"Мошенники времени" - читать интересную книгу автора (Асприн Роберт Линн)

Глава 3

Люпус Мортиферус терпеть не мог проигрывать. В его работе поражение означало смерть. И как и для большинства других гладиаторов, проиграть ставку означало для него почти что дурное предзнаменование, способное навлечь крупные неприятности Волк Смерти, как назвали его еще в Школе, твердо решил отыскать этого жалкого уличного воришку и вытрясти из него свои деньги или по крайней мере полюбоваться на то, как тот встретит смерть на арене.

Все, что ему нужно было сделать, – это найти его.

Они с друзьями стояли, переговариваясь, на том же месте, где этот мошенник улизнул у них из-под носа верхом на Солнечном Бегуне, одном из лучших коней, когда-либо бежавших в Цирке. Владелец его был вне себя от ярости. Хотя несколько его друзей поскакали вдогонку, вор успел заметно оторваться от них, к тому же конь под ним был резвее. Люпус Мортиферус не слишком надеялся на то, что кто-то вообще сможет догнать эту поганую крысу.

– Выходит, – толкнул его локтем Квинтус, – ты раскатал губу на сто пятьдесят аурий, так?

– Интересно, так ли Волк хитер, как ему кажется? – усмехнулся другой приятель. – Ничего, пусть сбережений у него поубавится, зато зубы станут еще длиннее!

Люпус только крепче стиснул зубы и промолчал. Эти деньги были ему просто необходимы для того, чтобы начать новую жизнь. Едва выкупив год назад себе свободу, он сразу же начал копить деньги на то, чтобы вообще оставить арену. И теперь, в самый решающий момент, какая-то деревенщина предлагает ему освободиться втрое быстрее… и надо же такому случиться, что это оказался обыкновенный вор!

– Возвращайтесь в Цирк! – буркнул Люпус. – До моего основного выхода еще пара часов, не меньше. Я пойду за этими лошадниками, посмотрю, вдруг найду что-нибудь. Волк так просто не сдается.

Ответом ему был еще один залп шуток – в конце концов кто, как не он, сам влез прямехонько в радушные объятия этой крысы, – и он зашагал в ту сторону, куда ускакали в погоню лошадники. «Я найду эту маленькую вонючку и, клянусь Геркулесом, переломаю все его поганые кости, а потом переломаю их кусочки, а потом…»

Он встретил возвращающихся наездников – они вели Солнечного Бегуна в поводу. На нем запеклась пена, но ему дали остыть по всем правилам, иначе вряд ли лошадники улыбались бы с таким облегчением.

– Нашли его привязанным у фонтана, – объяснил один из них, отвечая на вопрос Люпуса. – В трех кварталах отсюда.

Люпус кивнул и поспешил дальше. Он нашел указанный фонтан, но никаких признаков вора. Поэтому он пошел по окрестным лавочникам. На след он напал в третьей же лавке.

– Ага, он пошел вон туда и насвистывал при этом так. словно владеет императорским дворцом – Спасибо. – Люпус кинул ему второй сестерции и зашагал в указанную сторону. Здесь улицы были чуть прямее, чем на противоположном берегу, и уже через пять минут Люпус увидел впереди свою жертву.

– Давай! – кричал ему внутренний голос.

Но он сдержался.

Если он проследит эту маленькую змею до самого ее гнезда, он, возможно, вернет себе гораздо больше, чем те деньги, которых лишился. Как знать, сколько эта крыса награбила за то время, что провела в Риме? Этот вор дарил ему очень соблазнительную возможность. Пока же он, похоже, собирался обойти весь этот проклятый город. Он то и дело задерживался, чтобы купить себе вина и колбасы, – наверняка, гад, на деньги, награбленные у других жертв, – потом купил несколько безделушек из тех, что любят цеплять на себя женщины.

Когда эта маленькая крыса перешла наконец Тибр и остановилась поглазеть на величественный храмовый комплекс на Капитолийском холме.

Люпуса начало уже поджимать время. У него оставался еще выбор – или распотрошить крысу сейчас же, вернув свои деньги, или пропустить поединки, на которые был заявлен сегодня. Он совсем было собрался уже нападать, он даже положил руку на рукоять ножа, и тут в голову ему пришел третий вариант.

