Артем Колчанов
Путь к Золотистой

Глава первая: "Игла"

Это был крошечный зальчик на периферии нашего подземного посёлка, дальше уже ничего не было, только сплошная гранитная скала. Зал выжгли плазмой в монолите тогда, когда посёлок ещё только строился, а строился он очень поспешно, почти что без планов и проектов. И, в конце концов, получилось так, что он оказался вовсе ненужным, впрочем, как и многие другие, построенные в то время. Никто и никак не оборудовал его, не обживал, разве что в самом начале проложили вентиляцию, а потом наверно просто позабыли о его существовании. Но зато здесь никто не бывал кроме нас - мальчишек, да и мы бывали здесь не так уж часто, разве что тогда, когда очень уж хотелось побыть в одиночестве. Мы так и называли его - Зал одиночества. Сегодня побыть в одиночестве захотелось мне, вот я и пришел сюда. Первым делом повесил на свисающую с потолка проволоку фонарь, который забирал на перезарядку, потом, повинуясь какому-то не до конца понятному внутреннему импульсу, включил его на полный накал. И фонарь загорелся просто ослепительно. Перекрытый мелкой, поблескивающей металлом, сеткой, раструб вентиляционной системы едва заметно выступал из камня в метре от пола. Из него несильно и приятно тянуло свежим, прохладным воздухом. Я передвинул к раструбу старое, потёртое кресло, которое мы давно притащили сюда из жилой зоны посёлка, где оно ожидало отправку в утилизатор. Забрался на него вместе с ногами (в нашем посёлке, даже здесь, в его необжитой части, было образцово чисто, так что ногами я не испачкаю ни кресла, ни себя). Здесь, в зале, отделённом от поверхности двумя сотнями метров, фонарь светил так ярко, словно бы само солнце сподобилось сойти под землю. От этого света я прикрыл глаза, и мне невольно показалось, что будто бы воздух из вентиляции - настоящий ветер, а фонарь - настоящее солнце, и тут же, словно бы наяву, увидел то, что сейчас могло быть только сном, но не было им, когда-то это было реальностью и осталось в памяти:

Жёлтое, лучистое и по-летнему яркое солнце светит с такого высокого и такого бездонно-голубого неба, красное же солнце только собирается восходить и его ещё не видно, лишь светится на востоке тускло-багровая и совсем неяркая на фоне дня полоска зари. Мне наверно лет шесть-семь, я по-детски беззаботен и думаю, что всё и всегда будет только хорошо, и не может быть никак иначе, а, точнее говоря, я вообще-то даже и не задумываюсь об этом, зачем ребёнку думать о таком. Я сижу на большом тёмно-сером и плоском камне, привалившись спиною в тонкой рубашке к неровной и прохладной коре дерева. Затаив дыхание, я слушаю, как очень тихо шелестит ветер в древесной кроне. Но вот на крылечко выходит мама. Я широко ей улыбаюсь, хотя и точно знаю, что сейчас она будет меня ругать, ведь ругает-то она меня не всерьёз, а любя: "Вик, ну что мне с тобой делать, опять ты сидишь на земле, не можешь хоть один день побыть чистым и аккуратным ребёнком". А я в ответ на это оправдываюсь, шутя и дурачась, это стало для меня и мамы самой настоящей игрой…

– Вик, - негромко прозвучало у меня над самым ухом. От этого я вздрогнул, и чуть было не вскочил.

– Вик, спишь что ли? - было сказано уже намного громче и гораздо насмешливее.

Это был не кто иной, как Серёжка. Серёжка - мой двоюродный брат, парень тринадцати с половиной лет от роду - почти что мой ровесник, всего лишь на год он меня младше. Серёжка - самый близкий для меня человек, наверно даже ближе родителей. Брат и друг в одном лице, просто Серёжка.

– Не, Серёж, что ты, не сплю, конечно. Просто мне сейчас кое-что вспоминалось.

Серёжка ничего не спросил, а только внимательно и понимающе посмотрел на меня своими большущими голубыми глазами и заставил подвинуться. Когда же я нехотя освободил ему место, он устроился рядом со мной, в жалобно заскрипевшем от такого бесцеремонного обращения с ним, кресле. Серёжка знал и понимал меня лучше кого бы то ни было, может быть даже лучше меня самого.

– Ну что ты снова разгрустился, Вик. Пойдём лучше в зал, мячик немного погоняем, там уже все мальчишки собрались, только тебя не хватает.

– Не хочу, - поморщился я, - каждый день одно и то же: с утра учёба, потом зал, мячик, фильм… Серёж, разве тебе это ещё не надоело?

Серёжка громко и понимающе вздохнул, было ясно, что он во всём согласен со мной, но вслух сказал другое:

– Ну, Вик, нас ведь всё-таки ждут.

– Салаги-то? Серёж, им, по-моему, что с нами, что без нас, одинаково просто и хорошо. Придумают что-нибудь, развлекутся и без нас… ну не хочется мне.

Тут нужно сказать, что мальчишек в почти полностью покинутом людьми последнем диверианском посёлке, осталось только шесть человек. А нашего с Серёгой возраста не было никого. Остальные мальчишки были, по нашему общему с Серёжкой мнению, салагами, в возрасте от пяти и до восьми лет и, если говорить честно, всерьёз я их не воспринимал никогда. Наверно потому, что они вообще не помнили жизни наверху, а знают один только этот подземный посёлок, где стерильный, всегда теплый кондиционированный воздух и мягкий, не слепящий глаз, искусственный свет. Они не знают, что такое настоящий ветер, потому что никогда не ощущали его на своей коже, что такое настоящий дождь, потому что никогда не попадали под него. И они никогда не видели собственными глазами настоящего, теплого и живого солнца, а если и видели, то не помнят об этом. И они не знают, да и не могут знать, каково бывает человеку, который когда-то видел солнце и снова хочет его увидеть, не на холодном экране, не через линзы и зеркала перископа, а своими собственными глазами.

– Снова ты, Вик, ничего не хочешь, - сказал Серёжка тихо, почти шёпотом.

В ответ я отрицательно мотнул головой, немного виновато улыбнулся, и тихо сказал:

– Я хочу увидеть солнце, Серёж, очень хочу.

Серёжка ничего не сказал в ответ, а только посмотрел мне в глаза. И без всяких слов было понятно, что он так же, как и я, до боли тоскует по солнцу, небу, ветру и дождю. И тогда я сказал ему то, что услышал от взрослых сегодня утром, в разговоре вовсе не предназначавшемся для моих ушей:

– Знаешь, Серёж, сейчас у нас на Дивере почти что зима, оба солнца в соединении.

– Сейчас у нас зимы не бывает, - отмахнулся Серёжка, - сам знаешь, там наверху одно только чудовищное лето.

– Пусть это и не настоящая зима, но не всё ли нам равно, настоящая или не настоящая. Планета понемногу уходит от красного солнца и потихоньку остывает. Сейчас перед рассветом температура падает почти до сорока градусов. Ну а сорок - это же, Серёж, вообще ерунда после тех двухсот, что были полгода назад, мы бы сейчас смогли выйти наверх просто вот так, без скафандров.

В глазах у Серёжки тотчас же загорелся ясно различимый огонёк любопытства, он меня прекрасно понял. Понял и то, чего я сейчас хочу и, слегка улыбнувшись, спросил:

– Ну и когда мы с тобой пойдём?

– Наверно можно было бы попробовать завтра, перед самым рассветом, - поделился я с ним своим только что придуманным планом.

– А когда у нас сейчас рассвет? - поинтересовался он.

– Полчетвёртого ночи или что-то около того, не раньше. Нам придётся выходить за час до рассвета.

– Нужно будет взять с собой накидки из металлки, воды побольше и по фонарю.

– Фонари можно и не брать, наверху нам и без них будет светло. Ирра сейчас почти полная, да и вообще всё небо светится, красное-то солнышко всё ещё очень близко, мы до сих пор не вышли из его внешней короны…

– Вик, а шифры замков ты не забыл?

– Конечно, не забыл. Но не оказалось бы так, что их уже сменили.

Шифры замков я сумел выведать ещё полгода назад, сразу после того, как ушел на Терцию последний звёздный транспорт. Тогда мы с Серёжкой стащили со склада по скафандру, и всерьёз собрались выбраться наверх. Но это приключение завершилось, даже не начавшись как следует. Включив скафандры, мы, сами того не зная, вместе с ними включили и маяки-ответчики, которыми они оснащены. А по сигналам маяков, тотчас же появившимся на диспетчерском экране, нас без промедления выследили и перехватили. И солнца мы тогда так и не увидели…

Серёжка поёрзал в кресле и спросил, искоса взглянув на меня:

– Мы ведь тогда до дверей так и не дошли, откуда им знать то, что и шифры нам известны, и зачем возиться, меняя их. Вот только бы и сейчас не перехватили?

– Не должны, Серёж, мы же не будем надевать скафандры. Да и к тому же, по-моему, у них сейчас и без нас забот хватает. Лишь бы самим себя не выдать, тогда уж точно перехватят.

