благословение. Они забросят свои повседневные дела и станут ходить за тобой толпами…

— Перестань, Макс! Ты преувеличиваешь…

Мэрком вздохнул:

— Увы, но твой друг прав. К сожалению, все будет так или почти так. Но ничего уже не изменить.

— Подожди-подожди, что за ерунда?! Зачем им «ходить за мной толпами»?

— Потому что значительно проще находиться в сиянии мудреца, учителя — но и в тени его — нежели самому пытаться достичь каких-либо вершин, — отрезал старец.

Вечер ознаменовался очередным ворохом происшествий, курьезных и не очень. Начать с того, что после обильной трапезы Максим, естественно, отправился на поиски соответствующего помещения, где мог бы получить облегчение. Ничего похожего Журский не нашел. Угрюмый, он вернулся в гостевые комнаты, собираясь пожаловаться приятелю, — и обнаружил того спящим. Идти искать Мэркома, наследного принца или Кэвальда? Но те уединились где-то в покоях старца и обсуждали проблемы, возникшие с появлением Создателя, а также связанные с дневником Брайлинна (вернее, с содержанием упомянутого дневника). Словом, Максим решил прогуляться во двор, где, помнится, росли весьма густые и надежные кустики.

— Здравствуйте! — вот так, не успел даже на полпролета спуститься, а уже, как говорится, отследили. Оборачивается. Девчушка лет восемнадцати-девятнадцати улыбается, неосознанно теребя край фартука. — А правда, что вы дружите с Создателем? — и громадные голубые глазищи доверчиво впиваются тебе в лицо: «нет, только не врите!»

— Правда.

— Это здорово!

— Да. — («Наверное, так оно и есть. Только сейчас, девочка, меня больше заботит другое…»). Ему пришла в голову мысль, показавшаяся достаточно разумной. — Послушай… а где здесь у вас… место… отхожее?

— А вам зачем? — удивилась она.

«Так, только не говори мне, что ваш Создатель сотворил вас еще и без… Романтик, блин!»

— Использовать по назначению.

— Так у вас же в комнате есть «вечерние вазы».

Сперва Журский чуть не накричал на нее. Мол, при чем тут вазы, когда человеку… Потом догадался, что она имеет в виду.

— Погоди-ка, а кто потом эти «вазы» выносить будет?

— Для этого существуют горничные, — она так и не могла решить для себя, шутит он или говорит всерьез.

— Знаешь, я вообще-то не привык, чтобы за мной убирали. Скажи-ка лучше, где находится… ну… отхожее место.

— Во дворе.

Она объяснила, как его найти, Журский поблагодарил и поспешил во двор, проклиная Дениса за то, что поселил своих эльфов в такой необустроенной эпохе.

Каким-то чудом до места своего следования Максим добрался незамеченным. Вероятно, потому что шел запросто, не скрываясь. Но вот, по размышлении, он смекнул, что во дворе до сих пор стоит табором целое толпище эльфов, прибывших сюда, дабы лицезреть Создателя. Ну а он ведь — «Его друг». Значит, без «интервью» не обойдется.

И не обошлось. Уже возле двери черного хода Журского ухватили за руку:

— Эй! Подожди!

Он постарался придать лицу суровое выражение и обернулся:

— В чем дело?

— Ты же пришел сюда вместе с Создателем, правильно? — на сей раз это был низкорослый эльф с огненно-рыжей шевелюрой и бородкой a la Атос.

— В принципе, да.

— Так тебя Он тоже создал?

— Прости?

— Ну, насколько я понимаю, Создатель, пока отсутствовал, не терял времени даром. Наверное, творил где-то другие миры. А потом узнал от Элаторха, что у нас тут происходит, и поспешил прийти. А тебя взял с собой. Из того мира, в котором находился, когда Его нашел Элаторх. Скажи, ты ведь сам не Творец?

— Да вроде нет.

— Вот видишь, о чем я и говорю! Выходит, ты — одно из Его созданий. Выходит, мы в чем-то с тобой даже братья. Ты Его слуга, да?

— Я его друг детства, — мрачно сообщил Журский. — И прости, если у тебя все, я пойду. Устал, знаешь.

«Атос» не успел ничего ответить, только разинул рот от удивления.

«И ладно, тоже мне, логик нашелся! „Его слуга“! Как же, разогнался!..» Сам Максим тоже набрал неплохую скорость — и поэтому едва не врезался в знакомую девчушку. Похоже, она специально поджидала его на лестнице.

— Ой, извините! Ну как?

— Что «ну как»? — едко уточнил он.

Голубоглазая сообразила, что ляпнула лишнее, покраснела, но не сдалась:

— Я имела в виду, как вам у нас, нравится?

«И чего я взъелся, в самом деле?»

— В целом — неплохо, но отдельные моменты, мягко говоря, печалят.

— Понимаю, — кивнула она. — Послушайте, я хотела вас попросить… не для себя, не подумайте! Для папы.

— Что с папой? Только учти, я не всемогущий.

— Но вы же друг Создателя! — в широко распахнутых глазенках — все та же искренняя вера в тебя. — А с папой… он пропал.

«Вот так. Похоже, люди… и эльфы пропадают здесь слишком часто».

— А чем могу помочь я?

— Учитель говорил, вы отправитесь в Топь. И…

— Подожди-подожди! — поднял руки Журский, пытаясь хоть как-то привести свои мысли в порядок. — О каком учителе идет речь? И при чем здесь Топь?

— Речь идет, вероятно, обо мне, — отозвался Мэрком. Судя по всему, старец поднимался по лестнице и слышал конец их разговора. — Что же касается Топи и прочего… Нимроэль, я же просил тебя!..

— Прости, учитель. Просто я подумала…

— Оставь нас, Нимроэль. И впредь, будь добра, старайся выполнять мои просьбы, хорошо.

— Я слышал, у нее пропал отец, — осторожно сказал Журский, когда девушка ушла.

Мэрком устало потер виски:

— Это долгая история. Пойдем-ка к вам, там поговорим.

— Дело в том, — вымолвил старец, когда они сели в гостиной, — что ее отец на самом деле пропал. Он тоже был одним из моих учеников — и вместе с тем, едва ли ни единственным моим другом. Вместе с ним мы пытались постичь природу и суть тех изменений, что творятся в Нисе. Тирэльвур решил заняться исследованием Топи. К сожалению, там он и сгинул.

— Почему же тогда ваша ученица говорит, что ее отец пропал? Он не умер?

— Мы не знаем. Может, умер, может, нет. Он просто ушел туда с отрядом — и обратно никто не вернулся. А все мои попытки узнать об их дальнейшей судьбе ничего не дали. — (Журский сначала не понял, о чем идет речь, и представил себе Мэркома, проглядывающего утренние газеты, чтобы «узнать об их дальнейшей судьбе». Потом вспомнил, что имеет дело с волшебником, мысленно чертыхнулся и продолжал слушать дальше). — Отправлять в Топь еще один отряд мне запретил Бурин-дор. Во всяком случае, до тех пор, пока в наших знаниях о Топи не произойдет качественного рывка, до тех пор, пока я не смогу гарантировать, что еще один отряд не пропадет, как это случилось с Тирэльвуровым. А откуда в таком случае взяться качественному рывку?!

— А девочка, значит, считает, что мы сможем ей помочь?

— Да.

— А вы, Мэрком, в это верите? — неожиданно спросил Журский, наклоняясь вперед и пробуравливая взглядом старца.

— Я давно уже ничего не принимаю на веру. В данном случае… я бы хотел, чтобы вы попытались. Только не спрашивайте меня, как именно. Не знаю. Да и вообще…

— У вас здесь, наверное, есть библиотека или что-нибудь подобное? Мне нужно больше информации, понимаете. Как можно больше информации. Все, что у вас есть. И не только про Топь, вообще про мир.

— Боюсь, вам их все не одолеть. Книг слишком много, это несколько сот книжных полок.

— И все-таки мне придется прочесть хоть что-то. И еще, мне нужны будут постоянные консультации. Надеюсь на вашу помощь.

— Разумеется. …Скажите, Максим, а почему…

— Почему я вдруг так загорелся желанием помочь вам? Наверное, совпадение впечатлило. — Он задумчиво постучал пальцами по подлокотнику кресла и объяснил: — Очень на дочку мою похожа.

— Нимроэль?

— Да, Нимроэль. Как видите, все завязано не на благих помыслах, а исключительно на эмоциях и на личных чувствах.

Мэрком подумал, что дело-то в том, что благие помыслы, как правило, в таких случаях становятся частью личных чувств, — подумал, но промолчал.

— Ну, — Максим наигранно бодро прихлопнул себя по коленям и поднялся, — время позднее, пойду-ка я вздремну. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Мэрком проводил Журского взглядом, в котором перемешались сочувствие и усталость. Почему-то после сегодняшнего разговора спутник Создателя показался мудрецу более понятным, более эльфийским, что ли… На какое-то мгновение Мэрком даже пожалел, что не поделился с Максимом своими предположениями. В конце концов, тот платок… он, конечно, принадлежал дочери Журского, но кто сказал, что она осталась в Нисе? Девочка вполне могла прийти сюда, бросить платок и вернуться обратно в свой мир. Допустим, она торопились вслед за отцом, когда же увидела, что того нет, оставила знак и поспешила обратно, чтобы надлежащим образом собраться «для приключения». И вот пока она там у себя собирается, здесь пройдет еще не один день.

«Ерунда какая! „Знак оставила“! А кровью зачем было его измазывать?» — он в отчаяньи грохнул кулаком по подлокотнику.

Завтра же он попросит Кэвальда сходить к Кругам. И вообще, может, придет какая-нибудь информация из столицы, куда были отправлены запросы и описание девочки. И еще — надо поставить у Кругов охрану, чтобы никто посторонний не совался. Не хватало еще только, чтобы эльфы шастали туда-сюда между мирами…

Здесь он вспомнил рассказ Элаторха — и снова стукнул кулаком по креслу: как можно было забыть?! Проход-то скорее всего закрылся, если тамошний мохнатик не солгал. Выходит, и девочка не могла просто так уйти-прийти, и уж тем более ничего не грозит какому-нибудь заблудшему эльфу, по случайности попавшему в Круги.

…И значит, если она все-таки проскочила сюда, то и деться никуда не могла. Она где-то в нашем мире. Только — где?

И откуда взялась та кровь?

Библиотека в здешней башне Мэркома была небольшой. Оно и понятно: основные книги находились в башне городской, где чародей жил; поскольку здесь он только проводил опыты, то и литературу собрал соответствующую.

— Во всяком случае, я не буду страдать, выбирая, что именно штудировать, — подытожил Максим. Из всех имевшихся в наличии трудов он счел подходящим только громаднейший фолиант «О природе Срединного и народах, его населяющих, с иллюстрациями Руклида и комментариями Мэркома». Ну а собственно книгу писал, как понял Журский, целый коллектив авторов.

— Ну что же, на ближайшие несколько часов занятие у вас есть, — сказал Мэрком. — Мне необходимо отлучиться. Если что-нибудь потребуется, позвоните в колокольчик и кто-нибудь из слуг обязательно прийдет.

Журский поблагодарил старца и углубился в чтение. Это оказалось не таким уж простым делом. «О природе…» несколько отличалась и от монографий, которые Максиму приходилось изучать по роду свой профессиональной деятельности, и от книг масс-культуры. Построение фраз, способ изложения информации — все это казалось необычным, сбивающим с толку. Да еще и иллюстрации эти на разворот, отвлекающие внимание. Максим с недоверием разглядывал их: «Неужели здесь на самом деле обитают такие звери?!» К тому же ненасытным прометеевым орлом постоянно терзала мысль о дочери. В конце концов Журский отложил книгу и отправился на поиски Кэвальда. Впрочем, сами поиски так и не состоялись — проходя мимо очередного окна, Максим увидел опускающуюся во дворе башни меганевру, а на ее спине — знакомого разведчика.

— С добрым утром!

— А, это вы, — обернулся Кэвальд. — С добрым утром! Вот, отвозил Элаторха к родным. Он-то с ними недавно расстался, а они, из-за расхождения во времени, не видели его несколько лет. А у принца сын… ну, вы понимаете.

— Конечно, понимаю. Скажите, Кэвальд, ваша стрекоза… она выдержит еще один полет?