Он огляделся по сторонам и увидел пару глазевших на него нищих мальчишек.

– Ты правда Люпус Мортиферус? – спросил у него тот, что посмелее; в глазах его восторг мешался с благоговейным ужасом.

– Правда.

Глаза округлились еще сильнее.

– Хочешь заработать немного? – холодно улыбнулся Люпус.

Тот разинул рот от неожиданности.

– Как?

– Видишь вон того человека? – Он ткнул пальцем в сторону вора. – Ступай за ним. Узнай, где он живет, и скажи мне, и я дам тебе достаточно серебра, чтобы ты смог купить себе собственных рабов.

Парень поперхнулся.

– Мы пойдем за ним! Но как нам дать тебе знать, куда он пошел?

Люпус вздохнул. От голода человек дуреет, а эти мальчишки, судя по их виду, не ели нормально уже несколько лет.

– Один из вас останется там, куда он зайдет, – терпеливо объяснил Люпус.

– А второй пойдет и найдет меня. Я буду ждать в ложах для выступающих.

Он выдал каждому по паре медных ассов в задаток, показал им кошелек, полный серебра, в качестве приманки и мрачно отправился обратно в Цирк. Ему предстояло еще выиграть несколько боев. Учитывая настроение Люпуса Мортиферуса, его соперникам можно было только посочувствовать. То-то порадуются зрители его сегодняшнему выступлению! А потом…

А потом одному вору-чужестранцу доведется узнать, что такое месть римлянина.

Голос Агнес Ферчайлд повысился почти до визга.

– Ты использовал меня, Скитер Джексон! Как… как ты посмел…

– Но, Агнес…

– Не трогай меня! Боже мой, подумать только, я дала тебе билет, деньги, я даже спала с тобой! Я тебя ненавижу! И все, что тебе было нужно, – это удрать и выиграть на Играх!

– Ну, Агнес…

– Я могла потерять работу! – На ее глазах блестели слезы, но это были слезы от злости. – А я-то, дура, не верила, что ты можешь поступить так со мной! – Не поднимая на него глаз, она зябко охватила себя руками.

– Послушай, детка, ну будь умницей! Ты мне ужасно нравишься. Но бизнес есть бизнес. Боже праведный, Агнес, ты водишь шарагу кровожадных извращенцев смотреть, как люди рубят друг друга на куски, ты таскаешь сюда половых гигантов, чтобы они могли вволю насиловать проституток в древних борделях, и это тебя ни капельки не смущает, но стоит человеку поставить несколько грошей…

– Убирайся с глаз моих! Будь проклят тот день, когда я обратила на тебя внимание, Скитер Джексон! Если бы я знала, чем это кончится, я бы… я бы заперла тебя здесь! Это было бы справедливо: бросить тебя в Риме со всеми теми, чьи деньги ты прикарманил!

Скитер сдался. Почему-то с женщинами у него всегда кончалось подобным образом, хотя он никак не мог взять в толк почему. Правда, так бурно, пожалуй, не реагировал еще никто. Ну, если не считать Марго. Она тоже высказала ему кое-чего, узнав, что он вовсе не разведчик времени. А ведь он ее даже не…

Нет, право же, искать в этом смысл безнадежно. Конечно, ему будет не хватать общества Агнес, особенно в постели, но вес кошельков с золотом на поясе более чем компенсирует ему ее реакцию. И ведь это сбор всего за один день. Доведись Есугэю узнать об этом, и он восхвалял бы Скитера на все стойбище.

Ох, ладно. Что сделано, то сделано, и хватит об этом. Пора обдумать что-нибудь новенькое, не требующее перехода через Врата Нижнего Времени.

Разумеется, с его сегодняшним выигрышем он может и не спешить, планируя новую аферу. Он оставил Агнес сидеть в своем номере и присоединился к веселью в гостиной, слегка терзаясь угрызениями совести из опасения, что Агнес ревет в подушку.

Тьфу. Из-за одной маленькой ставки…

Можно подумать, он украл ее сердце или что-нибудь в этом роде. Ох уж эти женщины. Что ни сделай, вечно они недовольны. Ладно, как только он вернется на Восемьдесят Шестой, он отправится прямиком в «Нижнее Время» и напьется вусмерть. Блин, да он угостит всех за свой счет, а потом упьется с друзьями так, как положено тому, кто вырос в монгольских степях. После этой ее истерики он имеет право на небольшую разрядку.