Договорились мы обо всём сразу же, это совсем не сложно - договориться, когда хочешь одно и то же. А остаток дня провели в ожидании ночи. И я почти что и не запомнил, чем мы занимались днём. Сначала всё же погоняли мячик с малышнёй, Серёжка убедил меня заняться этим. Потом, наверно уже в десятый (если не в двадцатый) раз посмотрели старый фантастический фильм, кристалл с которым мы нашли уже довольно давно. Этот фильм почти сплошь состоял из приключений, салаги смотрели его, затаив дыхание. В этом фильме один мальчишка, мой ровесник, остаётся один на невероятно огромном корабле-звездолёте, потерпевшем страшную и малопонятную аварию на другом краю галактики. Он остаётся один и не может вернуться на Землю. Но рядом чужая планета, только что открытая и почти что неизученная. Он высаживается на неё, планету, на которой живут люди-инопланетяне, испытывает массу приключений и, переживает множество бед и злоключений, но всё же находит выход и возвращается домой, на Землю, где потом становится знаменитым капитаном разведки. Я видел этот фильм уже не один раз, а множество (раз двадцать - точно), но и сегодня смотрел с ничуть не меньшим интересом, чем в первый. Это была фантастика, причём не самая качественная, но у меня почему-то создавалось впечатление, что это самая что ни на есть реальность. Наверно потому что в фильме не было ни малейшего намека на свойственную жанру наигранность и стереотипность. Серёжка же под конец фильма откровенно задремал, и потом над ним все ребята смеялись, но он на них не обиделся. Серёжка редко на кого обижался всерьёз, а если и обижался, то быстро забывал.

За днём наступил вечер, его мы провели дома у Серёжки. Поиграли в кибершахматы, пару партий между собой, а потом вдвоём сыграли одну с кибермозгом посёлка (последнюю естественно проиграли, как всегда, не тот мы противник, чтобы всерьёз тягаться с большим кибермозгом). После шахмат мы вдвоём читали старинную книгу, напечатанную ещё на бумаге, которая была полна захватывающих приключений. Потом я позвонил по видеофону домой и предупредил папу и маму, что ночевать остаюсь у Серёжки. Настроение у папы было хорошее, и он мне без всяких вопросов разрешил, правда, в заключение не забыв предупредить о том, чтобы всё было без фокусов, он-то прекрасно знал, чем иногда заканчивается то, что начинается именно так. Тетя Лиина, Серёжкина мама, накормила нас ужином, а в десять вечера, несмотря на наши бурные протесты, заставила отправиться спать. Спать мы сегодня не собирались, но сон оказался сильнее и довольно быстро сморил нас.

Проснулся я от того, что Серёжка не без удовольствия толкал меня острым локтём в бок. В Серёжкиной комнате стоял полумрак. Висевший на стене ночник горел только в четверть накала. Серёжка молча указал на часы - было время собираться, если мы не передумали и по-прежнему собираемся побывать наверху именно сегодня. Мы не стали одеваться, и без того будет жарко, взяли только накидки из металлоткани, длинные блестящие, сделанные ещё два года назад, но конечно же не для вылазки наверх, а для новогоднего карнавала. Плюс к этому, Серёжка прихватил большую пластиковую флягу для воды. Кеды из мягкого пористого пластика взяли в руки и как были в одних трусах, на цыпочках, чтобы не шуметь, выскользнули из квартиры.

Посёлок спал. В коридорах горело только тусклое и слегка красноватое ночное освещение, но всё равно, даже при таком освещении всё было отлично видно, для наших целей оно подходило лучше, чем дневное. Серёжка наполнил флягу водой из крошечного фонтанчика на пересечении коридоров и повесил на ремень через плечо. Не говоря друг другу ни слова, мы обулись, а потом осторожно и почти бесшумно, двинулись к выходу. По пути нам никто и не встретился - ночь не то время, чтобы гулять. Да и не так уж много сейчас в посёлке людей, чтобы нашелся любитель ночных прогулок. Пройдя чуть больше километра, мы добрались до тамбурного коридора.

– Давай, - шёпотом сказал я и легонько подтолкнул Серёжку к шифратору замка.

Серёжка молча посмотрел по сторонам, лишний раз убедился, что никто за нами не следит, положил руки на клавиатуру, быстро набрал сложную комбинацию цифр и символов, которую заранее выучил наизусть. А я сразу же, как только шифр был набран, повернул большой, блестящий металлом рычаг и не без труда отодвинул в сторону массивную заслонку двери.

– Быстро, - всё так же шёпотом скомандовал я, и мы побежали по длинному, едва освещённому коридору, жалея по пути, что не взяли хотя бы один фонарь.

На переборку тамбура я налетел всем телом, настолько неожиданно она появилась прямо передо мной из темноты, хорошо ещё, что лицо не разбил. Серёжка налетел на меня, шёпотом чертыхнулся и принялся на ощупь искать шифратор. Но вот шифр набран, и дверь сдвигается в сторону, медленно и словно бы неохотно. За дверью сразу же начинается круто идущий вверх металлический винт лестницы аварийного подъёма, которым мы и собираемся воспользоваться. Неаварийным подъёмом был большой и быстрый лифт, скрытый за соседней дверью, но лифтом в нашем положении мы подняться наверх не можем, потому что он контролируется автоматикой, а она тут же просигналит о нашей попытке дежурному по посёлку. Мы побежали по лестнице вверх, и она показалась нам почти что бесконечной. Нелегко бегать вверх по лестницам на такой большой и тяжелой планете, как наш Дивер, здесь сила тяжести больше земной на целую треть. Хоть мы и родились здесь, и эта тяжесть для нас привычная и даже родная, но всё же мы не какие-то сверхмускулистые монстры, а обычные люди. Мы едва ли преодолели половину подъёма, когда Серёжка окончательно запыхался и запросил у меня пощады и остановки, хотя бы на пять минут. Я с ним согласился, потому что чувствовал себя только на самую малость лучше, чем он. Мы сели на металлические ступеньки и несколько минут потратили только на то, чтобы отдышаться и прийти в себя.

– Нет, Вить, если так и дальше бежать, то наверху мы просто упадём, как загнанные лошади, и нам будет не то, что не до солнца, а вообще на всё наплевать.

– Ладно, Серёж, больше спешить не будем, - снова согласился я, - меня и самого чертовски измотал этот затяжной забег.

И мы пошли дальше, хоть и быстро, но уже особо не торопясь. Но когда мы добрались до выхода, наши ноги гудели, а в ушах отчётливо слышался шум крови. В верхнем тамбуре было уже по-настоящему жарко. Мы попили воды из фляги, потихоньку пришли в себя и постарались хоть немного привыкнуть к жаре. И только после всего этого Серёжка попросил, указывая на наружную дверь:

– Можно, я открою?

– Давай, открывай, - согласился я.

Мы поднялись, Серёжка взялся за рычаг и, немного помедлив в нерешительности, распахнул наружную дверь, здесь не было шифратора и не нужно было вводить коды. Но от того, что я увидел в этот момент за этой дверью, меня буквально помутило. От самого порога и до горизонта расстилалась пустыня, самая что ни на есть настоящая, каменистая, голая, безжизненная, освещённая каким-то нереально-призрачным светом, равномерно льющимся со всего неба. Я знал, что так оно и должно быть, не раз видел и в перископ, и на обзорном экране. Но ведь знать, что это есть, и видеть вот так, собственными глазами - совершенно разные вещи. И в глубинах своего подсознания, я наверно не верил тому, что видел и знал, безнадежно надеялся на то, что это неправда, злой и неудачный розыгрыш… Где ты сейчас, древний, роскошный, почти что сказочный сине-зелёный лес, лес моего детства? Где тебя искать? В какой стране, на какой планете, возле какого солнца, в какой галактике? Я не знаю этого. Знаю только то, что, сколько не ищи, не найдёшь. Никогда и никому не дано найти того, что перечеркнуто временем и осталось только в невозвратном прошлом. Прошло всего каких-то семь лет, и тебя уже нет, нет даже следов, будто бы ты вообще здесь когда-то был. Сейчас ты остался только в нашей памяти…

Серёжка взял меня за руку обеими руками и потянул за собой:

– Пойдём, Вик, посмотрим наши дома, а то рассвет уже совсем скоро.

Сейчас мне совершенно не хотелось смотреть на то, что осталось от дома, где жил когда-то с родителями, до того, как мы переселились под землю. Но и обижать Серёжку я не хотел, поэтому и пошёл за ним. Вопреки всем моим ожиданиям, дом оказался точно таким же, как и семь лет назад. Гладкие, матово-белые стены, большие окна, низенькое, в две ступеньки, крылечко. Но вот вокруг изменилось всё, стало до жути чужим. Нет больше ручья, который весело журчал неподалеку, не стало чистых и ухоженных аллеек, в которых мы с Серёжкой когда-то играли. Ну и конечно же не стало Земного Дерева, когда-то нависавшего своей могучей кроной над крышей дома и крыльцом, даже никаких следов не осталось, что оно когда-то было здесь. Серёжка быстро взглянул на меня, словно бы говоря: "Я сейчас, на одну минутку". И убежал в свой дом, который был неподалёку. Я же в дом не пошел. Мне не хотелось будить воспоминания ещё сильнее. Я сел на тот самый камень, на котором когда-то любил сидеть и который вспоминал вчера в Зале одиночества. Сейчас здесь было не так жарко, как мне об этом представлялось. Едва ли сорок градусов, если бы столько было не ночью, а днём, тогда нам незачем было бы покидать планету… Но нет, днём, когда оба солнца, одно за другим, поползут к зениту, тут будет стоять невыносимая жара, при которой кипит вода и невозможна никакая открытая жизнь.