Разведчик внимательно поглядел на него, потом кивнул:

— В принципе, да. Но давайте лучше пройдемся пешком. Мы ведь говорим о Кругах? Только сначала я бы предложил вам переодеться. Во-первых, ваш костюм не слишком подходит для прогулки по лесу, а во-вторых, к чему привлекать лишнее внимание?

Когда они подошли к воротам (Журский к тому времени последовал совету Кэвальда и оделся как обычный эльф, да и заодно сообщил Мэркому об отлучке), оказалось, толпа «паломников» не убавилась. Даже, кажется, наоборот.

— Они по-прежнему идут сюда, — подтвердил Кэвальд догадки своего спутника.

— Город выглядит так, как будто вот-вот там случится землетрясение и эльфы спешно покидают его. Много лавочек и магазинов закрыто, я уже не говорю о цирюльнях и прочих подобных заведениях. Улицы переполнены. Выглядит все это не слишком приятно, вот что я вам скажу. Городские власти пытаются навести хотя бы подобие порядка, но это у них не очень-то хорошо получается. Тем более, что часть стражников не вышла на работу — по тем же причинам, что и торговцы, цирюльники и прочие эльфы. У меня едва не отобрали меганевру, спасло только то, что я был с Элаторхом и он приказал оставить меня в покое.

— Зачем им понадобилась ваша стрекоза?

— Все летуны, какие только были в наличии, задействованы, чтобы успокаивать горожан. Носятся над Бурином и с помощью громкоговорителей просят не создавать заторов и не впадать в панику. Еще просят всех вернуться на свои места. Ну и других занятий хватает…

— А что же ваши волшебники? Почему они не наведут порядок?

Кэвальд с удивлением посмотрел на Максима:

— Вы, вероятно, еще многого не знаете. Маги такого уровня, как Мэрком, не встречаются на каждом шагу. Если не ошибаюсь, он вообще самый могущественный… но не в этом даже дело. Просто они не рискнут вмешаться в происходящее — о слишком уж сложных процессах идет речь. Да и не забывайте про то, что все это связано с Создателем. Эльфы стремятся увидеть его — и как могут, какое право имеют волшебники их останавливать?!

— Ясно. И это безобразие творится уже второй день?

— Вчера, когда я пролетал над Бурином, там было потише. Просто примерно к утру в город вернулись те, кто слышал речь Создателя. Они подтвердили, что Он на самом деле возвратился. Хотя большинство из нас и так это почувствовало.

— Каким образом?

— Мы, Нерожденные, ощущаем Его присутствие. У наших детей с каждым последующим поколением эта способность чуть-чуть ослабевает, но в целом остается достаточно сильной.

— Не знал! Любопытно, какова природа данного явления… — казалось, в Максиме неожиданно проснулся ученый.

— Если вам на самом деле интересно, переговорите с Мэркомом. Он, по-моему, единственный, кто занимался исследованием подобных вопросов.

— Почему единственный?

— Все, что связано с Создателем, для всех нас священно. И чаще всего — необсуждаемо. Не потому, что Он сам запрещал что-либо подобное, нет.

— Тогда почему же?

— Мне сложно объяснить. Это некое внутреннее состояние… трепет… уважение…

— А Мэрком, значит, таких чувств не испытывает?

— Не могу ничего утверждать с уверенностью. Просто он, Мэрком, всегда был прежде всего ученым, исследователем.

— Даже в ущерб внутреннему трепету.

— Отчасти, наверное, да. И он проводил различные исследования, некоторые из которых, мягко говоря, одобрялись не всеми. Но его авторитет… Мэркому сходило с рук многое такое, что другому никогда бы не позволили делать.

— А кто мог бы запретить ему?

— Сложно сказать… Бурин-дор, наверное. Или Совет волшебников, если бы кто-нибудь из них сынициировал его, Совета, созыв. Маги, знаете, как правило, с трудом переносят общество себе подобных. Мэрком, кстати, в этом отношении как раз является исключением из правила. Ну вот, кажется, мы пришли. Покажите мне, где вы нашли платок. И — он у вас с собой?

— Да, вот он. А нашли мы его… по-моему, здесь.

Кэвальд внимательно осмотрел все вокруг. Потом, как будто заметив след или даже лишь тень следа, он отправился к дороге, с которой они свернули, когда шли к Кругам.

— Не молчите! — не выдержал Максим. — Что? Она в порядке? С ней ничего не случилось?

Разведчик довел след до дороги и там, выпрямившись, повернулся к ожидавшему Журскому.

— Ну откуда же я могу знать такие вещи? По следам видно, что здесь, кроме вас с Создателем, шло еще два эльфа… или, насколько я понимаю, два человека. Действительно, девушка и парень. Вполне возможно, что именно те, которых вы описали. Они подошли к дороге, некоторое время потоптались на одном месте, а потом пошли на юг.

— То есть, в направлении, прямо противоположном башне Мэркома! — с досадой воскликнул Максим.

— Я бы на вашем месте так сильно не расстраивался. Нам будет значительно проще отыскать их на юге, чем на севере. Представьте себе, что они попали бы в город. Как бы мы нашли их в том хаосе, который сейчас там творится?

Журский закрыл глаза:

— Целые сутки! Прошло больше суток! За это время…

— Перестаньте, за это время они не могли далеко уйти. Сейчас мы вернемся в башню, там я запрягу свою красавицу и слетаю поищу их. Теперь, когда известно направление, считайте, мы их уже нашли.

Но когда они пришли в стойло, меганевры там не было. Как выяснилось десять минут спустя, Создатель тоже покинул башню.

— Это было необходимо, — пожал плечами Мэрком. — Таким образом мы хоть частично сможем привести в порядок то, что творится в городе и его окрестностях.

— Послушай, а как насчет моей меганевры?

— Успокойся, Кэвальд. Нимроэль умеет с ними обращаться.

— Я не сомневаюсь. Но послушай…

— Подождите! — не выдержал Журский. — Все это отлично: меганевра, беспорядки… А что прикажете делать мне? Кто-нибудь вообще занимался поисками моей дочери?! Мы с Кэвальдом сегодня выяснили…

— Вот письмо, почитайте. Эльфы скоро прибудут сюда, они займутся прочесыванием местности в течение ближайших часа-двух. — При этом чародей умолчал о том, что эльфов-то всего двое, поэтому «прочесывание» — не совсем подходящее слово в данной ситуации. В письме, кстати, об этом тоже не было ничего сказано. А дело, разумеется, в том, что все имевшиеся в распоряжении городских властей силы брошены на устранение беспорядков, тут уж никому и дела нет до какой-то потерявшейся девчонки. Если бы не настоятельное требование Мэркома оказать помощь, и этих двух эльфов здесь бы не было. — А вот, собственно, записка, которую оставил вам Создатель.

Максим с малопочтительным кивком забрал оба листка и принялся читать их.

— И все-таки я хотел бы знать, когда я получу меганевру обратно, — не унимался Кэвальд. — Мне кажется, ты кое о чем забываешь. Даже если она попадет в руки опытного летуна, нет никакой гарантии, что тот сможет найти с ней общий язык. Он не будет заботиться о ней как следует, это наверняка. В той суматохе у него будут другие проблемы. Пойми!..

— Я сейчас ничего не могу поделать, Кэвальд! Извини. Вернуть их прямо сейчас не в моих силах. Но мы договорились, что Нимроэль прилетит сюда, как только освободится.

— «Как только»! Вот именно!.. — разведчик раздосадованно хмыкнул и вышел.

— И все-таки не понимаю, почему возникла столь срочная необходимость улететь, не дожидаясь нас. — Максим отложил оба послания и повернулся к Мэркому: — Неужели полчаса имеют такое большое значение?

— Выгляньте в окно, — сказал на это чародей.

— Я увижу там что-то принципиально новое?

— Может быть. Эльфы все прибывают и прибывают. Я попросил их покинуть пределы башни, поэтому они собрались за оградой. Они ночевали на земле, потому что я не могу предоставить всем постели.

— Это их выбор. Я, честно говоря, не уверен, что вам стоит так уж переживать по данному поводу. Чем скорее они прочувствовали бы все минусы своего положения, тем скорее ушли бы.

Мэрком покачал головой:

— Они бы не ушли, в этом все дело. Почти семь столетий (кто больше, кто меньше) мы жили надеждой на Его возвращение. Неужели вы верите, что какие-то мелкие житейские неудобства способны остановить их в стремлении увидеть Создателя? Но поглядите в окно. Вчера пришли в основном мужчины, сегодня же начали являться женщины, в том числе и с детьми. Вы знаете, дети рождаются у нас очень редко; при этом они очень хрупки и болезненны.

— И все-таки их матери решились на то, чтобы прийти сюда.

— Я же говорил вам! Чтобы увидеть Его…

— …они согласны пожертвовать собственным ребенком?!

— Они верят, что теперь, когда Он вернулся, ничего плохого с ними не произойдет. Ни с кем. Никогда. Рядом с Ним само упоминание о болезни или смерти кажется нелепой шуткой. Семь сотен лет — большой срок. Многое забыто.

— Но вы помните, — предположил Максим. — И вы, в отличие от них, не верите в то, что теперь все будет по-другому.

— Да нет, они правы, — с горькой усмешкой произнес Мэрком. — Все будет по-другому, это несомненно. Но «по-другому» не значит «хорошо». Да и «хорошо» — понятие весьма относительное… А все-таки зря вы не захотели посмотреть. — добавил он, выглянув через прутья решетки наружу.

— И что здесь такого необычного? — спросил, подходя Журский.

— А то, что как только Создатель улетел, они почувствовали это, особенно Нерожденные. И лишь тогда стали расходиться, хотя Он просил их об этом еще вчера.

— Но все время приходят новые.

— По инерции. Скоро поток иссякнет, я уверен.

— Думаете, в городе будет легче его контролировать, поток?

— Да. И во всяком случае, в Бурине паломники будут обеспечены кровом, едой, питьем и прочими необходимыми вещами, о которых они столь неосмотрительно забыли, отправляясь сюда.

— Знаете, Мэрком, мне нравится ваш образ мышления. Вы талантливый аналитик, вам об этом говорили?

Старец засмеялся.

— Насчет аналитика — ни разу. Обычно хвалят мои невероятные способности к волшебству, благодаря которым я, мол, и развязываю подобные задачки.

— Но, разумеется, волшебством здесь и не пахнет?

— Вы точно знаете? — добродушно поинтересовался чародей.

— Пока не убедите меня в противоположном — не поверю. Там, откуда я родом, волшебников нет.

— Или они научились слишком хорошо убеждать вас в том, что их нет.

Ответить Максим не успел — в комнату вошел Авилн и сообщил своему хозяину, что его хочет видеть вновь прибывший из города некий господин Гулладвэн. Мол, прошлый раз, когда он прилетал за Создателем, о чем-то упомянутый господин забыл договориться с господином Мэркомом.

Чародей извинился перед Журским и поспешил к гостю, бросив только напоследок:

— Подождите меня здесь. Скоро вернусь.

— Скажите, Авилн, а кто такой этот Гулладвэн? — остановил Максим слугу.

— Главный Искатель Бурина, — невозмутимо, словно дворецкий из старой доброй Англии, промолвил Авилн.

«Короче говоря, следователь», — мысленно подытожил Журский.

Выглядел господин Гулладвэн сурово, взглядом усаживал вас в кресло, и казалось, что если только вздумаешь врать — тут же выведет на чистую воду и на ней же, воде с хлебом, будет держать в каталажке до тех пор, пока во всем не признаешься. Словом, пресерьезнейший персонаж.

К тому же он, кажется, успел не на шутку поцапаться с Мэркомом. Максим подозревал, что причина в несанкционированном появлении Создателя на вверенной Гулладвэну территории — факт, повлекший за собою череду беспорядков. А, похоже, больше всего на свете Гулладвэн не любил беспорядки.

После того, как их представили друг другу, Журскому пришлось долго и в деталях описывать все обстоятельства, при которых они с Резниковичем нашли платок Надежды. Главный Искатель внимательно слушал и даже кое-что записывал в свой блокнотик. Не иначе намеревался лично позаботиться об этом деле.