Может, он даже найдет кого-нибудь, кто согласится утешить его после, в тиши его холостяцких апартаментов. Какую-нибудь славную туристочку с нежной кожей, готовую помочь ему справиться с чувством острого одиночества, от которого он так и не смог отделаться, входя в заполненный народом зал гостиницы «Путешествий во времени». Да, вот он, выход: женщины и вино.

Древнее как мир лекарство, исцеляющее любые сердечные раны.

Скитер изобразил на лице свою лучшую улыбку, прикидывая, сколько карманов мог бы обчистить за то время, что осталось до открытия Римских Врат.

Вор проживал в гостинице, уютно разместившейся на Авентинском холме.

Она ломилась от постояльцев. Люпус расплатился с мальчишками и подождал, пока они скроются из вида, потом шагнул в переполненное помещение. Кое-кто удивленно покосился на него, однако еда и вино, что ему подали, оказались лучше, чем он ожидал. Человек, которого он искал, сидел в дальнем углу, сияя торжеством, и беседовал о чем-то с девушкой-рабыней простецкого вида – та улыбалась ему, как улыбается женщина хорошо удовлетворившему ее мужчине.

Люпус до поры придержал свою улыбку, когда они вышли продолжить разговор в более интимной обстановке. Последовав за ними, он услышал сквозь закрытую дверь шум спора, завершившегося тем, что вор пулей вылетел обратно в гостиную.

Ага, не все, значит, ладится у господина и его наложницы. Люпус усмехнулся, покончил с едой и вышел из гостиницы, чтобы дождаться темноты.

Все, что ему оставалось теперь сделать, – это подождать, пока постояльцы разойдутся по постелям, и вор будет в его власти.

Конечно, он мог позвать городскую стражу, чтобы она схватила этого человека, но его репутация и так уже достаточно пострадала. До сих пор о его дурацкой потере знали только самые близкие друзья. Если об этом узнает еще и стража, его имя сделается посмешищем от Яникула и до лагеря преторианцев. Нет уж, этот счет он сведет лично. Вот только вечеринка в гостинице, к его досаде, затягивалась – постояльцы смеялись и распевали песни на каком-то незнакомом ему варварском языке. Это безобразие продолжалось до самой темноты.

Что эти болваны из колоний, никогда не ложатся спать?

Телеги и тяжело нагруженные фуры грохотали в темноте мимо гостиницы; свет из окон падал на усталые лица возниц и темные камни мостовой. Прошел еще час, потом другой, а конца веселью все не было видно. Накапливая раздражение, Люпус терпеливо ждал.

То, что произошло потом, удивило его сверх всякой меры. Все до единого дебоширы тесно сбитой толпой вывалились из гостиницы и направились куда-то по забитым подводами ночным улицам; дорогу им показывали рабы в ошейниках и с фонарями. Тот, кого искал Люпус, тоже был среди них, улыбаясь, как дрессированная обезьянка. Люпус скользил в темноте, положив руку на рукоять меча. Следуя за ними, он дошел до винной лавки на Аппиевой дороге. Судя по звездам, время было около полуночи, и все же почти четыре десятка людей ввалились в темную, тихую лавку. Одни горланили песни, другие шатались, у третьих был такой вид, словно их сейчас стошнит.

Люпусова жертва вошла туда, даже не оглянувшись. Из открытой в глубине помещения двери падал свет. Он освещал опустевшие прилавки, каменные скамьи и запечатанные амфоры с вином. За дверью находилась, судя по всему, небольшая кладовая, где торговец хранил свой товар. Люпус скользнул через улицу и осторожно вошел в лавку, когда кто-то прикрыл дверь. На мгновение он совершенно ослеп. Он чертыхнулся про себя, подождал, когда глаза свыкнутся с темнотой, подошел к задней двери и прислушался. Он не услышал ни звука.

И тут в костях его черепа зародилось странное жужжание. Это был не настоящий звук, но Люпус стиснул уши руками, пытаясь заглушить его. Что же это за винная лавка такая? Пот струился по лбу. Он не боялся, но…

Дверь кладовой неожиданно отворилась снова.