До сих пор я не могу до конца понять, почему эта беда случилась с нашей планетой, нашей Родиной, нашим Дивером. Ведь всего лишь каких-то семь лет назад здесь было так чудесно. Конечно же, я знаю об этом из школьного курса, но не понимаю до конца. Орбиты планет в системе двух солнц редко бывают стабильными, для этого нужно строгое соблюдение целого ряда условий. Наш Дивер и оказался, по докладам открывшей его экспедиции разведки, одним из таких редких и почти невероятных исключений. Большая и тяжелая, но в тоже время очень похожая на Землю живая планета. Она двигалась в этой системе по сложной резонансной орбите, оставаясь достаточно удаленной от солнц, и повторяя свой путь каждые шесть с половиной лет. Все произведенные расчёты показывали, что орбита останется стабильной. По крайней мере несколько миллионов лет планете ничто не должно было угрожать. Дивер включили в план заселения, он обладал выгодным галактическим месторасположением. В перспективе он должен был стать звёздной базой, планетой звездолётчиков и строителей звёздных кораблей. И эта перспектива начинала бурно воплощаться в жизнь, здесь были построены посёлки и целые города, сооружён большой космодром, начато строительство на орбите Дивера крупнейшего во всём Содружестве космодрома-платформы и грандиозных верфей во внешнем астероидном поясе. Население планеты превысило миллион человек и быстро росло, сюда охотно летели переселенцы, здесь было много детей… Но произошла катастрофа, природный катаклизм, который люди не могли предугадать. И она перечеркнула всю перспективу, все планы, проекты и надежды. Известные всем законы тяготения дали сбой, небольшой, но ощутимый, достаточный для того, чтобы орбита спонтанно изменилась, и Дивер начал медленно, но неумолимо приближаться к жёлтому солнцу…

Серёжка медленно вышел из дома. По нему сейчас было ясно видно, что он не рад тому, что посмотрел на остатки прежней жизни, не настолько далекой, как может кому-то показаться, но уже прошедшей и неповторимой. Но я помнил её, эту жизнь, и Серёжка тоже помнил. Ему было шесть лет, когда мы ушли под землю от страшного, растущего с каждым днём диска солнца, от его злых испепеляющих лучей, от огненного дыхания чудовищного всепланетного пожара… Серёжка молча посмотрел по сторонам и, неожиданно улыбнувшись, сказал:

– Вик, помнишь, тут ручей бежал, а вон там был наш пруд?

Я хорошо помнил и ручей и пруд. Собственно, это был даже не пруд, а одно только название, что пруд - лужа длиной метров восемьдесят, шириной - тридцать и два метра глубины в самом глубоком месте. Но нам он тогда казался очень большим и страшно глубоким. Там всегда можно было купаться, даже не спрашивая у родителей разрешения, что мы и делали.

– И мы с тобой там купались, каждый день, и не по разу, - я тоже улыбнулся.

– А ты меня ещё и плавать учил.

– Когда и сам почти что не умел.

– И мы один раз чуть не утонули… - Серёжка сел на камень рядом со мной. Несколько минут мы просто сидели и молчали. - Вик, а транспорт-то точно придёт? - Перескочил он на другую тему.

Это была не наша тема. Транспортный корабль должен был прибыть на Дивер ещё месяц назад, чтобы забрать нас, последнюю группу людей, остававшихся на планете, и доставить на Терцию, куда большей частью и перебазировалась наша колония. Но корабль не пришёл, и никто не знал, почему он не пришёл. Это стало постоянным и серьёзным поводом для мрачных мыслей у взрослых. Но нас это мало занимало. Даже если корабль и не придёт, мы от этого не погибнем, наш посёлок способен обеспечить нас всем необходимым не на одну сотню лет. Разве что планета упадет на солнце, но вроде бы, согласно новой, недавно разработанной, теории тяготения такого не должно произойти. Но кто сейчас верит теориям, после того, что случилось с планетой семь лет назад? Если старая теория оказалась неточной, то и новая тоже может дать сбой.

– Придёт, обязательно придёт, - ответил я, немного подумав, и добавил, - нас ведь не бросят, люди людей в наше время не бросают.

– Но ведь они же месяц назад должны были прилететь, а до сих пор нет ни корабля и никаких известий.

– Мало ли какие проблемы могли появиться у других звёзд.

Серёжка кивнул в ответ, и ещё немного помолчав, неожиданно для меня предложил:

– Вить, давай, прямо сейчас, сходим на космодром?

– Туда же больше часа топать, - возразил я ему, - а рассвет уже совсем скоро, изжаримся ведь.

– Не изжаримся, не сразу ведь, как солнце взойдет, страшная жара сделается. А мы только посмотрим, и сразу же обратно.

Я прекрасно понимал, что идти на космодром сейчас - это натуральнейшая глупость, и даже не просто глупость, а дурной, никому не нужный риск. Но в этот момент всё мое здравомыслие просто куда-то отодвинулось. Меня словно бы что-то тянуло на космодром, как магнитом, и я сразу же согласился:

– Идём, но только придётся поспешить.

Дорога к космодрому была в отличном состоянии. Широкая полоса из серого, уплотненного и оплавленного грунта, с ней абсолютно ничего не сделалось после катастрофы. Шли мы быстро, и рассвет нас застал уже на самом краю огромного взлетно-посадочного поля. Сначала горизонт стремительно подёрнула красная дымка зари, а потом над ним показался тускло-багровый краешек красного солнца, такого близкого сейчас и непривычно огромного. На его выползающем на небо диске даже невооруженным глазом были видны тёмные пятна и яркие факелы вечно бушующей поверхности. Это было такое зрелище, которое мало кто из людей мог наблюдать собственными глазами, без телескопа и без какой бы то ни было защиты.

– Ой, - Серёжка остановился одновременно со мной, пораженный открывшейся перед нами картиной, - оно такое громадное.

– К тому же очень близкое и очень опасное, - добавил я и протянул Серёжке накидку, - на, надень, а то сейчас следом за красным солнцем и жёлтое покажется.

Не успело ещё красное солнце полностью выбраться из-под горизонта, как над ним уже показался и краешек жёлтого. Свет солнц смешался, стало так светло, как раньше бывало наверно только в летний полдень, а может быть и ещё светлее. И в этом свете весь пейзаж преобразился, сделался настолько нереальным, словно бы мы оказались на абсолютно чужой и чуждой людям планете.

Сейчас нам нужно было как можно быстрее бежать обратно, в посёлок. Если уж только что взошедшие солнца светят настолько опаляюще, то что будет тут через час, когда они поднимутся ещё выше. Наши отражающие накидки оказались просто игрушками, солнца нагрели их в один момент. И я прекрасно понял, что камни под ногами, да и сам воздух, уже очень скоро станут просто обжигающе горячими, и до посёлка нам не добежать ни за что. А мы были уже на космодроме. На всём его огромном поле возвышался только один корабль - внутрисистемный транспорт, один из тех, которые когда-то использовался для обеспечения орбитальных строек, но уже не один год назад заброшенный. В этот момент я подумал, что если попасть на него, то у нас появится верный шанс, на любых кораблях действует автономная система жизнеобеспечения, а автоматика всегда должна поддерживать корабль в исправном состоянии, даже если им и не пользуются. Но вот о том, как попасть на корабль, я не имел представления…

В полумиллионе километров от планеты пространство охватила лёгкая, но быстро нарастающая дрожь, искажающая и преломляющая свет далёких звёзд, оно искривилось, надулось, словно воздушный шарик, лопнуло и скрутилось тугим вихрем. И вот, в самом центре этого вихря, яркой вспышкой какого-то запредельного, не существующего в природе оттенка, начал выход в нормальное пространство мощный межзвёздный корабль. Какую-то долю секунды он весь пылал ярчайшим сверхзвёздным огнем, потом его светящаяся оболочка раздулась и лопнула, словно мыльный пузырь, и корабль окончательно вошел в нормальное пространство после дальнего внепространственного перехода.

– Поздравляю экипаж с прибытием к нашей первой цели, - негромко сказал командир, высокий светловолосый мужчина, которому на вид никто не дал бы больше двадцати пяти, если бы не глаза, глаза много повидавшего и пережившего человека. На самом деле он был стар, стар настолько, что никто из не знакомых с его историей людей и не догадался бы насколько. За все свои жизни он переменил столько имен, что никто кроме него самого и не знал, как же его зовут на самом деле. Никто не знал и того, что сейчас он носил то, под которым родился и которое носил всю свою очень долгую первую жизнь - Артур Рикст, астрокапитан звёздного космофлота, - под нами планета Дивер. Мы должны сделать то, что должны, круг обязательно должен замкнуться, иначе под вопросом будет не только наше будущее, но и наше прошлое, да и само наше существование окажется под большим вопросом… Ну, ладно, хватит слов, приступаем к делу. Расписание один, выход в точку визуального контакта.

Корабль резко пошел на снижение, туда, где ночь на планете вскоре должна была смениться днём, туда, где они обязательно должны оказаться. Командир неторопливо вошел в рубку наблюдения:

– Ну, что увидели? - спросил он у наблюдателя, который, по сравнению с ним, выглядел совсем мальчишкой.

– Объекты наблюдения покинули посёлок подземный и находятся сейчас в посёлке покинутом. Похоже, что они и не собираются на космодром.

– Они туда обязательно отправятся, я это знаю.

– Командир, я не могу понять, почему эти двое мальчишек так важны для нас, они ведь никак не могут быть связаны с нашей организацией?

– Ты в этом уверен? Я и сам полностью не знаю всего, чтобы правильно ответить на твой вопрос. Ответить могли бы наверно только Старшие, Дубльком или некоторые из его людей… Я же знаю только то, что младший из них в своё время откроет теллитный саморазряд, и это позволит их кораблям летать по всей Галактике. Старший же станет галактиккапитаном, самым известным в истории командующим Галактической Разведки… но не это главное дело его жизни. И не это самое важное для нас. Ели сегодня эти ребята погибнут, наш круг вряд ли когда вообще удастся замкнуть. А пока круг не замкнут, даже само наше существование нельзя назвать вполне реальным. Сейчас мы существуем и одновременно не существуем, и если нам не удастся осуществить задуманное, то вполне возможно, что мы окончательно перестанем существовать, мгновенно, даже ничего не заметив. Всё, ради чего мы жили и живём, исчезнет вместе с нами, словно бы никогда и не существовало.