Оказалось, вместе с Гулладвэном прибыло два сыскаря рангом пониже, но с колоссальными, если верить словам Искателя, полномочиями. Они потащили Журского к Кругам и принялись детально изучать местность. Чувствовалось: оба — спецы что надо, от таких никто и ничто не скроется.

— Найдем, — заверил один из них, худой и хмурый. — Жаль только, меганевры в нашем распоряжении нет, а то…

— Подождите, но вы же сюда на стрекозе прилетели, так? — Максим вопросительно переводил взгляд с одного сыскаря на другого.

— Даже на двух, — уточнил напарник худого. — А толку? Господин Гулладвэн наверняка уже отбыл в столицу и прихватил с собой обеих.

— Зачем?!

Хмурый посмотрел на него, как на умалишенного:

— В городе творится дракон знает что, там каждая стрекоза на счету.

Ну что здесь будешь говорить?.. Они по-своему правы, их начальник — тоже. Вот только Максиму от этого ничуть не легче; но ведь «найдут» же, правильно?.. Радоваться бы — да не радостно.

Втроем они вернулись в башню: сыскари — чтобы приготовиться к походу по следам пропавшей Надежды, Журский — чтобы пообедать. Все равно с собой его эти двое брать не собирались. Мол, ничем он им не поможет, только мешать будет.

Трапезничать пришлось в гордом одиночестве, поскольку Мэрком уже откушал, а Кэвальд не желал ничего слышать о еде, будучи в расстроенных чувствах из-за своей меганевры; а больше в башне «господ» не было, прислуга же ела-пила отдельно.

После обеда Журский поплелся в библиотеку, убивать время. Но читать «О природе…» за стоявшим здесь столиком показалось ему очень неудобным, и Максим решил взять книгу к себе в комнату. Фолиантище был знатный, таким можно людей убивать; Журский кое-как пристроил его подмышкой и поволок к дверям. Где Максиму и пришлось задержаться. «О природе…» ни в какую не желала покидать библиотеки — книга намертво зависала у порога, словно была посажена на прочную, хоть и невидимую цепь. Ругаясь вполголоса, Журский не сдавался и рвался к выходу.

— Что здесь происходит?!

От неожиданности Максим уронил фолиант (разумеется, себе на ноги) и уставился на Мэркома. Чародей являл собою олицетворенную фигуру Гнева: с растрепанной бородой и пылающим взором он сурово глядел на провинившегося.

Выслушав объяснения Журского, старец немного успокоился. Кажется, случившееся даже немного позабавило его.

— Вот вам, кстати, возможность убедиться, что волшебство все-таки существует. Ни одну книгу из этой библиотеки никто без моего ведома не может унести. Система защиты тотчас срабатывает — и одновременно срабатывает сигнал, оповещающий меня о том, что кто-то пытается совершить кражу.

— Или просто взять книгу к себе в комнату, чтобы почитать, — ворчливо добавил Максим. — К чему такие сложности? Насколько я понимаю, среди ваших слуг нет воров. Или вы держите здесь какие-то особо тайные манускрипты? Почему же тогда я не видел ни одного?

Мэрком засмеялся:

— Ну, на то они и тайные! Если же серьезно, то в жизни бывает всякое. А многие книги, собранные здесь, слишком уникальны, чтобы рисковать. Я бы не хотел потерять ни одну из них. Поэтому, уж извините, вам придется читать их в библиотеке. Правило есть правило.

— Ладно, забудем про книги. — С помощью чародея Максим положил «О природе…» на место. Присев на подоконник, он покачал головой: — Меня другое волнует. Когда вы планируете вернуть сюда моего друга?

— Какого?.. — потом он догадался. — Создателя? Ну, Он, вероятно, будет теперь жить в столице. Господин Гулладвэн утверждает (и я с ним согласен), что это лучшее решение сложившейся ситуации.

— Вполне возможно, что вы оба правы. Но в таком случае мне необходимо тоже попасть в столицу.

— Боюсь…

— Не бойтесь! Хотите сказать, что поблизости нет ни одной меганевры, которая бы отнесла меня туда? Пусть так. Просто дайте мне в спутники кого-нибудь, кто знал бы дорогу. Я и на своих двоих смогу добраться ничуть не хуже, чем на стрекозе, поверьте.

— А как же ваша дочь?

— Кажется, от меня сейчас здесь ничего не зависит. Двое Гулладвэновых эльфов, насколько я понимаю, вполне компетентны. Простите, но мне нечего делать в вашей башне. А в столице…

— О, вот вы где! — воскликнул вошедший Кэвальд. — Мэрком, я решил, знаешь ли, прогуляться. До Бурина. Хочу удостовериться, что твоя ученица на самом деле умеет обращаться с меганеврами.

Чародей повернулся к Максиму:

— Ну вот вам и провожатый.

Киллах о переменах

Благодаря своему путешествию к Граничному хребту, Клеточник не только обзавелся волшебным мечом. Он еще и увидел, как живут кхарги в самых разных уголках того, что после стало Державой Сынов Господних. Многому научился он — но еще больше предстояло ему узнать по возвращении в Гунархтор.

Тленуракка («Гнездо Смелых») — город большой и богатый — находился в стороне от их пути, но Желтоклыкий настоял на своем.

— Ты же сам хотел, чтобы я рассказал тебе про мои догадки насчет планов господина Миссинца. А теперь отказываешься, — ворчал он. — Не бери в голову, пару дней потеряем, зато потом, возможно, выиграем много больше.

После того, как Желтоклыкий же настаивал, чтобы они двигались к Гунархтору с максимально возможной скоростью, слышать это было странно. Рокх с досадой припомнил, как приходилось тащить еще не до конца выздоровевшего надзирателя на носилках, меняясь с кхаргами-зверьми. А теперь вот…

О случившемся в пещере по молчаливому согласию обоих не было сказано ни слова. Просто в отношениях между воспитанником и надзирателем наметились определенные перемены. Вот, например, раньше Желтоклыкий никогда сам бы не взялся что-либо рассказывать Рокху, а теперь буквально настаивает, еще и в Гнездо это затащил.

Правда, что вылупляются здесь исключительно смелые, заметно не было. Скорее уж, сытые. Вообще прежде всего било в ноздри здесь то, что болезнями или гнилью в Тленуракке не пахло — вот такой парадокс. Чему Рокх несказанно удивился: в любом из городов, виденных им прежде, эти две составляющие являлись непременными, даже в Гунархторе.

Желтоклыкий фыркнул:

— Я же говорил, что тут есть к чему принюхаться.

Они сняли комнату в холме для дорожников, а кхаргов-зверей, как обычно, устроили в общем загоне.

— Сколько вы намерены пробыть в нашем заведении? — почтительно осведомился худощавый хозяин-южанин.

— Всего пару дней, — небрежно проронил Желтоклыкий. И так же небрежно высыпал на стойку сумму, требуемую за постой. После чего повернулся к Рокху: — Пойдем-ка, прогуляемся.

Тот мысленно зарычал, утомленный долгим переходом, но подумал, что Желтоклыкий знает что делает.

— Смотри по сторонам внимательно, — сказал надзиратель, когда они снова очутились на улице. — То, что ты увидишь… всего этого скоро не будет — если удастся задуманное господином Миссинцем.

— А если нет?

— Тогда тебе больше не доведется что-либо увидеть, — отрезал Желтоклыкий.

— Но не только для этого я привел тебя в Тленуракку. Я намерен на время стать твоим наставником, однако прежде давай-ка походим по городу.

И они с головой окунулись в это море запахов и звуков.

Когда возвратился Клеточник в Гунархтор, позвал его к себе Голос Господен

— и принял в своем личном кабинете. А был тот предназначен для самых важных встреч и оборудован соответственно: удобно и вместе с тем роскошно. И сказал Голос Господен: «Вижу я и так, что повеление мое ты выполнил. Теперь же настал срок узнать тебе о воле Одноокого, которую должен я воплощать среди кхаргов — в чем ты мне и поможешь».

Тленуракка был городом древним; за годы, а то и века своего существования он всерьез укоренился на этих землях. И власть свою тоже укрепил наподобие высоченных каменных стен — не подступишься!

— Обрати внимание, — говорил Желтоклыкий, — местных градоправителей давно уже не выбирают. Нет, конечно, прежде, как и везде, после смерти предыдущего очередного градоправителя выбирали из числа постоянных и наиболее влиятельных горожан — однако в те годы и речи не шло о наследственной передаче власти. Теперь — только так.

— Считаешь, это плохо? — спросил Рокх, дабы поддержать разговор. — Все-таки воспитанник, которого изначально готовят к тому, что он будет править городом…

Не договорил. Осекся. Посмотрел на собственное отражение на поверхности одного из рукотворных прудов, которыми славился Тленуракка.

— Вот именно, — со значением сказал Желтоклыкий. — Вижу, ты и сам догадался, мальчик. Воспитанник, которого изначально готовят к какой-либо определенной цели, разумеется, будет лучше исполнять свои обязанности. Правда, при том лишь условии, что оные обязанности не будут ему в тягость. Если сам он пожелает заниматься тем, чем назначено ему заниматься другими.

— А что же в противном случае?

— В противном случае даже управлять городом будет ему противно, уж прости за словопляску. Но Тленуракке жаловаться на градоправителя, пожалуй, не стоит. Хороший воспитанник хороших учителей; зубастый, с тонким чутьем.

— При чем здесь чутье? — не понял Рокх.

— А чтобы удерживать в подчинении город, одних знаний маловато. Нужна, мальчик, еще и интуиция. …Тем более, что Ядозуб управляет не только Тленураккой.

Рокх растерянно присел на бортик рукотворного пруда, смастеренный из гладких бирюзовых камней. Камни нагрелись на солнце и зло обжигали кожу, да к тому же еще пахли по-особому, остро и пряно. Угрожающе пахли.

«Я устал, — подумал Рокх впервые за время всего этого похода за мечом. — Я устал. И я не хочу ничего слышать, просто не желаю вникать во все тонкости…» Что-то напугало его, но он еще не мог понять, что именно; однако было какое-то предчувствие, чутье, как сказал бы Желтоклыкий.

Впрочем, надзиратель говорил уже совсем о другом: в отличие от своих коллег в иных городах, градоправитель Ядозуб властвовал и в Тленуракке, и в примыкавших к ней деревнях — и воля его распространялась на довольно обширную территорию.

— Взгляни на эти деревья, — указал Желтоклыкий на чей-то приватный сад, огражденный внушительным забором. — Каждое из них отбрасывает тень. И тень тех, что больше, перекрывает тени ростков или тени, отбрасываемые травой. Мы привыкли к тому, что власть, которой может обладать один кхарг, распространяется на круг своей семьи, на деревню или город. Как видишь, в Тленуракке династия здешних градоправителей добилась большего. Тогда скажи мне, что мешает кому-либо достичь еще большего? Нет границ для властителя, сумевшего добиться подчинения от своих подданных, сумевшего силой и лаской заставить их признать свою власть.

— И еще, — добавил он некоторое время спустя, когда они оставили позади и рукотворный пруд, и забор приватного сада — и зашагали дальше. — Чтобы властвовать над отдельными элементами, прежде нужно соединить их, объединить. Если, разумеется, они уже не объединены. Возьмем деревенских старост. Те, над кем они властвуют, объединены общей деревней, в которой живут.

— А в городе — городскими стенами, — хмыкнул Рокх.

— Да, — Желтоклыкий не счел нужным обращать внимание на насмешку. — Но в этом суть: то, что объединяет, не должно быть надуманным, искусственным. Иначе ничего не получится.

— И что же объединяет жителей Тленуракки и его окрестностей?

— Династия, из которой происходит Ядозуб. Согласно здешним легендам, Одноокий лично помогал пра-пра-правоспитателю нынешнего градоправителя. И того, кстати, тоже звали Ядозубом. У них вообще у всех одно и то же имя.

— Но это… во-первых, неудобно, во-вторых, просто отвратительно! Не иметь возможности выбрать себе имя — как такое допустили?!

— С одной стороны, конечно, неудобно, а с другой — очень даже удобно. Тленураккцы считают, что душа Ядозуба воплощается всякий раз в его воспитанника — разумеется, после смерти предыдущего градоправителя. А самого первого Ядозуба, повторяю, поддерживал Одноокий.