Люпус скрючился, прячась за прилавком.

Человек пятьдесят вышли из кладовой – но среди них ни одного из тех, кто заходил туда всего минуту назад! Последний вышедший прикрыл за собой дверь, оставив Люпуса сидеть в темноте. Качались фонари, незнакомцы хихикали и переговаривались шепотом на том же незнакомом языке. Держась за гудящую голову, смотрел Люпус вслед удаляющейся толпе. Постепенно звук, который не был звуком, стих. Мужчины и женщины, вышедшие из кладовой, скрылись за углом.

Люпус осторожно вышел из-за каменного прилавка, огляделся по сторонам и подошел к двери в кладовую. Она оказалась не заперта. Кто-то даже оставил внутри горящую лампу; наверное, владелец лавки скоро вернется, иначе задул бы ее. Люпус тщательно, хоть и не без некоторой поспешности, обыскал помещение, но не нашел и следа четырех десятков человек, вошедших сюда несколько минут назад. Он не нашел ни другого выхода, ни люка в полу.

Помещение было совершенно пустым, если не считать рядов амфор у стен. Люпус поболтал первую попавшуюся – она оказалась полна.

Стоя посередине опустевшей комнаты, Люпус Мортиферус ощутил непривычный холодок по спине. Его жертва исчезла, буквально растворилась в воздухе, прихватив с собой завоеванные с таким трудом деньги Люпуса. Люпус тихо выругался, потом поставил амфору на место, резко повернулся и вышел.

Ничего, он еще отыщет секрет этой винной лавки. Те люди, что вошли сюда и вышли отсюда, проходили через что-то – это были не духи из подземного мира, но мужчины и женщины из плоти и крови. И раз уж Люпус – пусть даже и суеверный немного – не верил в волшебные чудеса, он найдет дорогу туда.

Все, что ему нужно для этого, – повнимательнее следить за новой группой.

И когда он окажется там…

Люпус Мортиферус, Волк Смерти Большого Римского Цирка, улыбнулся в темноте.

– Скоро, – пообещал он вору, – скоро твой живот познакомится с моим клинком. Не думаю, чтобы моя месть пришлась тебе особенно по вкусу, – а вот твоя плоть моему мечу понравится, это точно!

Мрачно усмехнувшись собственному каламбуру, Люпус Мортиферус зашагал в ночь.

Дни открытия Врат всегда положительно сказывались на количестве посетителей бара «Нижнее Время». Когда же речь шла об открытии Римских Врат, Маркус едва успевал разносить напитки и передавать Молли заказы на сандвичи. Звон стекла и запах алкоголя заполняли полутемный интерьер бара, мешаясь с гулом голосов. Одни путешественники похвалялись тем, что делали (или видели, или слышали) в Нижнем Времени, а другие изо всех сил старались утопить воспоминания об этом в вине. Впрочем, находились и третьи – те вообще отрицали, что это их мало-мальски трогает.

В общем, был самый обычный день открытия Римских Врат Маркус поставил поднос, полный питья, на стол, за которым Кит Карсон и Малькольм Мур травили байки Рэчел Айзенштайн. В принципе главного врача Вокзала Времени не так-то просто было сбить с толку, но она явно получала удовольствие, притворяясь, будто верит самому знаменитому разведчику времени и самому опытному независимому гиду Ла-ла-ландии. Маркус улыбнулся, согретый их приветливыми улыбками гораздо больше, чем чаевыми, потом вернулся в заднюю комнату и, ловко лавируя между игроками в бильярд, прошел в угол, где сидели и резались в покер на деньги Голди Морран и Брайан Хендриксон. Игра шла по-крупному.

Маркусу было хорошо знакомо это выражение на лице Голди. Он невольно вздрогнул. Она проигрывала – и, похоже, здорово проигрывала. Лицо Хендриксона не выражало ровным счетом ничего, но стопка денег на столе рядом с ним была заметно больше, чем у Голди. За их игрой напряженно следили несколько зрителей. Голди (чем-то неприятно напоминавшая Маркусу некую знатную римскую матрону, которую изредка навещал по взаимной договоренности его бывший хозяин) оторвалась от изучения своих карт, посмотрела в невозмутимое лицо Брайана и чуть скривила губу.