– Святые эглы, командир, не пугайте нас, я же знаю, что одна попытка уже была, и оказалась неудачной.

– Да, и та неудача частью лежит и на моей совести. Тогда мы ждали нашего конца, но он не наступил, и мы поняли, что ошибку ещё можно исправить. Огромного труда стоило то, чтобы произвести ещё одну, вот эту попытку. И сейчас мы не имеем права на ошибку, потому что третьей попытки может уже и не быть.

– Так, командир, они направляются в сторону космодрома.

– Так и должно быть, я вижу это во второй раз. Идём на снижение, цель - космодром.

– Вик, смотри, что это такое? - Серёжка, запрокинув голову, смотрел на небо. Там, почти, что в самом зените горела ярчайшая звезда. Но не просто горела, она приближалась к нам, вне всяких сомнений, это заходил на посадку звёздный корабль.

– Это корабль, Серёга, бежим отсюда. Тут близко бункер-укрытие.

Мы припустили со всех ног, но добежать до бункера не успели. Заходивший на посадку звездолёт опустился прямо перед нами, всего в какой-то паре сотен метров. И это заставило нас застыть на месте от изумления. Корабль опустился легко и почти бесшумно, словно призрак - не было ни обычного для посадки оглушительного рёва движков, ни тянущегося из дюз длинного, раскалённого до звёздных температур языка плазмы. Никакой корабль, из известных нам, просто не мог так садиться. Но он не мог быть и призраком - рожденной в мозгу галлюцинацией. Мы ясно услышали треск плит под его опорами, ощутили, как вздрогнула под нами земля. Корабль был настолько же реален, насколько реальны были мы сами.

– Что это за корабль? - сумел выдавить из себя Серёжка.

Что ни говори, а корабль выглядел странно: Сверкающая зеркальной поверхностью, сильно заостренная вверху, но удивительно пропорциональная башня корпуса. Её облик не портило даже явно тяжелое вздутие кормы, на срезе которой выступали четыре мощные маршевые дюзы. От середины корпуса вниз шли четыре псевдокрыла - вытянутые равнобедренные треугольники, оканчивающиеся внизу тонкими, по сравнению с корпусом, опорами. Но, несмотря на явную массивность, корабль казался лёгким и даже каким-то ажурным что ли, с функциональной законченностью всех форм и обводов. А всё это вместе взятое придавало облику корабля какой-то чуждый и даже неземной вид, так наверно мог бы выглядеть корабль нашей мечты из неблизкого и туманного будущего.

– Он не похож на земные корабли, - совладал с собою и я, - к тому же, похоже, что у него гравитационная тяга, а про нее у нас никто пока и не заикается.

Тут Серёжка заулыбался вовсю:

– Но ведь на нем же название написано.

Странно, как я мог не заметить этого сразу же, наверно меня так поразил внешний вид корабля. Вдоль корпуса, красивыми золотистыми буквами, было написано имя корабля и планета его приписки.

– "Игла", - негромко прочитал я вслух, - Солнечная система, планета Земля.

Как мне сразу же показалось, название звездолёту было дано поразительно верно, он удивительно напоминал своим видом оперенную иглу, какими стреляют игломёты - устаревшее, но всё ещё применяемое оружие. А над названием золотилась небольшая эмблема - шестиугольный щит, два обнаженных меча и поднимающееся из-за края щита пылающее жёлтое солнце.

– Это эмблема Службы Безопасности? - спросил Серёжка.

Я кивнул в ответ и сказал:

– А сам корабль тогда наверняка новейший крейсер СБ.

– Бежим отсюда, - прошептал мне на ухо Серёжка.

– Куда бежать? - сказал я с изрядной долей злости, которая большей частью была злостью на самого себя, - куда нам бежать? Куда ни беги, а солнышко тебя всё равно догонит, достанет и зажарит.

– Ну а что тогда, к ним идти что ли? - Серёжка кивнул в сторону корабля.

– Хотя бы и к ним. Может быть, и не дадут нам зажариться как следует.

Серёжка обречено вздохнул, и мы медленно побрели к кораблю. С каждым шагом, при взгляде на корабль, пропадало ощущение его ажурной невесомости. На мощных, по три метра диаметром, опорах, над нами возвышалась могучая машина, тяжесть которой казалось давила на нас. А, увидев угольно-чёрные, слегка искрящиеся тетралитом, десятиметровые воронки фотонных дюз, Серёжка невольно присвистнул и спросил:

– Интересно, какую тягу развивает этот двигатель?

– Не знаю, - ответил я, увидев, что на правой от нас опоре открывается узкий вход.

Заметив, куда я смотрю, Серёжка повернулся в ту же сторону. Тем временем из опоры, один за одним, показались три человека в немного странно выглядевшей форме космофлота, без знаков различия. Первым вышел высокий светловолосый человек лет двадцати пяти, а оба его спутника выглядели ещё моложе. В его же облике ясно читалась и сила, и властность, среди них он без сомнений был главным. И я абсолютно точно понял, что где-то уже видел этого человека, но не мог вспомнить, где именно. Для себя я назвал его Капитаном. Капитан посмотрел по сторонам быстрым и каким-то летящим, ни на чём не задерживающимся взглядом, и с лёгкой усмешкой высказался:

– В такую жару разумна только одна одежда - скафандр.

– Я не подумал, - виновато сказал второй и, кивнув в нашу с Серёжкой сторону, добавил, - вон и местные ребята одеты не в скафандры, а легко.

Капитан на долю секунды задержал свой взгляд на нас, неожиданно смягчился и, широко улыбнувшись, лёгким жестом руки пригласил нас к себе. Мы с Серёжкой быстро переглянулись, и так как делать больше ничего не оставалось, пошли к нему.

– Так значит, это вы нас встречаете? - шутливо спросил второй.

– Ага, - в тон ему ответил Серёжка.

– Нет, мы оказались здесь совершенно случайно, - сказал я полуправду.

– А вам не кажется, что тут чересчур тепло? - продолжил второй.

– Кажется? - шутливо спросил Серёжка и добавил, - нет, нам это не кажется, мы это просто знаем.

– Тогда поднимемся на борт.

Капитан жестом указал на вход в опоре. Всю её центральную часть, занимал лифтовый канал. Круглая кабинка лифта была намного меньше, чем на лифте в посёлке, но всё же достаточно просторна для того, чтобы вместить пятерых человек. Дверь кабинки закрылась, как только Капитан нажал несколько разноцветных кнопок на стене. Я не ощутил того, что мы двигались, но когда дверь открылась, за ней оказался узкий коридор, а дальше было помещение с множеством экранов на вогнутых стенах и большой, изогнутой в виде подковы, светло-серой консолью управления. За этой консолью сидел человек в шлеме под цвет консоли и в такой же, как у капитана и его спутников форме.

– Антон, - негромко сказал капитан своему спутнику, - подбери для гостей, - он кивнул в нашу сторону, - защитные костюмы.

– Пять минут, - ответил Антон и быстро вышел из рубки, второй спутник капитана удалился следом за ним.

Капитан повернулся к нам и осмотрел с головы до пят таким взглядом, который пронизывал, словно рентген. Всё-таки была в этом человеке вполне очевидная странность, потому что уже через секунду его взгляд оттаял и снова стал вполне дружелюбным.

– Итак, кажется, мы с вами ещё не знакомы. Меня зовут Артур Рикст, я капитан этого корабля. А как зовут вас, мои юные друзья?

Я быстро представил нас обоих:

– Он - Сергей Дайский, а я Виктор Стрельцов.

Он слегка покачал головой:

– Вы очень похожи друг на друга, и я почему-то думал, что вы братья.

– Ага, - сказал Серёжка, - вы угадали, мы и есть братья, но только двоюродные.

Капитан посмотрел на экраны, едва заметно поморщился, потом снова повернулся к нам и спросил:

– Может быть вы объясните, почему нас никто не встречает и эфир чист, как небо после дождя? Никто не ответил не то что на наши запросы, но и на подлетный сигнал.

Серёжка просто пожал плечами. Я же предположил:

– Просто вас сегодня никто и не ждал. Ждали транспорт, но не сегодня, а месяц назад. Людей на всё не хватает, в посёлке осталась одна только последняя группа. Наверно просто сейчас никто не дежурил у связи. Некоторые ведь даже предполагали, что за нами вообще никто и никогда не прилетит.

Капитан вздохнул:

– Четыре месяца назад мы обнаружили потерпевший аварию, но всё же сумевший выброситься из Пустоты транспорт, тот самый, который вы ждали. Мы, хоть и на пределе дальности, но всё же сумели связаться по ТП-каналу с Землей. О транспорте и его экипаже нам обещали позаботиться. Нам же был дан приказ идти на Дивер и эвакуировать последнюю сотню поселенцев… Мы считали, что встретить-то нас должны обязательно.

– А у нас об этом никто не знал, - сказал я, - но можете считать, что это мы вас встретили. Мы проводим вас в посёлок.

Капитан снова улыбнулся и сказал:

– Именно это я и хотел у вас просить. Только вам сначала нужно одеться соответственно погоде на вашей планете, а то ваша одежда неразумна.

Мы, с Серёжкой, не сговариваясь, посмотрели друг на друга, смутились своего облика и поплотнее завернулись в свои накидки. Капитан снова улыбнулся и спросил:

– Насколько я понимаю, вы вдвоём ушли из посёлка, никого не предупредив об этом?

– Ага, - виноватым тоном признался Серёжка. Я же постарался объяснить причину нашего поступка, получилось это довольно неуклюже:

– До сегодняшнего дня мы больше шести лет не видели ни солнца, ни неба. Нас просто не никуда не выпускали из посёлка. И если бы мы хоть кого-то предупредили, то и на этот раз тоже не выпустили бы.