— Хорошо, почему в Тленуракке существует династическое правление, я понимаю. Они, конечно, с перевоплощением явно что-то напутали: как в уже сформировавшегося кхарга может вселиться кто-либо? Ладно, допустим, это как-то объясняется. Но с какой радости всем этим Ядозубам подчиняются окрестные деревушки?!

Желтоклыкий довольно усмехнулся:

— А ты сам посуди. Всякий раз Ядозуб предыдущий выбирал себе воспитанника не непосредственно из тех нововылупленышей, которые еще оставались на Плато. Он ездил по деревням и подыскивал себе замену среди чужих воспитанников. Конечно, молодого кхарга, приглянувшегося Ядозубу, отдавали безо всяких разговоров, еще и благодарили, что, мол, снизошел. Ведь тем самым деревня становилась избранной, все в ней как бы семейные друг другу

— а теперь один из круга их семьи входил в круг большей семьи, целого Тленуракки.

Рокх с досадой ударил хвостом по выкатившемуся из мостовой булыжнику — продолговатому, очень похожему на яйцо, которое вот-вот треснет и разродится новым кхаргенышем. Булыжник с глухим стуком покатился по улице и в конце концов упал в канавку водостока.

— Узы подобного рода крепки — но только до тех пор, пока они выгодны для обеих сторон. В противном случае цена им — обломок скорлупы.

— Несомненно, так оно и есть, — согласился Желтоклыкий. — И выгода существует для обеих сторон. Для Тленуракки (и в частности для чреды ее Ядозубов) она заключается в том, что подвластные городу деревни выплачивают дань мясом, бляшниками, древесиной и другими ценными объектами торговли. Для деревень же — тем, что местные Хранители Порядка следят за оным не только в пределах городских стен; по сути, здесь существует несколько отрядов Хранителей, которые отвечают за мир и спокойствие в каждом из районов, подчиненных Тленуракке: охраняют поселян от бандитов, от набегов соседних воинствующих кланов и так далее.

— Почему мне ни разу ни один наставник не рассказывал об этом.

— Так велел господин Миссинец. Он считал, что еще не пришло время знать вам об этом. Теперь — пришло.

— Он хочет сделать то же самое с Гунархтором? — догадался Рокх.

Желтоклыкий издал резкий отрицательный запах:

— Нет. То же самое он хочет сделать со всеми кхаргами.

«Посмотри, — сказал Голос Господен Клеточнику, — посмотри вокруг. На землях наших — беспорядок и смятение, грабежи и беззаконие царят на них. Но не оттого возникают они, что Одноокий не достаточно добр к детям своим, к воспитанникам своим. Нет, все дело в нас самих. Кхарги привыкли считать своим гнездом лишь малую часть земли, дарованной нам Господом. Все же остальное для них — чужое и чуждое. И готов сосед поднять оружие на соседа в ослеплении своем».

«Как же ты намерен поступить с этим?» — вопросил Клеточник.

«Всего лишь заставлю кхаргов повнимательнее принюхаться и посмотреть по сторонам. Земля, где мы живем, на самом деле — одно большое гнездо наше. И негоже ссорами и смертями осквернять его, тем самым выказывая неуважение к Одноокому. Настало время объединить деревни и города — сделать то, что будет естественнее разброда в поступках и мыслях наших кхаргов».

«Но все и всегда боятся изменений. Пожелают ли сами кхарги, чтобы с ними произошло то, что ты задумал?» «Это задумал не я, но Одноокий, — отвечал Голос Господен. — Сможет ли кто воспротивиться воле Его?»

— Но это же глупо! — раздраженно притопнул ногой Рокх. Проходивший мимо кхарг-зверь инстинктивно оскалился и отшатнулся.

— Глупо кричать посреди базарной площади, — невозмутимо ответил Желтоклыкий. — Разумеется, — добавил он, — если ты не выкрикиваешь зазывалицы.

Словно желая подтвердить правоту надзирателя, прямо над его ухом какой-то плешивый кхарг с выломанными клыками завопил: «А вот пирафки, кому свешие пирафки, ифчо с кровью, ифчо только сегодня бегали!..» Десяток, да нет, сотня других голосов тотчас взвилась в воздух встревоженными стрекозами, стремясь заглушить друг друга. Рокх раздосадованно зарычал и замотал головой, дабы отыскать Желтоклыкого. После чего шел за ним уже молча, даже не пробуя спорить или возражать.

Наконец надзиратель вывел молодого кхарга из рыночной толчеи-водоворота на самый край площади — здесь было поспокойнее и значительно тише. Не задерживаясь, Желтоклыкий нырнул в покосившийся дверной проем, над которым гордо реял вымпел «Лучшая харчевня».

Называлось сие заведение «Пристанище смелых» — не слишком оригинально, но созвучно с именем города. Всем здесь заправляла мощная, словно вырубленная из гранита кхаргиня. Она тотчас заметила новых посетителей и отдала знак кхаргам-зверям, выполнявшим роль разносчиков, чтобы позаботились о клиентах. Желтоклыкий сделал заказ — и лишь когда на столике перед ними появились блюда из молодого прожаренного летунчика да две порции пряных грибочков, кивнул Рокху:

— Ты, кажется, говорил о глупости, когда нас прервали. Хочешь продолжить?

— Хочу, — угрюмо кивнул Рокх. Ему не нравилось, что приходится говорить о таких вещах в таверне; хотя здесь и было мало кхаргов, но все же рядом всегда могли оказаться лишние уши. Еще больше ему не нравились пряные грибочки — потреблять их воспитанникам позволялось лишь по большим праздникам: вкусив этого блюда, кхарги, как правило, начинали плохо контролировать свое поведение, в том числе, и то, что говорили. На этот счет существовала масса пословиц, например, «Что у трезвого на уме, то у грибанутого на языке».

— Я тебя внимательно слушаю.

— То, что замыслил мой воспитатель, глупо. Скажи, Желтоклыкий, часто ли на твоей памяти власть имущий уступал свое право и свою силу повелевать другому?

— Нечасто, — беззаботно отозвался тот. — Но вспомни, этот замысел принадлежит не твоему воспитателю, а Господу нашему. Ты не веришь, что задуманное Им осуществится?

— Каким образом? Одноокий явит нам чудо и заставит градоправителей исполнять волю господина Миссинца?

— Откуда я могу знать, как? — искренне удивился Желтоклыкий. — Все в руце Господа.

— Перестань. У господина Миссинца наверняка припасено несколько трюков… на всякий случай.

— Возможно. Но я о них ничего не знаю. А как ты сам думаешь, что можно сделать?

«Испытывает», — решил Рокх, наполняясь бешеным азартом. Он, незаметно для самого себя, принялся за истребление мяса — так лучше думалось.

— Он не должен сразу же замахиваться на власть старост и тем более градоправителей. И вообще не давать им понять, что такое в принципе возможно.

— Каким образом? Большинство из них, знаешь ли, довольно сообразительны.

— Нужно придумать такую цель, которая бы показалась им убедительной.

— Например?

Рокх долго размышлял, но в конце концов вынужден был сдаться.

— Ладно, подойдем с другой стороны, — предложил ему надзиратель. — Как по-твоему, вот если градоправители и старосты номинально признают над собой власть господина Миссинца, что потребуется ему, чтобы впоследствии на самом деле взять ее в свои зубы?

Где-то на улице возмущенно завопил кхарг, у которого срезали пояс с деньгами. Судя по крикам, вора поймали прямо на месте преступления и намеревались всерьез проучить, да вмешались Хранители.

— Сила, — проворчал Рокх. Вопрос показался ему слишком простым. — Вон, что-нибудь наподобие их, — и он указал в сторону бушевавшей на улице сварки. — Например, стражи порядка, которые будут подчиняться только господину Миссинцу.

Желтоклыкий хитро облизался:

— Ну-ну. Думаешь, власть имущих не насторожит появление этих «специальных стражей»?

Да, задачка оказалась не такой уж и простой! Рокх с досады проглотил целую горсть пряных грибочков и даже не поморщился.

— А что, — пробормотал он, — что же тогда? Ответь мне, надзиратель, что тогда?!..

— Неважно, — отрезал вдруг Желтоклыкий. — До Гунархтора не так уж далеко — подождешь, пока вернемся. Господин Миссинец тебе все расскажет. А ты лучше расскажи-ка мне кое-что.

Рокх неуклюже взмахнул руками:

— О надзиратель, неужели есть хоть что-то, что укрылось от твоего внимательного взгляда, что-то, чего ты не знаешь обо мне?

— Есть. Я не знаю, чего хочешь ты сам, Рокх.

— В каком смысле?

— Если завтра тебе предложат стать старостой, или градоправителем, или… словом, если тебе дадут в зубы власть — возьмешь ли ты ее? Вернее, захочешь ли взять?

— Вот, — веско произнес Рокх. — Вот именно, — поводил он в воздухе пальцем. — Захочу ли. Интересно, а почему раньше никто не задавался этим вопросом, а-а? Почему ты задаешь мне его только сейчас, надзиратель?

Желтоклыкий отвернулся и долго рассматривал засохший вьюнок на стенах.

— Ты оставил мне жизнь в пещере. Я решил отплатить тебе тем же.

— Кто-то намерен совершить покушение на меня? — искренне удивился Рокх. — Кто же?

— Никаких покушений. Во всяком случае, убивать тебя никто не собирается. Но бывают ситуации, когда жизнь становится в тягость.

— Да-а? И какие же?

— Когда ты вынужден делать то, чего делать не хочешь. Не день, не месяц, не сезон дождей — всю жизнь делать то, от чего у тебя встает на загривке шерсть. Воспитатель, каким бы хорошим кхаргом он ни был, всегда… почти всегда хочет сделать из воспитанника свое подобие. Случается, воспитанник лишь рад этому. Но бывает и наоборот.

Не слова Желтоклыкого, но тон, которым они были сказаны, отрезвили Рокха.

— Допустим, — произнес он медленно, — я понимаю о чем ты. Допустим, я хотел бы пойти собственной дорогой. Как ты можешь мне помочь?

— Я отпущу тебя. Вот прямо сейчас встану, развернусь и уйду. Господину Миссинцу скажу, что ты сбежал. Может, он и не поверит, но и поделать ничего не сможет. Правда, тебе придется скрываться от него… а в скором времени, возможно, власть его станет непомерно велика. Но… выбирай сам.

— Благодарю. Роскошное предложение, нечего сказать. Ты только об одном забыл упомянуть: в этом деле замешан Одноокий. И если я нужен Ему, никуда мне не скрыться. Да и с побегом… если уже уходить, то будучи при власти. Которая, возможно, в скором времени станет непомерно велика.

— А знаешь, — помолчав, добавил Рокх, — что больше всего заставляет меня отказаться от твоего щедрого предложения? Любопытство. Мне оч-чень интересно, как господин Миссинец решит задачку, о которой мы сегодня говорили.

«Воспитатель мой, — молвил тогда Клеточник, — в беде и в радости, в ливни и в засуху — я всегда буду с тобой. Ибо вижу в тебе промысел Одноокого и не смею противиться воле Его!» «Но готов ли ты к испытаниям, которые ждут нас?» — вопросил Голос Господен.

«Никто не может ответить на этот вопрос. Но я готов к тому, чтобы смело шагнуть им навстречу!..» И прослезился тогда Голос Господен, и сказал…

— Привет. Что ж вы так долго-то?

Голос Господен был занят, поэтому прибывшие наконец в Гунархтор Рокх и Желтоклыкий получили возможность отдохнуть. Надзиратель, презрев свои прямые обязанности, отправился куда-то по делам, а Рокх, само собой, в «камеру». Где и обнаружил Ллурма, корпевшего над широченными сухими листьями, испещренными письменами.

— Ну как, удачно?.. — Быстряк заметил наконец ножны и то, что в них покоилось. — Поздравляю. — Он принюхался, одновременно разглядывая меч. — Да, внушительная вещь. Годится.

— На что годится? — не понял Рокх.

— С возвращением! — дверь «камеры» распахнулась, на пороге возник Голос Господен. Он был явно только-только после изнурительного сеанса занятий: шерсть измялась, единственный глаз лихорадочно блестел, и пахло от воспитателя болезнью или даже смертью. И, похоже, сам господин Миссинец знал это, просто не давал другим понять, что сие хоть немного беспокоит его.