– Открывай.

Хендриксон открыл свои карты.

Голди Морран выругалась так, что шокировала даже видавшего виды Маркуса. Еще несколько купюр перекочевали в кучу библиотекаря.

– Ваши напитки, – негромко сказал Маркус, осторожно ставя поднос рядом с картами, деньгами и оттопыренными локтями.

Где-то в основном зале послышался очень знакомый голос:

– Эй, Маркус! Ты где?

Скитер Джексон вернулся! Маркус с трудом удержался от радостной улыбки.

Он молча собрал со стола пустые стаканы, отметил про себя отсутствие реакции со стороны Голди и благодарный взгляд библиотекаря и только потом поспешил к другу. Тот, сияя, стоял посреди комнаты.

– Напитки! – объявил тот. – Всем по одной за мой счет!

Маркус поперхнулся.

– Скитер! Это же… Это будет очень дорого! – Таких денег у его друга никогда не водилось. И народу в «Нижнем Времени» было в этот вечер полным-полно.

– Йеп! Я много поставил и много выиграл. Нет, правда, много! – От его улыбки в темном помещении стало, казалось, светлее. Он достал полный кошелек. – Это за питье!

– Так ты выиграл?

– Еще как выиграл! – рассмеялся Скитер. – Обслужи их, Маркус. – Он подмигнул и протянул Маркусу еще один тяжелый кошелек. – Спасибо. Это тебе за твою помощь, – прошептал он и вернулся к столу, оказавшись там в центре внимания, в основном со стороны туристов. Кошелек в руках у Маркуса был очень тяжелый. Маркуса пробрала дрожь. Когда он развязал тесемки, голова его пошла кругом от количества монет – и их цвета! Но это же… Он не мог так сразу прикинуть, сколько их в кошельке, но если их и не хватало на то, чтобы уплатить остаток долга, то совсем немного. Совсем, совсем немного.

Взгляд его затуманился.

Скитер не забыл обещания.

Маркус знал, что в этом мире, мире пришельцев из будущего и обитателей Восемьдесят Шестого, мужчинам не положено плакать, что римские мужья делали без стеснения. Поэтому он только поморгал немного, скрывая слезы, но комок в горле остался, так что он не мог сказать ни слова, даже если бы от этого зависела его жизнь. Скитер не забыл своего обещания. И не просто не забыл, но и выполнил его. «Я тоже не забуду, – мысленно поклялся Маркус. – Я не забуду твоего поступка. Мой друг».

Он сунул деньги в передний карман джинсов – поглубже, чтобы до них не добрались чьи-нибудь ловкие пальцы, потом снова отчаянно заморгал, борясь со слезами. Ему ужасно хотелось сейчас же уйти из «Нижнего Времени», чтобы поделиться новостями с Йанирой, но до конца работы еще оставалось несколько часов, да и она занята с каким-то аспирантом из Верхнего Времени, консультировавшимся у нее – и неплохо платившим за это – как у непререкаемого, безупречного источника информации. Она говорила как-то Маркусу, что некоторые учебные центры Верхнего Времени не позволяют своим студентам пользоваться подобными записями, считая их недостаточно достоверными. Лицо ее при мысли об этом темнело от обиды – действительно, как посмел кто-то усомниться в ее честности!

Впрочем, гораздо больше школ вполне доверяло подобным источникам информации. Маркус испытывал глубокую радость оттого, что Йанире не надо больше ограничивать себя, продавая частицы своей жизни, чтобы отложить деньги на уплату долга Маркуса. Ничего, он и позже сможет рассказать ей об удаче, об их добром друге и союзнике. Он уже сейчас представлял себе, какой радостью загорятся ее глаза.

«Возможно, я смогу прокормить еще одного ребенка. И если боги улыбнутся нам – сына». С головой, полной подобных мечтаний, Маркус принялся разносить напитки, столь щедро оплаченные Скитером. Действительно, тех денег, что были в кошельке, хватило на питье всем, и даже осталось немного.

Из задней комнаты появились Голди Морран и Брайан Хендриксон – то ли у Голди иссякли деньги, то ли терпение. За ними косяком рыб-прихлебал тянулись восторженные зрители.

– Мне послышалось, будто Скитер всех угощает? – поинтересовалась Голди.