– Понимаю, - сказал Капитан и покачал головой.

Мне показалось, что он нам сочувствует, но всё же не одобряет, и я решился попросить:

– Пожалуйста, не говорите никому, что мы были здесь, а то нам, не знаю как, но нагорит обязательно, крупно нагорит.

Капитан кивнул:

– Хорошо, беру вас под своё покровительство. Но думаю, что от гнева родителей это вас всё равно не спасет.

В этот момент в рубку вошёл посланный за костюмами звездолётчик. Он принес то, что обещал. Защитные костюмы оказались вовсе не костюмами, а самыми настоящими скафандрами. Мягкая, серовато-серебристая ткань из билитового волокна, полупрозрачный шлем и, скрывающаяся в массивных наплечьях, автономная система терморегуляции и жизнеобеспечения.

– Должны подойти, - сказал он Капитану.

Капитан кивнул и сказал нам:

– Одевайтесь.

Скафандры оказались как раз по размеру, даже без предусмотренной на них подгонки. Они идеально облегали фигуру, были легки и очень удобны. Шлемы же мы только примерили и снова сняли.

– Подождите здесь, - приказал нам Капитан, и они удалились.

Серёжка посмотрел на меня, еле слышно присвистнул, и шутливо округлил глаза. Словно бы сказал, ну и вляпались же мы с тобою, брат. Я кивнул ему в ответ, а он, не удержавшись, хохотнул. В это время человек, сидящий за пультом, облегченно вздохнул, снял с себя шлем и, повернувшись к нам, с улыбкой спросил:

– Ну и как здесь у вас, на Дивере? Очень тяжело?

– Кому как, - уклонился я от прямого ответа, но он понял это по-своему.

– Я бы наверно просто физически не смог шесть лет не видеть неба.

– Вы пилот? - спросил Серёжка.

– В каком-то смысле. А точнее говоря, звёздпилот. Слышали про такую специальность?

Мы одновременно кивнули. Звёздпилоты - люди ведущие звёздолёт сквозь "не вполне реальное пространство" Пустоты, в котором можно обогнать свет. Звёздпилоты - элита среди всех пилотов. На любом корабле-звездолёте и сам капитан обязан был быть звёздпилотом, и только звёздпилот мог рассчитывать когда-нибудь стать звёздным капитаном. Звёздпилотами мечтали стать многие, но могли лишь единицы, обладающие для этого необходимыми качествами и способностями. Немного помолчав, я спросил:

– Не скажете ли вы, что это всё-таки за корабль такой - ваша "Игла"?

– Скоростной экспериментальный малый внепространственный крейсер. Принадлежит Центру Изучения Внепространственных Переходов. Новейшая и ещё только проходящая испытания разработка.

– А почему же тогда у вас на борту эмблема СБ?

– "Игла" - крейсер, разработанный по заказу этой самой службы, для разведки он маловат.

– Вы садились красиво. - Сказал Серёжка. - Неужели всё-таки антигравитация?

– Скорее уж не антигравитация, а гравидинамика. Гравидвигатель - новейшая разработка, тоже экспериментальный, но очень уж удачная вещь получилась. Он настолько удобен, что очень скоро станет просто незаменимым для околопланетных маневров… мечта пилота. Кстати, именно благодаря вашей планете появилась новая теория гравитации, а она и дала нам этот двигатель.

Я кивнул, потому что уже был во многом наслышан о новой теории гравитации от отца, хотя и о ней никто пока официально не объявлял, и в школе её естественно не изучали. Но и отец не предполагал, что она даст практические результаты уже сейчас, в наше время, а не в отдаленном от нас будущем.

– Значит, на вашем корабле мы полетим на Землю? - спросил Серёжка.

– Естественно. И через три месяца уже будете на месте. Наш кораблик-то как-никак быстроходный крейсер, а не транспортное корыто. Такой удельной мощности на здешних кораблях ещё никто не видел.

– Отставить, Миша, - сказал незаметно вернувшийся капитан, причем таким тоном, что пилот побледнел и, вскочив на ноги, замер по стойке "смирно".

Хоть кому, видевшему это, стало бы ясно, что властью капитан этого корабля обладал по-военному неограниченной.

– Отставить, - снова сказал он, но на этот раз уже не так жёстко, - не следует сообщать нашим гостям ничего лишнего.

– Больше такого не повторится, капитан, - мальчишеским тоном и, уже едва сдерживая улыбку, сказал звёздпилот Миша.

– Верю, - сказал капитан и почти что обречено махнул рукой в его сторону, а потом, повернувшись к нам, - идёмте, ребята.

За время своего отсутствия капитан облачился в такой же скафандр, что были сейчас на нас с Серёжкой. Мы вошли в кабинку лифта и через пару секунд уже вышли на поверхность.

– Идёмте, - снова сказал капитан и добавил, - можете звать меня просто Артуром.

– Хорошо, - сказал я, и тут же спросил, - а вы что, разве один в посёлок пойдете?

– Не один, а с вами, - сказал он, снова улыбнувшись, и тут же объяснил, - на "Игле" экипаж маленький, вместе со мной только десять человек. Так что делегации из нас всё равно не получится. Пусть уж лучше занимаются послепосадочной проверкой, а затем предстартовой подготовкой.

– Дядя Артур, - спросил Серёжка, - а всё-таки, правда, что ваш звездолёт - новейший и быстроходный крейсер?

Капитан улыбнулся и ответил:

– Вообще-то это так, но пока всё ещё остается закрытой информацией. И уж если вы узнали это, мне остается только просить вас о том, чтобы вы держали эту информацию в секрете до тех пор, пока её официально не откроют.

– Обещаем, - за нас обоих ответил Серёжка.

– Ну, вот и хорошо. Мы проводим заключительные испытания корабля. Официально считаемся экспериментальным крейсерским патрулем Службы Безопасности, но официального объявления об этом не было.

– Понятно, - сказал я, - мы никому и ничего не скажем. Но только и вы не говорите никому о том, что мы были на космодроме.

– Шантажируете, - сказал он, не прекращая улыбаться, - ну да мне в этом нет никакого интереса. О вас я никому говорить не собираюсь, но, скорее всего, вы и так, без этого, попадётесь.

– Скорее всего, - подтвердил Серёжка, - но только вы тогда хоть немного за нас заступитесь.

Капитан коротко рассмеялся и сказал:

– Ну, хорошо, я ведь уже сказал, что беру вас под своё покровительство.

Дальше мы шли молча. Скафандры были просто чудесными, жару под себя не пропускали, и идти в них было одним удовольствием. Даже свет пылавших в небе солнц полностью смягчался золотистым покрытием гермошлема и не слепил глаза. Но в то же время скафандр ничуть не стеснял движений и не создавал ощущения герметично закрытого костюма. До посёлка мы дошли меньше чем за час, с полным комфортом. Но когда оказались среди пустых домиков покинутого посёлка, капитан жестом попросил нас задержаться.

– Я в первый раз за всю свою жизнь вижу покинутое человеческое поселение звёздного века… это страшно. Я понимаю вас. Идёмте дальше.

Тамбур был уже рядом. Когда мы подошли к нему, я потянул за рычаг и открыл вход:

– Добро пожаловать.

Как оказалось, в верхнем тамбуре горел свет, и к тому же не дежурный, каким в последнее время пользовались все, а полный. Значит о прибытии корабля здесь уже наверняка стало известно, и нас приготовились встречать. Точнее говоря, конечно же не нас, а капитана. Кивнув нам, капитан начал быстро спускаться по лестнице вниз, проигнорировав лифт. А мы, почти что бегом и едва успевая, последовали за ним. Как оказалось, насчет встречи я нисколько не ошибся, и нас действительно встретили, но уже внизу, в тамбурном коридоре. Целая делегация из десяти человек, во главе с председателем. В этой делегации оказался и мой отец, который смотрел на нас с Серёжкой таким взглядом, который мог бы испепелить нас не хуже двух солнц. Капитан представился первым.

– Артур Рикст, капитан крейсера "Игла" из состава патрульного космофлота Службы Безопасности.

Но как только капитану были представлены все встречающие, папа выразительным жестом поманил нас с Серёжкой к себе. Мы молча опустили глаза, и пошли, но капитан нас остановил:

– Я обещал ребятам, что за эту их самовольную вылазку наверх им не попадет.

– Ну, уж извольте нам это самим решить, - папа был серьёзно разозлен.

– Я обещал и не намерен от этого отказываться, - сказал капитан таким тоном, что по спине у меня, да и не только у меня, пробежали мурашки, - вы не знаете, каково провести полжизни взаперти, под землей, а они это знают. И если вы не можете их понять, то хотя бы дайте слово, что они не будут за это наказаны.

Председатель молча кивнул, папа же немного помедлив, тоже кивнул. Тогда капитан отпустил нас и мы, понурившись, пошли вглубь коридора, к жилым помещениям. Папа вскоре догнал нас и, взяв за руки, повел домой. Крепко взял, не убежишь, не вырвешься, даже рука занемела, пока он довел нас до нашей квартиры.

– Посидите пока здесь. Может быть, вам хоть немного стыдно станет. Хотя вряд ли, вы ведь себя считаете правыми.

– Но, дядя Кирилл, ведь вы же обещали, что не накажете нас, - жалобно сказал Серёжка, чересчур жалобно. Но ожидаемого эффекта это не дало.

– А разве я вас наказываю? Хотя наверно, если бы вас выдрать по-настоящему, ремнём, вам бы это только на пользу пошло. Если уж в голове нет ума, то через другое место немного добавилось бы. Но что поделать, хоть я вас и не понимаю, но обещал не наказывать. Так что посидите здесь, и хорошенько подумайте.

– Папа, только не закрывай нас.