— Хор-роший меч! Отличный! Ты справился, Рокх, я горжусь тобой. Правда, подзадержался дольше, чем я рассчитывал, но все равно успел к сроку.

— К какому сроку?

— К завтрашнему дню. Сегодня можешь отдыхать, только в город не выходи, а завтра займемся делом. Пробил час великих свершений! Наступает время перемен!

Неожиданно Рокху стало стыдно за этот дешевый балаган, за эти выспренные фразы, которыми сорил господин Миссинец. Вспомнился Тленуракка и он, грибанутый после доброй порции мяса с пряностями. Знатно они тогда поговорили с Желтоклыким, по душам. …А может, лучше было принять его предложение и сбежать? Если господин Миссинец намерен претворять в жизнь свою идею, находясь в таком состоянии, то, сколь бы гениальной ни была идея…

— А ну-ка пойдем пройдемся, — воспитатель как будто догадался, о чем думает Рокх.

В коридоре было пусто. Двери «камеры» с воспитанниками давно перестали охранять, а больше в этой башенке никто не жил, здесь и комнат-то не было, одни окна.

— Я обещал тебе все объяснить, — сказал господин Миссинец. — И я сдержу свое слово. Начну прямо сейчас. Завтра я намерен заложить круг огромной семьи, которая вскорости появится у нас на глазах. Я называю это Державой Сынов Господних. В нее будут входить все земли, на которых сейчас обитают кхарги — и возможно, со временем не только они. Я знаю, что ты можешь мне возразить. Я не намерен — пока не намерен — замахиваться на власть градоправителей и старост. Я возьму то, что издревле оставалось вне сферы их интересов. Вера, религия. Я создам единый храм для всех наших земель. И в этом ты должен мне помочь.

— Как? — спросил ошеломленный Рокх. О да, теперь он понимал, что замысленное Голосом Господним вполне способно воплотиться в жизнь.

— Об этом я скажу тебе завтра. Но сперва тебе придется выйти к гунархторцам и сыграть свою роль. Это будет несложно… конечно, при одном условии. Если ты сам захочешь помогать мне.

— Мой воспитатель, я…

— Не торопись. Не торопись уверять меня в своей преданности, ты ведь не кхарг-зверь. Я мог бы, конечно, просто потребовать от тебя то, что мне нужно, — в конце концов, я ведь и вправду твой воспитатель. Но в этом деле я не могу позволить себе такую роскошь. Мне требуется твое искреннее желание быть рядом во время строительства Державы — и участвовать в нем. Иначе толку и надежности в происходящем будет не больше, чем в прошлогодней скорлупе. Подумай хорошенько. Если ты откажешься, я смогу использовать Быстряка.

— Тогда ответь, почему ты готовил к той роли, о которой я даже не знаю, именно меня?

— Ты лучше подходишь, — отрезал господин Миссинец. — Но на этом этапе вы еще взаимозаменяемы. Я даю тебе шанс — завтра вечером пути назад уже не будет, учти это.

— Я выбираю служение тебе, — сказал Рокх. — Только… справлюсь ли я с тем, что ты уготовил мне?

— Если не справишься, все мы погибнем. Так что постарайся.

И в урочный час, в первый день неболивня, собрал Голос Господен всех гунархторцев на площади перед храмом, и сказал он им: «Вот пришел я и говорю: отныне и вовек быть нам единой семьей и единой державой! Каждый из нас отличается от другого, как и каждый семейный от других семейных, но вера наша, Господь наш, подобно кругу семьи, объединяет нас. Сколь же будем мы, ослепшие в заблуждениях своих, не замечать этого?..»

Столько кхаргов сразу Рокх еще никогда не видел. Казалось, здесь собрался весь город. Разглядывая площадь через потайное окно, Клеточник в который раз поразился тому, насколько продуманно действовал его воспитатель.

Еще несколько дней назад по городу поползли слухи — как о самом факте выступления, так и о его цели. Были они противоречивы до правдоподобности, поэтому в них охотно верили. В город начали сходиться кхарги, причем нередко — весьма подозрительной внешности. По просьбе пророка стражи порядка их не отлавливали и не выпроваживали из Гунархтора. Рокх был уверен, что присутствие сомнительных типов заранее продумано Голосом Господним. Может, и то, что сегодня начало сезона дождей, тоже не случайно? Правда, Рокх пока не понимал, какую пользу может воспитатель извлечь из этого факта. Да, с наступлением неболивня жизнь кхаргов менялась, они значительно больше времени уделяли особам противоположного пола и при этом становились агрессивнее, чем обычно. Но как сие связано с задуманным господином Миссинцем?

Рокх оглянулся на Быстряка и Желтоклыкого, стоявших рядом. Голос Господен велел надзирателю привести обоих воспитанников в храм с черного хода, спрятать в этой комнатке и до условленного сигнала никуда не выпускать. Разумеется, о самом сигнале не сказал ни слова, но, судя по уверенности, которой пахли Ллурм и Желтоклыкий, оба знали о нем; только Рокх пребывал в неведении. Но он не стал слишком переживать по этому поводу, зато принялся с интересом разглядывать саму комнатку. Она еще раз укрепила то презрение, с которым Рокх относился к святошам. Это так по-храмовничьи: устроить потайное окошко, чтобы наблюдать за толпой на площади! И продолжать обманывать народ.

О нет, к «народу» Рокх тоже не относился с пиететом; просто он вполне допускал, что, сложись судьба иначе, он мог бы быть любым из тех, кто стоял сейчас на площади: кхаргом-зверем, селюком, ремесленником, купцом, стражем порядка, а то и градоправителем. И Рокх бы не хотел быть обманутым какими-то храмовниками.

Он покосился на дальний правый край площади, который просматривался лучше всего. Там возвышался наскоро возведенный помост. Помост окружали стражники из личной гвардии градоправителя, сам же Хитромудрый сидел вместе со своими помощниками-заместителями в центре, выказывая этим свою близость к народу, но в то же время оставаясь надежно защищенным от назойливых просителей и наемных убийц. «Интересно, он тоже искренне верит в Господа и чудеса Его?» — лениво размышлял Рокх, наблюдая за Хитромудрым. Тот о чем-то переговаривался с одним из своих подчиненных и нервно поглядывал на площадку.

На площадке вот-вот должен был появиться Голос Господен, во всем своем величии. Об этом свидетельствовал приближавшийся к площади устойчивый гул толпы. В отличие от воспитанников и надзирателя, господин Миссинец был намерен явиться к храму публично, посему вернулся в свой холм и теперь второй раз за сегодня приближался к холму Одноокого. «Очень умно. Не придется объявлять о начале выступления», — решил Рокх. И зябко повел плечами, вспомнив, что от оного выступления зависит не только его судьба, но и жизнь. В толпе хватало стражей порядка, так что если Хитромудрый решит пленить или казнить пророка и его воспитанников, приказ будет выполнен незамедлительно. И никакой Одноокий не поможет.

Наконец господин Миссинец ступил на площадь. Торжественно прошествовал сквозь взволнованное месиво из хвостов, клыков, взглядов, вздохов, надежд, опасений… прошествовал и медленно поднялся по ступеням на площадку, венчавшую парадную лестницу. Поднял руку, призывая толпу к тишине.

И — поистине чудо! — эта многоликая толпа замолчала.

Особенно громким в воцарившейся паузе показался голос Желтоклыкого, прошептавшего своим подопечным:

— Готовьтесь. Скоро…

А потом заговорил господин Миссинец.

— Когда Господь наш послал меня сюда, Он хотел, чтобы я принес в ваши жизни спокойствие и порядок. И я, да узрит Он сие, делал все, от меня зависящее. Но мы меняемся, меняются наши возможности. Теперь я могу сделать большее. И сделаю. Прежде всего — отныне и навеки — положу я конец распрям вашим, которые ведете вы из-за искреннего желания своего оказаться как можно ближе к Господу. Я говорю о молитвах. Господь наш указал мне способ, наиболее для Него приемлемый.

Здесь Голосу пришлось прерваться, ибо толпа у основания лестницы забурлила, послышались крики: «Долой Левачей!» и «Долой Правачей!» — почти одинаково громкие и яростные. Также кто-то орал о том, что господин Миссинец — никакой не пророк Господен, а просто прихвостень Правачей. Взволнованные же Правачи, водночасье вспомнив, что Голос никогда открыто их не поддерживал, начали в выкриках высказывать подозрения прямо противоположные — о том, что господин Миссинец — тайный сторонник и ставленник Левачей и вот теперь намерен…

— Молчите! — молнией ударило сверху. Сейчас пророк выглядел разъяренным настолько, что Рокх забеспокоился, не появится ли у воспитателя то самое занятие. Это могло бы стать крушением всех планов воспитателя (какими бы они ни были). Но Голос пока держался. — Замолчите и выслушайте меня, ибо говорю с вами от имени Его! Желает Он, чтобы молились вы отныне, закрыв оба глаза своих, — и никак иначе. Ибо в такой молитве вы окажетесь ближе всего к Нему…

Дальнейшие слова Голоса потонули в очередном всплеске криков толпища. Одни из кхаргов были обескуражены таким поворотом событий, другие — в отчаянном приступе неприятия вопили, что их обманывают; но все-таки больше всего было тех, кто с радостью и облегчением воспринял сказанное.

Когда отшумели-отбуянили особо энергичные, когда нескольких хулиганских личностей стражники, весьма вовремя оказавшиеся поблизости (еще бы! сам пророк просил приглядеть), увели куда-то, — тогда Голос Господен снова заговорил с кхаргами.

— А теперь, — сказал он им, — давайте помолимся Ему, как то Ему угодно.

— Опасный момент, — пробормотал Желтоклыкий, обращяясь скорее к самому себе, нежели к воспитанникам пророка. — Если откажутся, без резни не обойдется…

Но обошлось. Сегодня для господина Миссинца явно выдался удачливый день.

Разумеется, в толпе было достаточно сомневающихся, чтобы поднять бучу, но едва только отдельные выкрики недовольства прозвучали, тотчас прогремел гром — а потом дождь, первый в череде затяжных ливней этого сезона, обрушился на площадь. Разумеется, в этом углядели знамение свыше; да и градоправитель, знавший, похоже, о планах Голоса Господнего ничуть не больше остальных, наконец сделал выбор и опустился на колени, закрывая оба глаза. А за ним и вся площадь поспешила приступить к молитве, уже согласно новым канонам. «И как только им всем места хватило?» — мысленно хмыкнул Рокх.

— Я не удивлюсь, если он и дождь тоже заказал, — ворчал тем временем Желтоклыкий. — Ладно, мальчики, готовьтесь.

Молитва длилась недолго, Голос Господен предпочел не затягивать с нею и перейти к следующей части своего выступления.

— Сограждане! Молитва — не единственный Его дар нам. Хочу напомнить вам о тех легендах, которые по сю пору живы в самых разных селеньях, и в больших городах, и в деревушках в три хибары. Легендах о Доблестном. Легендах об Избавителе. Легендах о кхарге, чьи имена заставляют всякого почтительно замереть! Даже не стану спрашивать, знаете ли вы их, ибо уверен в ответе.

— (Толпа в этом месте одобрительно загудела: названные пророком имена и впрямь были им известны). — Не сомневаюсь, знаете вы и то, что время от времени он возрождается, когда в том возникает необходимость. Таковая необходимость вновь возникла. И он возродился!

Восторженный рев толпы был настолько силен, что перекрыл очередной удар грома.

— Иди! — Желтоклыкий с Быстряком вытолкнули Рокха к господину Миссинцу.

— Вот он! — указал на него пророк. — Вот он, наш Доблестный, наш Избавитель. Мой воспитанник, он защитит нас! Он объединит нас! Кто-то может засомневаться в душе, а нет ли здесь ошибки. Я и сам сперва не знал, кто он таков. Тогда надоумил меня Господь, напомнил: Избавитель всегда носил с собой меч, и не обыкновенный, а волшебный! И вот мой воспитанник недавно совершил путешествие и, убив дракона, тоже добыл себе меч. Арреван ему имя. Тот самый Арреван! Покажи же клинок кхаргам, Избавитель!