Скитер лениво оторвался от стула и отвесил ей ироничный поклон.

– Ты все расслышала верно. И уж ты-то знаешь, что деньги у меня есть.

– На этот раз он подмигнул ей.

Ах!.. Ну да, Голди ведь наверняка обменивала деньги, что выиграл Скитер. Лицо Голди приобрело кисло-горькое выражение.

– Деньги? Ты называешь пару тысяч деньгами? Бог мой, Скитер, детка, да я за одну игру спускаю столько. Когда же ты наконец повзрослеешь настолько, что перестанешь размениваться на мелочи?

Скитер выпрямился во весь рост; глаза его сначала расширились, потом свирепо сузились. Теперь уже внимание всех до одного в зале – как туристов, так и местных – было приковано к нему. Лицо его вспыхнуло румянцем, то ли от злости, то ли от обиды – со Скитером никогда не знаешь точно.

– Мелочь? – переспросил он, и в глазах его загорелся недобрый огонек.

– Ну да, наверное, с твоей точки зрения, Голди, я действительно мелочь.

Так, Скитер, мелкое дерьмо, ничего особенного. Правда, если я не ошибаюсь, мне последнее время слишком часто везет, это тоже верно. В общем, Голди, ты ничуть не лучше меня, какую бы лапшу ты ни вешала на уши своим клиентам.

В наступившей тишине даже падение иголки на деревянный пол прозвучало бы громче пожарного колокола.

– Что ты хочешь этим сказать? – Голди задышала глубже, раздувая ноздри. Губы ее побелели.

– О, брось, Голди. Меня-то ты не надуешь, мы с тобой слишком похожи.

Всем в Ла-ла-ландии хорошо известно, что ты как можешь надуваешь своих клиентов. – Несколько присутствующих в зале туристов заметно вздрогнули и с опаской покосились на Голди. Скитер пожал плечами. – Если бы у меня был магазин антиквариата и возможность грести редкие монеты за полцены, а может, банковский счет вроде твоего, черт, я тоже запросто спускал бы в покер по несколько тысяч, даже не заметив этого.

Так вот, я говорил, что ты не лучше меня. Ты жульничаешь, я жульничаю, и все здесь называют нас обоих мошенниками и еще бог знает как. Если бы ты не вешала клиентам лапшу на уши, пользуясь своим знанием монет и камней, тебе бы и половины моего недельного заработка не видать. Мягко говоря, кроме камней и монет, ты вообще ни хрена не знаешь. Черт, да я, возможно, сделал бы бабок вдвое или втрое против твоего, доведись тебе зарабатывать на жизнь так, как мне.

Щеки Голди слегка побагровели и теперь очень гармонировали с цветом ее волос.

– Ты что, бросаешь вызов мне?

Жилка на скуле Скитера запульсировала. Что-то в его взгляде заставило Маркуса вздрогнуть. Потом он улыбнулся, но в стальном взгляде его не было ни капли веселья.

– Да, бросаю. Да, вызов. Черт, а неплохая идея. Что ты скажешь на это, Голди? Допустим, неделю, а? Все, что ты заработаешь на своем знании монет, камней и прочих безделушек, не в счет. И в конце недели тот, у кого окажется больше наличности, получает все. Что ты скажешь на это? Поспорим?

Все до единого взгляды обратились теперь на Голди Морран, главную мошенницу Ла-ла-ландии. Она только чуть скривила губу.

– Спорить? Да такие ставки не стоят усилий исходя из той ерунды, что ты зарабатываешь в среднем за неделю. – Глаза ее сузились, и на губах заиграла холодная улыбка. Маркуса снова пробрала дрожь. «Осторожнее, друг, она жаждет крови…» – Я не спорю на гроши.

Скитер шагнул вперед, и глаза его сверкнули в полумраке бара.

– Ну что ж, отлично, почему бы нам тогда не поднять ставки? Будем играть по-крупному. Пусть это будет трехнедельный заработок – черт, давай уж тогда месяц. Как раз и праздники захватим. Проигравший собирает манатки и отчаливает с Восемьдесят Шестого раз и навсегда.

Глаза Голди на мгновение расширились. Маркус прикусил губу и удержался от того, чтобы вмешаться с возражениями, не говоря уж об отчаянном желании предупредить Скитера, чтобы тот остерегся. Голди рассмеялась.