– Чтобы вы снова куда-нибудь удрали?… - сказал он, но, немного подумав, добавил. - Хорошо, я не буду вас закрывать, но только если вы твёрдо пообещаете мне, что без моего разрешения не переступите этого порога.

– Обещаем, - сказали мы с Серёжкой почти что в один голос.

– Я вернусь только вечером, может быть даже ночью, так что времени на размышления о вашей вине у вас будет предостаточно.

Сказав это, папа оставил нас одних и дверей не запер, зная, что данное нами обещание удержит нас намного лучше любого замка. Но, оставшись одни, ни о какой вине мы естественно размышлять и не собирались. Сначала мы весело рассмеялись, потом, от избытка энергии, принялись бороться друг с другом, а когда это нам надоело, стали бурно обсуждать всё случившееся с нами за ещё только начавшийся день, а впечатлений для этого нам хватало. Но и этим нам тоже не пришлось заниматься долго, потому что пришли мама и тетя Лина. Вдвоем они принялись нас воспитывать: Для начала стали над нами подсмеиваться и подтрунивать нас. Описали, какие "предусмотрительные" из нас получились разведчики и как "правильно" мы всё рассчитали. Но хорошо, что ещё так, без слёз и долгих высказываний о том, какие мы плохие. И, надо сказать, с большим эффектом. Потом они заставили нас выбраться из скафандров, отправили в душ, а после него заставили одеться по-домашнему. Серёжка оделся в мою одежду, ему она была почти что вокурат, не настолько уж он меня меньше. После этого наши мамы накормили нас завтраком и, заявив, что поскольку мы неисправимы, не имеет смысла дальше воспитывать нас, потому что это пустая и неэффективная трата времени, закрылись в спальне.

– Сестры о чем-то секретничать собрались, - негромко сказал Серёжка. Мама и тетя Лина были сестрами, и даже больше, сестрами-близнецами. Они были настолько похожи, и внешне и по характеру, что очень многие зачастую их путали. Но только не мы с Серёжкой, хотя и не могли объяснить как, ну да это само собой разумеется, - давай тоже закроемся в твоей комнате.

– Давай, - сразу же поддержал его я, - тоже никого не пустим и хоть поговорим спокойно.

Так мы и сделали. Закрывшись в комнате, мы говорили о "Игле", о том, что скоро будем на Земле, старой и доброй Земле, родине всех людей. Говорили о том, что будем делать во время полёта и как потом будем жить на Земле. Мы лежали на кровати, поверх одеяла, и нам было хорошо вот так лежать и говорить о хорошем. Мы разговаривали ещё много о чем. Но когда я разразился долгим монологом о полётах вне пространства, то даже не заметил, что Серёжка уснул и мирно посапывает мне в плечо. Может быть, мой рассказ послужил для него снотворным, а может быть, сегодня он вымотался посильнее меня. Я уже было собрался уснуть следом за ним, но у меня это не получилось. Я промаялся наверно с час, но так и не сумел уснуть. Зато я услышал, что папа вернулся домой, его голос был слышен даже через закрытые двери. Осторожно, чтобы не разбудить Серёжку, я поднялся и вышел из комнаты. Папа сейчас был даже весёлый, за время отсутствия его настроение существенно изменилось. Посмотрев на меня, он спросил:

– Ну и как, уже осознали свою вину? - и, не дождавшись ответа, продолжил, - ну да ладно, ругаться всё равно некогда. На Дивере мы сегодня уже последний день. Завтра утром грузимся на "Иглу", а примерно через три месяца будем на Земле.

– Кирилл, почему такая спешка? - спросила мама.

– Капитан Рикст не намерен здесь задерживаться. У него есть свой приказ, своя программа и свои планы.

– Не могу понять.

– "Игла" - это не какой-то транспорт, а крейсер СБ. Ну, да и это неважно. Сейчас я ухожу, будем останавливать и консервировать энергостанцию, и до утра, скорее всего, не вернусь. Так что собираться вам придётся без меня. И вы, Лина с Серёжей, тоже идите и собирайтесь. Максим просил вам передать, что и его до утра вы можете не ждать.

Сказав всё это, папа ушел. В нашем посёлке он был главным энергетиком и был обязан собственными руками отключить всё то, что здесь было его работой.

– А Серёжка спит, - сказал я тете Лине.

– Ну, пусть и дальше спит. А то вы наверно всю ночь не спали, к своему побегу готовились. Да и всё равно, в сборах от вас пользы практически никакой, одна только помеха.

Сборы не заняли много времени, потому что к ним мы уже не один месяц готовились. Мы с мамой быстро сложили всё самое необходимое в сумки. А всё то, что останется здесь, привели хоть в какой-то порядок. И если уж кто-то побывает тут после нас, то пусть видит, что люди отсюда не бежали, а ушли вполне организованно. Когда мы закончили, мама ушла помогать тете Лине собираться. А я, оставшись один, только сейчас и заметил, что уже наступил вечер. И тут меня охватила такая грусть: неужели это и есть мой самый последний вечер на Дивере, планете, которая есть и навсегда останется моей Родиной. Неужели я никогда уже больше не буду сидеть в этих креслах, мы с Серёжкой никогда уже не будем бороться на этом ковре… Всё это было столько раз, стало той обыденностью, на которую и внимания не обращаешь, и этого уже никогда больше не будет. Не будет больше шумных и весёлых погонь по лабиринту коридоров, не будет изрядно надоевшей мне игры в мячик с младшими мальчишками, и не будет очередного смотрения старого фильма. Да, этого уже больше не будет, мы уйдём с Дивера, и у нас будет другая, наверно более счастливая жизнь. Может быть, я когда-нибудь и вернусь сюда, но того, что уже прошло, я никогда не смогу вернуть. Да наверно и не захочу, думать о будущем гораздо приятнее, чем жалеть о прошлом. Этими рассуждениями я взял себя в руки и пошёл будить Серёжку.

От того, что я включил свет, Серёжка не проснулся. Но стоило мне положить ему руку на плечо, как он вцепился в неё, словно ища защиты от чего-то неописуемо ужасного. Но он тут же проснулся и, увидев меня, глубоко и облегченно вздохнул, но руку отпустил не сразу.

– Ну что ты, Серёж. Что-то страшное приснилось?

– Ага, - кивнул он в ответ.

– Расскажи, - попросил я, устраиваясь рядом с ним.

– А ты смеяться не будешь?

– Разве я когда-то над тобою смеялся?

– Да уж было дело, и не один раз.

– Тогда я смеялся в воспитательных целях, а сейчас не буду, слово даю.

Серёжка немного поворочался, а потом сел, привалившись спиной к стене:

– Мне приснилось, что будто бы мы летим на "Игле". И капитан говорит нам, что завтра мы будем на Земле. Что, мол, сегодня уснешь, а когда проснешься, то будешь уже на Земле, и всё будет хорошо. Я засыпаю и долго-долго сплю, очень долго, а когда просыпаюсь, то никого вокруг нет, ни единого человека. Я слышу, что где-то далеко звучат голоса, бегу туда, но никого не нахожу. Потом и голоса пропадают. Я иду по кораблю и слышу только свои шаги и эхо от них. И вдруг я замечаю, что вокруг уже и не корабль, а наш посёлок. Всё как всегда, но ни одного человека вокруг. Я кричу, зову хоть кого-нибудь, но всё без результата. И я понимаю, что все улетели, а меня почему-то забыли и оставили. Такой ужас подкатывает, что даже и кричать я уже не могу. Я иду, куда ноги несут, оказываюсь в вашей квартире и снова засыпаю. А просыпаюсь от того, что меня будит какой-то старый и очень нервный человек в капитанской форме. Он говорит мне, что будто бы он - это ты и что я проспал сто лет. Что он собирается умирать, а я должен буду занять его место и так же, как и он, стариться сто лет. Я вскакиваю и бегу от него. Бегу, а он смеется мне вслед и кричит, что, мол, от своей судьбы ещё никто и никогда не смог убежать, сколько бы ни старался… Такой вот сон.

– Странный сон, даже очень странный, хотя и интересный, - сказал я, хотя для себя посчитал всё это обыкновенной ерундой.

– Не интересный, а страшный… Вик, сейчас уже вечер?

– Ага, ты поспал от души. Сейчас уже начался наш последний вечер на Дивере. Завтра утром все мы отбываем с Дивера на посудине капитана Рикста.

– Как, уже завтра? - искренне удивился Серёжка.

– Ага. Капитан не намерен здесь задерживаться, у него свои дела и свои приказы.

– Но тогда же нужно собираться.

– Твоя мама и так уже наверно всё, что нужно, собрала. А моя уже давненько ушла ей помогать. Так что оставайся, они там и без тебя справятся.

– Откуда им знать, что я собираюсь взять с собой. Ты-то у себя уже всё собрал?

– Всё, что нужно, собрал.

– Тогда идём к нам.

– Не могу, я же обещал не выходить из квартиры.

– Ой, - спохватился Серёжка, - я ведь тоже обещал. И что мне сейчас делать?

– Подтверждаю, что тебе разрешили выйти отсюда, а обо мне папа просто-напросто забыл.

– Вик, извини, но я пойду.

– Иди.

– А что ты тут один делать собираешься?

– Ничего не собираюсь… Спать завалюсь, ты-то уже выспался, а я ещё нет.

– Никому бы таких снов не пожелал.

– Да брось ты, Серёг, если хочешь - оставайся, не хочешь - иди и собирай свои вещи.

– Вик, ты что, обиделся что ли?

– Я спать хочу.

– Я только соберусь и снова приду.

– Если тебя отпустят.