Последние слова были адресованы, разумеется, к Рокху. Тот не заставил просить себя дважды. Покинувший ножны, меч снова завел свою тягучую угрожающую песнь — и, к немалому удивлению Клеточника, песнь эту услышали стоявшие внизу. Толпа благоговейно замерла, поливаемая небесными слезами.

— Смотрите внимательно, кхарги. Смотрите внимательно! Этот юноша и этот клинок отныне и навеки встают на службу справедливости и добра. Пришло время перемен! И нам пора объединиться. Переменить взгляд на некоторые вещи. Прежде центром вашего мироздания было место вашего вылупления, ваше Плато Детства. И именно к нему вы привязывались с самых первых минут своей жизни. Но посмотрите на это по-другому. Плато — лишь маленькая часть той огромной земли, которая является вашим гнездомnote 10. По сути, той земли, что и дала вам жизнь. Земли, что дарована нам Однооким. Земли, что населена подобными вам. Любите ее, как собственное Плато Детства. Ибо она того стоит. Ибо так повелел нам Господь наш.

Дождь постепенно утихал. Да и господин Миссинец, кажется, заканчивал свою речь.

— Отныне быть новому миру. Мы объединим все селения наши и города в одну общность, в Державу великую. И тогда никто не будет знать утеснений или же несправедливостей. Тогда жить станет лучше всем. Мы наведем порядок в собственном гнезде!

— О да! Наведем! — горлопанили кхарги. — Да здравствует Избавитель! Да здравствует Доблестный! Да здравствует Рассекающий! Ур-ра!

Рокх стоял высоко над толпой и чувствовал себя обманутым и обманщиком одновременно. И меч Арреван в его руке задорно хохотал, предвкушая скорую поживу.

Не раз и не два приходил Избавитель на наши земли. Так уж решил Господь, что должен быть у них защитник, кроме Него самого; способный действовать на земле привычными нам методами, хоть и с толикой чародейства и чудодейства.

Много легенд о нем существует, носившем десятки имен, звавшимся и Доблестным, и Спасителем, и Верным, и Справедливым… Всякий раз, когда в том возникала необходимость, Одноокий вынимал его из Небесного Яйца, куда отправляются души всех умерших кхаргов, и опять воплощал на земле. Такое иногда случается и с другими душами — но редко кто помнит свои былые воплощения; Избавитель тоже никогда не помнит о них и не знает, кем является, пока случай не открывает ему ноздри на происходящее.

И хотя порой поверить в такое сложно, Избавитель всякий раз с честью принимает правду о самом себе и находит в себе силы, чтобы служить кхаргам и помочь им в восстановлении справедливости и мира.

— Да, я обещал! — в который раз рявкнул Рокх. — Но я же не знал тогда!.. — Он яростно хлестнул хвостом по подвернувшемуся тнилру — тот с грохотом полетел на пол. — Мне что теперь, всю оставшуюся жизнь играть роль этого вашего Избавителя?!

— Ну что ж ты сразу-то так? — спокойно произнес пророк. — Почему «играть»? С чего ты взял, что на самом деле не являешься Избавителем, а?

Рокх остановился и ошеломленно уставился на воспитателя:

— То есть? Уж я-то знаю, кто я такой!

— Откуда? — терпеливо спросил господин Миссинец. — Откуда знаешь?

— Оттуда! — огрызнулся Рокх. — Я это я, и не нужно меня путать! Я не народ на площади, это ему вы можете пыльцу в ноздри пускать, а мне не надо!

Он почувствовал, что выдохся, устал, — и рухнул в единственный уцелевший тнилр, откидывая голову на подушку. Хватит, поиграли — пора и честь знать. И вообще, зря он позволил своим эмоциям взять верх. Теперь вся комната, в которой происходил разговор с господином Миссинцем, выглядела, словно в ней побывало стадо разъяренных самцов бляшников.

— Я не пускаю пыльцу в ноздри, — пророк с самого начала разговора оставался невозмутим. — Ну да ладно, отложим это, не в том дело. Вот что, я сейчас позову сюда Ллурма, пусть он тебе объяснит. Думаю, его ты послушаешь с большим вниманием.

— Почему именно его?..

— А вот послушаешь — и поймешь, — отрезал пророк.

Оставшись один, Рокх начал наконец-то полностью осознавать происходящее. Тем, что он открыто (хоть и не на площади, а уже когда вернулись в холм пророка) выступил против, он, возможно, подписал себе смертный приговор. Задуманное господином Миссинцем слишком значительно, чтобы тот мог рисковать.

С другой стороны, Рокх знал, почему пришел в такое неистовство. Вот она, та самая ситуация, о которой предупреждал Желтоклыкий! Теперь Клеточник обречен всю оставшуюся жизнь быть Избавителем, хочет он того или нет. А он

— именно не хочет!

И ведь даже никто не спросил! То есть, пророк спрашивал, конечно, но толком ничего не объяснил.

Вот она ловушка, клетка! Ты поистине заслужил свое имя, Клеточник!

Догадка обожгла, словно горящий факел: а ведь Желтоклыкий вполне мог знать о предстоящем! Он не так прост, твой надзиратель. Не зря предупреждал, в красках расписывал, что бывает… что тебя ждет! Надо было держать нос по ветру, а не пряными грибочками обкушиваться.

Но ладно, оставим сожаления на потом. Зачем вообще господину Миссинцу понадобился весь этот балаган с Избавителем? Да, трюк с молитвой весьма хорош, не иначе, как тот же Желтоклыкий и рассказал Голосу Господнему про идею Рокха. В конце концов, цель пророка: объединить кхаргов. С помощью «обоеглазой» молитвы он добьется этого. Да и религия никогда не входила в сферу влияния градоправителей и старост, так что те претензий выдвигать не станут. Но причем здесь Избавитель? И — Рокх?!

В комнату вошел Ллурм, пахнущий резко, недовольно. Время уже было позднее, похоже, его разбудили. А больше всего на свете Ллурм любил сладко поспать. Ну что ж, сегодня он мог забыть про сон до тех пор, пока все доходчиво не объяснит.

Ллурм мрачно оглядел учиненные Рокхом разрушения, поднял чудом уцелевший тнилр и устало облокотился на него.

— Ну, что ты хочешь от меня услышать?

— Все. Начни с роли Избавителя в вашем выдающемся плане. Насколько я понимаю, ты посвящен в то, что собирается сделать воспитатель.

— Конечно, посвящен. Ты ведь тоже кое-что знаешь, так? А о чем-то догадался после сегодняшнего выступления на площади. Ну, например, что господин Миссинец намерен объединить всех кхаргов.

— Да, здесь бы и кхарг-зверь понял.

— Отлично. Но чтобы сделать это, мало одной идеи. Нужна личность, которая бы возглавила будущую Державу и стала ее символом. Согласен?

— Так в чем же дело? — возмутился Рокх. — Господин Миссинец как нельзя лучше подходит на эту… должность.

Ллурм зарычал от досады:

— Не подходит, в этом суть! Он — вне мирского, он — пророк, Голос Господен! Ему нельзя возглавлять ни будущих воинов Державы, ни саму Державу. Он — идейный вдохновитель.

— А исполнитель — я?

— Исполнители — мы.

— Даже так? — едко уточнил Рокх. — Интересно. Ну, со своей ролью я еще не разобрался, но хотя бы знаю, какое у нее имя. А ты?

— Давай поговорим пока о тебе — ведь именно это так тебя взволновало. Кстати, почему? Легенды об Избавителе ты сам хорошо знаешь. Он — герой, которого все уважают, честный, благородный, справедливый. Всякий раз, когда он заново вылупляется в этом мире, он спасает кхаргов. И неизменно в начале своих подвигов Избавитель добывает себе меч Арреван. Что ты и сделал.

— Откуда ты знаешь, что мой меч — именно Арреван?

— А какой еще меч может быть у Избавителя? Тем более, добытый в бою с драконом.

Рокх не сдержался и тихо угрожающе зарычал.

— Я не Избавитель! Я — Клеточник. Если ты помнишь, ваш герой всегда заботился о бедных, расправлялся со злодеями и одаривал убогих — словом, был благороден от носа до кончика хвоста. А я не такой! Я — Клеточник! И мне, да будет тебе известно, начхать на всех обиженных и оскорбленных, сколько их существует. Я не гожусь на роль героя!

— Годишься, — вяло отмахнулся Ллурм. — Это ты говоришь, что не годишься, а пойди спроси у любого, кто был сегодня на площади… знаешь, что они скажут?

— Но как ты можешь так запросто говорить об этом?! — изумился Рокх. — Ты, всегда такой набожный! Неужели ты не понимаешь, что это — всего лишь обман, трюк, фокус сродни тем, которые показывают факиры на базарной площади, когда превращают в змею ветку дерева. Только разница в том, что зеваки на площади знают: их обманывают; а сегодня господину Миссинцу верили. А он обманывал — от имени Господа!

— Ты заблуждаешься.

— Почему? Почему ты считаешь меня Избавителем?! А если бы Голос сказал тебе, что ты — герой? Ты бы заглотнул и это?

— Да. И хватит сегодня языком ляпать. Я хочу спать. Завтра поговорим, если захочешь.

И он, тяжело поднявшись, ушел — слишком быстро, чтобы опешивший Рокх успел что-либо предпринять. Да и, признаться, тот не хотел останавливать сокамерника. Слишком много знаний навалилось.

Пошатываясь, Рокх начал бродить по комнате, рассеянно поднимая и возвращая на место предметы, им же и разбросанные. Ллурм говорил складно, правильно

— так складно и правильно, что впору было… согласиться с ним. Ведь и в самом деле для Державы, которую замыслил пророк (и Одноокий, конечно), требуется кто-то, кто возглавит ее. И с Избавителем придумано здорово, нечего сказать.

Жаль только, что героем решили сделать Рокха; в этом, пожалуй, их главная ошибка.

Кстати, кого их? Одноокого? Господина Миссинца? Ллурма?

«Его ты послушаешь с большим вниманием… Поймешь, почему».

Ну да, сейчас Рокх понимал: если уж неизменно набожный Быстряк поверил и принял идею с Избавителем, то и остальные кхарги не отыщут в ней фальши… если эта фальшь вообще существует.

В чем Рокх никогда хорошо не разбирался (в отличие от Ллурма), так это в богословских вопросах. Даже сейчас его не слишком заботило, может ли он на самом деле быть Избавителем — главное, что он не хотел им быть.

— Доброй ночи.

Вот уж чьего визита Рокх ожидал меньше всего, так это Желтоклыкого.

— Ты, как я понимаю, немного расстроен после сегодняшнего.

— А ты пришел меня успокоить?

— Во всяком случае, попытаться. Мне кажется, ты не учитываешь кое-чего. Например, совсем позабыл, что Избавитель — не самая худшая роль в жизни. Даже если она — всего лишь роль.

Рокх гневно ударил хвостом по полу:

— Хватит, меня уже тошнит от словоблудия! Если хочешь говорить, говори понятно.

— Пожалуй, это тебя следовало бы назвать Быстряком, — ничуть не смутясь, заметил Желтоклыкий. — Ладно, не шипи, я объясню — для того ведь и пришел. Зря ты бушуешь, я же предлагал тебе тогда, в Тленуракке, выход.

— Ты знал!

— Я догадывался. Впрочем, твой выбор ничуть не хуже, только ты пока не понимаешь этого. Ты думаешь, приняв имя Избавителя и все, что с ним связано, ты позволишь сковать себя. Но все относительно. Ведь в то же время ты и получишь многое; не сразу, постепенно, но получишь. Хочешь, я расскажу тебе, чего ты так испугался сегодня? Ответственности. До сего дня ты отлично себя чувствовал: тебя кормили, поили, наставляли, — о тебе заботились, как о наследном воспитаннике, каком-нибудь Ядозубе Двадцать Четвертом! И не требовали ничего взамен.

— Если не считать похода за мечом, — язвительно уточнил Рокх.

— Да, поход за Арреваном (надеюсь, ты не против, если я стану его так называть) был первым испытанием для тебя. Которое ты одолел более-менее достойно. Но уже тогда начал всерьез задумываться о собственной судьбе. А как же, такая теплая и уютная жизнь вдруг показала себя с совсем другой стороны! И тебе это не понравилось.