– Отчалить с Восемьдесят Шестого? Ты что, спятил?

– Что, боишься?

Какую-то секунду Маркусу казалось, что она бросится на Скитера.

– Принято! – выплюнула она; так кобра плюется ядом. Потом она повернулась к бедолаге Брайану Хендриксону, человеку, который за свою жизнь и мухи не обидел. Все это время он стоял и широко раскрытыми глазами созерцал сцену. Голди ткнула ему в грудь своим длинным наманикюренным когтем. – Ты. Я хочу, чтобы ты был официальным свидетелем. Ради такого можно и поспорить. Я выиграю, и мы навсегда избавимся от этой мелкой двуличной крысы.

Лицо Скитера потемнело, но только это и выдавало его эмоции. Он даже улыбнулся.

– Вот и нет. Выиграю я, и мы распростимся с этой прожженной дамой.

Голди шагнула к нему, раскрыв рот для еще более обидной реплики, но тут между ними встал Брайан Хендриксон.

– Олл райт, спор предложен и принят. – Библиотекарь переводил взгляд с одного на другую. – Вы двое и не представляете себе, как мне не хочется лезть во все это, но при таких серьезных ставках надо же кому-то по возможности заставлять вас играть честно.

Он вздохнул и помолчал немного.

– Боюсь, – добавил он неохотно, – что это не сделать никому, кроме меня, ибо только я разбираюсь в монетах и камнях не хуже тебя, Голди.

Ладно, значит, вы двое будете каждый день докладывать мне о своих успехах.

Все выигрыши учитываются у меня, и я же буду отмечать все проигрыши. Я буду решать, считается ли выигрыш. Тебе, Голди, запрещается обманывать туристов своей, с позволения сказать, экспертизой. Придется уж тебе поискать другие способы выиграть.

По глазам Брайана было хорошо видно, как мало удовольствия он испытывает от всего этого, но он упрямо продолжал:

– Официально заработанные деньги не считаются. И еще одно: если кого-то из вас поймают за руку, он автоматически считается проигравшим.

Ясно?

– Ясно, – презрительно фыркнула Голди.

Скитер секунду яростно смотрел на нее, и глаза его горели жаждой мщения. Маркусу припомнилось все то, что говорил ему Скитер в тот вечер, когда напился до того, что начал выкладывать свои секреты. Маркус услышал такое, что даже растерялся – он никогда не думал, что такое возможно. С тех пор он знал – его друг носит в себе жуткий заряд холодной, расчетливой мстительности. Неожиданный спор заставил его всерьез испугаться за Скитера.

Ему отчаянно хотелось крикнуть: «Тебе не нужно ничего доказывать!» – но он не мог этого сделать, и потом, было все равно уже поздно. Деньги в кармане джинсов показались ему еще тяжелее, почти такими же тяжелыми, как груз на сердце.

Друг проведет следующие несколько недель, занимаясь тем, от чего его хотел бы отучить Маркус, а иначе ему придется навсегда покинуть вокзал.

Маркус боялся потерять друга почти так же, как Совет выходцев из Нижнего Времени боялся потерять Найденного, опознанного одним из его членов. Маркус принялся молиться всем известным ему римским и галльским богам, которые могли бы услышать его, чтобы они помогли победить Скитеру, но никак не Голди.

Она-то могла позволить себе начать жизнь заново где-нибудь еще.

Скитер Джексон не мог.

Маркус вдруг ощутил такое отвращение к Голди, что не мог выразить словами. Он отвернулся и сделал вид, что занят делами за стойкой. Брайан Хендриксон продолжал уточнять правила. Маркус не заметил, как Голди ушла.

Но когда он поднял взгляд и не нашел ее в зале, у него чуть не подогнулись ноги от облегчения. В зале снова поднялся оживленный шум, и он с головой ушел в работу, разнося напитки, так что не заметил и того, когда ушел Скитер. Он пожалел о том, что упустил возможность поговорить с другом, но ему еще предстояло много дел.

Поэтому он продолжал молча разносить питье, собирать плату и время от времени похлопывал себя по карману джинсов, не переставая тревожиться о судьбе своего единственного доброго друга в этом мире – или в этом времени.