Серёжку всё же не отпустили. Я его недолго подождал, а потом, как и собирался, лёг спать. Сам не знаю почему, но я ожидал увидеть во сне живой и зелёный мир, Дивер, мою Родину. Но никаких снов ко мне сегодня не пришло, одна только мрачная бесплотная темнота, словно бы это и не сон, а забытьё. А посреди ночи меня разбудил папа. Он держал в руках тусклый фонарь из служебного комплекта:

– Витя, поднимайся и собирайся, через двадцать минут мы отправляемся на погрузку.

Я пожалел, что мой фонарь остался в зале одиночества, но не бежать же за ним, когда и так времени нет. На ощупь я нашёл и натянул на себя рубашку и брюки. Потом наскоро умылся - вода ещё бежала из крана, хоть и тонкой струйкой. Но света уже не было по всему посёлку, потому что энергостанция была остановлена и законсервирована. Я слышал, как папа объяснял всё это маме, которая, суетясь, готовила на кухне завтрак для нас.

– Вик, иди завтракать, - позвала она.

– Сейчас, - ответил я.

– Не сейчас, а иди, времени и так в обрез, - добавил папа.

Завтрак не отнял у нас много времени. Я быстро сжевал пару бутербродов, запивая их холодным компотом, и сказал, что больше кушать не хочу. Мама не стала как обычно настаивать, чтобы я позавтракал поплотнее, а только тяжело и с каким-то надрывом вздохнула. А папа сказал:

– Надевай на себя свой скафандр, мы пойдём наверх.

– Сейчас там не жарко, - ответил я, но скафандр всё же надел, его в любом случае следовало вернуть на корабль.

Тут же к нам, с фонариком в руке, влетел Серёжка:

– За скафандром? - спросил я.

– Ага, - последовал ответ.

– На, одевайся.

Серёжка попытался побыстрее натянуть его на себя, но запутался ногами в штанинах и, не поддержи я его, то растянулся бы на полу.

– Не спеши, Серёга, никто без нас не улетит.

Он гневно стрельнул в меня глазами, молча и аккуратно надел на себя скафандр и сразу же убежал к себе. Я даже не попытался задержать его и извиниться, хотя и почувствовал себя перед ним виноватым. Всё-таки посмеялся над ним, хоть и обещал не смеяться. Ну, да ничего, успею ещё извиниться. До Земли нам ещё целых три месяца лететь, десять раз успеем и поссориться, и помириться.

– Ну, всё, пора, - сказал папа и направился к выходу.

Я взял в руки пару сумок и пошел за ним. Но он заметил это и остановил меня:

– Вик, всё это нужно оставить, мы уходим налегке. Там есть всё необходимое для нас.

– Но почему? - вырвалось у меня.

– Все вопросы по дороге, идём быстрее.

Но задать ему вопросы я не успел. Он встретил Председателя, и они начали о чем-то вполголоса говорить. Я увидел идущего немного впереди Серёжку и, конечно же, догнал его.

– Серёж, ты меня извини.

– Ты о чем, Вик?

– Получается, что я над тобой посмеялся.

– Ты же не специально. И я на тебя ничуть даже не обиделся.

– Спасибо, - сказал я, и на душе у меня всё-таки отлегло, - Серёж, ты не знаешь, почему мы уходим налегке?

– Откуда? Никто ничего не хочет объяснять. Я с собой только это и взял, - он протянул мне узкий футляр из прозрачного пластика, в котором лежала тонкая каменная пластинка.

– Что это?

– Не узнал что ли, это же диверит, камень, найдённый только здесь, на Дивере.

– На память?

– Можно и так сказать. Но вообще-то я эту плитку разломлю, половинку оставлю здесь, а вторую возьму с собой.

– Как талисман?

– Нет, как надежду на то, что хоть кто-то из нас потом вернется сюда и сложит половинки в целое. Правильно?

– Если ты так считаешь, то наверно правильно.

– Только тогда надо, чтобы из посёлка мы вышли последними. Чтобы никто нам не помешал.

– Притормаживаем.

Мы начали пропускать вперед тех, кто шёл позади нас, и на площадку перед лестницей вышли последними. Здесь стоял сам капитан Рикст:

– Поторапливайтесь, ребята, скоро старт, - улыбнулся он нам.

– Мы быстро, дядя Артур, - сказал Серёжка.

Он разломил плитку, одну половинку положил рядом с лестницей в небольшую нишу, так, чтобы никто не мог на неё случайно наступить, вторую же, вместе с футляром, сунул под скафандр и заспешил вверх по лестнице. Я же пошёл рядом с капитаном, решив, что уж у него-то я обязательно узнаю всё, что хочу.

– Скажите, почему нам приказано идти налегке?

– Иначе "Игла" оказалась бы просто-напросто перегруженной для первого внепространственного маршевого режима, а идти на втором - потерять лишние два месяца. У нас и так каждый килограмм на учёте. Мы даже часть своих запасов оставляем здесь… Но ничего, на Земле у вас будет всё необходимое, даже то, чего здесь никогда не было, Земля - богатая планета.

– Но ведь до Земли нам ещё три месяца лететь.

– Вы их просто не заметите, - снова улыбнулся капитан, - эти месяцы окажутся для вас всего лишь одной долгой ночью. Уснете, а проснетесь уже на Земле.

– Не понимаю, - сказал я, искренне удивившись.

– Видишь ли, Виктор, "Игла" - это не пассажирский корабль и даже не транспортный, это малый крейсер. Ресурс системы жизнеобеспечения у нас ограничен, да и со свободными помещениями не густо. Поэтому вам придётся полежать в анабиозе. Сейчас это нисколько не опасно, как будто простой сон. Так что не бойся.

– Я и не боюсь, - сказал я, хотя если говорить честно, мне сделалось совсем уж не по себе. Странным образом это сильно напоминало Серёжкин сон. Нужно догнать его и обо всём рассказать. Я обогнал капитана и поспешил наверх, но Серёжку уже не догнал. У выхода стояли дисколёты с "Иглы", а один только что взлетел. Серёжки наверху не было.

– Он уже улетел, - сказал мне папа, - а увидитесь вы теперь только на Земле.

– Значит, ты всё знал и ничего нам не сказал, - выпалил я.

– Ну, что ты, Вик, я и сам узнал об этом только сейчас, от Карла. (Карлом звали нашего Председателя.)

– Но мне нужно обязательно кое-что сказать Серёжке.

– На Земле у вас будет уйма времени.

– Как ты не понимаешь, это нужно сказать ещё до отлёта.

– Может быть, вы ещё увидитесь, на "Игле".

Только на это я и надеялся. Мне казалось, что если я ничего не успею сказать Серёжке, то это будет чем-то вроде предательства. Как мы добирались до "Иглы", я плохо запомнил, потому что не о том думал. Не запомнил даже того, поднимались ли мы в корабль на лифте, или же сразу прибыли в ангар. Серёжку я всё же увидел, но ничего уже не мог ему сказать. Он, неестественно бледный, лежал под прозрачной крышкой анабиозного контейнера и словно бы спал. Я плохо себе представляю, что же тогда со мной случилось, потому что практически ничего не запомнил. Возможно, я заплакал, что вовсе не подобает парню, которому уже четырнадцать, но может быть, и нет, я просто не помню этого. А в себя я пришел, лежа поверх одеяла на кровати в маленькой корабельной каюте. Рядом со мной сидел капитан, который наверно и привел меня в чувство. Я постарался полностью успокоить себя и, как ни странно, это у меня получилось сразу же.

– Извините меня, пожалуйста, за такое поведение, - смущённо сказал я и добавил, - мне наверно пора в анабиоз?

– Ничего особенного не случится, если ты ещё какое-то время пободрствуешь. А если захочешь, то и весь полёт, все три месяца.

Я ничего не ответил ему на это. Он ещё минуту посидел рядом, глядя куда-то в сторону, потом поднялся, укрыл меня одеялом и пристегнул поверху широкими эластичными ремнями:

– Поспи немного, успокойся. Через пятнадцать минут мы стартуем, но, скорее всего, ты ничего не почувствуешь.

Я только кивнул в ответ на это и закрыл глаза. Почти сразу же я уснул и на самом деле не почувствовал ни того момента, когда "Игла" оторвалась от Дивера, ни того, когда звездолёт выскользнул из нормального пространства в Пустоту, пространство не вполне реальное, и понёсся к далекой Земле, во много раз обгоняя свет. Проснулся же от того, что в каюте снова появился капитан и включил полное освещение. Он был в хорошем настроении, что виделось во всём его облике. Посмотрев на него, я тоже улыбнулся и потянулся изо всех сил.

– Ну, как, звездолётчик, выспался? - спросил он.

– Ага, - ответил я, уже отстегивая ремни.

– Наверно ты не против того, чтобы поесть?

– Голоден, как стая крокодилов.

– Тогда умывайся, и идём.

Умыться можно было тут же, не покидая каюты. И когда я это сделал, капитан проводил меня в столовую. Столовая на корабле оказалась небольшой, всего на десять-пятнадцать человек, не больше, довольно уютной, с одним общим столом, за который капитан и усадил меня. Он придвинул ко мне накрытый салфеткой поднос:

– Когда пообедаешь, найдёшь меня в кают-компании. Это одним ярусом ниже, вторая дверь направо. Хорошо?

Я кивнул, и капитан удалился, оставив меня в одиночестве. На аппетит я не жаловался и быстро справился с предложенным мне обедом. Но в полном одиночестве я всё же не был, потому что, когда я пообедал, в стене открылось окно, и доносящийся из стены ровный голос произнес:

– Поставь поднос сюда.

– Спасибо, - коротко сказал я кибермозгу звездолёта, убрал поднос куда требуется, и вышел из столовой.