— А кому бы понравилось? — Рокх не собирался откровенничать с Желтоклыким и признаваться ему, что намного раньше похода за мечом размышлял над своим будущим. Надзирателю знать эти подробности ни к чему.

— Никому, — покладисто кивнул тот. — Но таков закон жизни. Ты раньше никогда не задумывался, откуда берутся дорожники? Одним из которых, кстати, ты так хотел когда-то стать. Я тебе расскажу. Все мы когда-то были чьими-то воспитанниками. Взрослый кхарг, который берет себе нововылупленыша, чаще всего намеревается вырастить из него свое подобие. Деревенский охотник воспитывает охотника, гончар — гончара, кузнец — кузнеца, факир — факира и так далее. Только килларги никогда не берут себе воспитанников. Им некогда возиться с маленьким кхаргенышем, да и сказители, как правило, чуть-чуть мудрее других кхаргов. Они знают: чтобы быть килларгом, необходим талант. И если таланта нет, килларг из воспитанника получится бездарный, а бездарный килларг не сможет прокормить себя; но дело даже не в этом. Ведь вместе с таким неумехой пропадет целая вереница киллахов. Поэтому килларги берут себе в ученики тех, кто сам желает того (и у кого имеются соответствующие способности). Но откуда же было бы взяться желающим, если б все остальные воспитанники оправдывали ожидания своих воспитателей? Однако мир устроен так, что случается нередко: выращивает-выращивает себе какой-нибудь деревенский охотник замену, а потом оказывается, воспитанник его ни волосинки не смыслит в деле добытчества, зато отлично разбирается в лекарственных травах и минералах. А воспитанник местного травника не способен отличить гранит от кварца, зато зверя чует за сотню шагов! Добро, если так: тогда мастера обменяются своими воспитанниками да и все. Бывает же по-другому: и воспитатель попадается упрямый, и занятия для молодого кхарга, что было б ему по сердцу, в родном селении не отыскивается, — и тогда одно из двух. Либо всю жизнь терпеть, либо бежать.

— Вот так и становятся дорожниками, — подытожил Рокх. — Только при чем здесь этот Избавитель, которым меня хотят наречь?

— Не задавай глупых вопросов, — недовольно произнес надзиратель. — И так время за полночь, поэтому постарайся шевелить своими мозгами — они тебе для того Господом и даны. Даже если ты в Него и не веришь.

Клеточник поневоле отшатнулся: не из-за нелепости, чудовищности прозвучавшего обвинения, а прежде всего потому что не ожидал от Желтоклыкого такой прозорливости. Хотя… на пути к Граничному хребту и обратно надзиратель имел возможность убедиться в том, что его подопечный не слишком-то выполняет положенные ритуалы. Но одно дело — ритуалы, а другое…

— Не дергайся, я никому тебя не выдал. И выдавать не собираюсь. Сам посуди, как и кому я докажу, что ты — безбожник? Давай лучше продолжим то, о чем говорили, иначе нам с тобой и к следующему неболивню этот разговор не закончить. А времени мало. На чем мы там остановились? Ах да, ты и Избавитель, вернее, ты — Избавитель, и это тебя волнует. Ты, как и любой воспитанник, наконец должен решить для самого себя, устраивает ли тебя жизнь, которую уготовил тебе твой воспитатель. И если не устраивает, готов ли ты ее менять.

Рокх начал задумчиво вышагивать по комнате.

— Помнится, — повернулся он наконец к Желтоклыкому, — ты собирался переубедить меня, что имя Избавителя мне очень идет?

— Да, так оно и есть. Не важно, являешься ли ты им на самом деле. Вообще, что это такое — «на самом деле»? Сотни кхаргов сегодня сочли тебя Избавителем — и это правда. Но ты… знаешь ли ты, кто ты таков в действительности? Вдруг тебя на самом деле Одноокий вновь поместил в яйцо и заставил вылупиться в этом мире? Ты знаешь легенды об Избавителе и не считаешь себя похожим на него? Забудь! Неважно, что совершал твой предшественник или ты сам в прошлой жизни. Важен образ, важно имя — и то значение, которое они имеют для кхаргов. Став в сознании народа Избавителем, ты словно изменил свои запахи, голос, внешний вид. Вернее, не так — у тебя теперь два голоса, две внешности, два набора запахов. Ты — два существа. Или даже больше: ты — все те воплощения Избавителя, о которых упоминается в киллахах. И вместе с тем ты — ни одно из них. Вскоре ты можешь вообще слиться в единое существо, когда запахи, голос, внешний вид Клеточника на самом-то деле в сознании кхаргов станут запахами, голосом, внешним видом Избавителя.

— Тогда я потеряю себя.

— Нет! Ведь запахи, голос, внешний вид будут прежними. Только имя — другим. Но много ли изменится, если я назову этот тнилр солнцем?

Рокх тяжело помотал головой, отфыркиваясь:

— Погоди, ты совсем меня запутал. Где же тогда грань между Избавителем и Клеточником?

— Нигде и везде, — засмеялся Желтоклыкий, — нигде и везде. Что я и пытаюсь тебе объяснить. Ты будешь оставаться Клеточником ровно до тех пор, пока сам пожелаешь это. И Избавителем — тоже. Никто не в силах заставить тебя быть кем-то, кем ты не хочешь быть. Но сам ты способен стать кем угодно — если пожелаешь.

— А мне следует, по-твоему, пожелать взять имя Избавителя?

— Да. Не скажу, что под этим именем ты будешь беззаботно жить. Но ты будешь жить интересно. Кстати, тебя ведь привлекала (а может, и сейчас привлекает) жизнь дорожника — видеть новые земли, новые селения и все такое? Что ж, если ты примешь имя Избавителя, сможешь вдоволь наглядеться и на земли, и на кхаргов. Да и подвиги тебе совершать придется не в одиночку. У тебя будут помощники, много верных воинов. А воины — это сила. А сила — это власть.

«А власть, — мысленно закончил за него Рокх, — дарует свободу, к которой я и стремлюсь. Но погоди-ка, откуда возьмутся воины?..» Последнее он произнес вслух.

— Интересно, чем ты слушал там, на площади? — чуть раздраженно хмыкнул Желтоклыкий. — Наверное, своим хвостом, да? Впрочем, что тебе за забота до воинов? Ведь ты, насколько я понял, твердо решил оставаться всего лишь Клеточником — неудавшимся воспитанником господина Миссинца?

— Считай, ты переубедил меня, — невесело улыбнулся Рокх. — Так что еще за воины?

…предстояла великая война — величайшая из случавшихся до того времени — война за веру. Как ее нарекли потом, Война Пророка.

И хотя на самом деле возглавлял военные действия Избавитель, именно Голос Господен являлся, образно говоря, воспитателем той войны. Он знал, что не все кхарги пожелают стать единой семьей, не все сразу признают Державу. И убеждать некоторых противников следовало не словами, но делом. Вернее, делами.

Чтобы объединить главные города, решил Голос Господен построить между ними дороги. До той поры, конечно, дороги тоже были — как без них? Только теперь их надлежало расширить и вымостить камнем, чтобы удобнее стало передавать сообщения между городами да возить товары.

Но не только для того придумал Голос Господен строить дороги. Прежде всего будущей Державе требовались свои стражи порядка — воины, которые смогли бы сперва установить общий лад, а потом и поддерживать его. Много воинов нужно было для этого — и неоткуда было сразу им взяться; да и не позволили бы пророку власть имущие открыто готовить войско. Посему, выступая в первый день неболивня на гунархторской площади, объявил Голос Господен о строительстве дорог и о том, что для дела этого требуются добровольцы. На вопрос же, кто будет их кормить и платить им деньги, ответил так: дороги принесут много пользы городам, посему содержать рабочих на время строительства частично взялся Хитромудрый, а частично — правитель соседнего города Менуква, Ветронюх. Пока дорога будет возводиться меж этими двумя городами. И всякий желающий помочь в великом деле мог уже с завтрашнего дня приходить и записываться в рабочие.

Об этом, разумеется, Голос Господен заранее договорился с Хитромудрым и Ветронюхом — те понимали свою выгоду и с легкостью согласились с его предложением. Но в предварительных разговорах с ними пророк умолчал о том, что для охраны строительства часть кхаргов будет работать стражами порядка

— и соответственно обучаться. Только теперь, на площади, сказал он это как вещь, само собой разумеющуюся. И поздно было Хитромудрому выражать свое недовольство; да и не сразу градоправитель сообразил, что к чему.

Строительство дороги между Гунархтором и Менуквой перевернуло жизнь многих кхаргов. Некоторые из них никогда прежде не уходили дальше своей родной деревни, но услыхав о происходящем, бросали все и отправлялись в один из городов, чтобы присоединиться к строительству, угодному Одноокому. Так впервые, благодаря Господу нашему, мы разорвали узы топофилии!

Однако среди приходивших наниматься на работу, были не только деревенские или городские жители. Конечно же, больше всего сперва попадалось бродяг, мелких преступников или по тем или иным причинам изгнанных из своих селений отщепенцев. Именно им, каким бы невероятным это ни казалось, предстояло вскоре стать непобедимым войском Державы. А возглавить войско должен был Избавитель.

Смотреть на будущих вояк отправились вдвоем с Желтоклыким. За ночь Рокх многое успел передумать и сегодня чувствовал себя невыспавшимся, но вполне довольным. Он наконец-то определился с тем, как будет жить дальше, — ну, хотя бы на самое ближайшее время.

Рокх решил принять имя Избавителя и все прочее, навязанное ему господином Миссинцем. Но вместе с тем с сегодняшнего дня начать строить собственную «дорогу», отличную от пути, намеченного для его жизни воспитателем.

Пока что, впрочем, те кхарги, что предназначались для мостовой между Гунархтором и Менуквой, годились и для «дороги» Рокха.

«Поглядим-ка на этих строителей», — думал он, шагая по улицам, еще не просохшим от вчерашнего дождя. Встречные, узнавая Избавителя, либо начинали в приветствии подобострастно откидывать голову назад, либо наоборот, жались к стенам и торопились поскорее проскочить мимо. «Вряд ли это они меня так хорошо запомнили. Наверное, все дело в Арреване — вот уж кого, раз увидевши, ввек не забудешь. И шеи они свои, запрокидывая головы, не мне подставляют, а моему клинку», — с раздражением подумал Рокх. Он рад бы был избавиться от Арревана, меч действовал на своего хозяина угнетающе… да и следовало еще разобраться, кто чей хозяин. Но в этом отношении господин Миссинец оказался суров: велел во время любого выхода за пределы холма брать с собой именно Рассекающего, мол, пусть у кхаргов с самого начала складывается нужный образ Избавителя. Да и по запаху или в лицо Рокха не каждый знает, а вот по мечу узнавать будут.

Вот и узнавали.

Они с Желтоклыким как раз миновали пределы старой городской стены и вышли к новостройкам. Холм господина Миссинца вообще-то по старым меркам располагался на окраине, но изменения последних лет сказались буквально на всем здесь, так что прежние выселки теперь считались едва ли не центром Гунархтора. И хотя вторую, внешнюю стену города, до конца еще не построили, селиться начали уже за ней. Там же, за внешней стеной, располагались бараки для строителей и казармы для будущих воинов, которых господин Миссинец поименовал стражами дороги. Казармы начали строить задолго до неболивня — пророк договорился с несколькими купцами, чтобы те сделали соответствующий заказ зодчим вроде как для самих себя — а потом просто перекупил строения, за деньги, выделенные Хитромудрым. Таким образом никто заранее ничего конкретного о замыслах господина Миссинца не мог узнать, даже если бы захотел.

Казармы были отгорожены от любопытных взоров и носов невысоким, но надежным частоколом. У ворот переминалась с ноги на ногу внушительная толпа кхаргов — похоже, не только зевак, но и тех, кто хотел стать стражами дороги.

Рокх и Желтоклыкий едва протолкались к казармам сквозь живой заслон, когда навстречу гостям рванулась высоченная фигура. Надзиратель угрожающе зарычал, рука Рокха сама собою потянулась к Рассекающему, хотя Клеточник понимал: вынуть клинок из ножен не успеет.

— Избавитель пришел! — заревела во всю глотку фигура. — Ур-ра!

Сперва в лагере то ли недопоняли, то ли не расслышали, но уже через полминуты понеслось: «Ур-ра! Да здравствует!.. Многая лета!..» — и так далее. А дылда, торопливо оттирая плечом нахлынувших зевак, представлялся:

— Я Ствол, зовут меня так. Ну, высокий потому что, и вообще… Скажите, а правда, что за этим мечом, ну, за Рассекающим, вы лезли в самую глотку дракона? А там оказался еще один дракон, и уж потом… Ну вот, я так и думал, что врут, лягушки болотные, водомерки-недомерки! Слышь, Болотистый, брехал ты все! Вон, сам у Избавителя поспрошай, ежели он с тобой после такого вообще разговаривать захочет. А то вы с Кривохвостом заладили: из пасти, мол, вытащил, из пасти!.. Недоумки, вот вы кто!..

Рокх задумчиво почесал свою нижнюю челюсть, потом повернулся к Желтоклыкому:

— Узнай, кто здесь у них за старшего…

— Ну так я ж за старшего! — проорал, аж исходящий рвением Ствол. — Я!

— Тогда почему на участке базар-р! — с угрожающим прирыкиванием рявкнул Рокх. — Это кто, воины или скоморохи? Почему не по правилам докладываетесь? Отправлю деревья вырубать, р-ротозеи!

Толпа мигом рассосалась, переформировываясь в некое подобие выстроившихся солдат.

Клеточник, мысленно усмехаясь, выслушал доклад Ствола (сделанный, разумеется, не по правилам — поскольку таковых пока в природе не существовало).

— Ладно, вольно. Всем заниматься своими делами. А ты, Ствол, пойдем-ка со мной.

— Да, Избавитель!

— Послушай, откуда ты вообще такой взялся? И почему именно тебя поставили здесь старшим?

Ствол ощерился в довольной ухмылке:

— Ну, а как же ж иначе? Я, знаете, имею кой-какой опыт в таких делах. Да вон, хоть у Желтоклыкого спросите, он вам подтвердит.

— Желтоклыкий?

— Это правда, — с неохотой, как показалось Клеточнику, отозвался надзиратель. — Опыт он имеет. И остальные тоже.

— Какие-такие остальные?

— Болотистый и Кривохвост! — доложил Ствол. — Други мои, приятели… хотя, какие они мне приятели. Так, губошлепы. В головах — ветрюган носится, ажно простудиться можно.

— А ты, значит, не такой?

Ствол потупился:

— Да и я такой, чего уж. Все мы такие… Были б другими — разве сюда попали бы? — Он тут же спохватился, что ляпнул лишнее, и стал поспешно оправдываться: — Да вы не подумайте, я не имел в виду обидеть вас! Это я…

— Это он от переизбытка чувств, — холодно подытожил Желтоклыкий. — Не обращай внимания, Ствол ведь сам говорит, что губошлеп — вот и шлепает направо и налево. Но парень толковый.

«Да и других пока не предвидится», — подумал Рокх.

— Ладно, как идет вербовка?

— Ну, нормально. Третью сотню формирую. Жаль только, опытных маловато. Мороки будет…

— Давай-ка с этого места поподробней. Что собираешься делать после того, как завершишь вербовку?

— Дык, — искренне удивился Ствол, — как это «завершишь»? Она — явление постоянное. А делать — уже делаем, чего нам ждать-то? Сегодня — общие правила разъясняем. Которые господин Быстряк составил. — Теперь настал через Рокха удивляться, но ему, кажется, удалось скрыть свои мысли и эмоции по поводу услышанного. — С завтрева — погоню кхаргов на площадки, которые в джунглях приготовили. Будем муштровать. Учить, с какого конца за меч браться, как строем ходить, как в джунглях выжить…

— Я смотрю, ты на самом деле специалист.

— Ну-у… — замялся Ствол. — Чего там. Специалист, не специалист, а свое дело знаю. Конечно, не за день и не за неделю, но эту свору приведем в подходящее состояние. Будут вояки первый сорт!

— Учти, отныне я стану частенько наведываться сюда. Так что…

— Ды не сумневайтесь!

— Хорошо. А теперь, будь добр, расскажи-ка мне подробнее обо всем, что здесь творится.

Конечно, у каждого великого кхарга были свои сподвижники, единомышленники. Вот и у Избавителя с каждым днем становилось их все больше и больше.

Первыми же стали Ствол, Кривохвост и Болотистый — кхарги, которые уже имели военный опыт и помогли Избавителю постичь (а вернее, вспомнить, ведь в прошлых вылуплениях он не раз воевал) науку сражений.

В додержавные времена кхарги редко дрались продуманно, а уж организованно

— почти никогда. И выходя деревней на деревню, кланом на клан, каждый, хоть и стоял в толпе себе подобных, бился сам за себя, не обращая на других внимания. Однако ж и тогда встречались настоящие мастера слаженного, согласованного боя. Их так и звали — слажбойники.

Издавна водились среди кхаргов особы, нечистые на руку да на помыслы. Особенно ж много встречалось их — куда правду деть — среди дорожников. Бывало, что нападали такие кхарги на купцов или килларгов и обирали до последней шерстинки, а нередко и убивали. Звали таких кхаргов разбойниками, а слажбойники были самыми страшными среди них.

Но слова и слава Голоса Господнего обладали столь невероятной силой, что добирались даже в самые отдаленные уголки джунглей — и в самые темные души проникали они, возжигая там светильники разума и добропорядочности. Ствол, Кривохвост и Болотистый долгое время возглавляли банду самых отчаянных но и самых хитрых слажбойников на всей территории будущей Державы. Однако когда услышали они о замысле Голоса Господнего, тотчас собрали банду и заявили: доколе будем творить дела, не угодные Одноокому? Все мы по разным причинам стали слажбойниками, но вот теперь появилась у нас возможность изменить свои жизни к лучшему, начать их с нового листа. Пойдем-ка мы в стражи дороги — там и жить станем праведно, и уменья наши пойдут на пользу.

Не все, но многие из слажбойников согласились со своими главарями (не зря ведь у них в банде дисциплина была на высочайшем уровне). Вот и отправились они добровольцами в казармы — а там их грехи простили. Более того, как самых бывалых, самых разбирающихся в науке сражений, сделали эту троицу наставниками остальных солдат, так что теперь бывшие душегубы на самом деле приносили пользу.

Когда Рокх в сопровождении Желтоклыкого покинул территорию казарм, дело было уже к вечеру. «Избавитель» проверил все, что только мог, — теперь он имел кое-какое представление о происходящем. Разумеется, оказалось, что тысяча деталей не учтена, многого не хватает и так далее. Но главное — дело сдвинулось с мертвой точки. Мечта господина Миссинца обретала плоть.

Возможно, скоро она возжелает и крови.

И судя по всему, Ствол со товарищи знал это — и знал, как нужно готовиться к этому.

— …Кстати, Желтоклыкий, я так понял, ты знаком с нашими командирами?

Надзиратель вздрогнул и зачем-то огляделся по сторонам. Рокх и его спутник почти добрались до холма пророка; сейчас они шагали по узкой улочке, едва освещаемой несколькими факелами, светом из двух-трех окон да луной над головами.

— Да, я знавал Ствола, Кривохвоста и Болотистого… в свое время.

— Опять твое темное прошлое, да? — усмехнулся Клеточник. — Ты понимаешь, что крайне интригуешь меня своим замалчиванием? Когда-нибудь я обязательно попытаюсь разузнать, кто ты такой и откуда взялся.

— И будешь сильно разочарован. Моя история — не из тех, о которых килларги сказывают долгими летними вечерами. Да и я — не потерявшийся воспитанник какого-нибудь знатного градоправителя.

— Кто тогда?

— Я — Желтоклыкий. Твой надзиратель. И хватит об этом.

Некоторое время они шли молча.

— Хочешь, дам тебе совет? — неожиданно предложил Желтоклыкий.

— Какой же?

— Повнимательнее присматривайся к тем кхаргам, которые нанимаются в войско.

— И это все?

— Не совсем. Присматриваясь к ним, попытайся разделить их на несколько групп. Сообразно со степенью доверия, которое ты можешь к ним проявить.

— Кажется, я понимаю, о чем ты. И какие группы, по-твоему, получатся?

Желтоклыкий прищелкнул челюстями:

— Несколько, и каждая — весьма любопытная. Первая, самая многочисленная — ставшие добровольцами по вполне обыденной причине.

Кстати, замечу тебе, что даже животные редко руководствуются лишь одним мотивом в своих поступках. Ну а кхарги, даже кхарги-звери, ведут себя еще сложнее и необъяснимее. Я буду говорить об основных мотивах. Понимаешь?

Ну так вот, у тех, из первой группы, основной мотив: выжить. Большинство их идет в строители, но кое-кто — и в стражи дороги. Жаль только, они, как правило, и не подозревают о том, что им предстоит. Ну, думают, в крайнем случае придется охранять строителей от тварей из джунглей — не больше. И искренне при этом удивляются, что господину Миссинцу понадобилось такое количество кхаргов для столь непыльной работенки. Они даже не представляют, с чем им предстоит столкнуться.

«Хотел бы я знать, — в который уже раз подумал Рокх, — откуда тебе известны такие вещи. Я и сам-то не вполне представляю, с чем нам всем предстоит столкнуться».

— Учти, — продолжал Желтоклыкий, — очень много кхаргов из первой группы отсеется, как только начнутся серьезные дела. Не забывай и о топофилии. Господин Миссинец не зря придумал этот термин, очень удачный, надо сказать. Раньше такая привязанность называлась по-разному, но он смог вычленить саму суть ее. Так вот, нам следует считаться с топофилией. У многих начнутся приступы черной тоски, болезни и прочее. И снова таки, именно представители первой группы пострадают прежде всего.

— И все-таки они — основа стражей дороги. Или, если уж говорить напрямоту,

— основа войска.

Желтоклыкий одобрительно кивнул.

— Точнее, мышечная сила. А вот ядром войска должны стать кхарги из второй группы. В чем-то они будут похожи на Ствола и его приятелей. Кхарги с головой, как я это называю. Они идут в стражи дороги по разным причинам, но вместе с тем у них есть нечто, что всех их объединяет. Как правило, они сами себе на уме — и ум их, добавлю, отточен, словно клешни ракоскорпиона. В большинстве своем они — крутые парни, видевшие в жизни всякое. Их не обмануть рассказами о легкой жизни в стражах, рано или поздно (и вероятнее всего — рано) они поймут, что к чему.

— И уйдут?

— Некоторые — да. Однако в твоих интересах сделать так, чтобы они остались. Из кхаргов второй группы подбирай сотников. Но не торопись полностью доверять им.

Рокх хрипло хохотнул:

— Об этом не беспокойся. Я даже себе полностью не доверяю. Но ты говоришь «не торопись»…

— Да. Один ты ничего не добьешься. Так или иначе, тебе придется подбирать свою команду, свою личную стражу. Приглядись к ним. И учти, что они наверняка станут приглядываться к тебе. Веди себя соответствующим образом. И в конце концов нужные кхарги отыщутся.

— Ты забыл кое-что добавить.

— Что же именно?

— Чтобы я не рассказывал о своей… команде господину Миссинцу.

— Думаю, ты достаточно взрослый, чтобы я давал тебе такие советы. Ну и потом, господин Миссинец в конце концов узнает, что ты собираешь вокруг себя кхаргов. Это естественно — и то, что он узнает, и то, что ты будешь этим заниматься. Самое главное для тебя в данном случае — сделать так, дабы твои кхарги подчинялись только тебе.

— Хороший совет, благодарю. Но ведь этими двумя группами новобранцы не ограничатся?

— Будет еще и третья. Весьма… своеобразная. Верующие. Те, кто пойдет в войско, потому что его формирует избранник Господен, Избавитель и прочее. С ними тебе будет либо очень просто, либо очень сложно — в зависимости от обстоятельств и, опять же, от твоего поведения. Одно скажу: будь с ними крайне осторожен. Если они сочтут тебя шарлатаном…

— Я понял, — сказал Рокх. — Благодарю. Похоже, нам придется прерваться, мы пришли.

— А я уже закончил, — хмыкнул Желтоклыкий.

«Хотел бы я знать, что у тебя на уме, — подумал Клеточник. — И на чьей стороне ты играешь».

Но пока он мог только строить предположения и стараться быть предельно осторожным.