Это был мой первый космический полёт, но он был не таким, каким мне представлялся раньше. Мне казалось, что полёт обязательно должен хоть как-то ощущаться. Может быть должен был слышаться едва заметный гул или ощущаться слабая вибрация. Может быть, ещё жужжание скрытых за стенами механизмов или какие-нибудь едва слышные попискивания. Но ничего этого на звездолёте просто-напросто не было. Я прошёл по коридору, всё внимательно разглядывая. Немного закругленные в углах стены коридора были светло-серого, приятного на взгляд цвета. Освещен коридор был длинными неяркими светильниками, которые сплошной линией тянулись по потолку. По сторонам коридора были закрытые двери, поблескивающие тёмным металлом. На стенах кое-где виднелись устройства внутренней связи. Изредка попадались таблички с лаконичными разъясняющими надписями. Скоро я наткнулся на подробный план жилой зоны корабля, посмотрел на него и постарался запомнить. По этой схеме, я нашёл идущую вниз узкую лестницу. Спустившись на один уровень, я повернул направо. Вторая дверь была приоткрыта. За ней было выполненное в светло-зелёных тонах помещение. Небольшие низенькие столики, удобные кресла, почти домашний уют. Кают-компания создавалась для отдыха, и отдыхать здесь наверняка было приятно. Капитан расслабленно сидел в одном из кресел и отдыхал. Но, как только я вошел, он кивнул на кресло напротив и предложил:

– Устраивайся, как тебе удобнее.

Я решил воспринять это предложение буквально. Избавившись от кед, я забрался на кресло с ногами. Капитан почти незаметно для меня поморщился, но никакого замечания не сделал, а сказал совершенно другое:

– Вижу, что тебе многое непонятно, так что для внесения ясности, можешь спрашивать, я постараюсь, насколько это в моих силах, ответить на любой твой вопрос.

Один вопрос, необъяснимо возникнув, уже достаточно созрел у меня в голове, чтобы его задать:

– Мне почему-то кажется, что вы не настоящие звездолётчики.

– Почему ты так думаешь? - улыбнулся капитан.

– Вообще-то я и сам не знаю почему.

– В каком-то смысле это так. Потому что, во-первых: "Игла" ещё окончательно не принята как корабль, и пока ещё не входит ни в какой космофлот; во-вторых, экипаж "Иглы" составлен исключительно из сотрудников одной из секретных лабораторий Центра Изучения Внепространственных Переходов, кстати, я являюсь руководителем этой лаборатории. Но всё же мы - звездолётчики, в прошлом и настоящем. Такого ответа тебе достаточно?

– Вполне, - кивнул я.

– Тогда выкладывай следующий вопрос.

– Почему вы не положили меня в анабиоз сразу же после старта?

– Честно?

– А как же иначе.

– Одна из анабиозных капсул оказалась неисправной и неподдающейся ремонту в наших условиях.

– А почему вы тогда сказали, что я и сейчас могу лечь в анабиоз?

– Потому что на "Игле" есть ещё одна анабиозная установка, стационарная, на десять капсул, для экипажа.

– Тогда мне лучше отправиться в анабиоз прямо сейчас. А то получается, что все спят, а я - нет.

– Я подумал, что тебе было бы интересно провести полёт не в анабиозе. Будь я на твоем месте, я бы ни за что не отказался от такой возможности. Неужели тебе неинтересно?

– Интересно, - честно признался я.

– Ну, так зачем же тогда вообще разговоры об анабиозе. Живи так. Одного лишнего человека наш корабль вполне может обеспечить всем необходимым, без каких бы то ни было условий и ограничений.

– Просто мне кажется, что так я поступаю нечестно, хотя бы по отношению к Серёжке… Может быть, ваш корабль сможет обеспечить и двух лишних, ведь мы же ещё не взрослые?

– Обеспечить-то смог бы и десяток лишних, но не всё так просто решается. Разбудить твоего братишку мы просто-напросто не имеем возможности, ни малейшей.

– Почему? - спросил я, слегка испугавшись.

– Не бойся, - сказал капитан, заметив мой испуг, - ничего с ним не случилось, он в полном порядке. Но все люди с Дивера сейчас находятся в одноразовых анабиозных полукапсулах. И для того, чтобы их разбудить, нужна аппаратура, которой у нас на борту нет, и никогда не было. Так что спать они будут до Земли.

Про одноразовые полукапсулы я был наслышан, именно в таких отправлялись переселенцы с Земли на другие заселяемые планеты. Полукапсула могла самостоятельно ввести человека в анабиоз, но для того, чтобы его разбудить, полукапсула помещалась в специальную установку, сложную и довольно громоздкую. Но из всех анабиозных установок, полукапсулы были самыми простыми и самыми надежными, не было ещё ни одного случая, чтобы с человеком в полукапсуле что-то случилось. Но Капитан был прав, на борту корабля никого из находящихся в полукапсулах людей, не разбудить. Хотелось ли мне посмотреть на перелёт, принять предложение капитана? Хотелось, и даже очень, но что я потом скажу Серёжке?

– А можно мне лечь в анабиоз не сейчас, а через неделю? - Как мне показалось, я нашел компромиссное решение.

– Пожалуйста, когда захочешь.

И я на неделю остался на корабле. Она пролетела для меня быстро, даже чересчур быстро, потому что каждый день, и каждый час был для меня насыщен и интересен. Я узнал столько нового, и то, что раньше было для меня непонятным, становилось понятным. Узнал, что представляет собой дальний экспериментальный крейсер "Игла", корабль совершенно нового типа и класса, и чем он отличается от всех кораблей, построенных до него. Я познакомился со всеми звездолётчиками из экипажа, все они, без исключений, оказались хорошими и весёлыми людьми. Я, даже можно так сказать, подружился со многими из них. Я облазил весь звездолёт, конечно, кроме тех помещений, куда не было доступа любому неспециалисту. Мне показывали, как работают многие из систем корабля, и как ими управляют. А звёздпилоты, с разрешения капитана, даже разрешили мне немного поуправлять звездолётом. И они после этого признавали, что для первого раза у меня получилось просто на отлично. А капитан, узнав о моих успехах, сказал, что если на Земле я не пойду учиться в Звёздное, он загонит меня силой, даже если я буду отбиваться руками и ногами. После этого я стал лучшим другом звёздпилотов, которые почти что не в шутку называли меня не иначе, как "наш стажёр" и предлагали не учиться, а сразу же идти работать к ним, в лабораторию ЦИВПа.

Но неделя всё же прошла. И вечером седьмого дня я отыскал капитана:

– Неделя закончилась, капитан, мне пора в анабиоз.

– Вик, - сказал он в ответ, в экипаже все теперь называли меня этим моим сокращённым именем, - тебе что, не понравилось здесь? Скучно? Неинтересно? Или ещё что?

– Наоборот, дядя Артур, мне совсем не скучно и даже очень интересно. И поэтому я и должен уснуть. Я самому себе обещал.

– Ну, что же, пусть будет так, - сказал он, поняв, что решение я принял уже окончательное, - идём.

Кабинка внутрикорабельного лифта опустила нас на пять ярусов вниз, к медотсеку. В медотсеке была дверь, за которой я ещё ни разу не был. Капитан открыл её и жестом пригласил меня войти. Внутри, на небольшом возвышении, стояли в ряд десять стационарных анабиозных капсул: Половинка лежащего цилиндра с толстой прозрачной крышкой и массивным непрозрачным основанием. На основаниях, выходящих в проход, были небольшие панели управления. Капитан щелкнул переключателем на ближайшей капсуле и над панелью засветился небольшой неяркий экран, на котором появилась надпись: "Капсула исправна и готова к использованию".

– Это автоматическая анабиозная капсула, - сказал капитан, - в ней можно отправиться в анабиоз без посторонней помощи. Обращаться с ней очень просто. Вот с этой панели задаются условия пробуждения, в частности время. По этим условиям автоматика разбудит находящегося в капсуле человека, но пробуждение можно включить и вручную. Вот здесь, - капитан открыл узкую дверцу на стене, - оставляют одежду, хотя конечно можно ложиться и в ней, но это не рекомендуется правилами. Видишь, в капсуле справа совсем маленькая панель управления. Достаточно лечь в капсулу и нажать голубую кнопку, дальше автоматика самостоятельно выполнит все необходимые действия. Ну вот, вроде бы и всё, когда захочешь, сможешь отправиться в анабиоз самостоятельно.

– А зачем тогда, кроме голубой, ещё две кнопки? - спросил я, разглядывая панель в капсуле.

– Жёлтая кнопка - анабиоз без условий, то есть до тех пор, пока кто-то не разбудит. Ну а красная - отмена нажатия двух других, то есть, если успеешь, то можешь передумать и не уходить в анабиоз. Ещё есть вопросы?

Я отрицательно мотнул головой, больше вопросов у меня не оставалось.

– Ну, тогда оставляю тебя одного.

Сказав это, капитан вышел, оставив меня один на один с анабиозными капсулами. Сначала я внимательно прочитал выгравированные на основании капсулы инструкции по её использованию, хоть ненамного оттягивая анабиоз, потом всё же решился. Условием своего пробуждения я поставил время - за двое суток до прибытия "Иглы" на Землю. Потом, не торопясь, повесил одежду в шкафчик. Ещё раз осмотрелся, помещение анабиозного отсека было выполнено в тёмных тонах, освещение было неяркое, создававшее иллюзию позднего вечера. Оставшись в одних только трусах и тяжело вздохнув, я лег в капсулу. Ещё несколько минут промедлил, окончательно решаясь, и только после этого нажал на голубую кнопку. С лёгким клацаньем защёлкнулась крышка, а я начал впадать в ледяное оцепенение, словно бы погружался в ледяную воду. Я испугался этого, холодного, страшного, как могила, сна, но ничего сделать уже не успел, уснув сном, в котором не бывает снов.